CC BY
286
Ю.В. Морозов
СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ПРОЕКТЫ КИТАЯ, РОССИИ И СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ ДЛЯ ЕВРАЗИИ
Аннотация. Став второй экономической державой в мире, КНР стремится перенести центр глобального экономического развития в Азию, где она является основным «драйвером» политико-экономической жизни. Для этого Пекин разработал ряд стратегий, которые совпадают с интеграционными планами России в Евразии. Однако они не соответствуют планам Соединенных Штатов, старающихся сохранить свое лидерство в мире. Для этого США используются различные программы, основанные на американских концепциях развития мирового сообщества. В статье поставлена цель дать оценку препонам на пути реализации интеграционных проектов КНР в Евразии, и определить наиболее рациональную площадку для оптимизации интеграционных усилий России и Китая.
Ключевые слова: Россия, Китай, США, Центральная Азия, Новый шелковый путь, «Один пояс, один путь», «Большая Центральная Азия», ШОС, ОДКБ, ЕАЭС.
Экономические концепции Китая для Евразии
16 сентября 2013 г., выступая в Астане, председатель КНР Си Цзиньпин представил проект для Евразии «Экономический пояс Шелкового пути» (ЭПШП), имеющий стратегическую перспективу1.
Перспективность реализации ЭПШП обусловлена особенностями формирования современных тенденций международной жизни.
Первая тенденция: в условиях XXI в. развивающиеся страны постепенно укрепляются в роли основных «драйверов» мировой экономики. Речь в данном случае идет о Китае, руководство которого до сих пор относит это государство к развивающимся странам; России, восстанавливающей свой экономический потенциал и о других государствах БРИКС, которые становятся экономическими лидерами в Азии, Латинской Америке и Африке. В это же время страны Запада увязли в трясине инициированных ими кризисов на Украине, Ближнем Востоке и в Северной Африке, борьбой с миграционными потоками и в перераспределении сфер влияния в мире.
Вторая: появление таких «драйверов» способствует становлению новых мировых центров экономического развития. При этом его центр постепенно сдвигается на просторы между Европой и Азиатско-Тихоокеанским регионом. Центрально-Азиатский регион (ЦАР) становится мостом, связывающим Европу и Азию, где Россия является естественным «постсоветским» лидером, Китай же, претендуя на лидерство в азиатском мире, заинтересован в стабильной Евразии для успешности его экономических связей.
Третья: активизация регионального сотрудничества как реакция на смену уходящего однополярного миропорядка. Фиаско американской «сверхдержавности» заставляет страны теснее интегрироваться друг с другом. Речь идет не только о региональных экономических связях, но и о новых валютных союзах, о стремлении сообща одолеть глобальную проблему — гегемонию доллара в мировой экономике (важная веха на этом пути — решение МВФ включить с 1 октября 2016 г. китайский юань в «корзину» международных резервных валют).
С учетом этих тенденций председатель КНР во время своих визитов в страны Центральной и Юго-Восточной Азии (сентябрь и октябрь 2013 г.) выдвинул инициативу по реализации проектов ЭПШП и «Морского Шелкового пути XXI века» в рамках исполнения единой стратегии «Один пояс, один путь». Эта инициатива предполагает создание стратегических опорных пунктов для развития внутренних районов государств, участвующих в ее реализации,
что будет способствовать экономическому преуспеванию стран вдоль «Великого шелкового пути» и сотрудничеству между цивилизациями. Для этого правительство КНР разработало документ «Прекрасные перспективы и практические действия по совместному созданию экономического пояса Шелкового пути и морского Шелкового пути XXI века». В нем определено основное содержание международного сотрудничества, которое включает 5 пунктов: политическая координация, взаимосвязь инфраструктуры, бесперебойная торговля, свободное передвижение капитала и укрепление близости между народами2. В перспективе «Один пояс, один путь» свяжет транспортной сетью Азию, Европу и Африку. С одного конца этого пути будут находиться активные «драйверы» Восточной Азии, с другого — развитые экономики Европы, а между ними — обширные территории ЦАР со значительным потенциалом экономического развития. Будут созданы коридоры экономического сотрудничества «Китай—Монголия—Россия», «Китай—Центральная Азия—Западная Азия» и «Китай—Индокитай». В их основу лягут крупные международные маршруты с опорными точками в ключевых городах и в торгово-экономических и производственных зонах.
