CC BY
93
Edited by FoKit PDF Editor
Copyright (c) by FoKit Corporation, 2003 - 2010
For Evaluation Only.
ft. С. Медведчпиова. Бпблепзмы в современном поэтическом тексте_________
кунд книгу окончательно закрыл и авторитетно заключил <..> (Б. Левин, 1965-1994);
Но я слышал от опытных и заслуживших всяческое доверие путешественников, будто у себя на родине вы разводите крепконогих лаек (М. Семенов, 2003);
Возможно, что это так, но, в отличие от Вагнера, их музыка несет нам тепло человеческого сердца, высокую духовность и гуманизм (А. Штильман, 2003).
Референциальное многообразие прилагательных, используемых в качестве усилителей антропоморфных существительных, свидетельствует о широком субъективном освоении и присвоении человеком познаваемого им мира. Оба рассматриваемых в статье аспекта антропоцентричности интенсифицирующих прилагательных - регулярное употребление в качестве усилителей прилагательных с антропоморфной семантикой и регулярная интенсификация значений антропоморфных существительных с помощью разнообразных по референции прилагательных - выявляют су-
УДК 821.161.1.09-1+929
БИБЛЕИЗМЫ В современном поэтическом тексте
К. С. Медведчикова
Саратовский государственный университет E-mail: [email protected]
В статье проводится филолого-религиозный и духовно-эстетический анализ произведений, позволяющий на их основе реконструировать доминантные категории мироощущения поэтов, выявить воплощение и метаморфозы христианского кода в поэтическом тексте.
Ключевые слова: библеизм, христианский код, мироощущение, идиостиль.
Biblical Expression in Modern Poetic Text K. s. Medvedchikova
The article offers philological and religious as well as aesthic analyses of literary works; they enable the reconstruction of the dominant categories of poets’ perseption of the world; on their basis the embodiment and metamorphoses of the Cristian code in the poetic text can be elicted.
Key words: Biblical expression, Christian code, perception of the world, idiostyle.
Современная литература является отражением человека, чей характер и мироощущение формировались в сложное и интересное время -во второй половине XX в. Духовная сфера жизни несколько лет пребывала под запретом, но на сегодняшний день интерес к религии и церкви резко возрос, в обществе появляется все больше
щественное свойство организации языка/речи, заключающееся в глубокой антропоориентированности человеческой речи и естественного языка.
Примечания
1 Рябцева Н. Ментальная лексика, когнитивная лингвистика и антропоцентричность языка. М., 2001. С. 38.
2 Горошко Е. Языковое сознание : дис. ... д-ра филол. наук. М., 2001. С. 64.
3 См.: Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С. 297.
4 Об эгоцентричности интерпретации времени см., например: Иванова Т. Концепт «время» и языковые модели времени // Проблемы когнитивного и функционального описания русского и болгарского языков. Шумен, 2003 ; Мыркин В. Трудные вопросы немецкой аспектологии и темпорологии. Архангельск, 1993 ; Карасик В. Языковые концепты как измерения культуры (субкатегориальный кластер темпоральности) // Концепты. Вып. 2. Архангельск, 1997.
верующих, религиозных людей, которые могут понять, расшифровать христианский код русской литературы. Знание библейских текстов, авторская их интерпретация порождают как активный процесс создания, так и процесс чтения многих современных литературных произведений с христианской составляющей.
Восприятие русской литературы через призму православия выявляет ее как литературу хри-стианоцентричную, дает возможность выделить некий «христианский текст», существующий на протяжении последних трех веков. Наличие такого текста может быть явно выраженным в творческом наследии, а может быть сокрыто в подтексте, переплетено аллюзиями и намеками, как того требует христианский код писателя.
