другие болдинские произведения. Она ассоциативно возникает в стихотворении «Для берегов отчизны дальной...», финальный образ которого — «поцелуй свиданья» — напоминает финал стихотворения Корнуолла «К —» («То—»),6 посвященного смерти любимой женщины и ожиданию новой встречи с ней в загробном мире: «И коснусь роз тех губ» («And touch the roses of those lips»). Кроме того, первые строки пушкинского стихотворения — «Для берегов отчизны дальной / Ты покидала край чужой» — есть калька, созданная по английскому образцу. Даже если стихотворение Пушкина не имеет в качестве прямого литературного источника «К—» Корнуолла, думается, оно все же связано в целом с английской поэтической традицией^ особенно с поэзией Корноулла, пронизанной «некрофильскими» мотивами.
Принципиальная разница есть, однако, и здесь. Сохраняет силу замечание Н. В. Яковлева об отличии «Заклинания» от «An Invocation», программное для соотношения поэзии Пушкина и Корнуолла: «Что заставляет поэта тревожить тень возлюбленной? У Корнуоля — живой интерес к потустороннему. У Пушкина — совсем другое чувство — земное <.. .»>.7
В заключение заметим, что оборот, подобный тому, каким начинается пушкинский набросок, уже встречался прежде в творчестве поэта. В шестой главе «Евгения Онегина» о погибшем Ленском сказано:
Тому назад одно мгновенье В сем серДцё билось вдохновенье <.. .>
(VI, 130)
Таким образом, перед нами еще и своеобразная автореминисценция.
О. Л. Доегий, А. В. Кулагин
6 The Poetical works of ... Barry Cornwall, p. 142—143.
7 Яковлев H. В. «Последний литературный собеседник Пушкина», с. 20.
«Если ехать вам случится» 1
В числе незавершенных черновых набросков Пушкина, обнаруженных и опубликованных после его смерти, имеется и такой:
Если ехать вам случится
♦♦♦♦ на ^ Там* где Л. струится Меж отлогих берегов — От большой дороги справа, [Между полем и селом], Вам представится дубрава, Слева сад и барский дом.
Летом, в час, как за холмами Утопает солнца шар, Дом облит его лучами,
Окна блещут как пожар, И, ездой скучая мимо
......развлечен,
Путник смотрит невидимо На семейство, на балкон.
(III, 403)
Автограф (ПД, № 210) — на последней (четвертой) страничке сложенного вдвое листка синеватой почтовой бумаги. На первой страничке — другой черновой набросок: это стихи, которые Пушкин предназначал для окончания второй строфы стихотворения «... Вновь я посетил». На развороте листа — карандашный черновик письма Пушкина к Е. Ф. Кан-крину от 23 октября 1835 г. Набросок «Если ехать вам случится» предположительно датируется осенью 1835 г., поскольку, во-первых, два других текста на том же листке безусловно относятся к осени 1835 г., и, во-вторых, оба стихотворных наброска написаны одинаковыми чернилами, тем же почерком и, по-видимому, одним и тем же пером.
Изучение наброска шло главным образом по пути выяснения, какие географические названия скрыты под звездочками и криптограммой «JL>.
И. А. Шляпкин, впервые опубликовавший набросок,1 так комментировал звездочки и криптограмму: «Конечно здесь дело идет о домике П. А. Осиновой и Вульфов в Тригорском. Тогда во втором стихе после на следует читать Псков и JI. конечно Ловать; буква и звездочки поставлены временно потому, что имена сразу не укладывались в размер».2
Пояснения И. А. Шляпкина не были приняты последующими комментаторами, чему в немалой степени способствовал категорический тон его утверждений. (Н. О. Лернер, например, сопровождает шляпкинские «конечно» многозначительными восклицательными знаками) .3 Существовала, однако, и другая причина, быть может, более весомая.
Задолго до публикации И. А. Шляпкина В. Е. Якушкин, описывая черновые тетради Пушкина, хранившиеся в то время в Румянцевском музее, опубликовал в «Русской старине» более ранний черновой вариант того же наброска.4 Автограф5 с характерными для пушкинских черновиков вычеркиваниями, пропусками, перестановками читался с трудом, и В. Е. Якушкину не все места удалось разобрать точно. Некоторые неточности первой публикации впоследствии устранил П. О. Морозов;6 наиболее адекватное воспроизведение текста дает Большое академическое издание сочинений Пушкина. Впрочем, первое четверостишие было прочитано правильно уже В. Е. Якушкиным:
1 Шляпкин И. А. Из неизданных бумаг А. С. Пушкина. СПб., 1903, с. 39. — В публикации имеется ряд неточностей: так, стихи «Путник смотрит невидимо / На семейство, на балкон» прочитаны И. А. Шляпкиным как «Взор завистливый бросая/Из телеги на балкон».
