CC BY
72БЕЗОПАСНОСТЬ
Большая англо-американская игра в Центральной Азии: путь преодоления
Фабрицио Виельмини
Далеко не всегда взгляды авторов, публикующихся в «Вестнике Евразии», совпадают со взглядами членов Редакционного совета журнала. Расхождения могут быть большими или меньшими; но пальму первенства, пожалуй, держит текст, следующий после этого краткого предисловия. Написан он итальянским исследователем, последние годы живущем в Казахстане. Возможно, данное обстоятельство как-то повлияло на позицию автора, грешащую, по нашему мнению, необоснованным ригоризмом. Придирчивый читатель может даже усмотреть в статье Фабрицио Виельмини следы пресловутой «теории заговора», в соответствии с которой мир признается управляемым и манипулируемым некими могущественными силами. Однако, несмотря на антипатию и к этой теории, и к чрезмерной категоричности суждений и выводов, мы все же решили напечатать статью. Причин тому было три. Во-первых, она представляет достаточно целостную и последовательную интерпретацию постсоветсой истории Центральной Азии под специфическим углом зрения. Во-вторых, текст ее, хотя и не свободный от журналистской полемичности и журналистских штампов, в основе своей является научным текстом. В-третьих, независимость нашего журнала, заявленная в его названии, предполагает, что он стремится быть независимым от любой цензуры. В том числе — и от той неявной-полудоброволь-ной цензуры людей свободомыслящих, которая еще в дореволюционной России получила прозвание «либерального террора»...
Редакционный совет
Уже почти два века продолжаются попытки сил атлантизма установить контроль над Центральной Азией (ЦА) \ Этот процесс был начат еще Британской империей, с особой силой проявился в идее сдерживания мирового коммунизма, а сегодня находит отражение в глобальной стратегии США «войны против терроризма».
Фабрицио Виельмини, докторант Высшей школы социальных наук (Париж), сотрудник журнала «Limes» (Рим). Статья написана на русском языке для журнала «Вестник Евразии».
Теоретическое обоснование нынешней политики Вашингтона в регионе следует искать в известной концепции Збигнева Бжезин-ского, изложенной в его книге «Большая шахматная доска»2. Концепция эта представляет собой не что иное, как адаптированную к современным условиям версию идей известного английского географа Хэлфорда Маккиндера3. Еще сто лет назад он предложил рассматривать Центральную Азию как мягкое подбрюшье Хартленда («Сердце мира»)4 и регион, в котором пересекаются интересы «сил моря» и «сил суши»5.
Сегодня Соединенные Штаты утрачивают свое экономическое доминирование в мире — подобно тому, как это было с Британской империей в конце XIX века6, — и стремятся компенсировать утрату за счет все большего политического доминирования. Двойную цель проникновения в ЦА «сил моря» — Англии на рубеже Х1Х—ХХ веков, США столетие спустя — можно сформулировать следующим образом: 1) установление полного контроля над развитием событий в Евразии и над ее ресурсами для того, чтобы сдерживать «силы суши», располагающиеся вблизи ЦА по основным геоэкономическим осям континента (Россия, Европа, Ближний Восток, Индия и АТР); 2) предотвращение кооперации континентальных держав в этом регионе, так как в результате ее может сформироваться антагонистический для США и других «сил моря» континентальный блок.
Для достижения своей цели «силы моря» стараются не столько установить контроль над регионом, сколько поддерживать в нем нестабильность, которая не позволяет использовать внутренние пространства Евразии как альтернативные маршруты для мировой торговли.
Эта игра, контуры которой разворачивается перед нашими глазами в виде так называемой «войны против террора», приобретает особенно опасный характер в силу структурного кризиса США как регулятора международной жизни. Англо-американские правящие элиты не хотят признаваться перед мировым сообществом в том, что их лидерство уже является исчерпанным7. Неоконсервативные идеологи Белого дома стараются использовать все возможные рычаги для укрепления и расширения мировой «демократической» империи. И подобно тому как в начале ХХ века попавшая в аналогичную ситуацию Великобритания предприняла ряд дипломатических ходов, которые в конечном счете привели к Первой мировой войне, так и американские неоконсерваторы для сохранения США статуса единственной сверхдержавы выработали стратегию «непрекращающейся
войны» против весьма широко определяемого ими феномена современного терроризма8. В рамках этой стратегии ЦА с ее уникальной геополитической позицией представляет интерес для США как подходящее поле для создания все новых и новых поводов для конфликтов.
Два века «большой игры»
Чтобы лучше представлять смысл нынешнего американского присутствия в Центральной Азии, необходимо взглянуть на него в исторической ретроспективе.
Стратегия действий США в Центральной Азии после распада СССР в целом повторяет стратегию Британской империи, но уже в современных условиях. Ее главными целями остаются, с одной стороны, сохранение и упрочение влияния «сил моря» на Евроазиатском материке, с другой, сдерживание темпа развития всех геополитических полюсов, расположенных в Евразии. Страны Центральной Азии интересны «силам моря» как потенциальные связующие звенья между этими полюсами. США стремятся и притормозить развитие государств региона, и ограничить взаимные контакты окружающих регион держав. Как и стратегия Лондона ранее, стратегия Вашингтона в Центральной Азии сейчас осуществляется посредством одновременной поддержки и самых реакционных режимов, и негосударственных транснациональных сил, формально находящихся в оппозиции к этим режимам. Эта игра представляется США своеобразной гарантией того, что на стратегическом «мировом перекрестке» не будет достигнут такой уровень могущества, который позволил бы «силам суши» бросить вызов монополии «сил моря» в мировой торговле.