В поэзии С. Кековой и М. Борцовой христианский текст является творчествообразующей основой. Здесь широко представлены христианские аллюзии, мотивы, образы, библейские имена, скрытые и явные цитаты из Священного Писания. Языковым сигналом такой интертекстуальности становятся библеизмы, к которым мы, опираясь на исследования Г. А. Лилич1, О. И. Трофимкиной, Н. И. Орловой1 и других и определение, данное Е. М. Верещагиным, относим «отдельные слова современного русского литературного языка,
© Медведчикова К. С., 2012
Edited by Foxit PDF Editor
Copyright (c) by FoKit Corporation, 2003 - 2010 For Evaluation Only.
Известия Саратовского университета, ¿.иid. i. id. Lep. ч^плологпя. турнагпстпка, вып. l
устойчивые сочетания, цельные выражения и фразы, восходящие по своему происхождению к Библии, которые или заимствованы из Библии, или подверглись семантическому воздействию библейских текстов, в том числе не ассоциируемые с ней в современном языковом сознании»2.
Наш анализ ориентирован и на лингво-эсте-тические исследования С. Кековой3. Так, вслед за ней мы различаем термины «мировоззрение» и «мироощущение», считая, что степень слитности автора и мира гораздо выше при мироощущении, которое становится знаковым состоянием, порождающим не только поэзию как таковую, но и духовно-эстетическое целое автора. Исследование творчества авторов строится в двух плоскостях: воссоздаются модель мира писателя и система его мироощущения.
Мироощущение поэта представляет собой определенную систему категорий, среди которых выделяются доминанты, формирующие предметно-образный, сюжетный и другие уровни текста. Нами выделяется несколько доминантных категорий: поэт - поэзия, религия, самоидентификация. Категории мироощущения воплощаются в знаках, прослеживаемых в поэтических текстах. Такими знаками среди других являются библеизмы.
Филолого-религиозный и духовно-эстетический анализ произведений позволяет на их основе реконструировать доминантные категории мироощущения поэтов, выявить воплощение и метаморфозы христианского кода в поэтическом тексте.
Творчество С. Кековой и М. Борцовой пронизано библейскими мотивами, п о н и м а н и е многих сфер жизни имеет религиозную основу, основу православную. И, несмотря на единоверие двух авторов, роль библеизмов в их творчестве глубоко своеобразна. Прослеживаются различия в понимании дара творчества, в отношении к религии и самоидентификации себя как верующего человека.
Большей активностью в творчестве обоих поэтов обладает категория поэт - поэзия. В литературной традиции привычно восприятие поэтического дара как дара от Бога. Такое понимание можно проследить в творчестве М. Борцовой: Собирала по малым крохам, / по кирпичикам по этажным / Слово, вплывшее в мир истоком, / Слово - Богоявления жажду4. Приведенный пример показывает не только божественное начало поэзии, но и сам принцип творчества: слово - это «кирпичик», из которого строится произведение. В тексте ее поэмы «Человек из Назарета» образ кирпичика появляется уже в контексте иного понимания творчества - как данного не Богом, а Дьяволом: каждый кирпичик слова занял отведенную ему нишу в фундаменте выстроенной мною литературной башни. Не дай Бог, чтобы Вавилонской (34). Сравнение здания-поэзии с Вавилонской башней - библейской реалией выявляет опасения поэта по поводу крушения,
богопротивности своего творчества. Но имя Бога появляется в этом контексте как призыв уберечь от такой судьбы и общая тональность понимания М. Борцовой дара поэтического проявляется как уверенность, что дар этот от Бога: Дар Господний
- мой голос, до конца не иссяк (31).