2 Там же, с. 40.
3 Л е рп е р Н. О. Примечания к стихотворениям 1833 г. — В кн.: Пушкин. Поли. собр. соч. /Под ред. С. А. Венгерова. СПб., 1914, т. 6, с. 453.
4 Русская старина, 1884, авг., т. 43, с. 328.
5 ПД, № 842 (по шифру Румянцевского Музея № 2373), л. 154 (по жандармской описи, л. 30).
6 Пушкин А. С. Соч./Под ред. П. О. Морозова. СПб., 1903, т. 2, с. 189—190.
Еслй ехать вам случатся От ** к Москве Там, где струится
В неизменной синеве —
Далее следует еще одно четверостишие, дважды переписанное, с многочисленными вычеркиваниями, пропусками и заменами слов:
От моста немного вправо Перед вами будет <дом>, Влево — темная дубрава
[От большой] <дороги> справа Будет пруд и б<арской> <?> дом, Влево —мелкая <?> дубрава С нив<ой> ровною кругом.
И поля
кругом.
Ниже — еще два зачеркнутых стиха, относящиеся, по всей видимости, к первому четверостишию:
По положению в тетради ПД, № 842 набросок датируется 1833 г. В «Сочинениях А. С. Пушкина» под редакцией П. А. Ефремова опубликован текст, найденный В. Е. Якушкиным и исправленный П. О. Морозовым. Комментируя этот текст, П. А. Ефремов исходил из того, что в нем фигурируют вполне определенные географические названия — Москва и Волга. На этом основании он заключил, что набросок написан во время одной из поездок Пушкина в Болдино и что усадьба, о которой идет речь в стихотворении, находится где-то в Нижегородской губернии, где протекает Волга; возможно, полагает он, это усадьба кн. Голицыной (о посещении которой Пушкин писал в письмах к Н. Н. Гончаровой от 26 ноября и 2 декабря 1830 г.).
Что касается публикации И. А. Шляпкина, уже известной П. А. Ефремову, то она служит ему главным образом для полемики. П. А. Ефремов подвергает сомнению датировку наброска 1835-м г., сомневается в «псковском» его прочтении и высказывает предположение, что криптограммой «Л» Пушкин обозначил речку Лемета в Лукоянском уезде.8
В наиболее полном дореволюционном издании сочинений Пушкина под ред. С. А. Венгерова за основу также принят вариант наброска, опубликованный В. Е. Якушкиным.9 Комментируя набросок, Н. О. Лернер в главном следует за П. А. Ефремовым, добавляя, впрочем, некоторые собственные аргументы и предположения. Набросок, найденный В. Е. Якушкиным, Н. О. Лернер уверенно относит к 1833 г., датировку же второго
7 В прочтении П. О. Морозова отсутствует указание на существование двух вариантов второго четверостишия; не прочитано начало восьмого стиха, в девятом стихе вместо «ровный и отлогой» прочитано «вольный и отлогой».
8 См.: Пушкин А. С. Соч. СПб., 1905, т. 8, с. 350—352 (коммент. П. А. Ефремова).
9 Пушкин А. С. Поли. собр. соч./Под ред. С. А. Венгерова. СПб., 1913, т. 3, с. 484.
