CC BY
21АРХИТЕКТУРНО-ПРИРОДНыЙ ЛАНДШАФТ: ЭСТЕТИчЕСКОЕ ВИДЕНИЕ В СОВРЕМЕННОМ КУЛьТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Молодкина Л.В.
Любой ландшафт — идеальное тело для выражения определенного строя мыслей.
Ф. Новалис
Наряду с интеллектуальным и моральным оценочно-смысловыми факторами креативной виртуальности известный современный феноменолог А.-Т. Тимьянецка выделяет поэтически-эстетическое чувство, которое не замыкается в рамках психического опыта, а распространяется далеко за границы жизнеобеспечивающего функционирования.1 Эстетическая виртуальность наделяет новизной смысла витальное, эмпирически значимое природное окружение. В поисках «культурного универсализма» в современном коммуникационном континууме природа и архитектура в их симбиозе являются наиболее близкими и доступными человеческому состоянию атрибутами.
Введение категории «архитектурно-природный ландшафт» является попыткой сконцентрировать внимание на феноменологической эстетике ландшафта и восприятии его современным зрителем в широком коммуникативном пространстве. Тем не менее, следует заметить, что в «конфликте интерпретаций» (Рикер) концепция «ландшафта» достаточно сложная и разносторонняя.2
Архитектурно-природный ландшафт представляется как оптически очерченное, явно выраженное камерное природное пространство с вписанными в него рукотворными элементами — архитектурными строениями, зачастую становившимися образ-
1 См.: Tymieniecka A.-T. Theme: Metamorphosis as a Magical Device of Creative Imagination // Metamorphosis. Analecta Husserliana,V.LXXXI.2004. Kluwer Academic Publishers. P. Xi-Xvi; Theme: Gardens and the Passion for the Infinite. // Gardens and the Passion for the Infinite. Analecta Husserliana, V. LXXVIII, 2003. Kluwer Academic Publishers. P. 1-4.
2 В философской литературе ландшафт анализируется как понятие географической и искусствоведческой традиции, структурируется в качестве рамки, конституирующей понимание космического порядка в противоположности хаосу. Сформированная «метафизика ландшафта» ориентирует философию на постижение многомерности топологических структур бытия и человеческого мышления. Имеется понятие «визуального» ландшафта, локализованного физически, исторически и биологически. Это своего рода образ надындивидуальной «вселенной» творческой мастерской философов, художников, писателей... Концепция «вербального» ландшафта предусматривает рассмотрение географического пространства как «утратившего физику» и приобретшего значение эстетизированной «риторики». Камерный ландшафт как бы вводится в чуждый ему контекст, описывается, интерпретируется и переживается в словесных образных категориях. Таковы «морские пейзажи» Кьеркегора, подземные пространства стихий Ницше, «горное пространство» Хайдеггера, «зона субъективации» и метафорические сферы Делеза. Существуют и другие виды ландшафта, такие, как «телесный», связанный с психомоторными эффектами, стимулирующими рождение произведения, и направляющий мысль в нужное для творческих поисков русло, например, «восхождение к глубинам» как «линия танцевальная, дионисическая у Ницше, или «вздымание» как «линия складки» у Хайдеггера. См.: Грицанов А.А. Ландшафт. // Новейший философский словарь. Минск, 2003. С. 542.
© Молодкина Л.В., 2015
ными доминантами прежде всего в силу своего исторического характера. О ландшафте культуры как синтезе природы и архитектурных сооружений писал Теодор Адорно в своей знаменитой «Эстетической теории»: «Исторические здания часто вместе с их географическим окружением, с которым их роднили камни, тот материал, из которого они были сделаны, ощущаются как красота».3 Архитектурно-природные ландшафты непременно связаны с историей, она в них выражается и семантически «питает» их, насыщает различными смысловыми «наслоениями». Непрерывность исторического развития словно запечатлевается в архитектурно-природной форме, «динамически интегрируя» ландшафты, «как это обычно и бывает в произведениях искусства».4
В эпоху романтизма в связи с культом руин архитектурно-природный ландшафт, в котором оставлены глубокие «следы прошлого», усваивается индивидуальным и коллективным сознанием как явление, широко открывается как эстетический пласт, хотя впоследствии приходит в упадок, превратившись в рекламный товар, в место для проведения концертов и отдыха, своего рода «убежище от мира». В архитектурно-природном ландшафте историческая событийность находит свое эстетическое оформление и одновременно хранит следы прошлых страданий. Некоторые культурные ландшафты с наличествующими в них руинами и частично сохранившимися зданиями доносят «исполненные душевных страданий жалобы далекого прошлого, давно утратившего голос... Без исторической памяти не было красоты».5
Процесс переживания такого ландшафта рождает феноменологическую целостность эстетического восприятия и созерцания. Природа и архитектура конституируются как интенции в сознании воспринимающего на стыке воображения прошлого и переживания настоящего, мыслятся как определенные «ситуации». Бросая взгляд на такую ландшафтную «ситуацию», интерпретатор продуцирует ее значение, преодолевает созданные в сознании структуры, производит новые, отвергает намеченные и ориентируется на возможные. Превращенный в коррелят сознания в различных его модусах архитектурно-природный ландшафт как «феномен реального» обрастает смыслом, «сетью значащих интенций» (Мерло-Понти). Возможность прочтения интенциональной жизни сознания в современной социокультурной ситуации, столь многозначной и противоречивой, открытой для диалога с миром, формирующей характер и механизмы «жизненной коммуникации» между сознанием, поведением человека и предметной действительностью, представляется наиболее реальной и типичной, если обратиться к анализу феноменолого-эстетического восприятия архитектурно-природного ландшафта туристом-путешественником.
