CC BY
35
https://doi.orq/10.30853/filnauki.2018-10-1.21
Инь Сюй
БУКОВНИЦА 1592 Г. КАК ОСОБЫЙ ТИП ГРАММАТИЧЕСКОГО ОПИСАНИЯ СЛАВЯНСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Статья посвящена Буковнице Герасима Ворбозомского 1592 г. (РГБ, ф. 173.1, № 35, л. 130-235) -грамматическому словарю, в котором обобщен, переосмыслен и приложен к конкретному языковому материалу опыт предшествующих описаний церковнославянского языка. Проведенное исследование принципов отбора языкового материала, особенностей его организации и систематизации, способов грамматической семантизации показало, что Буковница является памятником переходного периода от традиционного текстологического подхода к книжному языку к его аналитическому осмыслению и грамматической кодификации. Адрес статьи: www.gramota.net/materials/2/2018/10-1/21 .html
Источник
Филологические науки. Вопросы теории и практики
Тамбов: Грамота, 2018. № 10(88). Ч. 1. C. 102-108. ISSN 1997-2911.
Адрес журнала: www.gramota.net/editions/2.html
Содержание данного номера журнала: www .gramota.net/mate rials/2/2018/10-1/
© Издательство "Грамота"
Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.gramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: [email protected]
9. Современный толковый словарь русского языка: 90 000 слов и фразеологических выражений. СПб.: Норинт, 2002. 950 с.
10. Толковый словарь адыгейского языка. Майкоп: Адыгейское республиканское книжное издательство, 2006. 512 с.
11. Шагиров А. К. Основные вопросы синхронного и сравнительно-исторического анализа лексем адыгских языков: дисс. ... д. филол. н. М., 1971. 481 с.
12. Шагиров А. К. Этимологический словарь адыгских (черкесских) языков: в 2-х т. М.: Наука, 1977. Т. 1. А-Н. 290 с.; Т. 2. П-I. 224 с.
13. Яковлев Н. Ф., Ашхамаф Д. А. Грамматика адыгейского литературного языка. М. - Л.: АН СССР, 1941. 464 с.
14. Messaross J. Die pakhy-shprache. Chicago: The University of Chicago Press, 1934. 402 p.
15. Vogt H. Dictionnaire de la Langue Oubykh. Oslo: Universitetsforlaget, 1963. 264 p.
NEW ADYGHE (CIRCASSIAN) ETYMOLOGY
Ivanokov Nurbi Rashidovich, Ph. D. in Philology, Associate Professor Bizhoev Boris Chamalovich, Doctor in Philology Institute for the Humanities Research of the Kabardian-Balkarian Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, Nalchik [email protected]
The article deals with the historical and etymological analysis of a number of "unclear" lexical units of the Adyghe (Circassian) languages. A significant part of them belongs to archaisms and historicisms, but there are also a lot of words from various spheres actively used in the modern language. Most of these words are etymologized for the first time. The ones that have been considered earlier receive new versions of their origin and development in the paper. At the same time, the authors use mainly the method of internal reconstruction in the absence of old written documents and due to the limited possibility to attract the data of the related languages.
Key words and phrases: Adyghe language; Kabardian-Circassian language; common Adyghe language; form; morpheme; meaning; structure; semantics; word formation; new formation; etymology.
УДК 811.161.1 Дата поступления рукописи: 08.07.2018
https://doi.org/10.30853/filnauki.2018-10-1.21
Статья посвящена Буковнице Герасима Ворбозомского 1592 г. (РГБ, ф. 173.1, № 35, л. 130-235) - грамматическому словарю, в котором обобщен, переосмыслен и приложен к конкретному языковому материалу опыт предшествующих описаний церковнославянского языка. Проведенное исследование принципов отбора языкового материала, особенностей его организации и систематизации, способов грамматической семан-тизации показало, что Буковница является памятником переходного периода от традиционного текстологического подхода к книжному языку к его аналитическому осмыслению и грамматической кодификации.
Ключевые слова и фразы: Буковница 1592 г.; славянская грамматическая традиция; история русского литературного языка; церковнославянский язык; грамматическая норма; текстологический подход; грамматический подход.
Инь Сюй
Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова andreiyin2014@yandex. ги
БУКОВНИЦА 1592 Г. КАК ОСОБЫЙ ТИП ГРАММАТИЧЕСКОГО ОПИСАНИЯ СЛАВЯНСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
В XVI - начале XVII в. на славянской почве зарождается аналитическая грамматическая кодификация церковнославянского языка путем систематизации языковых элементов и правил их выбора. Возможность проследить процесс развития грамматического подхода к книжному языку в языковом сознании, сформировавшемся в рамках традиционного подхода и еще не оторвавшемся от образцовых текстов, предоставляет Буковница 1592 г. из собрания Московской духовной академии [2], предположительно атрибутируемая Б. А. Успенским Герасиму, старцу Благовещенского монастыря на озере Ворбозом [10, с. 303]. Буковница 1592 г. представляет собой особый тип грамматического описания, который может быть условно определен как «грамматический (словоизменительный) словарь» [1, с. 69] или «словарь трудностей церковнославянского языка» [9, с. 40], направленный на предупреждение типичных ошибок в языковой практике.
