CC BY
61
УДК 94(470+571)«19/...»(045)
П.Н. Дмитриев
АНТИСОВЕТСКИЙ ЗАГОВОР В ИЖЕВСКЕ В 1920 году (ЗАМЫСЕЛ, ХОД, ПРИЧИНЫ ПОРАЖЕНИЯ)*
Анализируются предпосылки и причины возникновения и поражения, ход заговора в Ижевске осенью 1920 г. Ключевые слова: гражданская война, заговор, Ижевск, народная гвардия, повстанческое движение, ликвидация.
Существуют, по меньшей мере, три веские причины, актуализирующие эту тему. Во-первых, она не подвергалась специальному изучению, рассматривалась общим планом в контексте истории гражданской войны или попутно как один из элементов антисоветской и антибольшевистской оппозиции в Удмуртии в 1919-1921 гг. [42. C. 92-93; 39. C. 87-88; 40. C. 55-101; 37. C. 131-134]. Во-вторых, сентябрьский заговор 1920 г. долгие годы оставался в тени мятежа в Ижевско-Воткинском районе в 1918 г. Между тем это две фазы эволюции той части антибольшевистского движения, которая отвергала в принципе идею советской власти. В-третьих, надуманным представляется стремление некоторых историков слить эту ветвь оппозиции с той, что, выступая против большевиков, отстаивала, вместе с тем, советские идеалы [42. С. 30-36].
После разгрома Колчака отступившие в Сибирь в 1918-1919 гг. начали возвращаться на родину. Среди них были и те, кто не смирился с поражением и рассчитывал продолжить борьбу с советской властью. Один из них, Н.С. Кривоногов, подпрапорщик колчаковской армии, член подпольной организации, созданной по указанию генерала А.Н. Пепеляева в Томске полковником Иркутским, был направлен весной 1920 г. в Ижевск.
Социально-политическая обстановка в Удмуртии была, как, впрочем, и в других регионах России, сложной. Сарапульское политбюро в апреле 1920 г. констатировало, что «со стороны крестьян высказывается недовольство» [25. Д. 155. Л. 27об]. Его причины конкретизировались в донесении военкома Нижнелыпской волости. «Крестьяне ропщут, - докладывал он в увоенкомат 17 мая, - дескать, у нас хлеб отобрали, а семян не дают, поля остаются незасеянными и коней кормить нечем, а в подводы гоняют почти каждый день. И ещё в городах товар получают, а нам, крестьянам, не дают. Ропот, - предупреждал военком, - идёт сильный». Такие же сообщения поступали из других волостей и уездов края [6. Д. 291. Л. 38-63]. Переживаемые трудности рождали недоверчивое, а нередко, враждебное отношение сельских жителей к правящей партии.
К лету 1920 г. резко ухудшилось и без того тяжёлое продовольственное положение городского населения. 10 июня ижевский райпродкомиссар И. И. Чекмарев предупредил членов исполкома о том, что «хлеба в городе осталось немного», с 15 июня был сокращён паек жителям Елабуги, а председатель воткинского исполкома Токарев сообщил в Сарапул, что за первую половину июня «еле удалось население удовлетворить хлебным пайком в половинном размере. За вторую половину выдавать нечего» [7. Д. 2. Л. 34; 6. Д. 291. Л. 42; 8. Д. 220. Л. 197]. Кризис усилил недовольство горожан. Ширилась, как отмечала воткинская администрация, «тёмная агитация на почве невыдачи продовольствия» [25. Д. 30. Л. 302]. В июне брожение достигло таких масштабов, что, по признанию райкома РКП(б), на заводе с трудом удалось предотвратить забастовку [26. Д. 53. Л. 160].