Схема, некогда определявшая английскую, а ныне — англо-американскую всемирную политику, стала вырисовываться уже тогда, когда Маккиндер предложил первую версию своей теории; и появилась она во многом из-за того, что в то время в Российской империи и в империях Центральной Европы быстрыми темпами строились протяженные широтные железнодорожные магистрали. Тем самым создавались предпосылки для развития периферийных пространств континентальных империй, превращения их в «мост», который соединял бы разделенные большими расстояниями цивилизации и делал фактически избыточными морские коммуникации, находившиеся в руках Британской империи. В наши дни связывание железными дорогами пространства Евразии по-прежнему имеет решающее
значение для его развития; и, как и в прошлом, образование континентальной транспортной инфраструктуры предполагает накопление и реализацию в пределах Евразии огромного геополитического и стратегического потенциала, а значит, таит в себе угрозу мировому геоэкономическому порядку, управляемому «силами моря».
Хотелось бы обратить внимание читателя на то обстоятельство, что немалую роль в возникновении в XIX веке всемирного талассо-кратического могущества англосаксов сыграла торговля опиумом. Она была одновременно источником прибыли и средством ослабления самого крупного восточного государства, Китая, деградации его населения9. В XX веке ярким примером применения аналогичной стратегии, абсолютно пренебрегающей судьбами центрально-азиатских народов, является Афганистан. В свое время англичане сделали ставку на власть в нем пуштунов, являвшихся наиболее отсталой частью населения страны. Как следствие, Афганистан — государство, до сих пор не вышедшее из средневековья, единственное, пожалуй, государство в мире, в котором нет ни одного километра железных дорог. Но и после разгрома талибов ни США, ни Великобритания практически не предпринимают каких-либо кардинальных мер, направленных на развитие Афганистана. Зато в 70-80-х годы XX века целая страна и миллионы людей, живущих в ней, были превращены США и Англией в огромную мышеловку для СССР10 и в крупнейшего в мире производителя героина. На этом фоне совершенно логичным выглядит активное участие англо-американцев в создании движения «Талибан».
Эти исторические заметки позволяют предположить, что постсоветским республикам ЦА уготована та же судьба, если присутствие в регионе «имперской Америки» будет продолжаться и усиливаться.
«Большая игра» 1990-х годов: «евразийский коридор»
Особое внимание в рамках большого региона Центральной Азии США уделяют Каспийскому субрегиону. Проникновение в него Америки в течение 1990-х годов обусловлено ее глобальными геополитическими интересами, формирующимися с учетом тех новых реалий, что возникли после разрушения биполярной модели мира. С распадом «империи зла», СССР, исчезла «красная угроза», страх перед которой помогал Вашингтону и Лондону в течение полувека держать под своим контролем Европу и Японию. Самое же главное заключается в том, что падение «железного занавеса» снова открыло
перспективу, указанную еще Маккиндером, — перспективу объединения экономических потенциалов Европы и России по оси Берлин — Москва. Но это означало бы конец Pax Americana, держащегося на морском могуществе и на гегемонии доллара как ключевого инструмента мировой экономики. Для предотвращения подобного сценария США нуждались в скорейшем построении такой евразийской системы международных отношений, в рамках которой государства континента могли бы действовать только в соответствии с правилами атлантизма. Центральной задачей было сохранение НАТО. В предложенной в середине 1990-х годов доктрине расширения (enlargement) альянса мы находим новое оправдание для его существования — пресловутую «турбулентность», распространяющуюся от Балкан на восток вдоль «дуги нестабильности»11. Однако большинству американцев эта угроза казалась в то время достаточно абстрактной. Тогда была «создана» более конкретная и убедительная причина: с помощью широкого тиражирования текстов, описывавших Каспий как «новое Эльдорадо» с неограниченными энергоресурсами, удалось возбудить ажиотажный интерес к постсоветской нефти.
Нефть действительно является сегодня основным «столпом» доллара12. Однако запасы каспийской нефти не настолько велики, чтобы кардинально повлиять на мировую экономику в целом. Поэтому резонно предположить, что в первую очередь повышенное внимание США к субрегиону, расположенному в геополитическом сердце Евразии, объясняется расчетами на использование этого положения в рамках более широкой стратегии, нацеленной на нейтрализацию потенциала Хартленда. Неслучайно проникновение в субрегион осуществлялось взаимосвязанным образом сразу на экономическом и военном уровнях, развертывание программы военного сотрудничества «Партнерство во имя мира» сопровождалось пиаром по поводу энергетических ресурсов Каспия. Послы англо-саксонских держав убедили правящие круги новых независимых государств региона в том, что для обеспечения «независимости» этих государств и «демократии» в них жизненно важно преобразовать их экономики посредством освоения нефтяных запасов13. Этот тезис стал по существу частью формулы «поддержки геополитического плюрализма Евразии». Вообще Вашингтон ведет очень тонкую и многовекторную пропагандистскую войну, играет с центрально-азиатскими правителями в эмоциональном плане, поддерживая в них нереалистические представления о значении национальной независимости их стран. Между тем многочисленные исследования показали14, что если эко-
номика страны полностью зависит от нефти, то страна эта становится заложником колебаний цен на нефть и не может противостоять международному давлению. Мы не найдем — за единственным исключением Норвегии — примеров положительного эффекта, оказываемого значительным удельным весом нефтяной отрасли в экономике страны. На самом деле ставка на энергоресурсы — это элемент геополитической тактики, подобной той, которую еще в начале 1920-х годов применяли англичане для подчинения Ближнего Востока. США выгодно ее защищать еще и потому, что дополнительные «нефтедоллары» укрепляют позиции американской валюты в мире.
