CC BY
27
ет предельно ясной причину обращения Бродского именно к данному тексту поэта-предшественника, но и указывает на глубинную связь Бродского с поэзией Серебряного века, ее уникальными художественными мирами.
Литература
1. Колобаева Л. А. Связь времен: И. Бродский и Серебряный век русской литературы //Вестник МГУ. Сер. Филология, 2002. № 6. С.20-39.
2. Иосиф Бродский: Творчество, личность, судьба. СПб, 1998.
3. Лейдерман Н.Л. и Липовецкий М.Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений: в 2 т. Т.2: 1968-1990. М., 2003.
4. Бродский И. Собр. соч.: В 7 т. М.: Пушкинский фонд, 2000.
5. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.
6. Крепс М. О поэзии Иосифа Бродского: http://lib.ru/BRODSKIJ/kreps.txt
Literature
1. Ко1оЬаеуа L.A. The communication of times: I. Brodskiy and the Silver age of the Russian literature //Bulletin of the МSU. Ser.9, Philology, 2002. №6. P.20-39.
2. Iosiph Brodskiy: Creativity, the person, destiny. SPb., 1998.
3. Lejderman N.L. and Lipovetskiy M.N. The modern Russian literature: 1950-1990-th years. M., 2003.
4. Brodskiy I. The collected works: in 7 v. М.: Pushkin fund, 2000.
5. Zgholkovskiy A.K. The wander dreams and other works. M., 1994.
6. ^eps M. About Iosiph Brodskiy's poetry: http: // lib.ru/BRODSKIJ/kreps.txt
Колмакова Оксана Анатольевна, старший преподаватель кафедры русской литературы Бурятского госуниверситета, кандидат филологических наук
Адрес: 670042, Улан-Удэ, проспект Строителей, д. 6, кв. 10
Kolmakova Oksana Anatolyevna, chair of the Russian literature, the senior teacher of the Buryat state university, Cand.Phil.Sci.
Address: 670042, Ulan-Ude, Stroiteley avenue, 6-10.
Tel: (3012) 459789; е-mail: [email protected]
УДК 821.161.1
И.В. Швец
Богословское оправдание творчества в лирике Светланы Кековой
Статья посвящена богословскому оправданию творчества лирики С. Кековой. Падение человека испытывается как помеха обретению познания мира посредством слова. Поэтесса находит настоящую свободу, но этот поиск происходил в страданиях.
I.V. Shvets
The Theological Justification of Creativity in Svetlana Kekova's Lyrics
The article is devoted to the theological judgement of own creativity in S.Kekova's lyrics. Consequences of the Fall of man are experienced as obstacles during knowledge of the world by means of a word. In free submission to will of the Creator the person, the poet finds original freedom, but this finding is made in the suffering caused by numerous passions. Creativity and the spiritual efforts necessary for it is a way of overcoming of these passions, the way of salvation.
Проблема творчества с христианских позиций - это проблема соотнесения личной свободы с Божественной истиной, т.е. взаимодействия воли человеческой и Божьей воли. Тема оправдания творчества оказалась в поле зрения философов русского религиозного ренессанса начала XX в.: В.Соловьева, Н.Бердяева, В.Розанова. Решение этого вопроса само предполагает творческое усилие. Пафос этих мыслителей - возможность свободы и степень свободы в отношении к религиозному канону, утрата и обретение веры, сомнения и личное переживание-осмысление христианской традиции. В соответствии с доминированием модернистских настроений в трудах названных философов нередко можно найти достаточно острые высказывания об оппозиции «догматичного православия» и «адогматичного творчества» - причём в пользу последнего.
«Православный ренессанс» - одна из позитивных тенденций современной культурной ситуации в России. Это явление интеллектуальной литературы, для которой искренняя вера - не эмоции только, но труд, дисциплина души и ума, потому предполагает обращение к авторитету христианской мысли. Так совершается и возвращение к прерванной в XX в. рефлексии соотношения христианской веры и творчества, к вопросу об оправдании творчества в богословии. Правильней будет сказать, что это осмысление продолжалось в среде эмиграции, наследовав-
шей традиции русского религиозного ренессанса начала века и развивавшей их в трудах таких православных мыслителей, как Г. Флоровский, В. Вейдле, архим. Киприан (Керн), протопресвитер Александр Шмеман. Именно к ним обращаются современные литераторы, исповедующие духовно-религиозные ценности.