Основные наземные маршруты ЭПШП пролягут из Китая через Центральную Азию (ЦА) и Россию до Балтийского моря; через ЦА и Западную Азию до Персидского залива и Средиземного моря; через Юго-Восточную и Южную Азию к Индийскому океану. Экономические коридоры «Китай—Пакистан» и «Бангладеш—Китай—Индия— Мьянма» будут интегрированы в проект «Один пояс, один путь». Направления морского пути планируется проложить из портов КНР через Южно-Китайское море до Индийского и Тихого океанов, через Северный Ледовитый океан до Европы. На этих акваториях будут созданы безопасные маршруты с узловыми точками в важнейших портах.
Укрепить многостороннее взаимодействие Китай планирует за счет использования преимуществ таких механизмов, как ШОС, «Китай—АСЕАН», АТЭС, Форум «Азия—Европа», Диалог по сотрудничеству в Азии и ряд других международных организаций с участием КНР. Реализуя проект по возрождению «Шелкового пути»,
Пекин старается перенести экономический центр мира в сторону Азии, где Китай является основным «драйвером» политико-экономической жизни.
Евразийская интеграция: взгляд из России
Китайские устремления в рамках проекта «Один пояс, один путь» воспринимаются в России с повышенным интересом. Одновременно Москва в своих начинаниях предпочитает использовать термин «евразийская интеграция» и старается сохранить традиционное влияние в одном из важных регионов Евразии — ЦА, для чего у нее есть весомые основания.
Во-первых, существующая политическая система большинства государств ЦА гораздо ближе к российской, чем какой-либо другой. Зачастую в республиках ЦА копируют различные институты и элементы законодательства РФ. При этом подход государств ЦАР к проектам, касающимся их судьбы, весьма прагматичен. Он разнится от страны к стране, но в целом можно констатировать, что там готовы поддержать проект любой стороны, если он выразится в финансовых и иных дивидендах и не будет подрывать основы существующего строя. Поэтому они не особо поощряют западные программы «гуманитарного содействия развитию общества», но всячески поддерживают российские проекты, направленные на развитие гуманитарных связей3 и национальных экономик в ЦА. Это касается и китайской магистрали ЭПШП протяженностью более 12 тыс. км, которая позволит государствам ЦА выйти к Балтийскому морю и обеспечить развитие узловых участков на своей территории. Москва также играет конструктивную роль в поддержании баланса сил в регионе4.
Во-вторых, стандарт колеи железных дорог России и стран ЦА составляет 1520 мм. Колея шире, чем в Китае, США и Европе (1435 мм)5. Это было сделано с целью обеспечения устойчивости путевого полотна при его эксплуатации и повышения скорости поездов без модернизации подвижного состава, а также — для затруднения снабжения войск противника, в случае его вторжения в Россию и страны ЦА. Единство стандартов колеи на железных дорогах Рос-
сии и ЦА облегчает перевозку тяжелых грузов на большие расстояния без существенной задержки на перевалочных станциях.
И, наконец, в-третьих, стратегические интересы России и Китая в ЦА не противоречат друг другу и близки по вопросам безопасности границ, борьбы с терроризмом, поддержания региональной стабильности и политического взаимодействия, направленного на ограничение присутствия США в регионе, противодействие курсу на «демократические реформы», ведущему к «цветным революциям». Пекин признает интересы РФ в ЦА, что облегчает его сотрудничество с Москвой в контексте ЦАР.
