ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И ФОЛЬКЛОРИСТИКА
УДК 821.161.1
ГРНТИ 17.09
О. Н. Красникова
«Бесприданница» А. Н. Островского:
особенности художественного пространства «волжской» пьесы
В статье приводится анализ художественного пространства пьесы А. Н. Островского «Бесприданница». Автор рассматривает образ Волги как ключевой топос пьесы, раскрывает символический смысл реалий бытового и художественного пространства. В статье доказывается, что детали пространства определяют композицию пьесы и развитие сюжета.
Ключевые слова: А. Н. Островский, «Бесприданница», драматургия, пьеса, художественное пространство, река, Волга.
Olesya Krasnikova
"The Dowerless Girl" by A. N. Ostrovsky: the Artistic Space of the "Volga" Play
The article analyses the artistic space of the play by A. N. Ostrovsky «The Dowerless girl». The author considers the image of the Volga as the key topos of the play, reveals the symbolic meaning of the realities of everyday and artistic space. The article proves that the details of the space determine the composition of the play and the development of the plot.
Key words: A. N. Ostrovsky, «The Dowerless Girl», dramaturgy, play, artistic space, river, Volga.
В 1878 году из-под пера А. Н. Островского выходит пьеса «Бесприданница». Для драматурга эта пьеса была знаковой, поскольку, как сам он писал, это его «сороковое оригинальное произведение» [3, с. 500].
«Бесприданница» является драмой в четырех действиях. «По сценической архитектуре пьеса принадлежит к числу чудес драматургии Островского. Она построена музыкально, но без всякой навязчивости ритма. В ней есть эпическое течение жизни и сжатый драматизм. Действие начато
© Красникова О. Н., 2019 © Krasnikova O., 2019
на высокой площадке над Волгой. Автор прорывает плоскостную декорацию, дает глубокий трехмерный фон - реки с бегущими по ней судами, заволжских далей, деревень и полей. Здесь самое место рассказывать о страданиях поэтической души, побыть с нею на ее духовных вершинах. Но на той же площадке - кофейня: суетная жизнь губернского города, болтовня слуг, праздные разговоры...» [3, с. 478-479].
Как отмечает В. Лакшин, пьеса «Бесприданница» очень поэтична. И в создании такой атмосферы немаловажную роль играют упомянутые топо-сы (Волга, высокая площадка над Волгой, заволжские дали и кофейня), которые составляют художественное пространство пьесы.
Первое действие пьесы открывается ремаркой, описывающей сцену действия. Причем слово «сцена» здесь действительно не случайно, ведь все события, происходящие в пьесе, вынесены на первый план, как на театральной сцене, и доступны зрителю (в этих декорациях проходят события первого и четвертого действия - художественное пространство пьесы оказывается «театрально» замкнутым). Из-за этой театральности и появляются, может быть, несколько наигранные, слишком патетичные реплики Ларисы в финальной сцене.
Итак, пространство первого и четвертого действия: «Действие происходит в настоящее время, в большом городе Бряхимове на Волге.
Городской бульвар на высоком берегу Волги, с площадкой перед кофейной; направо от актеров вход в кофейную, налево - деревья; в глубине низкая чугунная решетка, за ней вид на Волгу, на большое пространство: леса, села и проч.; на площадке столы и стулья: один стол на правой стороне, подле кофейной, другой - на левой» [3, с. 8].
Это пространство определяет следующие сюжетные ходы. Здесь на площадке разворачивается диалог Ивана и Гаврилы о крупном дельце, Мокии Парменыче Кнурове. Гаврило сразу характеризует свой город Бря-химов как провинциальный, поскольку такие, как Кнуров, в Бряхимове «молчат», а разговаривать ездят «в Москву, в Петербург да за границу» [3, с. 9].
Здесь же разговаривают Кнуров и Вожеватов о покупке парохода «Ласточка» Вожеватовым у Паратова.
Гаврило. Вы их с «Самолетом» ждали, а они, может, на своем приедут, на «Ласточке».
Иван. Василий Данилыч, да вон еще пароход бежит сверху.
Вожеватов. Мало ль их по Волге бегает [3, с. 10].
Образ резво бегущего парохода (в данном случае нет описания привлечения этих судов к «делу») характеризует продавца - Сергея Сергеича Паратова: «Блестящий барин, из судохозяев, лет за 30» [3, с. 8].