Тем же целям служат проекты строительства трубопроводов и других транспортных магистралей, альтернативных существующим. Эти проекты бессмысленны и с экономической точки зрения, и в плане диверсификации коммуникаций постсоветского юга с миром, поскольку предлагаемые маршруты проходят через территории, характеризующиеся этнополитической нестабильностью и другими рисками. Но дело-то в том, что навязываемая проектами переориентация в направлении Турции связей центрально-азиатских государств с внешним миром автоматически означает повышение степени контроля «сил моря» над геополитической судьбой ЦА.
В своем официальном объяснении интереса к Каспию США апеллируют к энергетической безопасности, достижение которой предполагает наличие гарантированной альтернативы энергетическим ресурсам Персидского залива. Но за этим объяснением скрывается и другое, военно-политическое: замысел отделить Россию и Иран от Европы. Производную от него стратегию можно определить как стратегию создания «евразийского коридора»15; хребтом же коридора становится трубопровод Баку — Тбилиси — Джейхан (БТД). С точки зрения американцев у проекта БДТ несколько достоинств, одно из главных заключается в том, что он дает возможность говорить о якобы «коллективных интересах вне территории Альянса»16, соответственно о необходимости формирования «южной стратегии» 17; он также оправдывает планы дальнейшего расширения НАТО на восток ссылками на необходимость защищать инфраструктуры транспортировки нефти. Примечательно, что проект БДТ появился одновременно с региональным блоком ГУУАМ, с этим своеобразным санитарным кордоном; входящие в блок страны представляют базу, подходящую и для охраны трубопроводов, и для других будущих имперских операций в духе оккупации Косова и Ирака. Круг замыкается, строительство трубопровода предоставляет убедительные
основания для размещение сил альянса вдоль «дуги нестабильности». В более широкой перспективе из «суеты» вокруг каспийской нефти как бы сами собой появляются предпосылки для противостояния Запада с Россией и Ираном18.
Стараясь убедить европейцев в целесообразности проведения «евразийского коридора», атлантисты настаивают на том, что он отвечает «общезападным» интересам. Но это лишь уловка Англии и Америки, способ дезориентировать Европу и затормозить формирование ее собственной геополитической стратегии. На самом деле строительство БТД идет вразрез с интересами Европы, так как перекачиваемая по нему нефть не достигнет европейских рынков. Не будет она способствовать и использованию европейской валюты на постсоветском пространстве, ибо в «евразийском коридоре» «нефте-долларизация» идет рука об руку с милитаризацией. Что касается бывших советских республик, то утверждение контроля НАТО в регионе подталкивает их на латиноамериканский путь зависимого развития, к превращению их в колониальных поставщиков сырья для западной экономики.
К сказанному остается добавить, что важнейшим элементом функционального обоснования «коридорной» стратегии считается ныне появление исламских боевиков вдоль «дуги нестабильности». В связи с этим возникает вопрос: не потому ли Соединенные Штаты долгое время закрывали глаза на распространение исламизма в известном своей «турбулентностью» регионе, что указание на их опасную активность могло послужить — и на деле послужило — самым убедительным доводом в пользу создания «евразийского коридора»?19
Накануне 11 сентября
Рассматривая ситуацию, какой она была до трагических событий 11 сентября 2001 года, можно утверждать, что в целом англо-американская стратегия терпела тогда неудачу за неудачей. Игроки, исключенные из нового англо-американского порядка в Евразии, стали принимать ответные меры, особенно в связи с опасными последствиями распространения пантюркизма и исламизма, служивших США «вспомогательными силами» на Балканах, в Чечне, Афганистане и в других очагах конфликтов. С приходом к власти Путина Россия начинает защищать свои национальные интересы, для чего активно сотрудничает с Китаем, Индией и Ираном. Объективно это
сотрудничество ведет к реализации идеи «стратегического треугольника» Москва — Пекин — Дели, выдвинутой бывшим министром иностранных дел России Е. Примаковым. Ключевым моментом тут следует считать укрепление связей между Китаем и Россией в рамках Шанхайского форума. С началом в 1999 году «джихада» против режима Ислама Каримова 20 бессмысленно говорить о лидерстве в Центральной Азии Узбекистана — центрального звена «евразийского коридора»21. В октябре 2000 года создается Евразийское экономическое сообщество, в перспективе — инструмент интеграции постсоветского пространства, а значит и ослабления прочности «коридора». Китай, Иран и Россия меняют в свою пользу геополитическую обстановку в Центральной Азии. Регион служит им общим стратегическим тылом, что позволяет иметь свободные руки для сопротивления «морскому» давлению на других геополитических театрах: в Восточной Европе, на Ближнем Востоке и районе Тихого океана. Летом 2001 года эти изменения находят свое отражение в преобразовании ШОС в полноценную международную организацию; в нее вступает и Узбекистан. Вместе с подписанием российско-китайского договора о сотрудничестве качественное «возрастание» ШОС означает переход к формированию действительно автономной системы безопасности в регионе.