Евразийскую интеграцию и укрепление в ней своей роли Москва планирует посредством использования таких многосторонних механизмов, как ЕАЭС, ШОС, ОДКБ и ряда других организаций, где Россия играет одну из ключевых ролей. К этому следует добавить, что 8 мая 2015 г. главы РФ и КНР подписали совместное заявление по сопряжению ЭПШП и ЕАЭС. Это позволяет Москве с одной стороны — облегчить решение застарелой проблемы российских дорог и развития инфраструктуры страны, а с другой — укрепить российско-китайское сотрудничество на Евразийском континенте. Для этого был создан рабочий механизм по состыковке ЭПШП с ЕАЭС. В октябре 2015 г. был подписан меморандум между РФ и КНР о строительстве высокоскоростной железнодорожной магистрали «Москва—Казань—Пекин», состыкованной с БАМом и Трансибом6. По территории РФ также пройдет автодорога «Китай—Западная Европа» протяженностью 1965 км. Запуск этой платной трассы запланирован на 2019 г., а стоимость российского отрезка пути составит около 6 млрд долл.7 Реализация указанных проектов может стать ключевым «драйвером роста» не только для экономики России, но и для стран Центрально-Азиатского региона.
Американские концепции для Центрально-Азиатского региона и сопутствующие им программы
Иной характер имеет деятельность Соединенных Штатов в этом регионе. США выгодна дезинтеграция евразийского пространства
путем поддержки сепаратистских движений и провоцирования внутренних конфликтов (все это можно наблюдать на Украине, где при подстрекательстве США был осуществлен государственный переворот). Это позволяет Вашингтону усиливать свое влияние на ситуацию в регионе и теснее сплачивать государства Евразии вокруг НАТО, возглавляемой США.
Если же говорить о ЦА и примыкающему к ней Прикаспию, то здесь Соединенными Штатами прежде всего движут экономические интересы. Геоэкономически этот регион весьма значим, так как он обладает немалыми стратегическими ресурсами — нефтью, газом и ураном. Так, доказанные запасы нефти в ЦА составляют около 27 млрд т (второе место после Персидского залива). Из них материковые запасы — 8,5 млрд т, а запасы газа оцениваются в 5,5 трлн куб. м8. В акватории Каспийского моря оценки запасов нефти колеблются от 2,3—4,5 млрд т до 5,4 млрд т. Прогнозные запасы — от 16 млрд до 32 млрд т9. Эти запасы почти в 2 раза превышают ресурсы Северного моря и примерно равны запасам Северной Америки, т. е. сопоставимы с ресурсами крупнейших нефтеносных районов мира10. В условиях возрастающего значения ядерного фактора (как гаранта безопасности) большое значение региону придает наличие запасов урана. На Казахстан приходится почти 25 % мировых запасов урана; крупные урановые месторождения есть в Узбекистане, Таджикистане и Киргизии.
И, наконец, расположение ЦАР на стыке евроазиатских транспортных магистралей является важным фактором не только его экономической, но и стратегической значимости, что особенно привлекает США. Местоположение ЦА как сердцевины Евразии позволяет Вашингтону контролировать практически все области региона и влиять на их безопасность. Наиболее ярким примером американского влияния на региональную безопасность стала война в Афганистане. Под прикрытием лозунга «глобальной борьбы с международным терроризмом» Вашингтон начал активно действовать в плане внедрения в данный регион и усиления влияния на все аспекты развития расположенных в нем стран, чтобы обеспечить там реализацию собственных планов. Для этого Вашингтоном были разработаны различные стратегические концепции.
Так, в 2005 г. была декларирована концепция «Новый шелковый путь», явно перекликающаяся с доктриной «Большой Центральной Азии» (БЦА), которая активно муссируется Центральным командованием ВС США. Обе концепции связаны с именем Ф. Старра — главы Института Центральной Азии и Кавказа при Университете Дж. Хопкинса. В журнале «Foreign Affairs» за июль—август 2005 г. он высказался за создание «Партнерства по сотрудничеству и развитию БЦА» — регионального форума по осуществлению серии программ под эгидой США. Их суть сводится к ориентированному на Америку развитию Афганистана и государств ЦА, причем, без привлечения РФ, КНР, Ирана.