Положение обострялось слухами о падении советской власти, которые распространялись среди населения её противниками. Среди них было немало вернувшихся из Сибири [1. Л. 14об]. Только в Ижевск, докладывал начальник 4-го особого отделения ВЧК Запасной армии А.А. Илясевич в Казань, прибыло «до семи тысяч человек». Особенно настораживало то, что среди них имелась «масса белогвардейского офицерства». Обоснованность подозрений сотрудников ЧК подтвердила активизация подполья. В Воткинске в апреле 1920 г. появились листовки с призывами «Долой коммунистов-большевиков грабителей! Долой красную сволочь! Долой власть Советов! Да здравствует армия Деникина!» «Подозрение падает целиком на анархистов», - заявило сарапульское политбюро. Его позицию поддержали некоторые современные историки [36. С. 32]. Но содержание прокламаций противоречило анархистской доктрине. Гораздо ближе к ним по содержанию письмо за подписью «Монархистки», которое получил комендант Ижевска в конце мая [30]. Попытки милиции и политбюро най-
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект №11-11-18001 а/У
ти тех, кто приложил руку к их созданию, оказались тщетными. В обстановке кризиса доверия широких масс к государству неэффективность действий силовых структур оказалась, вероятно, той последней каплей, которая убедила Н.С. Кривоногова, что власть бессильна противостоять своим противникам [3. Л. 44об]. Это ускорило процесс создания нелегальной организации, получившей название «Возрождение России»* и подготовки антисоветского восстания. Показания одного из руководителей заговорщиков А.А. Капустина свидетельствуют, что она начала свою деятельность не позднее конца апреля - начала мая [1. Л. 4, 14]. Численность её быстро увеличивалась. Представление о количестве подпольщиков дают сведения бывшего чекиста В. М. Быкова. По его оценке, по делу о заговоре в Ижевске было арестовано около 500 человек [4. Д. 473. Л. 111].
Главная роль в свержении советской власти отводилась дезертирам, поэтому налаживание контактов с ними стало одним из приоритетов организации. Решению этой задачи способствовало то, что костяк дезертирского движения и организации составляли участники мятежа в Ижевско-Воткинском районе в 1918 г. Помимо идейных уз их нередко связывали земляческие и дружеские отношения. Руководители дезертиров располагали значительными материальными возможностями, сетью конспиративных квартир и осведомителей в городах и сёлах, что помогло организации быстро встать на ноги. Одним из лидеров дезертирского движения удмуртского Прикамья был Ф.П. Окулов - 28-летний сын торговца Старовеньинской волости Сарапульского уезда, в годы Первой мировой войны - подпрапорщик инженерных войск, в 1918 г. - организатор солдат-фронтовиков, прилегающих к Ижевску волостей. Вернувшись весной 1919 г. с колчаковскими частями, остался для подпольной работы, поступил слесарем в сверлильно-токарную мастерскую оружейного завода. В апреле-мае 1920 г. перешёл в городскую милицию, затем - в политбюро, получив доступ к конфиденциальной информации. Вероятно поэтому он не вошёл в руководящие структуры организации. Впрочем, Окулова, видимо, не тревожила проблема формального статуса. Опытный конспиратор, он сознательно предпочёл отступить в тень. Не случайно сподвижники дали ему прозвище «Хитрый и башковитый» [9. Д. 46. Л. 24; 10.Д. 242. Л. 6].
Организация прирастала и территориально. На её собраниях часто обсуждался вопрос об установлении связи с антисоветским подпольем и дезертирами в Вятской губернии, Прикамье и на Урале. Особенно интересовали заговорщиков Сарапул, другие уездные центры края, Воткинск, губернские города Вятка, Казань и Пермь. Первоначально направили представителей в Сарапул, Малмыж и Казань [1. Л. 5, 12]. Поездка в Сарапул результатов не принесла. Более эффективной оказалась попытка найти союзников в Малмыжском уезде. Результатом стала концентрация малмыжских дезертиров на границе Сарапульского уезда [6. Д. 291. Л. 73об]. Часть из них в сентябре переместилась в район узловой железнодорожной станции Агрыз. Вместе с дезертирами из других уездов Вятской, Казанской, Уфимской губерний они составили группировку численностью около 3 тыс. человек [25. Д. 155. Л. 85об-86]. То, что организованная масса дезертиров разных губерний оказалась тогда под Ижевском, могла в любое время прервать железнодорожное сообщение прикамской части Удмуртии с другими регионами России, вряд ли можно считать случайностью.
