CC BY
173
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 930.1(571.1/5)
Д.В. Плюйко
«БЕЛЫЙ» ТЕРРОР КАК ОСНОВНАЯ ФОРМА СОЦИАЛЬНОГО ПРОТИВОСТОЯНИЯ НА ТЕРРИТОРИИ СИБИРИ В ТРУДАХ ПЕРВЫХ СОВЕТСКИХ ИСТОРИКОВ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Дана характеристика подходов советских историков 1920-х гг. к оценке «белого» террора в годы гражданской войны в Сибири, труды которых сегодня не только подвергаются переоценке, но и активно используются современными учеными.
Ключевые слова: «белый» террор, социальное противостояние, социальные противоречия.
История гражданской войны в Сибири представляет собою сложное поле научных проблем, значимое положение среди которых занимают проблемы политических репрессий и террора как основных форм социального противостояния. Период 1990-х - первой половины 2000-х гг. ознаменовался выходом серии работ историков-сибироведов, свидетельствующих об усилении научного интереса к довольно болезненной для общественного сознания теме «красного» и «белого» террора. Сложившаяся историографическая ситуация, несомненно, является отражением общероссийских тенденций, направленных на тотальное переосмысление истории гражданской войны. Однако, несмотря на значительное продвижение, достигнутое уже к началу 2000-х гг., возможности расширения проблематики, а равно и новой, более адекватной интерпретации важнейших сюжетов данной темы, нельзя считать исчерпанными.
По мнению крупного специалиста по историографии гражданской войны в России В.И. Голдина, «потребность продолжения комплексного изучения темы террора в годы гражданской войны остается весьма актуальной» [4. С. 171]. Подходы и принципы решения данной задачи могут быть различны, но наиболее перспективной по-прежнему является переоценка исследовательского опыта первых историков гражданской войны в Сибири, своеобразный диалог современных исследователей со своими предшественниками.
Первое поколение советских историков гражданской войны ориентировалось в своей исследовательской деятельности на позицию лидеров большевистской партии - В.И. Ленина, утверждавшего, что «рождение нового строя невозможно без революционного насилия», а сама война «немыслима ни без разрушений тягчайшего вида, ни без террора» [12. С. 116-117], и Л.Д. Троцкого, который, также рассматривая террор как неотъемлемый атрибут социальной революции, писал: «Кто отказывается от мер подавления и устрашения по отношению к ожесточенной и вооруженной контрреволюции, тот должен отказаться от политического господства рабочего класса, от его вооруженной диктатуры» [16. С. 3]. Эта позиция нашла непосредственное отражение в трудах советских историков 1920-х гг. Однако при этом террор «белых» квалифицировался исключительно как насилие, устрашение и принуждение рабочих и крестьян, репрессивные же действия большевиков, напротив, представлялись в качестве «справедливого» «красного» террора.
Необходимо обратить внимание и на то, что подобная позиция лидеров партии большевиков, открыто пропагандировавших террор, существенно отличалась от заявлений командующих «белыми» армиями, которые не только не стремились теоретически обосновать акты насилия, но время от времени осуждали таковое, пытаясь по-своему объяснить его природу. Так, генерал А.И. Деникин, признавая факт внеправовых действий армии, выражал сожаление по поводу того, что «военная добыча стала для некоторых снизу - одним из двигателей, для других сверху - одним из демагогических способов привести в движение иногда инертную, колеблющуюся массу» [5. С. 93].
К числу важнейших проблем истории гражданской войны на востоке России, изучавшихся советскими историками в 1920-х гг., принадлежали классовая борьба рабочих и крестьян с контрреволюционными правительствами Сибири, роль большевиков в этой борьбе, социально-политическая природа антибольшевистских правительств Сибири. Обращаясь к их исследованию, советские историки параллельно освещали различные аспекты «белого» террора и социальных противоречий в лагере противников Советской власти.