Цель Партнерства — содействовать превращению Афганистана и региона в целом в зону государств с рыночной экономикой, светскими и открытыми системами государственного управления, поддерживающими позитивные отношения с Вашингтоном11. Активное участие Пентагона в этом проекте дает основание полагать, что он направлен на военно-стратегическое объединение ЦА и Афганистана под эгидой США. Планируется вовлечение в БЦА и других сопредельных государств.
Все это соответствует замыслам США, связанным с реализацией более крупного геополитического и экономического проекта под названием «Большой Ближний Восток», распространяющегося на регионы Ближнего и Среднего Востока, Кавказ и бассейн Каспийского моря. Иначе говоря, — пространство, которое охватывает области, богатые ресурсами, и удобные транзитно-коммуникацион-ные коридоры. По сути, американские политологи планируют установить через Афганистан тесные связи государств ЦА с Индией и Пакистаном с тем, чтобы ослабить их ориентацию на Москву и Пекин12.
О значении этих идей для Белого дома говорит то, что в октябре 2005 г. госсекретарь США К. Райс реорганизовала южно-азиатский отдел Госдепартамента, передав ему вопросы пяти центрально-азиатских государств. В апреле 2006 г. на слушаниях по политике США в ЦА в Комитете по международным делам Палаты представителей Конгресса помощник госсекретаря Р. Баучер, опираясь на идеи Ф.Старра, пошел гораздо дальше, придав им роль откровенного
идеологического прикрытия американского влияния в регионе. В своем докладе он ясно дал понять, что не считает Россию и Китай ведущими игроками в деле создания связки между Центральной и Южной Азией. Вашингтону также важно «увести» нефть ЦА и с китайского направления — в сторону рынка, контролируемого биржами в Нью-Йорке, Лондоне, Токио и Сингапуре13. Эти и другие обоснования изоляции России и Китая приводятся в труде «Стратегия Шелкового пути: XXI век». А на практике нефть из Казахстана поставляется на Запад в обход России по нефтепроводам «Европа— Кавказ—Азия» и «Баку—Тбилиси—Джейхан», являющимися элементами американского «Нового Шелкового пути».
Придавая геополитическую завершенность перечисленным процессам, госсекретарь США К. Райс в свое время обсуждала с президентами Афганистана, Пакистана, Казахстана, Киргизии и Таджикистана возможность создания региональной организации, которая ориентировалась бы на США и стала бы противовесом ШОС. В рамках реализации этих замыслов США выделили странам региона 1,4 млн долл. для «облегчения таможенных процедур»14. Казахстан, Кыргызстан и Узбекистан были приглашены США к участию в программе НАТО «Партнерство ради мира», Вашингтон также пообещал им ежегодно увеличивать финансирование сотрудничества в военной области. В рамках программы американцами ведется работа в таких областях, как подготовка кадров, техническое содействие реализации программы «Каспийский страж» и т. д. Особое внимание уделяется подготовке миротворческих батальонов по стандартам НАТО; военные контингенты из республик ЦА несли службу в Исламской Республике Афганистан (ИРА) и Ираке.
Однако реализация идей БЦА столкнулась с серьезными трудностями, так как во многом они были основаны на перспективе быстрой стабилизации ситуации в Афганистане и разрабатывались после того, как президент Дж. Буш-мл. объявил в 2004 г. о победе над терроризмом. Но по мере осложнения ситуации в ИРА в последующие годы о многих американских планах и программах пришлось забыть.
На этом фоне в 2009 г. была выдвинута уточненная концепция «Нового шелкового пути». В статье, написанной Ф. Старром совме-
стно с А. Качинсом, была вновь провозглашена необходимость для Афганистана стать «круговой развязкой на Новом шелковом пути от Индии до Юго-Восточной Азии, с шоссе и железными дорогами, ведущими на север, юг, восток и запад». В качестве элемента этой развязки можно назвать кольцевую дорогу в ИРА протяженностью 3362 км, которая использовалась для решения военных задач, включая вывод войск западной коалиции из Афганистана15.