Этот «блестящий барин» так и живет: ярко, с блеском. Его первого мы можем обвинять (насколько это возможно) в трагичной судьбе Ларисы. Внешний вид Паратова тоже ярок - удалой, праздничный. Герой питает страсть ко всему театральному, показному. Образ жизни Паратова - яркий праздник, мишура и веселье - оказывается несовместимым с отношением к жизни Ларисы, с ее одухотворенностью и поэтичностью ее натуры.
Разговор Кнурова и Вожеватова о покупке парохода нам представляется более деловым, чем мотовское отношение Паратова к жизни, хотя и Паратов поработал на Волге, о чем свидетельствует следующий диалог:
Огудалова. <...> Откуда вы столько пословиц знаете?
Паратов. С бурлаками водился, тетенька, так русскому языку выучишься [3, с. 45].
Волга в этом контексте рисуется как главная водная магистраль и основной торговый путь.
Гаврило. У них тут свои баржи серёд Волги на якоре [3, с. 10].
Вожеватов. Нам кстати: у нас на низу грузу много [3, с. 11].
В рамках разговора о покупке парохода впервые возникает «парижский» мотив этой пьесы. «Париж» - город во Франции и «Париж» - трактир в городе Бряхимове.
Кнуров. Едете в Париж-то на выставку?
Вожеватов. Вот куплю пароход да отправлю его вниз за грузом и поеду [3, с. 12].
В третьем явлении первого действия мы знакомимся с Ларисой, которая «в глубине садится на скамейку у решетки и смотрит в бинокль за Волгу».
Лариса. Я сейчас все за Волгу смотрела: как там хорошо, на той стороне! Поедемте поскорей в деревню!
Карандышев. Вы за Волгу смотрели? А что с вами Вожеватов говорил?
Лариса. Ничего, так, - пустяки какие-то. Меня так и манит за Волгу, в лес... (Задумчиво.) Уедемте, уедемте отсюда!» [3, с. 17].
Как отмечают исследователи, желание Ларисы уехать (улететь) сопоставимо с размышлениями Катерины из «Грозы» и, конечно, напоминает нам своей символичностью образ вольной птицы, стремящейся в высоту, на простор, к свободе. Семантикой своего имени Лариса связана с образом
птицы, поскольку ее имя с греческого языка переводится как «чайка»: «Характер, сознание, судьба героини Островского обнаруживают отчетливые параллели с образом чайки как символом человеческой души. Лариса -натура творческая, существо внутренне свободное - загнана в клетку, характерно, что образ решетки повторяется в тексте неоднократно - в речи героини и в авторских ремарках: «Садится . на скамейке у решетки», «Городской бульвар на высоком берегу Волги, ... в глубине низкая чугунная решетка, за ней вид на Волгу, на большое пространство»; «Лариса в глубине садится на скамейку у решетки и смотрит в бинокль на Волгу»; «я давеча смотрела вниз через решетку». Птица в клетке - символ неестественности неволи, извращения изначальных основ бытия» [4, с. 140-141].
Как легкая птаха, Лариса пугается пушечного выстрела на Волге. Сидя на высокой площадке, она смотрит вниз и спрашивает Карандышева, насколько тут можно ушибиться. Получив ответ, подходит к решетке, еще раз глядя на чем-то привлекающую ее глубину.
Как видим, в пьесе введено не только географическое плоское пространство, но и вертикальные координаты. «Гроза» как некий предтекст ощутимо чувствуется в тексте «Бесприданницы». В художественном пространстве этих пьес высота / гора / площадка на возвышенности отождествляется с внутренней «высотой» духа. «Такая интерпретация переносит понятие подъема в духовную область. Эту высоту «взяла» Катерина, но не взять ее Ларисе. Так раскрывается второй смысл заглавия пьесы «Бесприданница»: отсутствие у героини нравственного приданого. Лариса отшатывается от решетки над обрывом. Она ждет решения извне и принимает его с такой благодарностью, что не приходится сомневаться в ее искренности. Но очевидно и то, что на самостоятельное решение у нее нет сил» [5, с. 62].
В шестом явлении первого действия на площадку около кофейни выходят Паратов и Робинзон. Иван подобострастно начинает обметать пыль с сапог Паратова. На что Паратов восклицает: «Да что ты! Я с воды, на Волге-то не пыльно» [3, с. 24]. Но эта фраза не так однозначна, как может показаться с первого взгляда. Не только «водная» Волга не пыльная, но и та работа, та жизнь, которую ведет Паратов, «не пыльная».