Актуальность исследования определяется самим статусом избранного объекта исследования, поскольку грамматические сочинения являются ключевыми источниками истории языка, позволяющими одновременно изучать и литературный язык эпохи, и ее языковые представления. Однако следует признать, что этот ценный памятник грамматической мысли долго оставался за пределами внимания исследователей и был лишь частично изучен в фонетическом и словообразовательном аспектах [1; 4]. Цель работы заключается в реконструкции
реализованных в Буковнице лингвистических представлений, свидетельствующих о переходном этапе от текстологического подхода к книжному языку к его грамматическому осмыслению. Поставленной целью обусловлен круг задач, решаемых в ходе исследования: установление принципов отбора языкового материала, выявление особенностей его организации и систематизации, определение способов грамматической семанти-зации. Научная новизна статьи состоит в том, что в ней впервые осуществляется всесторонний систематический анализ орфографических и грамматических норм, кодифицированных в Буковнице 1592 г.
Буковница состоит из трех частей, в которых в виде таблицы приводятся списки словоформ, расположенные в алфавитном порядке «по Еоуквамъ» [2, л. 130]. В целях кодификации орфографически и грамматически правильных книжных форм составитель словаря привлекает широкий круг источников, в том числе такие известные орфографические и грамматические трактаты, как «О мнЭжествЭ 1 о едшствЭ», «Сила соуществУ книжнаго писма», «Сила сУществУ книжнаго писания», разные редакции «О Эсми^ъ частЭ^ъ слова» [5]. Представленное в этих авторитетных руководствах описание системы (или ее фрагментов) церковнославянского языка и теоретическое обоснование провозглашенных в них правил создатель Буковницы, подвергая переосмыслению и трансформации, прилагает к конкретному языковому материалу и внедряет в практику книжного письма.
В основу организации первой части Буковницы, которая представляет собой один из вариантов трактата «О мнЭжествЭ 1 о ед'нствЭ» [1, с. 68; 4, с. 292], положен принцип антистиха - принцип графико-орфографической дифференциации омонимичных форм в церковнославянском языке [7; 8]. О том, что преодоление омонимии являлось ключевой проблемой славянской лингвистической рефлексии того времени, наглядно свидетельствует призыв к адресату разграничивать грамматические и лексические омонимы, содержащиеся в авторском предисловии к Буковнице: «знаи крате сТя, едшство Ъ мнЭжства эЭло мнЭгэ раньствУет! такоже î стость Ъ посреняго пачеже Ъ Ъпашаго! <...> колми велико имат растоАше чтота Ъ скврньъ! тако мнЭ раньствУе. î едшство Ъ мнЭжства» [2, л. 133-134].
В трактате «О мнЭжествЭ 1 о ед'нствЭ» отражен наиболее полный репертуар графико-орфографических оппозиций для различения грамматических омонимов единственного и множественного числа: о - э, и/i" - ьъ, а - а, У - оу, ь - ъ. Первый член пары кодифицируется в формах единственного числа, второй - в формах множественного числа, ср.: И ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. с.р. аггльскаа - аггльская, Р ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. ж.р. = В мн.ч. м.р. аТгльсйа - аггльскь'А, Т ед.ч. // Д мн.ч. аггломь - агглэмъ, Т ед.ч. // Д мн.ч. аггьскТмь - аггльскымъ, Р ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. ж.р. азкУки - азкУкы, И ед.ч. // Р. мн.ч. азкУчникь - аз-кУчникъ, И ед.ч. // И=В мн.ч. агнъца - агниця и т.п. [11, с. 720-721].
Ориентацию на трактат «О мнЭжествЭ "i о едшствЭ» автор Буковницы отчетливо декларирует в своем кратком предисловии, где он провозглашает цель своего труда в изложении «по коуква о едънствэ i э мнЭжственЭ » [2, л. 130] и дает взятые из трактата пары оппозиционных графем в виде ключа на первых листах рукописи (а - а, и - е/ьъ, о - э, У - оу, ь - ъ [Там же, л. 130-137]).