Подпольная организация действовала и в Воткинске. Начальник уездной милиции А. Альберг отмечал 26 октября 1920 г., что в городе «есть контрреволюционная организация, каковую ещё не удалось вскрыть» [25. Д. 126. Л. 131]. Вероятно, подразумевалась нелегальная группа, которая заявила о себе в конце августа, распространяя воззвания с призывами «Долой Красную армию! Да здравствует Учредительное Собрание!» [6. Д. 290. Л. 78]. Они повторяли лозунги организации «Возрождение России». О неслучайности совпадения свидетельствует донесение сотрудника ижевского политбюро о том, что «когда в Ижевске был раскрыт сентябрьский заговор, то Тимофеев (помощник заведующего воткинским депо. - П. Д.) говорил рабочим: «Наше дело проиграно, наши представители арестованы» [2. Л. 14об]. Как приоритетное рассматривалось заговорщиками казанское направление. 8 сентября А.А. Илясевич докладывал начальству, что удалось установить связь ижевских подпольщиков «с Елабужским уездом (Казанской губернии - П. Д.) в лице Кислухина Михаила из деревни Можга» [1. Л. 7]. Он возглавлял небольшую, но располагавшую значительными возможностями для подрыва советской власти группу [10. Д. 242. Л. 8об]. Совокупность данных даёт основание утверждать, что деятельность организации «Возрождение России» быстро вышла за локальные границы Ижевско-Воткинского района.
Идейным стержнем программы стал тезис о свержении власти Советов, которая в представлении подпольщиков «власть самозванная», «жидово-арестантская». Она «губит и истребляет народ
* Другое название организации - «Учредитель», введено в оборот чекистами позднее.
беспощадно с помощью оружия» [3. Л. 448]. Антисемитизм и обвинение большевистской власти в связях с уголовщиной (нередкие в практике антисоветских движений тех лет), призваны были показать её антинациональный характер и криминальную сущность. Решая судьбу Советов, составители программы шли дальше правых эсеров, которые, в 1918 г. лишив их власти, сохранили в качестве общественных организаций [38. С. 92]. Теперь же речь шла о ликвидации Советов, что принципиально отличало её от программ близких хронологически - Тамбовского (Антоновщина), Западносибирского, и других восстаний, выступавших «за власть Советов без коммунистов» [41. С. 56; 44. С. 105]. Затем власть должна была перейти к Временному правительству, главной заботой которого становился созыв Учредительного Собрания. Формально этим программа ограничивалась, не предрешая будущих форм государственного устройства. Однако в частной беседе Н.С. Кривоногов признался, что «впоследствии, когда будет свергнута советская власть (по всей стране - П. Д.), они изберут на престол Михаила Романова» [3. Л. 63]. Но монархическая идея даже среди крестьян не пользовалась широкой поддержкой. Да и в организации отношение к ней было далеко не однозначным, что вынуждало её сторонников не афишировать свои взгляды. Один из заговорщиков, В.М. Базуев, показал на суде, что Кривоногов рисовал будущую власть как власть «рабочих и крестьян», когда «не будет ни буржуев, ни помещиков». Поэтому, подчеркивал он, «я и вступил в организацию» [34]. Кривоногов и его окружение, считаясь с подобными настроениями, не включили положение о монархии в число официальных приоритетов программы. Предусматривалась также выборность законодательной и исполнительной власти, причём жителям рекомендовалось голосовать за «известную вам партию, которая в одно мгновение поправит по всей России жизнь» [3. Л. 448]. Иносказательность речевого оборота мало кого могла ввести в заблуждение, особенно в регионе, где свежа была память о правлении правых эсеров в 1918 г. Из текста листовки вытекало, что они будут действовать в рамках многопартийной системы, исключая большевиков. Можно предположить, что предлагаемая модель государственного устройства России ориентировалась на британский опыт конституционно-монархического правления. Она была более консервативной, чем программа ижевско-воткинских повстанцев 1918 г., Тамбовского и Западносибирского восстаний 1920-1921 гг.