Знаменательно, что проблема свободы и веры стала предметом творческой и критической рефлексии не прозаиков, но поэтов-интеллектуалов (Олеси Николаевой, Ольги Седаковой, Олега Чухонцева, Юрия Кублановского). Именно для лириков постмодернистской эпохи актуальна проблема оправдания собственного слова и духовного поиска, которая не существовала для модернистов (например, для Б. Пастернака), именно они обращаются в её решении к авторитету богословия. Нас интересует поэзия Светланы Кековой, у которой осмысление творчества происходит в лирической рефлексии и формулируется поэтом в ряде интервью на радио «Радонеж», «Свобода», для «Литературной газеты», информационно-аналитического портала Саратовской епархии Русской православной церкви. Суть осмысляемого вопроса - что такое именно православная лирика, т.е. христианская свобода творчества?
Опыт Кековой значим как отказ от поэтической свободы, понимаемой согласно Н.Бердяеву, и подчинение творчества религиозному вдохновению. Этот выбор есть оппозиция другой версии духовного поиска, где поэтическая воля доминирует во всём. И. Бродский, анализом творчества которого С. Кекова занималась профессионально, ежегодно писал стихи, посвящённые Рождеству, но считал, что поэзия открывает гораздо более широкие метафизические горизонты, чем религия, т.е. замещает её и абсолютно самодостаточна: лирик свободен именно потому, что говорит с Богом с позиции «я» и распоряжается словом с санкции языка.
С. Кекова, напротив, говорит о богословском обосновании творчества в интервью радио «Радонеж» (23.04.2006). Она ссылается на сформулированное в книге архимандрита Киприана (Керна) «Антропология святителя Григория Паламы» понимание творчества как обнаружения логосности мира. «Логос в человеке ищет в природе логосного, как отблесков вечного Логоса» (1, с.326-327). То есть подразумевается соотносимость Божественного Логоса, его дара в человеке и наличие в природе данных Богом логосов, потому для человека возможно постижение этих данных миру Творцом смыслов. Свою творческую стратегию Светлана Кекова определяет словами преподобного Максима Исповедника: «Надо расшифровывать таинственную криптограмму бытия, доступную для изощренного глаза духовного и совершенно закрытую для непосредственного чувственного зрения» (1, с. 331). Так, условием постижения логосности мира является духовный подвиг поэта.
Поэт признаёт богословскую трактовку свободы, поскольку принимает гносеологическую позицию христианства. Сербский богослов преподобный Иустин (Попович) так формулирует суть христианской гносеологии: «Человек не творец Истины, поэтому акт познания - это акт усвоения уже объективно данной Истины» (2, с.19). Собственное лирическое призвание поэт облекает в такую поэтическую форму: Одни у мира Божьего уста, Один язык как орган внятной речи. И звук один во многих голосах Горит, как куст в пустыне, - не сгорая...
Так поэт предстаёт транслятором Божественного Логоса. Творчество - встреча с Богом (неопалимая купина), а назначение творчества - познание мира как Богопознание. Это то, что утверждают русские мыслители и богословы. «Человек своим логосом, т.е. посеянным в нем разумным началом, соотносительным рассеянным в мире логосам, может постигать смыслы вещей и событий, а через это приближаться к Логосу Предвечному и познавать Бога», - пишет архим. Киприан (Керн) (1, с. 327-328). Кекова согласна: «Цель философии - познание высшей реальности. Но ведь и у поэзии, у стихов цель - та же самая. В этом они едины.» (3, с.8). Для богослова и поэта оправдание творчества есть оправдание человека, но никак не апология его.