Не менее тревожным для «сил моря» было развитие событий в западном секторе «евразийской шахматной доски» — в Европе. После агрессии против Югославии европейские государства решают выработать собственную стратегию, действовать на международной арене самостоятельно, независимо от США22. Примером движения в данном направлении было создание европейской военной системы безопасности, автономной от НАТО. Наметившийся раскол между «атлантистами» и Европой проявился и на Каспии, где при разделе Кашаганского месторождения британские и американские компании не получили ожидавшейся ими лакомой доли — она отошла европейским компаниям. Этот эпизод очень важен, так как свидетельствует не только о фактическом уклонении Казахстана от участия в «евразийском коридоре», но и о наметившемся сближении Ирана с Европой, что могло способствовать переориентации экспорта каспийских углеводородов с БДТ на иранское направление. И тогда все предпринятые администрацией Клинтона усилия были бы сведены к нулю.
Следует также отметить, что в середине 2001 года мировая экономика столкнулась с кризисными явлениями, продемонстрировавшими ее слабость (если не сказать — несостоятельность). Стало очевидным, что эффективность неолиберальной экономической
модели, которую превозносили Англия и США, — во многом миф. Англо-американские претензии на определение будущего человечества теряли всякий смысл. У Америки оставалось по сути дела единственное преимущество — военно-стратегическое.
Ответный удар талассократии после 11 сентября
События 11 сентября 2001 года дали толчок новому раунду в большой игре «по Хартленду»23, целью которой является обеспечение долгосрочного присутствия США на центрально-азиатском перекрестке.
Необходимо обратить внимание на общеполитический фон этого раунда. Неоконсервативными идеологами24, после прихода к власти Буша-младшего обосновывающими политику Белого дома и Пентагона, открыто поставлена задача использовать военное преимущество США в мировом масштабе — для превращения XXI века в «новый американский век». Впервые в истории Соединенных Штатов неоконсерваторы вслух размышляют, не стать ли их стране империей 25. В «Национальной стратегии безопасности», принятой в 2002 году, новая администрация декларирует право США вмешиваться в дела любого региона мира 26.
После 11 сентября началась гонка за ресурсами. Контроль над ними необходим для удовлетворения потребительских нужд американской экономики, но также для осуществления более амбициозного плана — устанавливать пределы развития других держав, прежде всего Китая, Индии и европейских государств. Для реализации этого замысла нужно вести «непрекращающуюся войну» с исламистами, которые из союзников трансформировались во «врага номер один». Тут очень пригодилась концепция «столкновения цивилизаций», придуманная Самуэлем Хатингтоном27. Как научная концепция она не так уж убедительна, зато хорошо подходит для того, чтобы устаревший жупел «советской угрозы» сменить на другой — «исламский фундаментализм». С его помощью достигается мобилизация американского народа на долгие годы «непрекращающейся войны»; не менее важно, что появляются убедительные основания сохранять (и охранять) «единство Запада», которое для Европы и Японии оборачивается их подчинением плану имперской экспансии Вашингтона и Лондона. (Пусть в меньшем масштабе, но подобная исламофобская стратегия уже применялась в конце XIX века Англией против
Османской империи; кстати, Лондон тогда находился примерно в такой же изоляции, что и США накануне 11 сентября28.)
Зададимся вопросом, действительно ли ислам — враг? Или, точнее, только ли враг, нет ли у него какой-то другой функции? Ведь трудно отрицать, что именно благодаря этому «врагу» Лондон и Вашингтон смогли обосновать чрезвычайную экспансию своей военной мощи, могут делать огромные капиталовложения в расширение и укрепление оборонно-промышленного комплекса и осуществлять крупнейший за всю послевоенную историю план размещения своих вооруженных сил по всей «дуге нестабильности». В конце концов не так уж и важно, самостоятельны ли террористы, или ими манипулируют извне; в любом случае их деятельность способствует глобальному спросу на безопасность. Благодаря этому открывается новое поле активности для НАТО, бессрочно продлевается надобность в нем — и уже не надо точно указывать, зачем, с кем, когда и где блок будет воевать в обозримом будущем. Как написала одна немецкая газета, «с помощью “войны против терроризма” американский империализм наконец-то нашел доктрину, которая, в отличие от географически ограниченной линии фронта “холодной войны”, способна узаконить военное присутствие США буквально в любой точке мира»29. Главное для США сейчас — сам факт развертывания, само занятие всех тех мест, которые могли бы оказаться в руках соперников. Трудно избавиться от впечатления, что Вашингтон настроен на действительно не прекращающуюся войну и что его политика ведет не к стабильности, а к дестабилизации.