Историки А.А. Ансон и М.М. Константинов в своих работах обратились к изучению социально-политической природы правительств «демократической контрреволюции» и адмирала Колчака. По мнению А.А. Ансона, правительства «демократической контрреволюции», состоявшие из эсеров и меньшевиков, всегда шли на поводу у крупных промышленников, и, в конечном итоге, превратились в «резкие реакционные, не прикрывающиеся демократической тогой» [1. С. 564]. Такая политика соглашательства эсеров, по мнению А.А. Ансона, в частности, находила выражение в запрещении создания профсоюзов и проведения демонстраций. Протесты рабочих против такой политики подавлялись армией и карательными отрядами атаманов. По мнению М.М. Константинова, сущность правительства Колчака выражалась в «денационализации промышленных предприятий, сведении деятельности профсоюзов на нет, мобилизации в войска, реквизиции скота и прочего крестьянского имущества» [10. С. 837]. Эти мероприятия вызывали возмущение и протест среди рабочих и крестьян. В свою очередь, «попытки протестов вызывали поголовное физическое уничтожение не только участников восстаний, но и всего населения» [8. С. 837].
Понятие «колчаковщина», по мнению М.М. Константинова, характеризовалось откровенным «белым» террором и политическими репрессиями, когда обычным делом была «система заложниче-ства, по которой арестованные большевики и заподозренные в сочувствии им обрекались расстрелу или виселице» [10. С. 838]. В целях придания большей убедительности сделанным выводам историк использовал фотографии расстрелянных рабочих в Новониколаевске.
Политика «колчаковщины» стала предметом исследования Г.В. Круссера. Он подчеркивал, что террор «демократической контрреволюции» отличался от карательной политики Колчака по масштабам проведения и отношению к нему официальной власти [11. С. 35]. Если правительства «демократической контрреволюции» прибегали к террору как к временной мере борьбы с оппозицией, то правительство Колчака применяло террор постоянно, подвергая ему большее количество рабочих и крестьян.
Оценка политики «белых» в отношении рабочих Сибири была дана в статье Я. Кальнина «Труд при белых». В результате сравнительного анализа рабочей политики Временного сибирского правительства и правительства Колчака автор пришёл к выводу о том, что труд рабочих при Колчаке характеризовался существенно большим количеством конфликтов и незаконных арестов, чем при власти правительств «демократической контрреволюции». Я. Кальнин отмечал, что в период с 1 января по 1 ноября 1919 г. инспекциями труда Западной и Восточной Сибири было зарегистрировано свыше 1130 конфликтов между рабочими и администрацией предприятий, число участников этих конфликтов превышало 82600 чел. [8. С. 136]. Таким образом, получалось, что белые правительства Сибири разрешали возникавшие на подконтрольной территории социальные противоречия между рабочими и промышленниками посредством политики жесткого администрирования. При этом подчеркивалось, что между правительствами «демократической контрреволюции» и адмирала Колчака существовала преемственность в формах и методах работы с профсоюзами.
Проблеме взаимоотношений профсоюзов с министерствами труда правительств «демократической контрреволюции» и адмирала Колчака была посвящена статья С.А. Козловой, написанная на основе материалов Омского архивного бюро. Тот факт, что инспекторы труда, которые должны были следить за соблюдением прав рабочих, постоянно подвергались гонениям со стороны администрации предприятий, должен служить, по мысли С.А. Козловой, неоспоримым доказательством антирабочей политики правительств «демократической контрреволюции» [9. С.124].