В этой части Буковницы в двух колонках таблицы, озаглавленных «единство» и «мнЭжствэ», содержится 2410 омонимичных пар, «Э ни ж состои ся едшство ï мнЭжствэ» [Там же, л. 130], противопоставленных на графико-орфографическом уровне, ср.: Т ед.ч. прил. м., с.р. // Д мн.ч. прил. единоглаголнЦмь -единЭглагЭлнь1мъ [Там же, л. 135 об.], И ед.ч. притяж. прил. м.р. // Р мн.ч. сущ. м.р. чиновниковь сь -чьшЭвникЭвъ всЭ [Там же, л. 146 об.], И ед.ч. страд. прич. м.р. // 1 л. мн.ч. н.в. шатаемь онъ - шятаемъ мы [Там же, л. 147]. Стандартный набор орфографических оппозиций, заимствованный из трактата «О мнЭжествЭ 1 о едшствЭ», применяется здесь преимущественно во флексиях, см.:
а/а - а: (1) И ед.ч. // И=В мн.ч. сущ. ж.р. десница она - десниця [Там же, л. 134 об.]; (2) Р ед.ч. // В мн.ч. сущ. м.р. гребца - гревцА мнЭгьъ [Там же, л. 133 об.]; (3) Р ед.ч. // И=В мн.ч. сущ. с.р. ристанТа ед'ънаго - ристанА мнЭгая [Там же, л. 139 об.]; (4) Р ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. ж.р. = В мн.ч. м.р. прил. и страд. прич. темный - темныя тЭ [Там же, л. 141], хвалимьъа тоа - хвалимыя Эньъ [Там же, л. 143]; (5) И ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. с.р. прил. и страд. прич. кЭглаа - кЭглаА [Там же, л. 131 об.], оуправлАемаа сТа - оуправлАемая мнЭ [Там же, л. 142 об.];
и - ьъ: Р ед.ч. // И=В мн.ч. сущ. ж.р. едшици - единицы [Там же, л. 135], реки ед'ъноа - рЭкы мнЭгьъя [Там же, л. 139];
ь - ъ: (1) И ед.ч. // Р. мн.ч. сущ. м.р. грЭ^ь - грЭ^ъ. мои [Там же, л. 133 об.]; (2) Т ед.ч. // Д мн.ч. сущ. врачемь - врачемъ [Там же, л. 132]; (3) И ед.ч. притяж. прил. м.р. // Р мн.ч. сущ. м.р. цревь шь - цревъ мнЭгы [Там же, л. 145]; (4) Т ед.ч. м., с.р. // Д мн.ч. прил. и страд. прич. естественьъмь - естественьъмъ [Там же, л. 135], Ъведенньъмь ед'ънем - Ъведенньъмъ людемъ [Там же, л. 144 об.]; (5) И ед.ч. страд. прич. м.р. // 1 л. мн.ч. н.р. вьъсьълаемь онъ - высылаема мьъ [Там же, л. 134];
комбинация пар о - э и ы - ъ: (1) Т ед.ч. // Д мн.ч. сущ. члкомы едЪнемы - члкэмъ мнЭгы' [Там же, л. 146]; (2) И ед.ч. притяж прил. м.р. // Р мн.ч. сущ. м.р. езалистовь глас - еЗллистэвъ [Там же, л. 150 об.];
и/Т - ы и ь - ъ: Т ед.ч. м., с.р. // Д мн.ч. прил. и действ. прич. алчющимь - алчющым [Там же, л. 130], ОЕф1мь - оещымъ [Там же, л. 149 об.];
Т - ы и а - а: Р ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. ж.р. = В мн.ч. м.р. прил. и действ. прич. глющТа оноа -глющыя [Там же, л. 133], драг|а - драгы'я [Там же, л. 134 об.];
а - а и а - а: И ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. с.р. прил. и действ. прич. еЭлящаа - еЭлящяя [Там же, л. 131], чтЭишаа ста - чтЭишяя [Там же, л. 146 об.].
Вместе с тем способ реализации принципа антистиха, заданный в трактате «О мнЭжествЭ 1 о ед'нствЭ», в Буковнице подвергается коррекции [5]. Автор словаря расширяет (1) набор позиций, используя оппозиционные графемы не только во флексии, но и в основе, в том числе - в позиции абсолютного начала слова (Р ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. ж.р. = В мн.ч. м.р. прич. едшоды'шУщТа] - единэды'шоущ ыъя [2, л. 135],
И ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. с.р. прил. ОещД - ЭещаЯ [Там же, л. 149 об.]); (2) репертуар графико-орфографических оппозиций, наделенных смыслоразличительной функцией: помимо стандартного набора о - э, и/Т - ы1, а - я, У - оу, ы - ъ в словаре вводятся новые графико-орфографические средства, в том числе скорописные начертания и надстрочные знаки: е - е (И ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. с.р. прил. велТа вЭра -велТя дЭла [Там же, л. 132]); а - а (И ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. с.р. прил. феоктистовскаа сТа -феЭктистэвскаА мнЭ [Там же, л. 138 об.]); з - з (Т ед.ч. м., с.р. // Д мн.ч. прич. эловоздающТмы -элэвэ^дающымъ [Там же, л. 137 об.]); о - ъ в приставках типа вос - въс, во - въ, со - съ (Р ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. ж.р. = В мн.ч. м.р. прич. воспЭваемыа оноа - въспЭвашыя [Там же, л. 132 об.]); оксия - ва-рия (И ед.ч. м.р. страд. прич. // 1 л. мн.ч. н.в. хвалимы о - хвалимъ мыъ [Там же, л. 143]).