Нынешний акцент на терроризме позволяет Вашингтону наращивать прямое военное присутствие в «сердце мира», чего раньше другие игроки могли и не допустить. Для самих же стран ЦА потенциальные последствия новой стратегии США просто губительны. Во-первых, из-за своего пространственного расположения регион почти наверняка попадет в самый эпицентр опасных событий, которые эта стратегия может спровоцировать. Во-вторых, не в лучшую сторону меняются региональные приоритеты: если до 11 сентября, благодаря совместным усилиям Москвы и Пекина, как будто начала формироваться тенденция к согласию всех сторон, заинтересованных в строительстве значимых транспортных инфраструктур, то после роковой даты в повестке дня возобладали военные вопросы. В-третьих, внутри ЦА нарастает стремление к милитаризации; при этом прямая поддержка со стороны «сил моря» включает поставки оружия, страны же, не получающие его, отвечают закупками «на стороне»30. В результате
растрачиваются крупные средства, которые могли бы быть направлены на общественное благо. Кроме того, как верно заметил один эксперт из Кыргызстана, там, «где отмечена тенденция к авторитаризму и определенным трениям между государствами», конкуренция в области вооружений может привести к такой ситуации, когда окажется, что «Соединенные Штаты вооружают различные армии против друг друга» 31. Действительно, после прихода Соединенных Штатов в ЦА не только происходит милитаризация стран региона, но и явно ухудшились отношения между президентами этих стран.
С точки зрения безопасности региона со столь сложными характеристиками не должно быть и речи о его включении в «империю баз» США. Если на этот счет остаются какие-то сомнения, достаточно посмотреть на Афганистан, где американцы и их союзники до сих пор лишь имитировали миротворческие усилия, а на деле всячески избегали боевых действий из-за нежелания нести потери. По самой своей сути доктрина «перемещения» военного присутствия исключает возможность вмешательства, радикально меняющего расстановку сил внутри страны или региона. Новые американские военные базы недаром называются передовыми оперативными (Forward Operating Bases): фактически каждая из них — это своеобразный pied-а-terre или посадочная площадка, с которой при необходимости можно быстро развернуть мощный военный контингент, но где в нормальных условиях остается только небольшое число военнослужащих и технический персонал32. Этим они качественно отличаются от баз времен «холодной войны», которыми, помимо обозначения сферы американского влияния, реально обеспечивались гарантии безопасности принимающей стороне. Максимум, что могут сделать в этом смысле новые базы — это экстренная эвакуация «доверенных лиц» в случае возникновения чрезвычайных ситуаций33.
И периодическое участие США в военных маневрах вместе с армиями центрально-азиатских государств, и постоянное пребывание ВС США в регионе являются в первую очередь демонстративными актами, эпизодами психологической войны против Китая, России и Ирана. Вместе с тем прямой результат американского военного присутствия — усиление непредсказуемости регионального баланса сил, что также не может не нервировать остальные заинтересованные стороны. Речь идет, прежде всего, о Китае, который в перспективе должен стать основной мишенью имперской Америки (о чем свидетельствует ряд документов, подготовленных неоконсерваторами). Видимо, американцы рассчитывают на сильную реакцию Китая
в Центральной Азии. Если будет происходить рост американских сил в регионе, то можно ожидать опрометчивых шагов со стороны Пекина; если же таковые будут сделаны, то вмешаются и другие игроки и последует настоящая цепная реакция... А ответная реакция Китая уже ощущается на его границах со странами региона, где после наметившейся было демилитаризации в рамках ШОС полеты американских ВВС спровоцировали наращивание китайских вооруженных сил34.
«Перемещение» военного присутствия США в Центральную Азию ведет к появлению опасных тенденций во внутреннем развитии стран региона. Под предлогом отражения «угрозы террора» Вашингтон перешел к открытой поддержке постсоветских авторитарных режимов. Патрону надо было сохранить местных клиентов, поспешивших продемонстрировать свою лояльность, — особенно режим Каримова в Узбекистане, накануне 11 сентября находившийся в глубоком кризисе.
С точки зрения самих клиентов выгода состоит не только в материальных дивидендах. В начале 1990-х годов постсоветские элиты в ЦА всячески поощряли «ренессанс» ислама, рассчитывая таким образом побыстрее разрушить общую советскую идентичность, которую они считали помехой для расцвета титульных национализмов. Фактически они сами мостили дорогу исламизму, которого теперь так боятся. Но у проблемы, во многом созданной их собственной некомпетентностью, есть и «позитивная» сторона: ее наличие позволяет местным элитам получать и использовать для укрепления своих позиций военную и иную помощь от Соединенных Штатов. США же могут лишний раз выставить себя защитниками демократии. Так и получается, что страшная Аль-Каида служит «удобной козырной картой для служб безопасности, для достижения собственных пропагандистских целей»35. Это хорошо видно в Казахстане, где исламизм невозможно пока рассматривать в качестве серьезной угрозы, что, однако, не мешает властям периодически проводить по этому поводу соответствующие РЯ-кампании, как правило, приуроченные к официальным визитам представителей Пентагона и Белого дома в Астану. Особенно гротескно выглядит ажиотаж вокруг главного носителя исламистской идеологии в Центральной Азии — партии Хизб ут-Тах-рир аль Ислами, штаб-квартира которой, между прочим, находится не где-нибудь в пещерах Сулеймановых гор, а в центре Лондона.
Желание Казахстана поучаствовать в распределении американских денег кажется невинным по своим последствиям при сравнении с опасностями, которые навлекают на себя его южные соседи.
Для них присутствие военных баз США означает мизерную выгоду при большом количестве отрицательных моментов. Во-первых, базы делают страну, разместившую их у себя, потенциальной мишенью для военных ударов. Во-вторых, страна-«хозяин» попадает в систему имперских отношений «патрон — клиент», ее общественная жизнь становится объектом манипуляцией со стороны «гостей», происходит общее повреждение демократической составляющей во внутренней жизни принимающей стороны.