По мнению историков 1920-х гг., так называемая антинародная сущность антибольшевистских правительств Сибири нашла выражение и в террористических действиях в отношении сторонников Советской власти. Классической работой, отразившей данный тезис, стала статья В.Д. Вегмана «В Сибири ужас и смерть». На основании мемуаров большевиков-подпольщиков и документов Министерства внутренних дел правительства Колчака автор воспроизвел картину бедственного положения пленных красноармейцев в Омском концлагере. Особый трагизм пребывания заключенных в последнем состоял в том, что «арестованные, которые были скучены в неотапливаемых антисанитарных казематах, истощены от систематического недоедания, постепенно чахли и угасали» [2. С. 51]. Недоедание, по мнению В.Д. Вегмана, послужило причиной возникновения эпидемии тифа. Указывая общее количество умерших от тифа узников, историк приводит данные чехословацкого уполномоченного по делам военнопленных в Западной Сибири. Чиновник в скупых выражениях изложил неимоверно тяжелые условия, в которых находились заключенные. По его данным, в Омском концлагере «содержится 2300 человек. Из них заболело около 1000 человек. Ежедневно помирает 3-4 человека»
[2. С. 51]. Как указывал В.Д. Вегман, в ноябре-декабре 1919 г., незадолго до окончательного падения власти Колчака, все заключенные концлагерей Омска и Новониколаевска были «зверски изувечены и убиты» [2. С. 52]. В подтверждение данного тезиса историк приводит «Акт освидетельствования трупов жертв колчаковского террора», в котором указывалось, что убитые подверглись различного рода пыткам и истязаниям. Жестокое отношение ко всем сторонникам Советской власти в полной мере способствовало нагнетанию и так уже имеющегося социального противостояния. Власть «белых» правительств, по мысли первых советских историков, должна была искать возможный компромисс с бывшими работниками советских учреждений. Но не будем забывать о том, что последние сами не хотели искать мирных путей разрешения существовавших социальных противоречий в обществе.
Не менее важной проблемой изучения истории гражданской войны была классовая борьба рабочих и крестьян с контрреволюционными правительствами Сибири. Занимаясь исследованием этой темы, советские историки показывали, что террор и репрессии были предопределены не только классовой сущностью антибольшевистских правительств, но и служили реакцией на социальный протест народных масс. Например, в сборнике «Горняки Сибири» были представлены факты протеста рабочих против власти Колчака и правительств «демократической контрреволюции». Вместе с тем, авторы отмечали, что власть всех без исключения антибольшевистских правительств Сибири ожесточенно боролась с рабочим движением, которое разрасталось уже в июне-июле 1918 г., когда произошли массовые забастовки шахтеров и восстание рабочих. По мнению И. Насонова, антирабочая политика «белых» правительств заключалась в том, что они сначала издавали демократические, по сути, постановления, но потом грубо их нарушали [14. С. 47]. В качестве примера приводится нарушение положения «О мерах к восстановлению нормального хода работ промышленных предприятий и поднятию их производительности» от 31 июля 1918 г. Нарушение авторы усматривают в насильственном изгнании профсоюзов Кузбасса и Омска из занимаемых помещений. Изгнание происходило с помощью карательных отрядов.
Большое внимание историки уделяли изучению партизанского движения. Они стремились подчеркнуть, что сибирские крестьяне не сразу убедились в антинародной и эксплуататорской сущности антибольшевистских правительств. Только реализация карательных мер этими правительствами способствовала тому, что крестьяне принимали сторону большевиков. Так, по мнению Я. Жигалина, основной причиной, побудившей крестьян вести борьбу с властью Колчака, были «пуля, шомпол и нагайка», которые «вывели крестьянина из его пассивного состояния» [7. С. 98]. Подобной точки зрения придерживался и историк П.С. Парфенов, который считал, что основной накал борьбы антибольшевистских правительств с партизанами пришелся на период власти Колчака, когда «белые» начали массово преследовать крестьян за поддержку партизан [15. С. 47]. Существование столь мощного повстанческого движения, по мнению первых советских историков, могло говорить только об одном - военные и гражданские власти «белых» не могли найти нужной программы действий для устранения большей части социальных противоречий, существовавших в сибирских селах.