Желание жизнь весело, «не пыльно» отражается в следующей реплике из разговора Вожеватова с Паратовым:
Вожеватов. Гаврило, запиши! Сергей Сергеич, мы нынче вечером прогулочку сочиним за Волгу. На одном катере цыгане, на другом мы; приедем, усядемся на коврике, жженочку сварим [3, с. 27].
На площадке перед кофейней светлой летней ночью и в четвертом действии продолжается разговор о прогулке по Волге. Карандышев спрашивает Робинзона: «Говорят, они за Волгу поехали?» 32, с. 69]. А далее и Гаврило обращается к Ивану: «Ты смотрел на Волгу? Не видать наших?» [3, с. 70].
С образом торговой Волги тесно связан и образ Волги вольной, свободной, на которой и погулять можно, и которая может дать вечное освобождение в виде смерти - отсюда и постоянный мотив, характерный для творчества Островского, - «утопиться в реке». В тринадцатом явлении третьего действия Лариса (перед поездкой за Волгу) обреченно прощается с матерью, говоря: «Или тебе радоваться, мама, или ищи меня в Волге» <...> «Видно, от своей судьбы не уйдешь» [3, с. 64].
Паратов заявляет Ларисе: «... здесь оставаться вам нельзя. Прокатиться с нами по Волге днем - это еще можно допустить; но кутить всю ночь в трактире, в центре города, с людьми, известными дурным поведением! Какую пищу вы дадите для разговоров.
Лариса. Что мне за дело до разговоров! С вами я могу быть везде. Вы меня увезли, вы и должны привезти меня домой <. > Я должна или приехать с вами, или совсем не являться домой.
Паратов. Что такое? Что значит: «совсем не являться»? Куда деться
вам?
Лариса. Для несчастных людей много простора в божьем мире: вот сад, вот Волга. Здесь на каждом сучке удавиться можно, на Волге - выбирай любое место. Везде утопиться легко, если есть желание да сил достанет» [3, с. 74].
С Волгой тесно связан не только сюжет пьесы, но и символический образ птицы, о котором мы упоминали ранее. «Архетип чайки тесно связан с водными образами, так же тесно переплетена судьба Ларисы с Волгой и водной стихией: "Я сейчас все за Волгу смотрела: как там хорошо, на той стороне!"; «Меня так и манит за Волгу, в лес."; "Или тебе радоваться, мама, или ищи меня в Волге"» [4, с. 141].
Лариса Огудалова, главная героиня пьесы, девушка с возвышенной душой, тонкая, ранимая и при этом - бесприданница. Для Островского социальный аспект пьесы очень важен, недаром она имеет название «Бесприданница».
Лариса имеет противоречивый характер, она безусловно поэтична и глубока. Но при этом ей не хватает душевных сил ни для борьбы, ни для решения броситься в Волгу (как сделала это Катерина). Лариса глубоко
оскорблена тем, что ее сравнивают с вещью. И с этим осознанием жить уже не может. Героиня размышляет о смерти: «Вот хорошо бы броситься!» [3, с. 78]. Но расстаться с жизнью не так просто - «просто решимости не имею» [3, с. 78]. Когда Карандышев понимает, что Лариса доведена до отчаяния, он предлагает ей уехать.
«Карандышев. Уедемте, уедемте сейчас из этого города, я на все согласен.
Лариса. Поздно. Я вас просила взять меня поскорей из цыганского табора, вы не умели этого сделать; видно, мне жить и умереть в цыганском таборе» [3, с. 81].
Ранее мы упомянули о «сценичности» или о «театральности» смерти Ларисы. Вот что об этом говорит Э. П. Хомич в монографии о творчестве А. Н. Островского: «Смерть Ларисы, как она представлена в драме, имеет <...> особенность. Она происходит на глазах у зрителей. Самоубийство Катерины состоялось за сценой. И смерть героини в этом случае была такой же целомудренной, как и ее жизнь. Смерть Ларисы вынесена на бульвар, на сценическую площадку, функции которой выполняет «площадка» у кофейни. И в этом, очевидно, есть особый смысл. Благодаря театральной условности она «отдает» мелодраматизмом бульварного романа. Здесь и торжественность, и игривость, и непринужденность, и фамильярность. Вся сцена выписана в духе «жестокого романса», т.е. по канонам мещанской культуры. Диалог героев, их финальные реплики, а также авторские ремарки имеют сопутствующие ей семантические и стилистические оттенки, экспрессивно и эмоционально-оценочные обертона: «так не доставайся же ты никому», «падает па колени», «хватаясь за сердце», «посылает поцелуй» - и все это под пение цыган...» [5, с. 62]. Театральность этой пьесы связана не только с Ларисой. Театральная комедийность присутствует в поведении всех персонажей этой пьесы. А. Н. Островский критически, отчужденно и насмешливо, воспринимает «лучших людей» города Бряхимо-ва. То, как поступают представители «избранного общества», совсем не вяжется с такими понятиями, как совесть и честь. Герои пьесы (мужчины) не думают о других, Лариса для них - лишь красивая барышня, с которой можно покрасоваться на выставке. Она «вещь», она ставка в игре. И красивые слова, и эффектные выстрелы, и «богатый» обед, и пройтись под ручку по бульвару - это всё театральные приемы «выставления» себя.