Помимо омонимичных форм объектом систематизации в первой части Буковницы являются также специфически книжные формы кратких действительных причастий, которые могли подвергаться смешению под влиянием живого языка. Необходимость последовательного разграничения форм И ед.ч. ж.р. // И мн.ч. м.р. кратких действительных причастий особо оговаривается в трактате «О мнЭжествЭ 1 о ед'нствЭ»: «Паки "ъмемся ед'нтственаго 1 мнЭжественаго разУма. ед'нствено... щи, Яко елГващи... мнЭжыственаго же разУма рЭчы с'це... ще, Яко ЕлгословЯще» [11, с. 720-721]. Вслед за своим предшественником создатель Буковницы регламентирует противопоставление причастных форм И ед.ч. ж.р. // И мн.ч. м.р., включая в свой словарь 106 контрастирующих пар: алчющи - алчюще [2, л. 130], ЕлгодарЯщи - ЕлгодарЯще [Там же, л. 131], высылающи - высылающее [Там же, л. 132], гнЭвающися -гнЭвающеся [Там же, л. 133], дающи - дающе [Там же, л. 134].
Вторая и третья части Буковницы включают списки словоизменительных форм прилагательных и причастий (4399 во второй части, 2953 - в третьей). Как было установлено [5], в основе построения обеих частей лежат парадигмы - «застЭнная разУмЭнТя», представленные в разных редакциях трактата «О Эсмихъ частЭхъ слова»: № 22 «Что есть осмы частеи слова...» [11, с. 749-758] и № 24 «Стго ИЭанна Дамаски-на Э осми часте слова елика пише и гле » [Там же, с. 760-767] Ср.:
2-я часть Буковницы [2, л. 179] 3-я часть Буковницы [2, л. 201 - 201 об.] редакция № 22 [11, с. 750-751] редакция № 24 [11, с. 763-764]
истТное нарицанТе гдТна мУжа \ л ъбираемыъ сУщее нарицае мускаго имяне крУглыъи о истинное нарицанТе мУжескаго имяни Ежтвенныъи истинное нарицание мУжескомУ имени Елгодарныъи
помяновенТе единаго емаго помяновенТе мУжскаго имяни ед'нствено крУглаго то помяновенТе мУжеска имяни Елгодарнаго помяновенТе истиномУ имени мУжескомУ стго
даЯнТе единомУ мУжу емому даЯнТе единому мУжУ крУгломУ дателство мУжескаго имяни глющемУ дателство истинномУ имени мУжескомУ стомУ
нарицаетъ мно^ мУжеи емыъ имянованТе мнЭгы1 моужеи крУглыъ тЭ мнЭжно нарицанТе мУжеска имяни чистыъ множственно нарицанТе мУжеска ''стиннаго имени добродЭтелныъ
помяновенТе мнЭгыъхъ емы1 помяновенТе мнЭно кроуглыъхъ помяновенТе мнЭжно мУжескаго имени сть1 множественно помяновенТе ''стиннаго мУжескаго имени ЕгоУгоднь1
2-я часть Буковницы [2, л. 179] 3-я часть Буковницы [2, л. 201 - 201 об.] редакция № 22 [11, с. 750-751] редакция № 24 [11, с. 763-764]
дЭиство мнЭгьъми емьъм дЭиство мнЭгыми кроуглыми дЭйство мнЭжно мУжескаго имяни великими
сУщее нарицанТе средняго имяни емое сУщее нарицанТе среняго имяни крУглое то среднемУ имени истинное нарицаше прносУщное А среняго ъмяни 'стинное нарицанТе влженное
второе наимянованТе женьскаго "ъмяи емУ второе начертанТе женскаго имени затворяющУ
сУщее нарицанТе второму наимянованТю женскаго имяни емУю "'стинное нарицаше второмУ начертанТю женьскаго имени влгочтивУю
^вателство мужско Э крУгле тьъ мало нарицанТе мУжеска имяни - / влгочтиве звателнаго Ътиннаго 1мени А првне
^вателство жеска имени Э крУгла та
Ориентация на разные редакции одного трактата обусловливает сходство описываемых разделов: они различаются только по набору форм в парадигме и способу их представления, в то время как языковой материал третьей части на 95% (2806 из 2953) совпадает с языковым материалом второй части.