Взрывы в Узбекистане в 2004 году наглядно показали ту специфическую роль, которую «исламский экстремизм» играет в динамике отношений США с их главным центрально-азиатским союзником. Казалось бы, как можно было оправдать нынешнее укрепление отношений с Узбекистаном после многочисленных жестких порицаний диктаторской политики Каримова в недавнем прошлом? «Шахиды» предоставили Вашингтону возможность такого оправдания. Теперь англо-саксонские чиновники, забыв о диктаторских методах управления страной, могут спокойно произносить слова о том, как замечательно Узбекистан сотрудничает с США в деле борьбы против «террора»36. Следствием подобных двойных стандартов является рост негодования против США и увеличение числа разгневанной молодежи, готовой пополнить ряды экстремистских организаций. Вместе с тем, хотя американцы закрывают сейчас глаза на авторитарное управление и нарушения прав человека, это еще не означает, что их центрально-азиатским клиентам не о чем беспокоиться. Стоит им изменить принципу абсолютной лояльности к патрону, как они могут быть насильственно свергнуты.
Наконец, американское присутствие никак не мешает — и не помешает — дальнейшему превращению Центральной Азии в транзитный коридор наркотрафика. Пример же Афганистана вообще наводит на размышления. В последние два года правления талибов были приняты довольно действенные меры по сокращению наркоторговли. Однако вскоре после оккупации страны «борцами против террора» наркобизнес не просто ожил, а развернулся в полную силу. Такое совпадение поневоле рождает подозрения: а не преследовала ли «война против террора» помимо заявленной цели и цель не афишировавшуюся — реставрацию наркопроизводства, приостановленного талибами? Ведь наркотики — такое удобное средство ослабления соперников; да и доходы они приносят, отнюдь не бесполезные с точки зрения поддержания доллара...37
Центральная Азия как стержень мультиполярного мира
Региональная стабильность, декларируемая Вашингтоном в качестве цели американского присутствия в Центральной Азии, так и остается декларацией, в то время как на деле это присутствие усиливает общую непредсказуемость. За примерами далеко ходить не надо: на фоне еще не улаженных конфликтов в Афганистане и Ираке США отнюдь не исключают для себя агрессию против Ирана — главного оплота безопасности для всего региона от Средиземноморья до Индии.
Самые страшные последствия для безопасности региона еще впереди. Учитывая, что новая военная доктрина США предусматривает смягчение ограничений на использование ядерного оружия и что ЦА окружена ядерными объектами, можно только гадать, как отразится на регионе его превращение в «полигон глобальной гегемонии США»38.
Для преодоления этой ситуации надо понимать, в чем ее суть. Бессмысленно призывать США исправлять свои ошибки. Велика вероятность, что причины возникновения ситуации — глубинные и что «ошибки» — вовсе не ошибки, а закономерный результат целенаправленных и осознанных действий. Равным образом есть основания думать, что США покровительствуют коррумпированным постсоветским элитам для того, чтобы «притормаживать» развитие региона и держать его в состоянии управляемой нестабильности. Центрально-азиатские правители должны понимать, что текущие краткосрочные выгоды, которые они получают от англосаксонского присутствия, будут сведены к нулю долговременной непредсказуемостью стратегии талассократии и что удержать под контролем последствия этой стратегии — не в их власти. Даже если мы допустим, что целью США намеренная дестабилизация все-таки не является, остается неоспоримым тот факт, что атлантические державы не столько оказывают позитивное влияние на развитие региона, сколько провоцируют здесь усиление напряженности.
Международные консультанты не устают повторять, что путь к безопасности в ЦА лежит через политические и экономические реформы. На наш взгляд, более важно в настоящий момент осознать, что реформы в каждой отдельно взятой республике обречены на неудачу. Глубинные причины нестабильности региона скрываются в концепции «геополитического плюрализма Евразии». Постсоветским элитам необходимо изменить взгляды на национальную неза-
висимость своих стран, перестать ее абсолютизировать, возводить в ранг высшей ценности. Такие взгляды очень удобны для тех, кто ведет новую «большую игру» и манипулирует народами региона, как пешками в этой игре. Бессмысленно также возлагать надежды на интеграцию только в пределах ЦА (или только Кавказа). У отдельных региональных объединений не на много больше шансов на обретение субъектности, чем у составляющих их стран. Необходимо предпринять все усилия для реинтеграции постсоветского пространства в целом — с Россией и вокруг России. И с экономической, и с цивилизационной точек зрения Россия — комплементарное пространство для ЦА39. В отличие от того, что было в XIX и XX веках, она не может оказывать демографическое давление на соседей; наоборот, она сама сейчас нуждается в человеческих ресурсах ЦА и Кавказа. Новая интеграция с ней будет мирной, ненасильственной.
Понимание необходимости восстановления евразийского единства ощущается в ЦА. Об этом, в частности, свидетельствуют слова президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, который не раз заявлял, что самый выгодный сценарий преобразований на евразийском континенте заключается в формировании двух крупных геополитических объединений — Евразийского сообщества и Европейского союза, расширении их взаимоотношений как полноценных субъектов международной жизни. Но далеко не все центрально-азиатские президенты готовы подписаться под этими словами. Еще хуже дело обстоит в России и в Европе. Ни в Москве, ни тем более в Брюсселе нет ни по-настоящему ясного осознания важности реинтеграции Евразии, ни убежденности в том, что ее можно и должно осуществить. Между тем без европейских вложений столь грандиозный проект вряд ли может быть реализован. А без России не может быть начат сам процесс реинтеграции, да и европейские усилия в ЦА обречены на провал. В интересах Европы способствовать сплочению постсоветского пространства вокруг Москвы, одновременно удерживая ее от имперских поползновений.