Актуализация таких форм современной культурной коммуникации, как «путешествие», «туризм», «музей», инициируется желанием людей познать новое, доселе неведомое. Условно исключаем те случаи, когда архитектурно-природный культурный объект становится предметом поверхностно-развлекательной усвояемости, служит этаким «расслабляющим довеском» к туристической «релаксации». Не будем брать
3 Адорно Теодор В. Эстетическая теория. М., 2001. С. 96.
4 Там же. С. 96.
5 Там же. С. 97.
в расчет и те издержки «организованного туризма», в которых «деформируется внутреннее содержание опыта природы», включенного в систему отношений обмена. В рамках «индустрии туризма» «непосредственный опыт природы», по словам Т. Адорно, ни к чему не обязывает, он нейтрален и апологетичен: «природа стала заповедником, природоохранным парком и своего рода алиби».6 В человеке порой формируется «морально-нарциссическое удовлетворение», (например, «как тонко и глубоко мы чувствуем природу!»). Истинное чувство прекрасного с легкостью заменяется созерцанием свадебных процессий на лоне природы. Особенно это касается исторических архитектурно-природных территорий, таких как мемориальные усадьбы, исторические замки, виллы и т.д. Это — «сморщившийся» опыт природы, не истинный, не естественный; ведь «живая природа желает молчания, побуждая говорить того, кто способен воспринять ее опыт, — и такие слова на мгновения освобождают от монадологического плена»7.
Тем не менее, как бы ни были скептически настроены по отношению к туристической коммуникации некоторые философы, освоение мировых культурных, художественно-исторических ценностей сегодня происходит главным образом благодаря глобальному туристическому диалогу, в который включены мысли, чувства и эмоции современного человека. Философская эстетика туризма нынче весьма многопланова и, с нашей точки зрения, может содержать в себе массу интересных проблем: «турист-музей-коммуникация», «туризм и историческая память», «ландшафт-архитектура-музей», «природа-история-память», «экотуризм как актуальный модус в культурном коммуникативном пространстве» и другие. «Синдром путешествия», «туристической терапии», пожалуй, можно объяснить тем, что человек осознал, что, вообразив себя некой доминирующей и бесконечной величиной, он откололся, отмежевался от природы. Поэтому теперь он пытается спроецировать себя на нее, ощущая свою близость к ней. Человек словно «бежит» из «второй», очеловеченной, социальной природы в природу «первую», естественную, его породившую.
Путешествие представляется как «путь», «шествие в прошлое» посредством настоящего. Это своего рода «погружение» разума и чувств в Иное, Другое, «не мое», но весьма заманчивое и привлекательное, даже если это является Чужим по религиозным причинам, этическим и прочим соображениям. «Туристическое пространство», «пространство путешествующего» сегодня стали той плоскостью, где наиболее интенсивно разворачивается современная коммуникация, дающая возможность непосредственного контакта с реалиями прошедших времен. Трансцендентальное «Эго» имманентно включает в себя трансцендентальное «Альтер-Эго», в котором интенционально переживается Другой. Трансцендентальная субъективность туриста-индивидуала с необходимостью увеличивается до уровня интерсубъективности и трансцендентальной социальности в общем коммуникационном контексте повседневности.
Зритель-турист воображает, предчувствует «встречу с прошлым», затем воспринимает, переживает, созерцает увиденное. В работу сознания включается множество
6 Адорно Теодор В. Эстетическая теория. М., 2001. С. 102.
7 Там же. С. 102-103.