Таблица второй части включает 12 колонок, в наиболее широкой из них, находящейся близко к переднему обрезу в качестве начальной формы, дается (1) именная форма И ед.ч. м.р., далее поочередно к центру приводятся флексии следующих форм: (2) именная форма И ед.ч. ж.р., (3) именная форма И ед.ч. с.р., (4) членная форма И ед.ч. м.р., (5) членная форма Р ед.ч. м. и с.р., (6) членная форма Д ед.ч. м. и с.р.,
(7) именная форма И мн.ч. м.р., (8) членная форма Р мн.ч., (9) членная форма Т мн.ч., (10) членная форма И ед.ч. с.р., (11) именная форма В ед.ч. ж.р., (12) членная форма В ед.ч. ж.р.: (1) йявь, (2) ява, (3) яво, (4) явыи, (5) яваго, (6) явому, (7) явы, (8) явь! , (9) явым, (10) явое, (11) ЯвУ, (12) ЯвУю [2, л. 159 об.];
(I) знаемь, (2) ема, (3) емо, (4) емьъ, (5) емаго, (6) емому, (7) емь', (8) емь'х, (9) емым, (10) емое,
(II) емУ, (12) емУю [Там же, л. 160 об.]; (1) защищающь, (2) юща, (3) юще, (4) ющТи, (5) ющаго, (6) ющему, (7) ющы, (8) ющь , (9) ющьГ, (10) ющее, (11) ющУ, (12) ющУю [Там же, л. 161 об.].
В таблице третьей части набор состоит из тех же форм, что и во второй, за исключением двух последних -вместо именных (11) и членных (12) форм В ед.ч. ж.р. даны именные формы З ед.ч. м.р. (13) и ж.р. (14). При этом, в отличие от второй части, все словоформы приведены полностью, в несокращенном виде:
(1) приЕдижающь. (2) привлижаща, (3) привлижающе, (4) привлижающИ, (5) привлижащаго, (6) привли-жащему, (7) привлижяющы, (8) привлижящы , (9) привлижащь'м, (10) привлижащее, (13) Э привли-жаще, (14) Э привлижающа [Там же, л. 209 - 209 об.]; (1) разкрьътъ, (2) разкрьъта, (3) разкрьъто, (4) разкрытыи, (5) ракрьътаго, (6) ракрьътомУ, (7) ракрьъть' тЭ, (8) ракрь'ть'хъ, (9) ракрытыми, (10) ракрытое се, (11) Э ракрьъте ты, (12) Э ракрьъта та [Там же, л. 211 - 211 об.]; (1) телесенъ,
(2) телесна та, (3) телесно то, (4) телесныи о , (5) телеснаго, (6) телесномУ, (7) телесны тЭ,
(8) телесны, (9) телесными, (10) телесное то, (13) Э телесне, (14) Э телесна [Там же, л. 214 - 214 об.]. Проведенный анализ парадигм прилагательных и причастий в этих частях Буковницы свидетельствует
о том, что в представленной системе отсутствует ряд стандартных книжных особенностей причастного формообразования, иными словами, причастия не выступают как особый, отдельный словоизменительный класс, а объединены вместе с прилагательными.
Во-первых, во всех падежных формах унифицировано наличие/отсутствие формообразующего суффикса. Так, в косвенных падежах действительных причастий прошедшего времени устраняется формант -ъш-, в результате чего словоизменительное гнездо причастия не отличается от гнезда прилагательного с исходом основы на в, ср.: прич.: ходивь ва во выи ваго вомУ вы вы вьъми вое вУ вУю [Там же, л. 178]; прил.: живъ о, жива, живо то, живь'|и сь, живаго того, живомУ тому, живы тЭ, жь'|ЕЫХЪ, жывыми, живое, Э живе, Э жива та [Там же, л. 195 - 195 об.]. Напротив, суффиксы действительных причастий настоящего времени -ащ-, -ящ-, -Ущ-, -ющ- распространены на именную форму И ед.ч. м.р., ср.: И ед.ч. м.р.: вос-пЭвающь сь [Там же, л. 155], влгодарящь [Там же, л. 189], йи/яющь [Там же, л. 196], ср. прилагательные с исходом основы на шипящий: далечь [Там же, л. 158], тощь о [Там же, л. 175 об.].
Во-вторых, стандартные причастные флексии именных форм И ед.ч. ж.р. (-и) и И мн.ч. м.р. (-е) в парадигме заменены соответствующими окончаниями прилагательных (-а, -ыъ): И ед.ч. ж.р. прич. желающ^ [Там же, л. 195], кличюща [Там же, л. 202], ср. И ед.ч. ж.р. прил. йл^ она [Там же, л. 196], прост^] та [Там же, л. 208]; И мн.ч. м.р. прич. во^носивЫЗ [Там же, л. 191 об.], ГОбивающЫЗ [Там же, л. 222 об.], ср. И мн.ч. м.р. прил. ст|ы|| тЭ [Там же, л. 212 об.], тих|ы|| Эныъ [Там же, л. 215 об.]. На адъективную заменена и форма И ед.ч. с.р., этимологически совпадающая с формой причастия И ед.ч. м.р.: И ед.ч. с.р. прич. златящЦ сТе [Там же, л. 198], сми-рЯющЩ [Там же, л. 213], ср. И ед.ч. с.р. прил. тощЩ [Там же, л. 216].