Социально-экономическая часть программы ограничивалась указанием на неотложность отмены продразвёрстки и улучшения продовольственного положения рабочих и горожан [11. Д. 234. Л. 27об]. Но ничего не говорилось о том, как будет решён вопрос о свободной торговле. Между тем для крестьян, особенно тех, кто имел запасы зерна, это был вопрос принципиальный. «Крестьяне предполагают, что свободная торговля может вывести страну из тяжёлого положения», - сообщал в ижевский райпродком продагент В. Муратов в конце сентября 1920 г. [11. Д. 234. Л. 27об]. Неясным оставался и механизм, с помощью которого можно было в стране с разрушенной промышленностью наладить товарообмен с деревней. С учётом обещания, что приход эсеровской партии к власти «в одно мгновение поправит жизнь», этот раздел программы приобретал популистский характер, что особенно заметно при сравнении его с более прагматичной программой Тамбовского восстания 1920-1921 гг. [43. С. 99].
Оригинальной была военная часть программы. В конце июля - начале августа 1920 г. прошли собрания членов организации с представителями дезертиров. Они положили начало объединению разрозненных групп в отряды под единым командованием, признали необходимость усиления организации и дисциплины, избрали военно-полевой суд, названный братским [1. Л. 4об]. Необычное название было призвано снять недоверие дезертиров тому негативному, что ассоциировалось у них с армией, укрепить чувство корпоративного единства. Эти соображения определили дальнейший ход реформирования. 31 августа подпольщики приняли ряд принципиальных решений, придавших проекту вооруженных сил известную законченность. Они связаны, прежде всего, с 33-летним В. С. Ни-катиным, бывшим прапорщиком колчаковской армии, затем командиром 31-й ударной группы Запасной армии на Ижевском заводе, правым эсером по убеждениям, членом штаба организации. Суть его предложений сводилась к превращению дезертирских отрядов в регулярное воинское формирование: Ижевскую народную (крестьянскую) гвардию. Это название, подчеркнув её преемственность с народной армией 1918 г., позволило отказаться от раздражавшего многих слова «армия». Была пересмотрена система воинских званий. Она отличалась от иерархии чинов в белом и красном лагерях. Унтер-офицер превратился в младшего гвардейца, старший унтер-офицер - в старшего гвардейца, фельдфебеля назвали рабочим, поручика - юношей, штабс-капитана - штаб-трудовиком, полковника - крестьянином. Генеральские звания делились на «три чина». Ничего подобного не отмечено в других районах России. Переименование имело целью подчеркнуть близость вооружённых сил к трудя-
щимся, прежде всего, крестьянам. Комплектовались они на добровольческой основе, командный состав был выборным, возглавил их В.С. Никатин [1. Л. 15].
Программное обеспечение организации, несмотря на эскизный характер отдельных разделов, убеждает в её принадлежности к той части оппозиции, которая делала ставку на уничтожение власти Советов в России. Юго-восточная часть Удмуртии рассматривалась ею как исходный плацдарм для достижения этой цели. Всё это учитывалось в плане восстания, разработанном штабом организации. Он состоял из 5-7 человек, средний возраст которых не превышал 24,5 лет [1. Л. 14-18]. Подчеркивая их деловые качества, сторона обвинения на суде отметила, что среди подпольщиков они «были наиболее энергичны, сильны и грамотны» [35]. Замысел выступления отмечен печатью профессионализма. В этом заслуга не только штаба, но и безымянных офицеров, привлечённых в качестве консультантов. Они учли особенности момента: острую нехватку хлеба в городах накануне нового урожая и предстоящий сбор продразвёрстки. Поэтому выступление наметили на 1-5 сентября. Ставка делалась на захват Ижевска. Решающая роль отводилась отрядам дезертиров, которые должны были блокировать город с трех направлений. Двум из них, во главе с Ф.П. Окуловым и командиром «Мортира»*, следовало «перехватить все главные тракты шоссейных дорог», с пристани Воложка переправиться на плотину, занять завод. Отряду 23-летнего И.П. Чебакова поручалось захватить Казанский и По-стольский железнодорожные вокзалы. Войдя в город, повстанцы намеревались остановить заводскую электростанцию и, руководствуясь заранее составленными списками советских работников и коммунистов, «ходить по квартирам и расстреливать их». Далее они предполагали выступить на Воткинск и Сарапул, в то же время продвигаясь по линии Московско-Казанской железной дороги. Можгинское отделение организации получило приказ взорвать две водокачки и железнодорожный мост через Каму с тем, чтобы затруднить переброску советских войск в район восстания [1. Л. 14об-15; 3. Л. 43об-44; 14. Д. 27. Л. 531; 15. Д. 33. Л. 4; 39]. Точных сведений о дальнейших намерениях повстанцев нет. Но останавливаться на достигнутом они не собирались, рассчитывая, констатировалось в отчёте о процессе по делу организации, «идти всё дальше, всколыхнуть весь народ, свергнуть Советы и поставить во главе всего Учредительное Собрание» [35].