Комедийно выглядит и предложение Вожеватова Робинзону поехать с ним в Париж. С помощью такого предложения Вожеватов надеется изба-
12
виться от Робинзона, чтобы тот не принимал участия в их поездке за Волгу. Вообще о Париже в драме говорится несколько раз. Так, например, в четвертом действии Кнуров предлагает Ларисе: «Лариса Дмитриевна, выслушайте меня и не обижайтесь! У меня и в помышлении нет вас обидеть. Я только желаю вам добра и счастья, чего вы вполне заслуживаете. Не угодно ли вам ехать со мной в Париж на выставку?» [3, с. 77]. То есть Париж - как реально существующий город - в тексте действительно упоминается. Но приглашение Вожеватова оказывается определенным сюжетным ходом, поскольку, говоря о городе, он подразумевает местный трактир. Подобный «пространственный фокус» встречается в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», в котором Воланд перемещает Лиходеева в Ялту, но финдиректор театра Варьете полагает, что Лиходеев находился в чебуречной под названием «Ялта».
Робинзон. Столица Франции, да чтоб там по-французски не говорили! Что ты меня за дурака, что ли, считаешь?
Вожеватов. Да какая столица! Что ты, в уме ли? О каком Париже ты думаешь? Трактир у нас на площади есть «Париж», вот я куда хотел с тобой ехать [3, с. 72].
Литературоведы считают, что булгаковский сюжетный ход имеет в своей основе и опыт Островского. А «в конце 1870-х - начале 1880-х годов игра на тему «город или трактир?» становится едва ли не литературной модой» [1, с. 151], - отмечает И. Б. Иткин. Исследователь также полагает, что «вся история с подменой одного Парижа другим дана в «Бесприданнице» в явном виде и решена в юмористическом ключе: во Франции Робинзону и впрямь делать решительно нечего, и все его потери от сорвавшейся поездки - уязвленное самолюбие. Мы полагаем, однако, что в дальнейшем течении пьесы этот эпизод имеет глубоко скрытую автором (а может быть, даже не до конца осознанную им) параллель, связанную с трагической участью главной героини - Ларисы Огудаловой. Возможность такой параллели подсказывается в первую очередь тем местом, которое Счастливцев-Робинзон занимает в системе персонажей «Бесприданницы». Несколько упрощая картину, этого героя можно назвать «комическим зеркалом Ларисы»: в целом ряде случаев комические ситуации, детали, реплики, связанные с незадачливым актером, повторяются в судьбе Ларисы, оборачиваясь при этом противоположной, драматической стороной» [1, с. 154-155].
Если сравнивать результаты (если так можно выразиться) предложений о поездках в Париж Робинзону и Ларисе, то вполне логичным оказывается следующее предположение [1, с. 157]:
Робинзон Лариса
обещано Париж (столица Франции) Елисейские Поля (улица в Париже)
подразумевается «Париж» (трактир в Бряхимове) «Елисейские Поля» (смерть)
«О точной соотнесенности этих двух несостоявшихся поездок можно было бы говорить лишь в том случае, если бы выяснилось, что иной мир может служить подменой Парижа так же, как послужил ею бряхимовский ресторан. И, как это ни удивительно, такая возможность действительно обнаруживается: ее обеспечивает топоним «Елисейские Поля» [1, с. 156]. Далее автор этого мыслительного заключения приводит литературные примеры использования перифразы «Елисейские Поля» в значении «смерть», «иной мир». Мы не будем приводить здесь эти примеры, однако, согласимся с выводом, что соотнесенность такого сравнения вполне аргументирована.
Второе и третье действия пьесы противопоставлены первому и четвертому, поскольку события этих действиях проходят в закрытом пространстве. Читаем ремарку ко второму действию: «Комната в доме Огудаловой; две двери: одна, в глубине, входная; другая налево от актеров; направо окно; мебель приличная, фортепьяно, на нем лежит гитара» [3, с. 29]. В этом действии Лариса говорит матери, что Карандышев будет баллотироваться в Заболотье (топоним явно говорит сам за себя).