Иную картину видим в творчестве С. Кековой: Нас погубит ритмический дар5; Говорят, что хлебопашец Каин - друг и сеятель искусств, <...> / говорят, что Каиново семя приручило гусли и свирель (26). В статье С. Кековой «Православное обоснование художественного творчества»6, посвященной именно двум пониманиям дара, выделяется некая идея «оправдания перед Богом за творчество путем Его восхваления возможностями этого творчества». Эта идея и реализуется в ее поэзии: что Ты, Господи, ждешь от меня, поэта? / что прибавлю к Любови твоей и славе? (41); как мне сложить псалом во славу Божью, / невидимая ласточка, скажи? (48); Господи, прими слово мое / как покаяние души моей. / Господи, прими слово мое, /как обет вечно служить Тебе (54). Происходит обожествление слова, язык становится священным: и вновь распадается тело на грешную плоть и язык (57); Вырастает из слова / новый мир, склоняющий голову перед Господом (61). Но талант не перестает быть тяжелым: получила я голос для пенья / и опасный пророческий дар (103), он ставит задачу, сложную для выполнения,
- донести до слуха других слова Господа, которые часто становятся лишь незрелыми плодами смоковницы или зернами, мимо борозды летящими.
В доминантной категории религия авторы поднимают различные вопросы, которые пересекаются со всеми сферами чувств, поскольку именно религия играет смыслообразующую роль в жизни поэтов. Данная категория является основополагающей, включает в себя образы Бога и Люцифера, ангелов и бесов.
М. Борцова выявляет греховность своей жизни, поэт обвиняет себя в одном из смертных грехов: я нарушила заповедь Божью - не сотвори себе / кумира (31). И отсюда ведется линия восприятия Бога как карателя: О, как тяжела ты, / Десница Господня! / одно пожеланье: /ударь не сегодня (4); Свистопляска стихий лихих / кара Божия - мои грехи (11). Но кара эта справедливая, правая - за грехи. Бог - это судья, определяющий ту чашу судьбы, которую предстоит нам выпить: Прошу Тебя, чаши / судеб перепутай (31).
Образ Господа в творчестве С. Кековой более многопланов, сложен. Бог - судья: лишь Богреша-ет - кого казнить, кого отпустить домой (42), но судья прощающий, принимающий раскаяние: не ложись ничком / и не плачь, а к Богу иди с молитвой (131); не нужно искать утешенья нигде <...> а только у Господа Бога (148). Необходимы вечная, непрестанная молитва Богу и очищение души покаянным огнем - из-за греховности каждого человека от рождения. Если покаяния не совершить, в силу вступает образ Бога-карателя: пока
34
Научный отдел
Edited by Foxit PDF Editor
Copyright (c) by FoHit Corporation, 2003 - 2010
For Evaluation Only.
К С. Л1 едведчнкова. Бпбпепзмы в современном поэтическом тексте_________
не пробил час Суда / и мир Господь не сжег,<...> покайся, блудная душа, слезами грех омой (128).
Образ Люцифера необычен - он тоже излучает свет, как существо Божественного порядка, но тут же дается характеристика света, исходящего от него, указывающая на дьявольское происхождение: там источник света ложного - падший ангел Люцифер -/ <...> разрушает пенье сфер (98).
Третьей доминантной категорией является самоидентификация - это процесс восприятия себя в системе мироздания.
Восприятие себя как сложного противопоставления души и тела, языка и грешной плоти
- такова картина, создаваемая С. Кековой. Лишь Господь в силах освободить пленного ангела внутри, и это освобождение достигается путем молитв и покаяния. Дух противопоставляется душе, получает характеристику - дух мятежный, лгун и гордец (46). Но стремление к праведности, истовая вера иногда пугают поэта - такое состояние настолько разъединяет ее душу и тело, что она боится: да, я боюсь своей души, / душа и тело чужды! (111).