Можно полагать, что в этой искусственной унификации было реализовано стремление устранить беспорядочное смешение кратких причастных форм, имевшее место в языковой практике под влиянием живого языка. Интересно отметить, что в этом отношении создатель Буковницы предвосхищает Мелетия Смотриц-кого, кодифицировавшего аналогичные унифицированные формы И ед.ч. м. и с.р. в своей грамматике (1619 г.): И ед.ч. м.р. вЭдящъ, И ед.ч. с.р. вЭдяще [3, л. 166 - 166 об.].
Существенно, что в результате экстраполяции адъективных флексий в грамматических позициях И ед.ч. ж.р. и И мн.ч. м.р. причастные формы, представленные во второй и третьей частях Буковницы, отличаются от форм первой части, где регламентируется их дифференциация посредством оппозиционных формантов и - е (см. выше), ср.: часть 1 И ед.ч. ж.р. // И мн.ч. м.р. еЭлащи - бЭляще [2, л. 131], дающи - дающе мыъ [Там же, л. 134]; часть 2 элоревнУюща - элоревнУющы [Там же, л. 160]; часть 3 Ыалмопоюща -Ыамопоющы| [Там же, л. 233 - 233 об.]. Такое расхождение, как нам кажется, может быть объяснено тем, что, если в первой части автор Буковницы руководствовался предписаниями трактата-ориентира «О мнЭжествЭ 1 о едънствЭ», в котором были заданы этимологически правильные флексии -и и -е, то во второй и третьей частях он был свободен в своих построениях.
Вместе с тем очевидно стремление скоординировать флексии, регламентированные во второй и третьей частях Буковницы, со способом реализации принципа антистиха, предписанным в ее первой части.
Так, для (7) именной формы И мн.ч. м.р., (8) членной формы Р мн.ч., (9) членной формы Т мн.ч. в подавляющем большинстве случаев (22039 из 22056, 99%) кодифицированы окончания с ыъ ((7) ыъ: т^хЫ! Эныъ [2, л. 215 об.], (8) ыъхъ: изчезающ|ы^ [Там же, л. 162], (9) ыъми: жив|ыми| [Там же, л. 159]), а соответствующие варианты с и ((7) и: цЭлохранителнЩ [Там же, л. 227 об.], (8) ихъ: тТ'ходаствущЩ] [Там же, л. 216 об.], (9) ими: оумнЭжымЩ^ [Там же, л. 220 об.]) возникают лишь окказионально в 17 формах, что свидетельствует о том, что при работе над этими частями автор руководствуется принципом антистиха, диктующим напи-
сание ыъ во множественном числе, ср. в первой части: Р ед.ч. // И=В |мн.ч.| сущ. ж.р. темници тоа -темнимы! [Там же, л. 141 об.], црци тоа - црц|ы Эныъ [Там же, л. 145].
Флексия ы в (1) именной форме И ед.ч. м.р. зафиксирована в словах с исходом основы на те буквы, после которых допускается использование стандартного набора графико-орфографических оппозиций (в, г, к, м, х, ч, ш, щ): велик|ы] о [Там же, л. 155 об.], изводимы [Там же, л. 162 об.], мнЭг|ы] сы [Там же, л. 166], пола-гающы [Там же, л. 169], съгласив|ы] тъ [Там же, л. 173], поскольку в этом случае ы может маркировать семантику единственного числа, ср. в первой части: И ед.ч. м.р. // Р. мн.ч. м.р. сходнТк|ы о - схЭдникъ
мнЭгы! [Там же, л. 140], Т ед.ч. // Д мн.ч. греЕцем|ы| - греЕц!мъ [Там же, л. 141].
Систематизация словоформ, обладающих разными грамматическими значениями, требует однозначного определения их грамматической семантики, при описании которой в Буковнице использовано два разных способа.
Во-первых, это собственно грамматическая дефиниция. Такие дефиниции «единство» // «мнЭжствэ» даны в первой части в шапке таблицы на всех без исключения страницах. Во второй и третьей частях грам-магические характеристики словоформ словарного гнезда, заимствованные автором «Ъ дамаскшовы! гра-матик!и Ъ осмочастнаго разУмЭнТа» [Там же, л. 233], приведены на л. 155, 157 об., 166, 179, 201 -201 об., 213 - 213 об., 228 - 228 об., ср.: (1) мУ^ско - Еогатъ тъ, (2) женско - та, (3) срене - то, (4) имянУет едша - тыъи, (5) поминает едТна - таго, (6) дае едТномУ - томУ, (7) 1мянУет мнЭгыъх - ты, (8) поминает мнЭгыъхъ - тыъхъ, (9) дЭтелно мнЭгыъми - тыъми, (10) нарицан'е сУщемУ сУщее - тое, (11) жеско имя - тУ, (12) сУщее жеско имя - тУю [Там же, л. 155].