Так, когда С. Кекова формулирует цель поэзии как познание высшей реальности, она, безусловно, знает, что первый тезис христианского Богословия гласит: Бог в существе Своем непознаваем. Не случайно учение о творчестве как постижении логосов природы, самых прозаических предметов мира, через которые познают Бога, сформулировано в труде, посвященном Григорию Паламе, поскольку именно этим богословом дано христианское (православное) уче-
ние о Богопознании - «учение о непознаваемости Божественной сущности и о познаваемости Бога в нетварных энергиях» (4, с.72).
Преподобный Иустин (Попович) раскрывает другой аспект этого гносеологического затруднения: «Непреодолимая пропасть зияет между человеком и истиной. Человек никак не может найти средство, которое бы его перенесло и высадило на тот берег, где обитает трансцендентная истина. Но на немощь этой стороны отвечает всемогущество той стороны. Трансцендентная истина переходит пропасть, высаживается на нашем берегу и является в чудесной Личности Богочеловека Христа» (2, с.17). То есть речь идет об откровении как способе познания Бога. Примечательно, что богословская мысль здесь настолько поэтична и по содержанию, и по форме высказывания, что о творениях Иустина (Поповича) С. Кекова говорит как об одном из источников собственного поэтического вдохновения.
И она находит тот же путь преодоления ущербности, недостаточности органов познания -ритуальную мистерию: «Прикоснуться к высшей тайне бытия можно через таинства Церкви. Жизнь в таинствах (в стихах никак не может напрямую отражаться) - это то, что дает силы и вообще для жизни и для поэзии. Настоящий источник поэзии - это таинства» (интервью радио «Радонеж»). Творчество понимается как евхаристия, благоговейное причащение святым дарам, когда забывается собственное «я»:
И нельзя сказать, как наш дар высок, и деревья молний вросли в песок, катит бочку гром по крутым волнам, и священник с Чашей выходит к нам.
(из сб. «Плач по древу жизни»)
Основная проблема - проблема высказывания, ответственности поэта - понимается как встреча Божественного Логоса с человеческим. Проблема состоит в искажении «органов познания» человека после грехопадения. Этого противоречия нет в начале мира, когда Адаму дана заповедь наречения имен всем живым существам. «Если в первозданном Адаме, чуждом греха, онтологическая сущность его бытия противилась "психологизмам", то в его потомках звучание мира неизбежно и закономерно изменяется в преломляемой атмосфере искажений и затемнений» (5, с.35-36). Но, по мнению философа, спасение - в дуализме слова: «слово принадлежит не сознанию только, но и бытию, и человек есть мировая арена, через него звучит мир» (5, с.35). И Кекова как будто подхватывает мысль Булгакова, возводя творчество к перво-творению: «Поэт призван осуществлять в мире то же, что и Адам: видеть тайную суть вещей, которая может быть явлена только словом» (3, с.8): Есть у вещей и званья, и чины -Они когда-то были крещены -В купелях слов блестит скупая влага.
Забывший о предвечном содержании слова теряет смысл всего:
Ты носишь имя, будто вправду жив, Но это только видимость. По сути Ты мертв в любви, ты в каждом слове лжив, Ты позволяешь властвовать минуте Над вечностью.
С. Кекова мыслит в масштабе религиозной антропологии, переживает трагедию богоотпаде-ния как постигшей поэта-человека болезни - искажении органов чувств, препятствующих познанию, видению тайной сути вещей. Грехопадение искажает творчество, и муки его осознаются как страдания, вызываемые страстностью человеческой природы, искажающей и восприятие, и образ действия поэта: «Поэт переживает страшную муку, поскольку вынужден через слово разъединять живое на части. Слово в поэзии как бы раздваивается: с одной стороны, оно - некий бытийный первоэлемент языка, а с другой - утрачивает живую связь с тайной вещи. Слово перестает быть именем и становится только понятием» (3, с.8). Такое же понимание состояния поэта С. Кекова находит у А. Тарковского - осознание несоответствия, неисполнимости призвания:
А еще я скажу - собеседник мой прав: В четверть уха я слышал, в полсвета я видел.