Там, где ровный и отлогой Путь над Волгою лежит
(III, 1012—1013) 7
наброска ой, вслед за П. А. Ефремовым, отвергает: «Рукопйсь профессора Шляпкина точно датирована быть не может, — пишет он, — на обороте ее находится черновой отрывок <.. .> „... Вновь я посетил", и потому Шляп-кин датирует набросок 1835 г., но, как справедливо заметил П. А. Ефремов <.. .> это не довод».10
Далее Н. О. Лернер, приводя верешо II. А. Шляпкпна по поводу звездочек и криптограммы, пространно с ним полемизирует: «Профессор Шляп-кип решил „конечно (!) это домик П. А. Осиповои и Вульфов в Тригор-ском!". Между тем в музейном наброске упоминается Москва и Волга — значит, Псковская губерния здесь не при чем. П. А. Ефремов <.. .> предполагает, что „Л" — Лемета — речка в Лукояновском уезде Нижегородской губернии. Можно думать, что звездочки во втором стихе обозначают число слогов в обозначенных ими словах, и 2—3 стихи читаются:
От Ардатова на *, Там, где Лемета струится
(Ардатов стоит на р. Леметь). Но это конечно весьма гадательно».11
Версия Ефремова—Морозова в дальнейшем не встретила возражений. Более того, со временем она обросла новыми подробностями. Так, уже в 1920-х гг. нижегородский краевед А. В. Звенигородский сообщил несколько новых адресов в Нижегородской губернии, по которым предположительно мог бывать Пушкин: «В один из своих проездов по Старо-Муромскому тракту Пушкин <.. .> мог своротить от большой дороги и заехать к кому-нибудь из своих знакомых в Ардатов и его окрестности».12 Автор, в частности, указывает на усадьбу Ек. Г. Левашевой, расположенную «в 6 верстах от Ардатова в селе Нуче»,13 и одновременно уточняет: «Ардатов Нижегородской губернии расположен на речке Лемети. Леметь берет свое начало близ города и в пределах Ардатовского же уезда впадает в реку Тёшу, последняя под Муромом в Оку. Ефремов, а за ним Лернер, разбирая черновой набросок Пушкина „Если ехать вам случится", ошибочно считают эту речку (которую для размера именуют Леметой) рекой в Лукояновском уезде. Такой речки там не существует».14
Выводы, вытекающие из этого сообщения, сделал сорок лет спустя Л. А. Черейский, который уже прямо отождествляет усадьбу Ек. Г. Левашевой в селе Нуче с усадьбой и местностью, описанной в наброске «Если ехать вам случится». Криптограмму «Л» Черейский по-прежнему раскрывает как «река Лемета», перемещая ее, в соответствии с указанием А. В. Звенигородского, из Лукояновского в Ардатовский уезд.15
Имела своих сторонников и версия И. А. Шляпкина (ни в одном случае, впрочем, не упомянувших о ее авторе). Первым в их ряду был
10 Лернер Н. О. Примечания к стихотворениям 1833 г., с. 453.
11 Там же.
12 Звенигородский А. В, О пребывании Пушкина в Нижегородской губернии.— В кн.: Московский Пушкинист: Статьи и материалы/ Под ред. М. А. Цявловского. М., 1930, вып. 2, с. 64.
13 Там же, с. 66.
14 Там же.
15 См.: Черейский Л. А. Загадочное стихотворение Пушкина. — Вопросы литературы, 1970, № 10, с. 246.
В. Я. Брюсов; в комментарии к предпринятому им изданию сочинений Пушкина он писал: «Здесь, вероятно, говорится об усадьбе Осиповои и Вульфов в Трйгорском». Стих со звездочками соответственно раскрывается В. Я. Брюсовым «От Тригорского на Псков»; крйптограмма «Л» остается в его варианте не раскрытой.16
Из числа поздних исследователей в пользу «псковского» прочтения высказалась Т. Г. Цявловская: «Первый автограф этого стихотворения, — пишет она в своем комментарии, — датируется 1833 г. (время поездки Пушкина в Болдино), второй — 1835 г. (время поездки в Михайловское и Голубово — в 18-ти верстах от Тригорского). Поэтому предлагавшиеся расшифровки географических названий во втором и третьем стихах предположительны. Наиболее вероятна следующая <.. .>:
Если ехать вам случится
От Тригорского на Псков,
Там, где Луговка струится <...>» 17
Прочтение Т. Г. Цявловской поддержали С. С. Гейченко и А. М. Гордин. С. С. Гейченко почти дословно воспроизвел комментарий Т. Г. Цявловской в подготовленном им сборнике «А. С. Пушкин. Стихи, написанные в Михайловском», добавив лишь пояснение по поводу Луговки: «Луговка — речка, бегущая возле Тригорского; мимо нее в пушкинское время шла почтовая дорога, по которой Пушкин ездил в Псков, Петербург, Москву».13 А. М. Гордин внес в комментарий Т. Г. Цявловской новые нюансы. Осторожно, но вместе с тем достаточно определенно он намекает на то, что в наброске описывается имение Б. А. и Е. Н. Вревских Голубово, находившееся в 20 верстах от Михайловского по дороге на Остров и Псков. Он пишет: «К поездкам в Голубово в это время (осенью 1835 г. — Л. А.), вероятно, относится стихотворный набросок: „Если ехать вам случится"». Приведя полный текст наброска, А. М. Гордин следующим образом описывает усадьбу: «Голубовская усадьба была просторной. Двухэтажный дом с открытыми верандами и четырехколонным портиком стоял на пригорке. Один из его фасадов выходил на <.. .> лужайку, за которой сверкал на солнце довольно порядочной величины пруд, другой — выходил в сад».19
Соглашаясь с расшифровкой второго стиха «От Тригорского на Псков», А. М. Гордин воздерживается от обсуждения криптограммы «Л» в третьем стихе, не вступая, впрочем, в прямую полемику по поводу Луговки.23 В академических собраниях сочинений Пушкина, изданных в 1930— 70-х гг., ни звездочки, ни криптограмма не раскрываются. Комментарии к наброску предельно кратки. В комментарии к Малому академическому изданию Б. В. Томашевский ограничивается двумя словами: «Черновой
16 Пушкин. Соч. / Под ред. В. Я. Брюсова. М., 1923, с. 382.