Огудалова. Ай, в лес ведь это. Что ему вздумалось такую даль? <.>
Лариса. Мне хоть бы в лес, да только поскорей отсюда вырваться [3, с. 33].
В шестом явлении этого же второго действия Лариса, узнав о приезде Паратова, восклицает: «Поедемте в деревню, сейчас поедемте!» [3, с. 39]. И далее, будто предрекая свою судьбу: «Что вы меня не слушаете! Топите вы меня, толкаете в пропасть!» [3, с. 39].
Третье действие пьесы происходит в доме Карандышева. Ремарка следующая: «Кабинет Карандышева; комната, меблированная с претензиями, но без вкуса; на одной стене прибит над диваном ковер, на котором развешано оружие; три двери: одна в середине, две по бокам» [3, с. 45]. Заме-
тим, что в данном случае перед нами не только описание некоего пространства, но и личностная характеристика владельца. Ранее (в первом действии) Вожеватов похожим образом характеризует Карандышева: «Квартиру свою вздумал отделывать, - вот чудит-то. В кабинете ковер грошевый на стену прибил, кинжалов, пистолетов тульских навешал: уж диви бы охотник, а то и ружья-то никогда в руки не брал. Тащит к себе, показывает; надо хвалить, а то обидишь: человек самолюбивый, завистливый <...>» [3, с. 16].
Карандышев - это «маленький» человек, который хочет казаться важным и значимым. Но в третьем действии не только раскрывается характер Карандышева, но и продолжают развиваться те сюжетные линии, о которых мы упоминали ранее: Вожеватов предлагает Робинзону поехать в Париж, Паратов предлагает Ларисе поехать за Волгу. Карандышев, узнав об отъезде Ларисы, в эмоциональном монологе объясняет свои чувства: «Но знайте, Харита Игнатьевна, что и самого кроткого человека можно довести до бешенства. Не все преступники - злодеи, и смирный человек решится на преступление, когда ему другого выхода нет. Если мне на белом свете остается только или повеситься от стыда и отчаяния, или мстить, так уж я буду мстить. Для меня нет теперь ни страха, ни закона, ни жалости; только злоба лютая и жажда мести душат меня. Я буду мстить каждому из них, каждому, пока не убьют меня самого. (Схватывает со стола пистолет и убегает.)» [3, с. 66].
Таким образом, пистолеты, висящие на стене у Карандышева, оказываются не просто предметом интерьера, а орудием убийства. И то, что происходит в последних сценах действия третьего, логично приводит к финалу драмы.
Подводя итог размышлениям о судьбе Ларисы и художественном пространстве пьесы, приведем интересное замечание Хомич Э. П. Лариса «бежит не к чему-то и не к кому-то, а от чего-то. Бежит из дома матери, цыганского табора, от Карандышева, бежит из города Бряхимова, где она пережила столько страданий и унижений. Но у Ларисы в отличие от Катерины нет ощущения органического пространства. Ее порыв - бежать «отсюда» куда угодно: «все-таки лучше, чем - здесь». Нет любви к другому пространству (там «скука», «и дико, и глухо, и холодно»), есть нелюбовь к этому. И «здесь» плохо, и «там» - «играть да петь от скуки». И в Заболо-тье, и за Волгу с Паратовым - это все от отчаяния. «Там», «за Волгой», как оказалось, тоже обман, расчет, подлость. «Лариса обречена, и не только потому, что живет иллюзиями. Дело в том, что душа ее скована отчаянием
и страхом, обидой и страданием. Нет в ней ощущения необходимости свободы, воля ее парализована» [5, с. 60].
Для описания пространства пьесы А. Н. Островский не случайно выбрал волжский пейзаж. Красота и сила природы противопоставляются навязчивому желанию людей «казаться красивыми», а свободная и вольная Волга противопоставляется людскому «базару». Лариса неоднократно просит жениха увезти ее подальше, за Волгу, в деревню, в лес. Река предстает перед читателем своеобразной границей между миром пошлой обыденности и идеальным (с точки зрения Ларисы) миром спокойной деревенской жизни. Волга в пьесе - это и жизнь, и смерть. В ней плавает рыба, по реке ходят пароходы, в ней - полнота жизни. Но к реке приходят и для того, чтобы расстаться с жизнью. Лариса в отчаянии подходит к ограде высокой площадки и смотрит на Волгу, не решаясь совершить самоубийство. И выстрел Карандышева, убивший Ларису, раздается над широкой Волгой.