Оттого, по Тарковскому, и слово его не просто мертво, но и мертвит все, с чем соприкасается, пытаясь явить миру суть, которая для него непостижима:
Был язык мой правдив, как спектральный анализ, А слова у меня под ногами валялись.
(«Я учился траве, раскрывая тетрадь...»).
Солидарная в переживании неизбывного несовершенства, немощи творчества, Светлана Кекова переживает их как болезнь, искажение слова, то ли израненного, то ли убиенного, искажение самого мира и невозможность восхождения к истине:
Вот слово, словно пойманная мышь, Проколото заржавленным металлом, Вот ты на узкой лестнице стоишь И кровь видна - зеленая на алом. Нет, я ошиблась в имени. Цвета Я снова перепутала.
(«По обе стороны имени»)
Между тем, по И. Бродскому, познание в поэзии не только ничего не искажает, но пользуется всеми тремя известными методами: аналитическим, интуитивным и методом библейских пророков - откровением. То есть человеческий опыт и божественное участие не противоречат друг другу. Но богословие решает проблему гносеологической «нерелевантности» не на рациональных путях. Библейское и Евангельское «познание» - это не только и не столько oida - знание, основанное на опыте внешних чувств, сколько gignosko, предполагающее существенное единение познающего субъекта с познаваемым объектом и производимое от корня gen-: genos -род, gennao - рождать. Эта идея родства, единения в Богопознании выражается термином «обложение». Обожение совершается, в том числе, и посредством таинств. Такое понимание познания передано в стихах Кековой о восхищённом переживании благодати, подобном мистическому браку, когда меняется сам образ мира - он и храм, и средоточие стихий, единство глубины и выси:
Как печется Бог о своих птенцах! В небесах звучит потаённый хор, Ну, а мы стоим в золотых венцах Среди вод морских, средь высоких гор.
Знаменательно, что лирическое состояние поэта подобно переживанию покаяния, таинства освобождения от грехов и от несовершенства творчества, недостойного творения:
Жизнь оставляя здешнюю, тело теряет вес. Над головою грешною - епитрахиль небес.
(«Рядом с закрытой церковью тихо течет река. »).
Путь обожения для поэта - задача духовного делания, очищение чувств, очищение от страстей, так же как и путь христианской гносеологии, лежит через исцеление органов познания, каковыми являются, по преп. Иустину, душа, ум, сердце, воля. Но очищение для поэта не может быть отстранением от жизни. Тема исцеления языка, слова, речи в поэзии С.Кековой развивается параллельно с темами земной любви, времени, рабства и свободы, смерти и через эти образы. Более того, образ, раскрывающий невозможность постижения через слово сути вещей, - это образ плотского соития. Он наглядно передаёт путь к обожению как антиномию грехов-ности-возлюбленности. Так же, как данная в раю заповедь: «и будут одна плоть» - невыполнима, и плотское соединение не устраняет разделенности, разъединенности людей, так же и заповедь наречения, предполагающая общение человека с именуемой вещью, синэргию, не может быть осуществлена легко, без страдания. Эта «гомотипичность органов слова и органов пола» (6, с.267) - соответствие, которое отмечает во многих системах миропонимания П.А. Флоренский. Образ брака как аналогии мистического единения души с Богом имеет библейскую санкцию, но утверждает брачное единство как нечто большее, нежели только жизнь тела. В поэзии С. Кековой творчество трактуется как встреча Божественной любви и человеческой немощи, преображённое страдание: «Слова "искусственные", "ложные", "падшие' - мука для любого поэта, которая может быть преодолена только любовью или страданием. Преображение мира, преображение речи - вот задача поэзии» (3, с.80). И она должна быть неповторима:
Именованье - это сотворенье Таких пространств любви, таких времен Страдания, такой словесной жажды, Что каждый, кто не мертв и не умен, Один глагол не повторяет дважды.