Во-вторых, не менее значимым для составителя словаря является иллюстративный (или контекстуальный) способ семантизации, при котором словоформа приводится в расширенном контексте, в составе словосочетания, содержащего ощутимые опоры - грамматические конкретизаторы-распространители, позволяющие однозначно установить ее грамматическое значение.
В первой части Буковницы, где колонки таблицы значительно шире, чем во второй и третьей частях, и, соответственно, больше свободного пространства для приведения расширенного контекста, контекстуальный способ семантизации использован для 2952 из 4820 (61%) словоформ, в том числе 1610 (67%) форм единственного числа и 1342 (56%) форм множественного числа. Среди задействованных грамматических конкретизаторов-
распространителей безусловно доминируют (2748 из 2952, 93%) местоимения (о, оноа, онЭмь, сь, сего,
■ Л ^ ^ \ \ ^ / / м , X л . - ,
cía, тъ, та, того, тоа, мы, намъ, нашы, нашы, тЭ, всЭ и т.п.) и слова с количественным значением (едтнь, ед'тнаго, едтнемь, ед'тноа, мнЭга, мнЭ, мнЭжна, мнЭная, мнЭжньт и т.п.). Ср.: И ед.ч. // И=В мн.ч. сущ. ж.р. арганница едтна - арганниця мнэгьт [Там же, л. 130], И ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. с.р. прил. эЭлнаа она -эЭлнаа Эньт [Там же, л. 137 об.]; И ед.ч. м.р. // Р. мн.ч. м.р. совесЭднТкь - съвесЭдникъ вСЭ [Там же, л. 140 об.]; Р ед.ч. // И=В мн.ч. сущ. ж.р. цЭвници ед'тноа - цЭвницьт Эньт [Там же, л. 145].
К остальным 7% относятся существительные (вЭра, гласьт, гласэмъ, люди, полатьт, равомь, равЭ, роукамъ, срцемь, силамъ, оучнцьт, члкь и т.п.), с которыми согласуются формы прилагательных и причастий, благодаря чему достигается конкретизация не только по числу: Т ед.ч. // Д мн.ч. м.р. фео=иловьтмь члком - феЭ=илэвьтмъ люде [Там же, л. 148 об.], но и по роду: И ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. с.р. рЭчнаа стрУа ед'на - рЭчная оустрЭмлснТя [Там же, л. 139]; И ед.ч. ж.р. // И=В мн.ч. с.р. прил. твоа сила -твэЯ дЭла [Там же, л. 141].
Прослеживаются определенные предпочтения составителя словаря при выборе помет для отдельных словоформ. Так, например, в грамматической позиции Р мн.ч. сущ. м.р. доминируют (91%) показатели всЭ^ъ и мнЭгь'хъ. Ср.:
помет всего мнЭгьтхъ всЭхъ тЭ наши мнЭ> мнэ мои сь' [!]
204 117 69 8 5 2 1 1 1
Во второй и третьей частях круг конкретизаторов-распространителей значительно сужается: в подавляющем большинстве случаев (2883 из 2943, 98%) используются местоимения о, она, Эньт, ЭнЭ^ъ, сь, се, сего, семУ, сТа, сТе, сТю, тъ, та, то, того, томУ, тЭ, тЭ, тЭ, лишь в 2 случаях зафиксировано слово мУж для формы И ед.ч. м.р.
Во второй части Буковницы формы представлены в контексте лишь в 404 случаях из 52788 (т.е. менее 1%), при этом в качестве грамматических конкретизаторов используются преимущественно о, сь, тъ, ср.:
форм и флексий всего 52788 (4399*12)
пометы отсутствуют 52384
помет всего 404
И ед.ч. м.р. о (235), с! (99), тЪ (59)
И ед.ч. ж.р. она (1), ста (3), та (2)
И ед.ч. с.р. то (1), сте (1)
В ед.ч. ж.р. сТю (1)
В третьей части зафиксировано большее число помет по сравнению с предыдущим разделом
(2540 из 35436, т.е. 7%), контекстуальный способ семантизации чаще используется для форм И ед.ч. м., ж.
и с.р., И мн.ч. м.р., ср.:
форм и флексий всего 35436 (2953*12)
пометы отсутствуют 32897
помет всего 2540
И ед.ч. м.р. мУж (2), о (588), сь (230), тЪ (101)
И ед.ч. ж.р. она (66), ста (235), та (215), ты (1)
И ед.ч. с.р. то (396), се (88), сТе (213)
Р ед.ч. м.р. сего (42), того (23)
Д ед.ч. м.р. семУ (12), томУ (15)
И мн.ч. м.р. Эньт (69), тЭ (155)
Р мн.ч. тЭ (19), ЭнЭхъ (1)
Д мн.ч. тЭ" (2)
З ед.ч. м.р. тьт (52), о (2)
З ед.ч. ж.р. тьт (5), она (8)
Буковница 1592 г., автор которой обобщил и развил опыт своих предшественников, применив его для систематизации обширнейшего языкового материала, является во многом уникальным для славянской грамматической традиции типом грамматического описания. Проведенный анализ позволил сделать вывод, что реализованные в ней принципы отбора языкового материала, его структурная организация по наиболее важным для системы церковнославянского языка категориям, введение элементов современного лингвистического словаря - грамматических помет, наконец, кодификация орфографических оппозиций и внедрение их в практику письма - все это, несомненно, отражает развитие грамматического подхода к книжному языку. Вместе с тем предназначение Буковницы как справочника, предотвращающего искажения канонического текста, применение контекстуального
способа описания грамматической семантики свидетельствуют о том, что нормализация и систематизация приведенных в этом трактате форм еще не отрываются от текстов. Таким образом, можно заключить, что Буковница представляет собой памятник переходного этапа от текстологического подхода к грамматическому.