17 Пушкин. Собр. соч.: В 10 т. М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1959, т. 2, с. 777—778. (То же. М., 1974, с. 631).
18 Л., 1967, с. 272. (То же. 2-е изд. Л., 1980, с. 264).
19 Гордин А. М. Пушкин в Псковском крае. Д., 1970, с. 298—299.
2° См,: Там же, с, 298,'
набросок».21 Под этой подчеркнутой краткостью, отнюдь не свойственной одному из наиболее проницательных комментаторов Пушкина, угадывается некоторая обескураженность обилием предложенных прочтений наброска и вполне понятное нежелание присоединиться к какому-либо из них без достаточных к тому оснований.
2
Разнобой в интерпретациях звездочек и криптограммы в пушкинском наброске действительно велик, но из этого не следует, что набросок вообще не поддается прочтению. Отправной точкой на пути к такому прочтению должно быть, вероятно, ясное понимание, что перед нами не один текст в двух вариантах, которые можно как угодно совмещать, а два самостоятельных текста, написанных в разное время, на разной бумаге, по разным поводам, имеющих каждый свое содержание, перемещать которое из текста в текст недопустимо.
Каждый из этих текстов имеет и свой собственный географический локус. В тексте 1833 г. — это названная поэтом дорога на Москву, возможно, проходящая где-то неподалеку от Волги. В тексте 1835 г. — уже совершенно другая дорога: не в Москву, а в другой город, название которого, как явствует из его положения в стихе, состоит из одного слога и оканчивается на «ов». Поскольку во времена Пушкина таких городов (или городков) в России было всего четыре — Гдов, Льгов, Шклов, Псков — и поскольку первые три в орбиту пушкинских поездок и вообще интересов никогда не попадали, а четвертый по широко известным причинам играл в жизни поэта немалую роль, остается признать, что географический локус второго текста — дорога на Псков, проходящая где-то неподалеку от реки «Л».
Воздержимся пока от попыток раскрыть криптограмму «Л» и вдумаемся, какая путаница может получиться, если объединить два далеких друг от друга географических локуса — дорогу на Москву близ реки Волги и дорогу на Псков близ реки «Л». Тогда, как это получилось у П. А. Ефремова и с его легкой руки пошло гулять по комментариям и статьям его последователей, появляется некий «составной текст», где Псков из одного текста оказывается замещенным Москвой из другого, где река «Л» из «псковского» варианта определяется на основании того, что в «московском» тексте упомянута Волга, и т. д. А ведь и Ардатов и Леметь («Лемета») возникли в соображениях П. А. Ефремова, Н. О. Лер-нера, А. В. Звенигородского и Л. А. Черейского на основе именно такого рода операций!
Возвращаясь к «псковскому» тексту, заметим, что название «Псков» практически предопределяет прочтение остальных топонимов, зашифрованных в тексте. Это относится прежде всего к криптограмме «Л», которой обозначена река где-то по дороге на Псков, причем название ее, согласно положению в стихе, должно состоять из трех слогов с ударением на первом. Такая река вблизи дорог на Псков, по которым когда-
21 Пушкин А. С. Поли. собр.. соч.:- В 10-ти т. 4-е изд. Л., 1977, т. 3, с. 467.
Либо ездил Пушкин, всего одна — Луговка. Она и была названа Г. Цяв-ловской и С. С. Гейченко.
Что касается утверждения И. А. Шляпкина «Л. конечно Ловать», то его приходится отвести, так как достаточно взглянуть на карту, чтобы удостовериться: река эта находится на почтительном расстоянии от любой из дорог, которыми Пушкин следовал к Пскову. К тому же «Ловать» — название двусложное и к размеру стиха не подходит. Пояснение же И. А. Шляпкина, что Пушкин «поставил букву и звездочки временно», потому что не мог «сразу» подобрать размер, столь наивно, что может вызвать лишь улыбку.