Идея «Нового шелкового пути» в последней интерпретации несколько смягчена: роль Китая и России не исключается, но направление на Южную и Юго-Восточную Азию остается основным. Акцент на строительстве дорог свидетельствует о том, что американская стратегия в Афганистане придает этой стране роль, прежде всего, «транзитного коридора». Ввиду этого и была создана «Северная распределительная сеть» — транспортная инфраструктура в северном (через Узбекистан, Казахстан и Таджикистан) и северо-западном (через Туркменистан) направлениях. Дружественные администрации Белого дома эксперты представляют это как шаги в направлении реализации концепции «Нового шелкового пути». Однако большинство специалистов считают идеи Ф. Старра нереализуемыми в связи со сложностью обстановки в Афганистане.
В целом, анализируя подходы к политике в ЦА уходящей в 2016 г. администрации Б. Обамы, можно выделить четыре момента.
Первый — политика Вашингтона по-прежнему нацелена на формирование БЦА, а также на вовлечение стран региона в сферу своего влияния. В ее рамках американская администрация рассматривает ЦА как объект расширения «зоны ответственности», которая охватывает «дугу нестабильности» (Афганистан, Иран, Пакистан) и ряд других государств.
Второй — решения, принимаемые Б. Обамой на этом направлении, починены задаче сохранения военного присутствия в ИРА как стратегического фактора влияния на Иран и КНР и решения афгано-пакистанских проблем. Это обстоятельство обусловливает увеличение помощи Афганистану и Пакистану в подготовке их армий и сил безопасности, а также проведение совместных действий против талибов и ИГИЛ. 5,5 тыс. военнослужащих США будут находиться в ИРА и после 2016 г.
Третий — тем не менее, присутствие США в Афганистане существенно сокращается, поэтому курс Вашингтона в регионе будет формироваться в условиях ограничения ассигнований на оборону и необходимости решения новых геополитических задач. 9 февраля 2016 г. Минобороны США опубликовало проект оборонного бюджета на 2017 г. В нем есть несколько особенностей: в 2017 г. оборонный бюджет составит 583 млрд долл. (сокращение на 1,9 %). При этом будут увеличены расходы на военные действия за рубежом. Проект перечисляет пять угроз для Соединенных Штатов: со стороны России, Китая, КНДР, Ирана и ИГИЛ. В нем особо отмечается, что основная угроза будет исходить от Китая и России. То есть предполагается обострение соперничества между сверхдержавами; особое значение придается бюджету на исследования, связанные с новой военной стратегией США — Third Offset, цель которых— получить военное и технологическое преимущество над Россией и Китаем в долгосрочной перспективе16.
И четвертый: ряд кризисов последнего времени, разразившихся в других регионах мира, вытесняет Центральную Азию из американской повестки. Кампания против «Исламского государства» в Сирии и Ираке, кризис на Украине, гражданские войны в Йемене и Ливии, вступление в действие ядерного соглашения с Ираном и противостояние усиливающемуся напору Китая превосходят по своему значению события в ЦАР. Поэтому значение Центральной Азии для
17
американских интересов постепенно уменьшается .
В перспективе в этом регионе Вашингтон будет использовать как уже имеющиеся рычаги влияния, так и делать упор на политику «мягкой силы» и «стратегии непрямых действий». Приоритетным направлением станет сотрудничество с Казахстаном и Узбекистаном. Следует ожидать, что новая администрация США усилит свое «наступление» на государства ЦА и попытки выдавить оттуда Россию и Китай. Вероятность такой преемственности объясняется поддержкой, выраженной Б. Обамой разработанному администрацией Дж. Буша плану БЦА18.