Природа пьесы, Волга, в первую очередь, определяет художественный мир этой драмы, становясь не только фоном для изображаемых событий, но и активным действующим лицом. В названии нашей статьи не случайно употреблено определение «Бесприданницы» как «волжской» пьесы. Как отмечает Т. В. Мальцева, «образ Волги занимает особое место в драматургии А. Н. Островского и объединяет в "волжский" цикл несколько пьес. В 9 из 47 пьес действие происходит на Волге» [2, с. 113]. Волга является не только фоном для описываемых событий, но и особым элементом художественного мира этих пьес, определяя их поэтику и художественное своеобразие.
Список литературы
1. Иткин И. Б. Трактир в кавычках (вокруг одного сюжетного хода у Островского) // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. МГУ им. М.В. Ломоносова. 2013. № 2. С. 149-157.
2. Мальцева Т. В. Фольклорные источники волжской темы в пьесе А. Н. Островского «Воевода (Сон на Волге)» // Пушкинские чтения-2016. Художественные стратегии классической и новой литературы: жанр, автор, текст материалы XXI международной научной конференции. СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2016. С. 112-119.
3. Островский А. Н. Полное собрание сочинений: в 12 т. / А. Н. Островский; под общей ред. Г. И. Владыкина [и др.]. М.: Искусство, 1973-1980. Т. 5. Пьесы (1878-1884). М.: Искусство, 1975. 543 с.
4. Ракоед Ю.С. Архетип чайки в пьесе А.Н. Островского «Бесприданница» // Литература и язык в современном поликультурном пространстве: сборник статей по материалам Всероссийской науч.-практической конференции молодых ученых / отв. ред.
Г. М. Ибатуллина. Стерлитамакский филиал ФГБОУ ВО «Башкирский государственный университет», 2017. С. 140-143.
5. Хомич Э. П. А. Н. Островский: поэтика эпического театра: монография. М.-Барнаул: Изд-во БГПУ, 2002. 104 с.
References
1. Itkin I. B. Traktir v kavychkah (vokrug odnogo sjuzhetnogo hoda u Ostrovskogo) [Tavern in quotes (around one storyline at Ostrovsky)] Vestnik Moskovskogo universiteta [Moscow University Bulletin]. Ser. 9: Filologija. MGU im. M.V. Lomonosova, 2013. № 2. Pp. 149-157.
2. Mal'ceva T. V. Fol'klornye istochniki volzhskoj temy v p'ese A.N. Ostrovskogo ««Voevoda (Son na Volge)» [Folklore sources of the Volga theme in the play by A. N. Ostrovsky "Voevoda (Son na Volge)"] Pushkinskie chteniya-2016. Hudozhestvennye strategii klas-sicheskoj i novoj literatury: zhanr, avtor, tekst materialy XXI mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii [Pushkin readings-2016. Artistic strategies of classical and new literature: genre, author, text; materials of the XXI International Scientific Conference]. St. Petersburg: LGU im. A.S. Pushkina, 2016. Pp. 112-119.
3. Ostrovskij A. N. Polnoe sobranie sochinenij: v 12 t. [Full composition of writings: in 12 b.] / A. N. Ostrovskij; pod obshhej red. G. I. Vladykina [i dr.]. Moscow: Iskusstvo Publ., 1973-1980. T. 5. P'esy (1878-1884). Moscow: Iskusstvo Publ., 1975. 543 p.
4. Rakoed Ju. S. Arhetip chajki vp'ese A.N. Ostrovskogo «Bespridannica» [The archetype of the gull in the play of A.N. Ostrovsky «Bespridannica»7 Literatura i jazyk v sov-remennom polikul'turnom prostranstve. Sbornik statej po materialam Vserossijskoj nauch.-prakticheskoj konferencii molodyh uchenyh [Literature and language in the modern multicultural space. Collection of articles based on the All-Russian scientific-practical conference of young scientists]. Otv. red. G. M. Ibatullina. Sterlitamakskij filial FGBOU VO «Bashkirskij gosudarstvennyj universitet», 2017. Pp. 140-143.
5. Homich Je. P. A.N. Ostrovskij: pojetika jepicheskogo teatra [A. N. Ostrovsky: the poetics of the epic theater]. Monografija. Moscow-Barnaul: BGPU Publ., 2002. 104 p.