Раскрытие криптограммы «Л» настолько сужает географический локус наброска, что расшифровка обозначенного четырьмя звездочками четырехсложного названия пункта, из которого отправляется «путник», казалось бы, не представляет трудностей. Однако одно затруднение при этом все-таки существует. По логике того, что сообщается в наброске, пункт, из которого едет путник, и усадьба, которую он видит по пути, не могут быть одним и тем же местом. Если по пути «на Псков» «путник» видит «домик П. А. Осиновой и Вульфов в Тригорском» (как считал И. А. Шляп-кин), то заместить звездочки топонимом «Тригорское» уже нельзя. В этом случае «путник» должен был бы выехать из Михайловского или из Петровского. Если же пункт выезда — Тригорское, то усадьба по пути (имея в виду реальные поездки Пушкина в 1835 г.) — имение Вревских Голу-бово. Таким образом, существует два возможных маршрута: из Тригор-ского на Псков мимо Голубова и от Петровского на Псков мимо Тригор-ского (Михайловское отпадает из-за размера). Пушкинскому описанию в большей мере соответствует голубовская усадьба, в связи с чем прочтение второго стиха в тексте «От Тригорского на Псков», представляется наиболее вероятным.
3
Переходя к тексту 1833 г. («московскому»), отметим следующие его особенности.
1. Он отличается значительно меньшей завершенностью, чем «псковский» текст. 2. Указание на его географический локус имеет два варианта (От ** к Москве, Там, где струится...» и «Там, где ровный и отло-
гой / Путь над Волгою лежит»), не обязательно совпадающих по обозначениям. 3. Количество звездочек во втором стихе не соответствует числу слогов, определяемых размером стихотворения (как это было в «псковском» тексте и как это чаще всего бывает у Пушкина вообще).
Все это делает прочтение «московского» текста более трудным, чем «псковского».
Есть, однако, особенность, которая дает рассматриваемому тексту определенное преимущество. По положению в тетради ПД, № 842 он датируется довольно точно — концом августа—октябрем 1833 г. На эту определенность и следует, по-видимому, опираться прежде всего.
В августе—сентябре 1833 г. Пушкин совершил поездку из Петербурга в Болдино через Торжок—Ярополец—Москву, далее — через Нижний Новгород—Казань—Симбирск—Оренбург—Саратов—Пензу и 1 октября прибыл
в Ёолдпно. Где-то на пути к Москве и находилась усадьба, давшая импульс поэтическому вдохновению Пушкина. Подчеркиваем: на пути к Москве, ибо дальнейший путь в Болдино через волжские города и Оренбург лежал уже от Москвы. Могут возразить: но Пушкин проделал и обратный путь от Болдина к Москве. Верно, но возвращался он глубокой осенью (между 7 и 12 ноября), — собственно, даже ранней зимой,22 — а в наброске запечатлен явно летний или раннеосешшй пейзаж: «ровная нива», «темная (т. е. еще не облетевшая. — JI. А.) дубрава». А ведь поэт был необычайно чуток к таким вещам; вспомним, к примеру, его отнесенные к октябрю строки: «Лесов таинственная сень / С печальным шумом обнажалась» или «поля пустые» и «леса, недавно столь густые» из стихотворения «Зимнее утро», датированного 3 ноября 1829 г. (III, 184).
Есть и другие признаки того, что интересующая нас усадьба находилась цо дороге к Москве со стороны Петербурга, а не со стороны Болдина. Прежде всего, это упоминание Волги. Трудно сказать, почему в сознании П. А. Ефремова, а вслед за ним II. О. Лернера и других исследователей Волга связывалась с дорогой Москва—Болдино. Вот что пишет тщательно изучивший этот маршрут уже цитированный нами А. В. Звенигородский: «Проехать из Москвы в Болдино в то время можно было только через Владимир, Муром и Арзамас. Из Арзамаса же в Болдино можно было проехать или по тракту, шедшему через Абрамово, в 12 верстах от которого находится Болдино, на Ардатов (Симбирской губ.), или по тракту, шедшему через Лукояпов на Пензу. Неизвестно, каким из этих путей ехал в Болдино Пушкин». Автор далее уточняет, что «по первому из указанных путей от Москвы до Болдина — 527 верст, по второму — 532».23 Добавим еще одно уточнение: ни одна из названных дорог не подходит к Волге ближе, чем на 130—140 км. Каким же образом можно отнести к этому маршруту слова: «Там, где ровный и отлогой / Путь над Волгою лежит...»?