Подводя итоги американской политики в регионе, можно сказать, что на ближайшую и среднесрочную перспективу цели США в отношении стран ЦА останутся вполне конкретными. Они включа-
ют: удержание этих государств в орбите американской региональной и глобальной стратегии посредством экономических, военно-политических, идеологических и культурно-гуманитарных механизмов влияния. При этом для Вашингтона крайне нежелательно усиление в регионе других держав, в частности России и Китая. Поэтому он будет стремиться в первоочередном порядке реализовать там комплекс особых задач, в том числе в экономической сфере: получение доступа к энергоресурсам ЦА и прилежащих районов, контроль маршрутов их поставки на мировые рынки; создание условий для организации в случае необходимости сырьевой блокады Китая; обеспечение контроля над стратегическими запасами урановой руды. В военно-политической сфере: сохранение военного присутствия в ИРА с целью удержания плацдарма для вероятного вмешательства в дела Пакистана и Ирана, сдерживания Китая и оказания давления на Россию; обеспечение возможности оперативного реагирования на ситуацию в странах ЦА. В идеологической сфере — подталкивание процессов демократизации в странах ЦА по западному образцу и поощрение их властей в строительстве государств по модели союзной США Турции.
В ходе решения этих задач Вашингтон осуществляет меры, направленные на: постепенный вывод стран региона из-под влияния Пекина и Москвы; поэтапное включение государств Азии в торгово-экономические союзы, находящиеся под американским контролем, а также вовлечение их в более активное сотрудничество с НАТО. Это влечет за собой появление новых или сохранение уже существующих проблем для КНР, препятствующей реализации интеграционных проектов США в Евразии.
Проблемы, препятствующие реализации интеграционных проектов Китая
Американские концепции в Евразии создают для Китая сложности на пути осуществления его интеграционных проектов. Базовым фактором в данном случае является китайско-американское «соперничество-партнерство». В начале первого президентского срока
Б. Обамы появилась концепция «Большой двойки» ^2). Она была нацелена на беспрецедентное взаимодействие США с Китаем с тем, чтобы достичь мирового лидерства совместно с КНР, предложив ей сформировать что-то похожее на дуумвират. G2 предполагала не соперничество с Китаем в ХХ! в. за статус сверхдержавы, а совместное обладание этим статусом и превращение КНР в союзника. (Понятно, против кого Вашингтон предполагал дружить с Китаем). Однако концепция, не учитывающая реального положения в мире, так и не была реализована. А из-за политики, проводимой Вашингтоном в Афганистане, обозначилась реальная угроза того, что террористы и сепаратисты будут проникать из ИРА в КНР и раскачивать ситуацию в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, где планируется прокладка маршрутов ЭПШП.
Ныне США уже не отрицают тот факт, что американо-китайское сотрудничество постепенно сходит на нет из-за существования ряда других серьезных проблем: Тайвань, Тибет, Северная Корея, права человека, рост военной мощи КНР и т. д. Китай в свою очередь озабочен созданием США системы ПРО в Тихом океане, эмбарго на поставки в КНР «чувствительных» технологий, громадным дисбалансом в двусторонней торговле19. Кроме того, Вашингтон препятствовал участию Пекина в «Соглашении о Транстихоокеанском партнерстве», которое было подписано в Атланте в 2015 г. 12 странами, включая Канаду(!)20. Китай также не фигурирует и в другом американском проекте — «Трансатлантическом союзе». На Ближнем Востоке основной экспорт нефтересурсов в Китай идет по Персидскому заливу, который находится под контролем ВМС США. И в случае блокады этого маршрута Пекин может оказаться под влиянием Вашингтона в принятии решений по реализации проекта «Один пояс, один путь».
США и Китай, конкурируя между собой за лидерство в азиатской части Тихого океана, генерируют очаги напряженности в этом регионе. Увеличение военной мощи Южной Кореи, наличие военной базы США в Японии и процесс милитаризации последней вызывают озабоченность китайских стратегов. В свою очередь, если КНР попытается решить территориальные проблемы в Южно-Китайском море и присоединить Тайвань силовым путем, то это крайне встре-
вожит соседние страны и США. Ввиду этого, их отношения с Китаем будут развиваться по формуле: сосуществование, сотрудничество, соперничество и, в крайнем случае — регулируемая конфронтация21. Данная вероятность тоже может сказаться на выборе маршрутов из портов Китая в южную акваторию Тихого океана.
Помимо проблем с Соединенными Штатами, разногласия с Россией тоже могут создать для Китая в 2016 г. дополнительные внешнеэкономические сложности.