Проблема в том, что после своего расширения ЕС лишен всякой возможности эффективно действовать в геополитическом плане и продолжает портить отношения с Россией. Единые европейские структуры в Брюсселе формируются из аполитичной бюрократии, а та привычно соглашается с правилами «большой игры» США. Более перспективными представляются встречи в формате треугольника Россия — Франция — Германия, в ходе которых, возможно, удалось бы прорисовать единую политическую линию в глобальных делах.
Однако, чтобы процесс европейско-евразийского сотрудничества сдвинулся с мертвой точки, надо сначала четко осознать две вещи. Первое: всемирная либеральная экономики основывается на механизме притока капиталов из других регионов мира в Америку. Второе: сейчас этот механизм дает болезненные сбои, для их предотвращения приходится прибегать к непрекращающимся войнам40, но в полном объеме кризисные явления преодолеть все равно не удается.
Для Европы один из возможных путей выхода из этой тупиковой ситуации — создание трансевразийской транспортной инфраструктуры. Уже сейчас рост европейской экономики идет за счет взаимовыгодных контактов с китайской экономикой и с азиатско-тихоокеанским регионом. Развитие аналогичных контактов с Россией и ЦА вполне возможно — но только при условии строительства транспортных магистралей, которые стали бы мостом (land-bridge) через просторы Евразии, соединили бы экономику Китая с экономиками России, Ближнего Востока и Европы. В такой перспективе Центральная Азия важна прежде всего своим географическим положением, а не ресурсами; в ней регион обретет настоящую стабильность и из былой колониальной периферии превратится в динамично развивающееся пространство, связующее собой экономики ЕС и АТР. В целом же налаженная система взаимодействия Евразийского и Европейского союзов, Китая, Индии и Ирана может, в отличие от англо-американской «империи» с ее финансово-спекулятивной экономикой, принести Евразийскому макроконтиненту альтернативный порядок, прочно базирующийся на мире и реальной экономике, и в конечном счете — процветание.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Под Центральной Азией здесь понимаются бывшие советская Средняя Азия и Казахстан вместе с сопредельными территориями Афганистана и Северо-Восточного Китая.
2 См.: Brzezinski Z. The Grand Chessboard. American Primacy and Its Geostrategic Imperatives. N. Y., Basic Books, 1997.
3 Mackinder H. J. On the scope and methods of Geography — The geographical pivot of history. London, Murray, 1951; idem. Democratic Ideals and Reality, London, 1919, W. W. Norton & Co., N. Y., 1969. Подробный анализ геополитических последствий теории Маккиндера см.: Максименко В. И. Россия и Азия, или анти-бжезинский. (Очерк геополитики 2000 года) // Восток, 2000, № 1, 2, 4.
4 Под «Сердцем мира» или «Хартлендом» Х. Маккиндер имел в виду центральную часть Евразии. Этот регион, по его мнению, является ключевой территорией для контроля над мировым балансом сил.
5 Принципиальной основой геополитики является противопоставление теллуро-кратии, или сухопутного могущества, талассократии, или морскому могуществу. В XX веке оплотом талассократии стали Великобритания и позже США, теллурокра-тия отождествлялась с СССР.
6 Автор уже в течение двух лет работает над монографией, посвященной анализу параллелей между политикой Британской империи и современных США в Центральной Азии и в мире в целом. Будет опубликована в 2005 году издательством Fazi, Рим.
7 См.: Todd E. Apres l’empire. Paris, Gallimard, 2002.
8 См.: Chiesa G. La guerra infinita. Milan, Feltrinelli, 2002.
9 См.: Trocki C. A. Opium, Empire and the Global Political Economy. A Study of the Asian Opium Trade. London — N. Y., Routledge, 1999.
10 По словам З. Бжезинского, Афганистан должен был стать «советским Вьетнамом» (Le Nouvel Observateur, 1998, 15—21 janvier. P. 76).
11 Термин принадлежит Р. Холбруку, одному из архитекторов новой стратегии. См.: Holbrooke R. America: A European Power // Foreign Affairs, 1995, Vol. LXXIV, No. 2. P. 538-551.
12 См.: Engdahl F. W. A Century of War. Anglo-American Oil Politics and the New World Order. Wiesbaden, Dr. B^tinger Verlags-GmbH, 1993.
13 Rumer B. Disintegration and reintegration // B. Rumer (ed.). Central Asia in Transition. Dilemmas of Political and Economic Development. New York, M. E. Sharpe Inc., 1996. P. 1-66.
14 См.: H. Bebalwi, G. Luciani. The Rentier State. Vol. II. London, Croon Helm, 1990; Karl T. L. The Paradox of Plenty: Oil Boom and Petro-States. Berkeley, University of California Press, 1997.
15 См.: Chossudovsky M. War and Globalization. The truth behind September 11th. Montreal, Editions Ecosociete, 2002.
16 Cristopher W., Perry W.NATO’s true mission // New York Times, 1997, November 21. P. 25.
17 См.: BinnendijkH. Next, NATO needs to give itself a southern strategy // International Herald Tribune, 1998, March 17.