Иное дело — путь из Петербурга в Москву. Здесь, подъезжая к Торжку, путешественник то и дело сталкивался с Волгой и ее ближайшими притоками Тверцой и Тьмой. Большой почтовый тракт дважды пересекал Тверцу (у Торжка и Медного), затем выходил на Волгу, пересекал ее в Твери и далее от Твери до Городни и от Городни до Завидова шел вдоль правого берега Волги, временами удаляясь от него на одну-две версты. За свою недолгую жизнь Пушкин не менее тридцати раз следовал трактом Петербург—Москва и отлично знал места, по которым он пролегал. Более того, от Торжка Пушкин неоднократно сворачивал с большой дороги на запад, чтобы навестить своих близких друзей в Бернове, Малинниках, Павловском, Старице. Дорога на Старицу также шла берегом Волги.
Наконец, чтобы окончательно отвести мысль, что в наброске имеется в виду Волга в Нижегородской губернии, вспомним: Пушкин только не-
22 Из письма Пушкина к жене от 2 октября 1833 г. мы узнаем, что уже 1 октября 1833 г. в тех местах выпал сцег и на последнем перегоне до Болдина поэт «обновил зимний путь, проехав верст 50 на санях» (XV, 83).
23 Звенигородский А. В. О пребывании Пушкина в Нижегородской губернии, с. 62.
Давно побывал в Нижнем Новгороде, Спмбпрске п Саратове п мог воочию убедиться, что берега Волги здесь высоки и круты. Иное дело Верхняя Волга: ее берега на всем протяжении от Старицы до Калязина (за двумя-тремя исключениями) действительно «ровны и отлоги».
Из сказанного следует, что географический локус «московского» текста правильнее искать в бассейне Верхней Волги — т. е. в Тверской или Московской губерниях. Сведения о поездке Пушкипа в Москву в августе 1833 г. позволяют существенно конкретизировать этот локус.
Как упоминалось, на этот раз Пушкин ехал к Москве через Ярополец, т. е. свернул от Торжка резко вправо. Следовательно, участок пути от Торжка к Москве через Медное, Тверь, Городню, Завидово, Клин полностью выпадает — интересующая нас усадьба расположена не там. Участок же пути Торжок—Ярополец—Москва, напротив, приобретает, с этой точки зрения, особый интерес. О том, как протекал его путь от Торжка к Москве, Пушкип подробно писал Н. Н. Пушкиной 20, 21, и 26 августа 1833 г. Для нашей темы более всего примечательно письмо от 21 августа, однако в интересах полноты картины заглянем и в предыдущее. Здесь говорится о приезде 19 августа в Торжок, о том, что день после дождливой погоды выдался солнечный, и далее: «... теперь (т. е. утром 20 августа. — Л. А.) отправляюсь в сторону, в Ярополец <.. .> Ямщики закладывают коляску шестерней, стращая меня грязными проселочными дорогами» (XV, 72).
Дальнейшие подробности — в письме от 21 августа, отправленном из усадьбы П. И. Вульфа Павловского: «Ты не угадаешь, мой ангел, откуда я к тебе пишу: из Павловска; между Берновом и Малинников, о которых вероятно, я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился их посетить...» (XV, 72). Поэт делится далее своими впечатлениями от Бернова, Малинников и Павловского, где он не был уже около пяти лет; рассказывает о поездке верхом в Малинники и затем сообщает: «Завтра чем свет отправляюсь в Ярополиц, где пробуду несколько часов, и отправлюсь в Москву <.. .> (XV, 73).
Продолжение путешествия описывается в письме от 26 августа: «В Ярополиц приехал я в середу поздно <.. .> Из Яропольца выехал я ночью и приехал в Москву вчера в полдень» (XV, 73).
Последнее письмо заставляет исключить из рассмотрения еще один важный участок пути: от Яропольца до Москвы. В Ярополец поэт приехал и уехал затемно; а в утренние часы, при подъезде к Москве со стороны Яропольца, Верхневолжье оставалось уже далеко позади. Географический локус еще более сужается, превращаясь в топографический: это буквально несколько верст по проселочной дороге, на которую Пушкин свернул, миновав Торжок. Неподалеку от этой дороги расположены «Вуль-фовы поместья», как называет их поэт, — Павловское и Малинники. К ним и завернул «путник» по дороге на Москву.
Одно из этих поместий — судя по описанию, скорее Павловское, чем Малинники, — и дало импульс поэтическому вдохновению Пушкина.