Пока «разворот в Азию», который провозгласила Москва после введения западных санкций, не идет дальше деклараций. У правительства РФ нет достаточного финансового обеспечения планов развития Дальнего Востока. Видится вероятным проявление конфликта интересов КНР и России по вопросам реализации проекта «опережающего развития» ДВФО и по прокладке транспортного маршрута ЭПШП из Китая на европейские рынки в силу следующего обстоятельства: Москва хотела бы, чтобы Китай проложил большую часть «Шелкового пути» по территории России. Однако Пекин рассматривает и маршруты выхода в Европу в обход России (через Казахстан, Турцию, Азербайджан и Грузию). Это совпадает с планами Евросоюза, который также изучает возможности доступа к ЦА не через Россию, а через Турцию и Кавказ для реализации там своих экономических целей, хотя некий политический мотив в этих планах тоже присутствует (переориентация ЦА с России и Китая на Европу через члена НАТО — Турцию).
Прибалтийские страны соревнуются между собой и с Россией за возможность стать для Китая логистическим агентом, имеющим выход к Балтийскому морю22. Они рассчитывают заместить российские порты своими морскими гаванями для грузов ЭПШП. Пока что выигрывает в борьбе за «шелковый» грузопоток Литва: в 2015 г. были подписаны соглашения между китайской корпорацией China Merchants Group (CMG) и Клайпедской свободной экономической зоной, а также с Клайпедским портом. CMG планирует построить в Клайпеде логистический парк, а также инвестировать средства в портовую инфраструктуру и стать управляющим одного из терминалов. В конце 2015 г. бизнес-делегация из Китая посетила Латвию, где директор CMG в странах Центральной Азии и Балтии Ху Жэн
(Hu Zheng) сообщил о планах Китая инвестировать в литовские порты после анализа их возможностей. Эстония также видит свои порты частью «Шелкового пути», ибо они по сравнению с литовскими гаванями обладают более модернизированной инфраструктурой. В таких условиях российские порты, конкурирующие за грузы с Прибалтикой, рискуют остаться на периферии ЭПШП. Однако транзит грузов в Европу через прибалтийские государства, обладающие «суррогатной суверенностью», является высокорискованным
для Китая. По словам эксперта А. Карпова, «если им скажут пере-
23
крыть транзит — они его перекроют» .
На пути осуществления китайских интеграционных проектов существует ряд других препятствий. Так, возрождения «Шелкового пути», видимо, не стоит ожидать в ближайшее время, поскольку этот проект финансово затратный и чреват многими организационными и техническими сложностями. Они присутствуют и в концепции ЭПШП, где все еще нет системности и четкости в наиболее значимых вопросах реализации этого проекта. Так, среди перечисленных в концепции ЭПШП механизмов не упоминается ЕАЭС. Поэтому существует потребность совместной проработки концепции со стороны Китая, России, других членов ЕАЭС, определения параметров состыковки евразийских форматов экономического взаимодействия, создания правовой базы их сопряжения.
Очевидно, для решения существующих проблем по проекту ЭПШП идеальной площадкой могла бы стать ШОС. Специфика центрально-азиатского измерения ШОС заключается в том, что государства ЦАР в отношениях с РФ и КНР одновременно выступают и субъектами политики в сферах экономики и безопасности, и объектами российско-китайских инициатив. Подобный объектно-субъектный характер отношений обусловлен, с одной стороны, независимым статусом государств ЦА, имеющих право на независимую политику, с другой — разностью экономического и политического потенциала этих государств по сравнению с Россией и Китаем. Экономическое превосходство позволяет Пекину во взаимодействии с Москвой инициировать в регионе собственные проекты, особенно ввиду того, что ныне в ШОС слабо продвигается многостороннее экономическое сотрудничество. При развитии его в рамках ЭПШП,
российско-китайские отношения в Евразии получат новый импульс, а наложение кооперационных механизмов ШОС и ЭПШП даст возможность использования китайских ресурсов для развития государств ЦА и России. В связи с этим представляется, что программа создания «Экономического пояса Шелкового пути» могла бы стать катализатором многостороннего экономического сотрудничества государств ШОС и проводиться при самом активном участии, а то и под эгидой этой Организации. Координация проекта ЭПШП со схожими программами других международных институтов, таких как ПРООН и ЮНЕСКО, тоже видится весьма желательной, хотя и труднодостижимой.