его модусов. По глубокому убеждению Владислава Татаркевича, эстетическое переживание архитектурно- природного ландшафта начинается с сосредоточенности, обозрения. «Чтобы воспринять прекрасное в природе или искусстве, следует на нем сосредоточить взгляд»8, — считает известный польский эстетик. Словно в унисон эстетическим суждениям знаменитого Романа Ингардена о «предварительной эмоции», характеризуемой волнением, о «бытийной основе» архитектурного произведения, о его «конкретизации», «посвящении в храм»9, В. Татаркевич анализирует такие инстанции эстетического переживания, как ожидание, волнение, восхищение, «пассивное смирение», ассоциации, пристрастие, удовольствие, упоение, мечтание10, имеющие, несомненно, большое значение для конституирования феноменологической архитектурно-природной картины.
Физическое ощущение ландшафта как «жизненного мира», начинающееся с естественной редукции, направленной на архитектурные и природные его составляющие, постепенно сменяется эйдетической редукцией, позволяющей наделить окружающие вещи философско-эстетическим смыслом, риторическим значением, вообразить их как «чистые феномены», которые «пребывают» (остаются) в сознании даже тогда, когда непосредственность контакта восприятия исчезает и начинает работать такой модус сознания, как память11. Архитектурно-природный ландшафт в своей ноэме (предметном смысле) остается неизменным, но в своем ноэзисе (модусе интенционального сознания), способе данности визуальному восприятию туриста-зрителя постоянно варьируется. Этот феноменологический процесс углубляется интегрированием двух сюжетных линий в архитектурно-природном «тексте»: природное «развитие действий» (красота гор, деревьев, долин, морей, озер и т.д.) соединяется с «архитектурным сюжетом» (замки, деревушки, монастыри и множество других строений).
Большая роль принадлежит воображению в феноменологическом процессе мемо-риализации ландшафта. Архитектурно-природное пространство, воспринимаемое как мемориал, как памятник, свидетельствует о нетронутости природы; это память о местах «допотопных», древних. Для туриста все архитектурно-природное пространство музе-ефицировано. Ландшафтные «сюжеты» «читаются» методом экскурсии («морские», «в горы» и др.). Возникает эффект «вдруг где-то там... ». Большую остроту таким ощущениям придают архитектурные вкрапления в природный естественный контекст (например, деревушка Рупит высоко в горах в Каталонии). «Туристическое» сознание конституируется из множества эмоций, которые мы называем «туристическими мотивами». Мотив моря, океана эмоционально рождает в сознании интенцию бескрайней водной глади как вечности, неизменности. Такое восприятие константно, независимо, то есть прекрасно и непредсказуемо. Возникает ощущение растворенности, погружен-
8 Татаркевич В. История шести понятий. М., 2002. С. 332.
9 См.: Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962. С. 203-260; Молодкина Л.В. К вопросу о феноменологии эстетического переживания архитектурного произведения // Казанская наука, № 11, 2014. С. 89-92.
10 См.: указ. соч. Татаркевич В.С. 329-359.
11 См.: Молодкина Л.В. К вопросу о феноменологии памяти (на примере архитектурно-природного памятника) // Вестник Московского университета. Серия 7, Философия, № 7 2007. С. 88-97.
ности в абсолютное «ничто»; морская стихия завораживает, устрашает, успокаивает, будоражит «мемориальные» чувства. Ибо эта пучина в воображении может быть представлена как морская могила для затонувших кораблей с сокровищами, ушедших под воду населенных пунктов, а главное — для людей — моряков и целых цивилизаций.
Эмоциональные «туристические мотивы» горы, равнины, деревьев, цветов, заснеженной вершины, замка, монастыря и т.д. — все это преподносится мироощущениям и мыслям зрителя-туриста в процессе путешествия в более узком виде способом экскурсии как составной части путешествия или музейным методом. Очень важен при этом весь накопленный опыт путешественника (то, что он раньше читал, слышал от друзей, видел в каталоге, слушал по радио, смотрел по ТВ, находил в Интернете и т.д.). Вся эта чувственная эмпирия регенерирует, будоражит воображение, интенсифицирует восприятие в момент видения наяву. Наступает переживание предметов, будто транслируемых из прошлого и предлагаемых музейно-экскурсионными способами быть услышанными и увиденными воочию в современных контекстах. Эти предметы в результате смены редукции у реципиента-туриста условно мемориализируются сознанием, становятся интенциональными, возникают «растянутые интенциональные нити» (Мерло Понти).