Божественная любовь в обращении со словом соответствует его природе. Слово в поэзии С. Кековой, как и у П. Флоренского, - организм, во всяком случае, у него есть сердце. А строение слова, по Флоренскому, трихотомично: его костяк - фонема, ткани - морфема, разумность, душа - семема. Нечто похожее находим в «Стансах» у Светланы Кековой: ... общий облик слова угловат: В нем проступают косточки согласных И не понять, в чем держится душа. Ключицы «у», худые ребра «ша».
Троичность слова - гомотетична Божественному Триединству и строению человека, такой же структурой - трихотомией - могут обладать и стихотворение, и язык в целом. Потому для Светланы Кековой искусство - незримая ступенька к Богу, овладение мистической природой формы слова и стиха как элемента всецелого. Поэтому она не боится признать, что у искусства служебная роль. Как в Средние века философия была служанкой богословия, такую роль берёт на себя поэзия. И это - высшее служение. И, как и обещано христианам, высшая свобода обретается в самоотречении. С. Кекова совершенно сознательно сверяет свой лирический поиск с авторитетной для неё богословской мыслью. Это тем более легко, что и богословие для неё -поэзия. Оно не отличается ни содержанием мысли, ни пафосом переживания.
Так в чм тогда специфика поэзии? Она - посредник: «Смирение художника (а оно так трудно дается!) - защита от того, что его творчество послужит соблазном для других. Приведет ли оно к Богу? К Богу приводит Бог, но на этом пути человеку нужна и человеческая помощь. Искусство такой помощью и является. Конечно, монаху, затворнику оно перестает быть нужным, он перерастает уже его, и он это искусство не отрицает, не отвергает. Для человека, находящегося в миру (оговоримся - не для каждого), искусство просто необходимо. Я не могла бы представить своей жизни без литературы, музыки, живописи. Для меня они как бы "диаконы" ангелов, ведущих нас, простых смертных, ко спасению» (7). Такое «уничижение» знаменательно как ещё один путь покаяния человека.
Литература
1. Архим. Киприан (Керн) Антропология св. Григория Паламы. Киев: Изд-во имени святителя Льва, папы Римского, 2006.
2. Преподобный Иустин (Попович). Православная философия истины: статьи. Пермь, 2003.
3. Кекова С. Возвращение к сути // Литературная газета. 2006. № 52.
4. Давыденков О., иер. Догматическое богословие: учеб.пособие. М.: изд-во ПСТГУ, 2005.
5. Булгаков С.Н. Философия имени. СПб.: Наука, 1998.
6. Флоренский П. Имена: сочинения. М.: Эксмо, 2006.
7. Кекова С. Поэты - Адамовы дети. // Православие и современность: информационно-аналитический портал Саратовской епархии Русской православной церкви. 2005. Июнь. № 12.
Literature
1. Archim. Cyprian (Kern) Anthropology of Saint Gregory Palama. Kiev: Publishing house the name of Saint Leo, Pope of Romans, 2006.
2. Saint Iustin (Popovich) The orthodox philosophy of truth. Articles. Perm', 2003.
3. Kekova S. Return to the essence // Literaturnaya gazeta. 2006. № 52.
4. Davidenkov O., pr. The Dogmatic Theology. Textbook., Moscow: Publishing house of Orthodox Saint Tikhon's Humanitarian University, 2005.
5. Bulgakov S.N. The philosophy of Name. St. Petersburg: Nauka, 1998.
6. Florensky P. The Names: The works. Moscow. Eksmo, 2006.
7. Kekova S. The poets - offsprings of Adam. // Orthodoxy and the present. Informational portal of Saratov Eparchy of the Russian Orthodox Church. 2005. June. № 12.
Швец Ирина Владимировна, руководитель методического центра при Отделе религиозного образования Иркутской епархии Русской православной церкви, соискатель кафедры новейшей русской литературы Иркутского госуниверситета
Адрес: 665831, Ангарск, Иркутская область, а/я 1407
Shvets Irina Vladimirovna, director of the Educational center in the Department of Religious Education of the Irkutsk Eparchy (Russian Orthodox Church), competitioner of the chair of modern russian literature in the Irkutsk State University
Tel: 89501276932. E-mail: shvetsirina@gmail. com