Список источников
1. Аксенова Е. А. Важный памятник средневековой грамматико-лексикографической традиции (текстологический и акцентологический анализ) // Советское славяноведение. 1981. № 1. С. 66-77.
2. Буковница 1592 г. // Российская государственная библиотека. Ф. 173.1. № 35.
3. Грамматика Славенския правильное синтагма. Евье: Типография братства Св. Духа, 1619. 252 л.
4. Живов В. М. Буковница 1592 г. и ее место в истории русской грамматической мысли // The Language and Verse of Russia: In Honor of Dean S. Worth / ed. by H. Birnbaum and M. S. Flier. М.: Восточная литература РАН, 1995. С. 291-303.
5. Инь Сюй. Буковница 1592 г.: круг источников // Мир науки, культуры, образования. 2017. № 3 (64). С. 344-353.
6. Инь Сюй. Особенности реализации принципа антистиха в Буковнице 1592 г. // Славянские языки и культуры в современном мире: III международный научный симпозиум: труды и материалы (г. Москва, 23-26 мая 2016 г.) / под общ. рук. М. Л. Ремневой. М.: МАКС Пресс, 2016. С. 89-91.
7. Кузьминова Е. А. Антистих // Православная энциклопедия / под общ. ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. Т. II. С. 549-553.
8. Кузьминова Е. А. Принцип антистиха в славянской грамматической традиции // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2011. № 5. С. 36-55.
9. Кузьминова Е. А. «Словарь трудностей» церковнославянского языка XVII в. // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2016. № 2. С. 40-50.
10. Успенский Б. А. История русского литературного языка (XI-XVII вв.). Изд-е 3-е, испр. и доп. М.: Аспект Пресс, 2002. 559 с.
11. Ягич И. В. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке // Исследования по русскому языку: в 3-х т. СПб.: Типография Императорской АН, 1885. Т. I. С. 289-1023.
BUKOVNITSA OF 1592 AS A SPECIAL TYPE OF GRAMMATICAL DESCRIPTION OF THE SLAVONIC MIDDLE AGES
Yin Xu
Lomonosov Moscow State University [email protected]
The article is devoted to Bukovnitsa of 1592, a grammatical dictionary, in which the attempt of previous descriptions of the Church Slavonic language was generalized, reinterpreted and applied to specific linguistic material. The conducted research of the principles of linguistic material selection, the peculiarities of its arrangement and systematization, and the ways of grammatical semantization shows that Bukovnitsa is a monument of the transition period from the traditional textological approach to the literary language to its analytical interpretation and grammatical codification.
Key words and phrases: Bukovnitsa of 1592; Slavonic grammatical tradition; history of the Russian literary language; Church Slavonic language; grammatical norm; textological approach; grammatical approach.
УДК 8; 81-23 Дата поступления рукописи: 25.06.2018
https://doi.org/10.30853/filnauki.2018-10-1.22
Данная статья посвящена анализу предложно-падежных конструкций вертикальной соположенности, над -с твор. и под - с твор., с позиций когнитивной лингвистики. Основное внимание в работе акцентируется на концептуальных метафорах и метонимиях, объясняющих особенности употребления исследуемых пред-ложно-падежных конструкций. Сопоставительный анализ над - с твор. и под - с твор. дает возможность выявить различные, а также взаимосвязанные метафоры и метонимии, в лексической репрезентации которых участвуют эти предложно-падежные конструкции.
Ключевые слова и фразы: предложно-падежные конструкции вертикальной соположенности; когнитивная лингвистика; образ-схемы; метафоры; метонимии.
Калюга Марика Ашотовна, к. филол. н.
Университет Маквори, г. Сидней, Австралия m. kalyuga@gmail. com
ПРЕДЛОЖНО-ПАДЕЖНЫЕ КОНСТРУКЦИИ ВЕРТИКАЛЬНОЙ СОПОЛОЖЕННОСТИ
Работы, выполненные в рамках когнитивной лингвистики, направлены на описание связей между языковыми категориями и восприятием мира. В последние годы много таких работ посвящено исследованию предлогов [2-4; 7; 8; 12-14; 18; 20-22], поскольку предлоги не только позволяют раскрыть специфику