Путешественник (турист, паломник) рецепторно и перцептивно погружается в увиденное, вспоминает ранее узнанное, чувственно испытанное, воображает свое естественное слияние с природой. Для него важны личное присутствие, «касание», сопричастность к архитектурно-природному пространству. Следует учитывать, что турист и путешественник-это прежде всего зритель, реципиент, он же — соучастник событий на уровне воображения, он прошлое переносит в настоящее, «тогда» переходит в «сейчас». Он проживает «тогда» в «сейчас», «тогдашнее» переносится в «сегодняшнее», в его сознании конституируется образ прошлых событий, в которых он «непосредственно» принимает участие. Возникает чувство несомненной гордости от этой «встречи» с реалиями, сложившимися в прошлом и могущими стать предметом его собственного восприятия.
Мотив встречи в пространстве путешествующего тесно связан с мотивом дороги. Путь, который совершает турист, очень существенен и важен для структурирования интенциональных предметов. Взгляд из окна автобуса, самолета, поезда, — и уже начинается погружение в Иное, Чужое, но очень привлекательное благодаря своей еще пока непознанности, дистанционности. Однако непосредственное общение, в какой-то мере, начинается уже сейчас, оно предвкушает начало реального визуального контакта, эмоционального «касания». Дорога, путь по ней предваряют встречу наяву, свидетельствуют об узнавании или, наоборот, неузнавании и разочаровании.
Когда же возникает в сознании ощущение памяти, когда интенциональный предмет становится своего рода памятником? Есть ландшафты, буквально музеефицирован-ные: итальянские виллы, английские исторические замки или русские мемориальные усадьбы. Большинство этих культурных объектов уже мемориализовано методом му-зеефикации. Однако, существуют ландшафты условно, то есть частично, фрагментарно музеефицированные. Например, мы говорим о Риме как о городе-музее, о музеях под открытым небом, об Италии как о стране-музее или о Греции как о колыбели цивилизации. В этих случаях музеефицированы отдельные фрагменты природного
и архитектурного пространства, а кажется, что весь окружающий ландшафт с вписанными в него рукотворными элементами является как единым музейным континуумом. Рождается феномен целостности восприятия архитектурно-природного ландшафта, возникает единство интенционального объекта и способов его презентации. Если речь идет о музеефицированном в буквальном смысле слова архитектурно-природном ландшафте, то в этом случае возникает коммуникация по схеме «турист-музей»: турист по программе посещает музей, едет на экскурсию. Во втором случае зритель-турист самостоятельно феноменологически «музеефицирует», а значит, в определенной степени, мемориализирует в восприятии, воображении, переживании все визуально доступное природное окружающее пространство с включенными в него рукотворными вкраплениями. Особенно в динамике туристической коммуникации это проявляется в зрительном восприятии огромных ландшафтов с внесенными в них различными архитектурными постройками — храмами, замками, монастырями, средневековыми деревушками... Феноменологически такая картина воспринимается и дополнительно воображается как единое естественное пространство-музей, в резервуарах которого вечно хранятся незыблемые, исторически все впитавшие в себя природные экспонаты, величественно умиротворяющие «очевидцы» прошлых эпох, цивилизаций, или нетронутые этими цивилизациями фрагменты дикой природы. Таковы Каталония, Италия, Египет, Шотландия, или всемирно известные места паломников — гора Монсерат в Испании, полуостров Акротири на Крите, Соловецкий монастырь, Троице-Сергиева Лавра. Концепция «музей-экскурсия-паломничество» сформирована под влиянием философии туризма как актуального средства коммуникации. Как было замечено, способы презентации, «музейной подачи» архитектурно-природного ландшафта связаны прежде всего с его визуальным восприятием и конституированием в качестве интенционального предмета.
Литература
1. Tymieniecka A.-T. Theme: Metamorphosis as a Magical Device of Creative Imagination // Metamorphosis. Analecta Husserliana,V.LXXXI.2004. Kluwer Academic Publishers. P. Xi-Xvi; Theme: Gardens and the Passion for the Infinite // Gardens and the Passion for the Infinite. Analecta Husserliana, V. LXXVIII, 2003. Kluwer Academic Publishers. P. 1-4.
2. Грицанов А.А. Ландшафт // Новейший философский словарь. — Минск, 2003.
3. Адорно Теодор В. Эстетическая теория. — М., 2001.
4. Татаркевич В. История шести понятий. — М., 2002.
5. Ингарден Р. Исследования по эстетике. — М., 1962.
6. Молодкина Л.В. К вопросу о феноменологии эстетического переживания архитектурного произведения // Казанская наука, № 11, 2014.
7. Молодкина Л.В. К вопросу о феноменологии памяти (на примере архитектурно-природного памятника) // Вестник Московского университета. Серия 7, Философия, № 7, 2007.