Как же в этом случае раскрывается обозначенный звездочками топоним «московского» текста? Отвечая на этот вопрос, приходится принимать во внимание, что перед нами черновой набросок, т. е. текст в извест-
ном смысле более сложный, чем беловой или хотя бы часШчно обработанный. Одна из особенностей чернового текста заключается, в частности, в том, что он неоднороден по функциональному составу содержащихся в нем записей: наряду с собственно черновыми записями, представляющими основу для последующей обработки, в него могут входить записи, не предназначенные для включения в будущий беловой текст, а сделанные для памяти или с другими целями.
Пушкинские черновики в этом смысле не исключение.
Начиная работу над произведением, Пушкин писал «конспективно»: набрасывал более или менее развернутый план, фиксировал оформившиеся в его сознании фрагменты будущего произведения (если оно было прозаическим), записывал сложившиеся стихотворные строки, оставляя пропуски между словами, заполнявшиеся затем в ходе дальнейшей обработки. Одновременно Пушкин делал разного рода заметки: чаще всего это имена прототипов, названия тех или иных мест, с самого начала не предназначенные для включения в беловой текст, но необходимые в качестве опорных ориентиров. Такого рода ориентиры он обозначал обычно звездочками, криптограммами, сокращениями, как бы скрывая от постороннего взора подразумеваемые под этим собственные имена.
Именно такова функция звездочек во втором и пропуска между словами в третьем стихах «московского» текста. Ими обозначены опорные ориентиры, а не топонимы, предназначенные для включения в стихотворный текст, вследствие чего количество звездочек в стихе не соответствует (как упоминалось выше) числу слогов, требуемых размером стихотворения. Иными словами, приступая к работе над стихотворением «Бели ехать вам случится», Пушкин, по-видимому, еще не решил, какие именно топонимы он включит в стихи, а просто заметил для себя реально подразумеваемые им географические названия: город, откуда он выехал на дорогу, близ которой расположена заинтересовавшая его усадьба, и реку, протекающую где-то поблизости от дороги.
Город, откуда утром 20 августа выехал Пушкин, нам известен: это Торжок. Торжок, очевидно, и имелся в виду, когда поэт поставил во втором стихе наброска две эвездочки. Из этого не следует, что мы вправе прочитать второй стих «от <Торжка> к Москве». Звездочки здесь замещают название Торжка, но название это для включения в стихотворный текст не предназначено, у него иная — ориентационная — функция, о чем подробно говорилось выше.
Разумеется, записывая строки наброска, Пушкин не мог не задумываться над тем, каким образом либо видоизменить стих, чтобы «Торжок» мог войти в стихотворный текст, либо найти другой топоним, подходящий и по смыслу и по размеру. Размер стиха требует, чтобы искомый топоним был четырехсложным с ударением на втором слоге. Таких топонимов по дороге от Торжка к Москве через Ярополец всего два: Малинники и Ярополец. Возможность прочтения стиха «от Малинников к Москве» мы отклоняем в силу крайнего несоответствия масштабов топонимов: последнее возможно у поэтов второй половины XIX в. (преимущественно с целью пародии); для пушкинской поэтики подобная разно-масштабность немыслима.
Не вполне подходил и топоним Ярополец, поскольку усадьба, которая, как мы выяснили, имется в виду, расположена не на пути от Яро-польца к Москве, а не доезжая Яропольца. Однако это соображение едва ли имело для Пушкина существенное значение: он вполне мог поступиться топографией ради тех или иных поэтических целей. Следы того, что Пушкин обдумывал возможность заменить во втором стихе Торжок на Ярополец, мы находим в уя^е цитированном письме к Наталье Николаевне из Павловского от 21 августа. Пушкин вводит здесь игровой момент, обыгрывая схожесть двух маленьких городков на пути к Москве — Торжка и Яропольца: «Завтра чем свет отправляюсь в Ярополиц, где пробуду несколько часов, и отправлюсь в Москву <.. .> Забыл тебе сказать, что в Яропольце (виноват: в Торжке) <...»> (XV, 73). Таким образом, можно представить, что под звездочками второго стиха поэт подразумевал и Торжок, от которого он фактически ехал, и Ярополец — название, равноценное в его сознании Торжку.