В книге К.В. Дубровского «В царстве нагайки и виселицы» главное внимание сосредоточено на описании зверств правительств «демократической контрреволюции» и адмирала Колчака. Исследование строится на материалах советской периодической печати и собственных воспоминаниях. По мнению автора, наиболее известные проявления «белого» террора имели место в июне 1918 г. в ходе падения власти Советов, которое сопровождалось массовыми террористическими действиями по отношению к сторонникам Советской власти со стороны военнослужащих чехословацкого корпуса и отрядов казаков [6. С. 42]. Подчеркивалось, что политику явного преследования большевиков поддерживали партии меньшевиков, эсеров и кадетов. Говоря о Славгородском восстании крестьян против власти Временного сибирского правительства, историк обращает внимание на большое количество крестьян, погибших в ходе подавления восстания. Как считал К.В. Дубровский, особая жестокость по отношению к восставшим крестьянам была проявлена карательным отрядом атамана Анненкова. В ходе исследования для историка важна не точная цифра пострадавших крестьян от действий отряда Анненкова, а факт санкционирования этих действий со стороны Временного сибирского правительства. Необходимо отметить, что исследователями этой темы в подавляющем большинстве были непосредственные участники и руководители партизанских отрядов.
Как известно, проблемы «белого» террора освещалась и бывшими членами антибольшевистских правительств. Советские историки вступали с ними в заочную полемику, резко не соглашаясь с отдельными положениями их концепций. Например, в рецензии В.Д. Вегмана на книгу Г.К. Гинса
«Сибирь, союзники и Колчак» были отмечены особенности колчаковской внутренней политики, которые заключались в широком применении террористических методов, нацеленных на запугивание населения и подчинение его властям. В.Д. Вегман обращает внимание на замалчивание Г.К. Гинсом карательных действий атаманов и воинских частей, которые подавляли восстания рабочих и боролись с сибирскими партизанами. По мнению В.Д. Вегмана, эти обстоятельства нельзя «отмечать мимоходом», так как они отражают сущность борьбы населения Сибири с режимом Колчака [3. С. 123].
В свою очередь, известный историк-эмигрант С.П. Мельгунов не соглашался с мнением советских историков относительно причастности адмирала Колчака к организации карательных операций, которые проводили армия и отряды атаманов. С.П. Мельгунов считал, что лично от Колчака не поступало прямых распоряжений о наведении порядка любым путем, в частности, с применением масштабных карательных мер, таких, как сжигание деревень и взятие в заложники [13. С. 35]. Точку зрения С.П. Мельгунова подтверждает современное исследование И.Ф. Плотникова, который подчеркивает, что генерал Розанов, сжегший два крупных села в Енисейской губернии, просто «подставил» Колчака, так как непосредственного приказа от адмирала не поступало [16. С. 141].
Характеризуя в целом комплекс исследований 1920-х - середины 1930-х гг. о «белом» терроре и политических репрессиях в Сибири, необходимо выделить следующие характерные для этого этапа особенности.
По мнению советских историков 1920-х гг., антибольшевистские правительства на востоке России в своем развитии двигались от демократических устремлений и лозунгов к военной диктатуре. Военная или так называемая «реакционно-монархическая» диктатура характеризовалась широким применением репрессий и террора в отношении рабочих и крестьян, которые стали основным методом разрешения любых социальных противоречий. Согласно положениям большинства работ советских историков 1920-х гг. целью террора «белых» в отношении крестьян было запугивание последних для подавления выступлений партизан, проведения мобилизации и обеспечения полного сбора налогов. Эта цель достигалась с помощью армии и карательных отрядов атаманов, которые применяли массовые расстрелы, взятие в заложники, сжигание деревень. Осуществляя же целенаправленные акции подавления рабочих выступлений, органы власти «белых» правительств Сибири рассчитывали полностью подчинить своей политике все население.
Необходимо отметить, что первые советские историки подчеркивали и негативную роль солдат и офицеров чехословацкого корпуса, которые выступили на стороне контрреволюционных сил. Они считали, что восстание чехословацкого корпуса стало рубежным событием в общей истории гражданской войны. Оно вывело ее на новый уровень развития социального противостояния: от региональных столкновений небольших вооруженных отрядов по ходу Транссиба оппоненты переходят к полномасштабным военным действиям с привлечением крупных войсковых группировок.