С. Кекова называет душу «паршивой овцой»: душа - паршивая овца / в огромном стаде плоти человечьей? (243) В данном контексте произошла сложная трансформация библеизма. В Библии встречаем образ овцы в притче о духовном пастыре (пастухе) и заблудшей овце (Евангелие от Матфея: Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее. Если бы у кого было сто овец и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся?). Данное словосочетание стало фразеологизмом со значением «о беспутном, сбившемся с пути человеке»7. Происходит замена компонента фразеологизма «заблудшая» стилистическим контекстуальным синонимом «паршивая» на основе негативного признака. После трансформации фразеологической единицы наблюдаем авторское употребление фразеологизма: душа лирической героини на фоне противопоставления духовного и преобладающего плотского приобретает негативный признак, усугубляющий библеизм «заблудшая (паршивая) овца». Подсознательно точка зрения большинства воспринимается как верная, правильная, а противопоставленные ей в меньшем количестве мнения - как ошибочные. Здесь же смысловой парадокс выстраивается таким образом: большинство антирелигиозно, бездуховно, имеет лишь плотскую выраженность, а противопоставленная душа единична, она теряется в «стаде плоти» и (как задает вопрос автор), следовательно, ошибается? Вопросительная форма высказывания лишь подчеркивает невозможность такого соотношения (душа - паршивая овца) для верующего человека. Сопоставление данных образов является индивидуальным авторским пониманием, раскрывает характер лирической героини С. Кековой, ее духовное одиночество в человеческой массе. Такое одиночество вызывает
отчаяние, появляется сомнение в возможности прощения: без больших надежд на свое спасение / буду мертвым, чающим воскресения (206). И все же она уповает на Бога, который поймет и простит, если искренне молиться ему: безнадежно любит нас Господь, / нас, обнаженных, плачущих и грешных (89). Характеристика верующих людей часто несет эффект умаления, что характерно для христианской традиции. Человек перед Богом -ничто, и роль его мала и ничтожна, и грех гордыни надо превозмогать.
Для М. Борцовой изначальная греховность жизни, любви становится причиной самобичевания: грешен. Слезы прости мне, Авва, / Чаша Божья, да не минует! (67). Душа мучит человека, не дает ему замкнуться в своей греховности: Только по жизни душа-недотрога / ангела алчет, а может быть, - Бога (83). Постоянное раскаяние становится причиной временных кризисов веры, желания избавиться от душевной составляющей: доктор, прошу, ампутируйте душу, - / душа разрослась, душа меня душит <...> где же Ваш скальпель, архангел Божий? (110). Но отказа от веры не происходит, наоборот, лирическая героиня, как и любой другой человек, становится для Него непутевым чадом, которого Он ждет домой, как отец ждал свое чадо в притче о блудном сыне.
Религия выступает базисом для обоих поэтов, по ее законам строится жизнь лирических героинь. Сквозной образ Бога-Судьи константен для всего творчества С. Кековой и М. Борцовой. Идея Страшного суда, возмездия за свои деяния пугает авторов и понуждает к раскаянию в грехах. Но восприятие Бога неравноценно. Несмотря на высшую справедливость Бога, его прощение неравнозначно для поэтов: С. Кекова уверена, что искреннее раскаяние может очистить любой грех и привести человека ко спасению; М. Борцова не отрицает раскаяния и прощения грехов, но считает, что любой совершенный грех не исчезает бесследно, даже после прощения на душе человека остается его «печать» , от которой избавиться уже невозможно.
Свободное использование поэтами библейской лексики и фразеологии свидетельствует о глубине познаний в христианской религии. Библеизмы в их поэзии служат средством раскрытия важнейших смысловых сфер миропонимания, формируя доминантные категории мироощущения.
Одни и те же языковые единицы - библеизмы
- в идиостилях каждого поэта выявляют особое понимание и восприятие окружающего его мира, обладают особой эстетической энергией.
Итак, анализ религиозной лексики в творчестве двух поэтов обнаруживает огромный потенциал библеизмов как лексической единицы, используемой для создания экспрессивно-эмоциональных, образных текстов, их многоуровневое, ассоциативное содержание, на знаковой основе которого можно выявить категории мироощущения поэтов, их восприятие главных смыслоо-
Лингвистика
35
Edited by FoKit PDF Editor
Copyright (c) by FoKit Corporation, 2003 - 2010
For Evaluation Only.
Известия Саратовского университета, ¿uiz. i.jz. Lep. wmonorm. турналпсгпка, вып. l
бразующих сфер. Поэтические миры С. Кековой и М. Борцовой представляют собой сложные духовно-эстетические системы, содержащие в себе свою интерпретацию христианского кода современной русской литературы.