Быстрые, почти молниеносные переходы — замены одного собственного имени другим — вообще чрезвычайно характерны для работы Пушкина над текстом. Это относится и к именам героев, и к топонимам. Вот несколько примеров. Работая над повестью «На углу маленькой площади», Пушкин записывает: «Она не дала ему времени опомниться, в тот же день переехала с А<нглийской> наб<ережной> на Васил<ьевский> Остров...», — но здесь же, по-видимому, еще не дописав предложения, зачеркивает «Васильевский Остров» и меняет его на «Коломну» (VIII, 145).
Или же в «Станционном смотрителе». Первоначально было: «Из подорожной знал он, что ротмистр Минский ехал из Тамбо<ва> в Петербург...». Не дописав до конца название города, Пушкин зачеркнул его и исправил: «из Смоленска в Петербург» (VIII, 102). Та же операция — несколькими строками ниже. Вначале: «С этой мыслию прибыл он в Петербург, остановился на Вас<ильевском> Остр<ове>...». После исправления: «остановился в Измайловском полку...» (VIII, 103); и т. д.
Пропуск между словами в третьем стихе также может быть понят двояко. Во-первых, как «Волга», поскольку название Волга появляется уже открытым текстом при первой же переделке строфы; во-вторых, как Тьма (или TeMá — так называют ее иногда и сейчас), поскольку именно вдоль этой реки лежит путь от Торжка к Павловскому. Напомним, что Пушкин уже воспел ее однажды: «Речка подо льдом блестит», «Берег милый для меня» (III, 183—184) — все это относится к Тьме. С другой стороны, в отличие от романтиков, поэтизировавших названия небольших речушек,24 Пушкин избегал такого рода поэтизации. В его стихотворениях, как правило, встречаются названия мощных рек: Волга, Нева, Днепр, Дон, Терек, Арагва. Поэтому более вероятно, что уже в первом варианте имелась в виду не реальная Тьма, а Волга, выступающая в данном случае как собирательное
24 Ср., например, у Бернса: «Есть такая небольшая речушка ■— Афтон, впадающая в Нис, с совершенно очаровательными берегами — дикими, романтическими. Поэтические произведения — а наши шотландские песни все такие, в которых слышатся названия или встречаются образы знакомых рек, озер, лесов, доставляют мне неизъяснимое наслаждение» (Берне Р. Стихотворения. М., 1982, с. 619).
название для рек и речушек Верхневолжья. Заметим, что и в «Путешествии Онегина» путь от Торжка к Москве вдоль берегов Волги и ее притоков передан собирательно: «По гордым волжским берегам...» (VI, 497).
Так или иначе, но первоначальный варйант наброска первой строфы не удовлетворил Пушкина, и сразу же после недолгой работы над второй строфой записывается новый вариант двух стихов первой:
Там, где ровный и отлогой Путь над Волгою лежит...
Не исключено, что эти стихи, соответствующие по смыслу третьей и четвертой строке первого варианта, мыслились в новом варианте как два начальных стиха.
Набросок, однако, остался незавершенным. Прошло два года, прежде чем поэт вспомнил о нем; вспомнил в Тригорском, имении тех же владельцев — П. А. Осиновой и Вульфов, — которым принадлежали Малинники и Павловское. Эта ассоциация — еще одно косвенное свидетельство того, что в наброске 1833 г. также имелась в виду усадьба, связанная с Вульфами.
Стихи были завершены, но теперь в них подразумевалась другая усадьба, фигурировали другие топонимы.
Л. М. Аринштейи
«...Вновь я посетил»
В изданиях сочинений А. С. Пушкина первая часть стихотворени»! «... Вновь я посетил» (мы будем говорить только о первой части) печатается со следующими знаками препинания:
... Вновь я посетил Тот уголок земли, где я провел Изгнанником два года незаметных. Уж десять лет ушло с тех пор — и много Переменилось в жизни для меня, И сам, покорный общему закону, Переменился я —но здесь опять Минувшее меня объемлет живо, И, кажется, вечор ещё бродил Я в этих рощах.
(III, 399—400)
На наш взгляд, запятая, стоящая в девятом стихе перед словом «кажется», неверна. Это слово, выделенное запятыми, стало вводным, получило значение сомнения и изменило смысл первой тирады стихотворения.
В своей статье «Из последней тетради Пушкина» С. М. Бонди дает расшифровку черновика стихотворения «... Вновь я посетил», указывав в сносках наиболее значительные варианты слов и стихов.1 Мы их опустим — у пас другая задача — и выпишем первую часть стихотворения из этой сводки:
1 См.: Бонди С. М. Из последней тетради А. С. Пушкина.— В кн.: Стихотворения Пушкина 20—30-х годов: История создания и идейно-художественная проблематика. Л., 1974, с, 377,