Проблема террора и социального противостояния составляет целостный феномен гражданской войны, но советские историки 1920-х гг. не исследовали его в полном объеме. Как непосредственные участники происходивших событий, они, как правило, рассматривали террористические действия «белых», при этом, дабы усилить эмоциональное и психологическое воздействие на читателей, подкрепляя описание этих действий фотографиями расстрелянных и замученных красноармейцев, рабочих и крестьян. Но эти материалы служили лишь подтверждением теоретических выкладок, основанных на классовом подходе. Что касается социально-психологических аспектов террора эпохи гражданской войны, то они изначально не вписывались в принятые на вооружение схемы. Лишь в последние полтора десятилетия эти аспекты получили развитие в отечественной исторической литературе.
С середины 1930-х гг. интенсивность исследования истории «белого» террора резко падает. По нашему мнению, это объясняется тем, что действовавшая власть, как и политические противники большевиков в 1918-1919 гг., сама начинает активно применять карательные меры и террор по отношению к населению, вследствие чего интерес историков к трагедии людей, пострадавших от террора в годы гражданской войны, становится неуместным и опасным.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ансон А.А. Временное сибирское правительство // Сибирская советская энциклопедия. Новосибирск, 1929. Т. 1.
2. Вегман В.Д. В Сибири ужас и смерть // Сибирские огни. 1935. № 1.
3. Вегман В.Д. Рецензия на книгу Г.К. Гинса «Сибирь, союзники и Колчак» // Сибирские огни. 1922. № 5.
4. Голдин В.И. Россия в гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980-х -1990-е гг.). Архангельск, 2000.
5. Деникин А.И. Очерки русской смуты. М., 1991. Т. 4.
6. Дубровский К.В. В царстве нагайки и виселицы. Сибирская контрреволюция 1918-1919 гг. М.; Л., 1929.
7. Жигалин Я. Партизанское движение в Западной Сибири // Пролетарская революция. 1930. № 11.
8. Кальнин Я. Труд при белых // Сибирские огни. 1929. № 3.
9. Козлова С.А. Труд и охрана труда при Колчаке // Из прошлого Сибири. Омск, 1927.
10. Константинов М.М. Колчаковщина // Сибирская советская энциклопедия. Новосибирск, 1929. Т. 2.
11. Круссер Г.В. Колчаковщина. Новосибирск, 1931.
12. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 40.
13. Мельгунов С.П. Трагедия адмирала Колчака: в 2 кн. М., 2005. Кн. 2.
14. Насонов И. Антирабочая политика «белых» правительств Сибири // Горняки Сибири 1917-1927 гг.: сб. ст. и воспоминаний. Новосибирск, 1927. С. 45-53.
15. Парфенов П.С. Гражданская война в Сибири. 1918-1920 гг. М., 1925.
16. Плотников И.Ф. Александр Васильевич Колчак. М., 2003.
17. Троцкий Л.Д. Терроризм и коммунизм. М., 1920.
Поступила в редакцию 10.05.11
D. V. Plyujko
«White» terror as a basic form of social opposition in Siberia in the works of the first Soviet historians of the Civil War
The article deals with the process of formation and development of views of the Soviet historians of 1920th on a problem of «white» terror in Siberia. The author analyzes methodology and concrete results of their investigations. These works are not only revised now, but also used by the modern scientists.
Keywords: social opposition, social contradictions, «white» terror.
Плюйко Дмитрий Владимирович, аспирант Уральский государственный экономический университет 620219, Россия, г. Екатеринбург, ул. 8 Марта, 62 E-mail: [email protected]
Pluyko D.V., postgraduate student Ural State University of Economics 620219, Russia, Yekaterinburg, 8th of March st., 62 E-mail: [email protected]