Примечания
1 Проект «Экономический пояс Шелкового пути и морской Шелковый путь XXI века» / Госкомитет по делам развития и реформ, МИД и Министерство коммерции КНР. Издано Госсоветом КНР в марте 2015 г. URL: http://ru.china-embassy.org/rus/ztbd/aall; Лукин А. В. Идея «экономического пояса Шелкового пути» и евразийская интеграция // Международная жизнь. 2014. № 7. С. 84—98.
2 Проект «Экономический пояс Шелкового пути и морской Шелковый путь XXI века»...
3 См.: Сафронова Е.И. Некоторые итоги гуманитарного взаимодействия стран-членов ШОС за пять лет ее существования // Шанхайская организация сотрудничества: к новым рубежам развития. М.: ИДВ РАН, 2008. С. 161—183.
4 Евразийский союз. URL: http^/ruxpertru/rc
5 Железнодорожная колея в разных странах. URL: http://www.bygeo.ru/ materialy/karty/713-zheleznodorozhnaya-koleya-v- raznyx-stranax.html
6 URL: http://moscowbeijing.ru/ru/ru-analytics/ru-infrastructure/kogda-i-kak-o kupitsya-zheleznaya-doroga-moskva-kazan-pekin
7 Зозуля В. Шелковый путь-поворот на Россию. Москва—Пекин, январь— февраль 2016 г. С. 12—13.
8 Security Threats in Central Asia and Prospects for Regional Cooperation (Roundtable discussion). East West Institute's Brussels Center and the Hanns Seidel Foundation. January 28, 2015. URL: http://www.eastwest.ngo/idea/security-threats-central-asia-and-prospects-regional-cooperation
9 Якубовский В.Б. Геоэкономическое значение Центрально-азиатского региона. Проблемы становления Шанхайской организации сотрудничества и взаимодействия России и Китая в Центральной Азии. М.: ИДВ РАН, 2005. С. 109.
10 Иванов Э.М. Экономические отношения России со странами Центральной Азии / Российский Институт стратегических исследований. 2006.
11 Starr F. S. A Partnership for Central Asia // Foreign Affairs. 2005. July/August. URL: http://www.cfr.org/publication/8937/partnership_for_central_asia.html
12 Морозов Ю.В. Стратегия Запада в Центрально-Азиатском регионе в начале XXI века. М.: ИДВ РАН, 2016.
13 URL: http://www.rusus.ru/print.php?id=194
14 Быков П. Большая Игра обязательно закончится. URL: http://www. centrasia.ru/newsA.php?st=1130560440
15 Нессар О. Афганистан: от экономики войны к экономике добрососедства. URL: http://afghanistan.ru/doc/22371.html
16 Ватанабэ Ёсикадзу. Военная конкуренция США, России и Китая. URL: http://inosmi.ru/military/20160229/235569386.html
17 Румер Е., Сокольский Р., Стронски П. Политика США в Центральной Азии 3.0. URL: http://inosmi.ru/politic/20160321/235793015.html
18 Морозов Ю.В. Американская политика и стратегия в локальной войне в Афганистане и их влияние на региональную безопасность. М., 2015.
19 Холбрук Р. Проблемы американо-китайских отношений // The Wall Street Journal. URL: http://inosmi.ru/world/20050531/219983.html
20 Яту Чун. Китай и ТРР (ТТП) // Китай. 2015. № 11. С. 28.
21 Морозов Ю.В. Перспективы стратегии России в Северо-Восточной Азии в XXI веке // Национальные интересы: приоритеты и безопасность. 2013. № 21. С. 34—45.
22 ИА REGNUM. Итоги 2015: Россия убивает порты Прибалтики, а Белоруссия и Китай — спасают. URL: http://regnum.ru/news/economy/2049222.html?ut m_source=infox.sg
23 Там же.