Примечания
1 См.: Лилич Г., Трофимкина О. Отражение библейских текстов в автобиографической трилогии М. Горького // Словоупотребление и стиль писателя. Вып. 2. СПб., 2003. С. 53-59 ; Орлова Н. Библейский текст как прецедентный феномен. Саратов, 2008 ; Она же. Книга книг : филологический комментарий библейских текстов. Саратов, 2006.
2 Верещагин Е. Христианская книжность Древней Руси. М., 1996. С. 58.
УДК 821.161.109+929
некомическая рефлексия русских писателей-эмигрантов над языком революции
М. А. Пчелинцева
Саратовский государственный университет E-mail: [email protected]
В статье дается классификация рефлексивов русского языка. выявляются типы некомических рефлексивов в творческом наследии писателей-эмигрантов первой волны. ключевые слова: языковая рефлексия, рефлексив, русское зарубежье.
Non-Comic Reflection of Russian Emigrant Writers at the Language of Revolution
M. A. Pchelintseva
This article gives the Russian-language reflexives classification. Types of non-comic reflexives in the creative heritage of the first wave emigrant writers are found out.
Key words: linguistic reflection, reflexive, Russian-language literature abroad.
Творческое наследие писателей-эмигрантов
- важная часть единой русской культуры, расколотой революцией 1917 г. Оно представляет богатейший источник для изучения оценки революции русскими людьми, наблюдавшими за революционными событиями хоть и со стороны, но очень пристрастно и заинтересованно.
Эмигрантская оценка различных сторон советской действительности и новой культуры имеет вербальное выражение, то есть проявляется на лексико-семантическом уровне. Объектами оценки являются Октябрьская революция, Советская Россия, советский уклад жизни, советский язык, советская литература, советские писатели,
3 Кекова С. Небо и земля Арсения Тарковского : метафоры христианского кода : дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 2009.
4 Борцова М. После бала : стихотворения и проза. Саратов, 2004. С. 19. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц в скобках.
6 Кекова С., Измайлов Р. Православное обоснование художественного творчества // Сибирские огни. 2008. № 11. URL: http:// www.magazines.russ.ru/sib/2008/11/ ke11.html (дата обращения : 23.10.2011).
5 Кекова С. Плач о древе жизни : стихи разных лет. Саратов, 2006. С. 33. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц в скобках.
7 Кочедыков Л., Жильцова Л. Краткий словарь библейских фразеологизмов. URL: http: // www.bible-center.ru/ dict/phrases (дата обращения : 23.10.2011).
советский человек. Новый язык, наряду с другими явлениями советской действительности, получает вербальную оценку. Однако основная форма выражения критического отношения к языку - это рефлексия, структурным элементом которой является рефлексив.
Определение рефлексива принадлежит И. Т. Вепревой: «.законченное (хотя бы относительно) высказывание, содержащее оценку употребительному слову или выражению, формально включающее лексическую единицу “слово” или глаголы говорения и именования»1.
Существуют разные подходы к рефлексивам и разная их классификация. М. А. Кормилицына, например, по структуре делит рефлексивы на два вида: эксплицитные и имплицитные2. Первые содержат вербально выраженный авторский комментарий, во вторых такой комментарий отсутствует.
Эксплицитные рефлексивы, в свою очередь, могут выступать в двух формах: простое комментирование и оценочное. И. Т. Вепрева называет эти формы метаязыковым комментарием и метая-зыковой интерпретацией3. Метаязыковой комментарий представляет собой простое высказывание, когда субъект речи комментирует слово или его употребление в данном контексте, сообщая о нем какую-либо информацию. Метаязыковая интерпретация является оценочным высказыванием: говорящий выражает свое отношение к слову.
В имплицитных рефлексивах, где отсутствует вербально выраженный комментарий, рефлексия проявляется с помощью «закавычивания». Кавыч-
© Пчелинцева М. А., 2012