18 См.: Joxe A. L’empire du chaos Paris, La Decouverte, 2004.
19 Cр.: Cooley J. K. Unholy Wars. Afghanistan, America and International Terrorism. London, Pluto Press, 1999; Mamdani M. Good Muslim, Bad Muslim: America, the Cold War and the Roots of Terror. New York, Pantheon, 2004.
20 См.: Акимбеков С. Афганский узел и проблемы безопасности Центральной Азии. 2-е изд. Алматы, Континент, 2003. Автор довольно убедительно доказывает, что вторжение ИДУ объяснимо только с учетом антироссийской и антииранской позиции, занятой Каримовым.
21 Chase R. S., HillE. B, Kennedy P. Pivotal States and U. S. Strategy // Foreign Affairs, 1996. Vol. 75, No. 1. P. 33-51; StarrF. S. Making Eurasia Stable // Ibid. P. 80-92.
22 O’Sullivan J. Why the U. S. Should Beware of the E. U. // National Review, 2001, August 6; Moisi D. Feral Crises over the Atlantic // Foreign Affairs, July-August 2001.
23 См.: Naafez. M. A. The War on Freedom. How and Why America Was Attacked September 11th 2001. Joshua Tree, California, Tree of Life, 2002.
24 KristolI. The Emerging American Imperium // AEI, Washington DC, 1997, August 18.
25 Eland I. The Empire Strike Out. The «New Imperialism» and Its Fatal Flaws // Policy Analysis, 2002. No. 459, November 26; Mallaby S. The Reluctant Imperialist: Terrorism, Failed States and the Case for American Empire // Foreign Affairs, March-April 2002.
26 «Соединенные Штаты будут активно работать над тем, чтобы до каждого уголка земного шара донести надежду на демократию, развитие, свободные рынки и свободную торговлю» («The United States will actively work to bring the hope of democracy, development, free markets, and free trade to every corner of the world»). Цитата из: National Security Strategy of the United States of America. Wahington DC, September 2002. P. V.
27 Huntington S. P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. New York, Simon & Schuster,1996. Сама теория заимствована из статьи британского развед-чика-востоковеда Бернарда Льюиса, см.: Lewis B. The Roots of Muslim Rage. Why so many Muslims resent the West, and why their bitterness will not easily be mollified // The Atlantic Monthly, 1990. No. 266.
28 См. старую, но не потерявшую актуальности работу: Langer W.Diplomacy of imperialism. New York, Alfred A. Knopf, 1935.
29 Junge Welt, 18. 06. 2004.
30 В качестве примера можно привести закупки Туркменистаном украинских военных кораблей — в ответ на снабжение американскими судами азербайджанского морского флота. См.: Peimani H. Turkmenistan’s Military Investments: The Start of an Arms Race? // Central Asia-Caucasus Analyst. Available at <http://cacianalyst.org>. Last visited on 28 January 2004.
31 Интервью с Нуром Омаровым. См.: Will US Policy Backfire in Central Asia? // IWPR’s Reporting Central Asia, 2004, March 30, No. 273.
32 См.: Davis J. K., Sweeney M. J. Central Asia in U. S. Strategy and Operational Planning: Where do we go from here? / Istitute for Foreign Policy Analysis, Washington DC, February 2004.
33 По мнению калифорнийского профессора Чальмера Джонсона, задачи военных баз после холодной войны заключаются в укреплении англо-саксонского мирового превосходства, контроле над всеми источниками энергоресурсов, oбеспечении заказов для оборонно-промышленного комплекса, который стал самой крупной отраслью американской экономики. Подробнее см.: Johnson C. The Sorrows of the Empire. Militarism, Secrecy, and the End of the Republic. New York, Metropolitan Books, 2004.
34 См.: Военно-политическая расстановка сил в каспийско-центральноазиатском регионе / КИСИ. Алматы, 2003.
35 Yermukanov M. Kazakh Security Services Trumpet Victory over «Al-Qaida Members» // Central Asia-Caucasus Analyst, 2004. Vol. V, No. 22. P. 14-15.
36 Вот высказывание генерального секретаря НАТО во время его центрально-азиатского турне в конце 2004 года: «Ситуация с правами человека в Узбекистане никоим образом не помешает сотрудничеству между НАТО и Узбекистаном» («The human rights situation in Uzbekistan will not anyhow hinder cooperation between NATO and Uzbekistan»). Цит. по: McDermott R. N. NATO Deepens its Partnership with Central Asia // Ibid. P. 5.
37 Chossudovsky M. Hidden Agenda behind the «War on Terrorism»: US Bombing of Afghanistan Restores Trade in Narcotics / Centre for Research on Globalisation (CRG). 2002 June 20; см. также: McCoy A. W. The Politics of Heroin: CIA Complicity in the Global Drug Trade. New York, Lawrence Hill & Co., 2003.
38 Шнайдер-Детерс В. Нормы международного права или «Pax Americana» // Материалы конференции «Проблемы региональной безопасности, политического и экономического развития центральноазиатского региона». Алматы, МКИОС — КИСИ — ОБСЕ, 2003. С. 60-66.
39 Подробнее см.: Панарин С. Россия и Центральная Азия: взаимодополнитель-ность и свободное движение населения // Pro et Contra, 2000. Т. 5, № 3. С. 118-140.
40 Todd E. Op. cit.