Для решения столь масштабных задач требовались значительные силы. В литературе же упоминается лишь о 500 повстанцах, действовавших в Ижевском районе летом-осенью 1920 г. [36. С. 33-34]. Трудно оценить эти данные, иначе как заниженные. К тому времени дезертирская волна захлестнула Удмуртию и соседние губернии Поволжья, Прикамья и Урала. «Дезертирство принимает массовый характер по всем волостям - информировала сводка Глазовского уездного политбюро за 15-23 июля 1920 г.» [12. Д. 24. Л. 153]. «Сильные движения дезертиров в марте и июле» отмечал помощник сара-пульского увоенкома Вечтомов. Только зарегистрированных дезертиров в январе - середине ноября 1920 г. насчитывалось в уезде 5727 человек [31]. Почти половина из них скрывалась в лесах под Ижевском [16. Д. 3. Л. 75]. К концу июля численность дезертиров здесь намного превысила обычный уровень. Отмечая «усиленный приток вооруженных дезертиров», начальник раймилиции 29 июля сообщал из с. Нылга в Сарапул, что «не хватает сил для борьбы» [13. Д. 18а. Л. 161]. Ощущая свою безнаказанность, дезертиры терроризировали население. Типичную картину рисует июльская сводка о социальнополитическом положении в Малопургинской волости. Согласно ей, «дезертиры производили стрельбу по мирным гражданам с целью убийства и грабежа» [16. Д. 3. Л. 75]. Неудивительно, что крестьяне были запуганы. «Ни один мужик не скажет, что у нас есть дезертиры - констатировалось в докладе Кый-лудского волисполкома 20 февраля 1921 г.» [18. Д. 16. Л. 121].
Руководители заговора были уверены в победе, считая, что власть не в состоянии противодействовать им, поскольку находится в кризисе. Некоторые исследователи в этой связи склонны педалировать проблему пьянства местной элиты, которая действительно была острой [36. С. 32]. Но ещё более серьезным признаком её «нездоровья» являлась групповщина, провоцирующая раздоры в советском и партийном аппарате. Подобные конфликты возникали в тот период часто [25. Д. 4. Л. 48-50;
26. Д. 76. Л. 64, 68; 27. Д. 180. Л. 189]. Они несли угрозу дестабилизации власти. Вместе с тем, наличие негативных тенденций в советском лагере не гарантировало его противникам успеха. Тем более что власти не бездействовали. В июне-июле 1920 г. в 4-е особое отделение поступили сведения о том, что на Ижевском заводе бывшими колчаковцами «ведётся агитация против власти Советов, а главное против коммунистов». Для их проверки в конце июля в город прибыли помначальника информационной части отделения Гиндин и 3 сотрудника. Они должны были помочь местному политбюро. Но
* Предположительно, бывший фельдфебель А. Шишкин.
вскоре военные чекисты были отозваны и расследование застопорилось [1. Л. 42-47об]. Толчок к его возобновлению дали сведения о существовании в городе нелегальной организации во главе с Криво-ноговым, поступившие в политбюро 10 августа. К 17 августа он был обнаружен и взят под наблюдение [1. Л. 3]. Намерения и масштабы деятельности подпольщиков прояснили показания рабочего-максималиста К. Д. Ильина. Вернувшись в город из самовольной отлучки с завода, он 18 августа добился встречи с завполитбюро Ф. И. Бутиным. Разговор, свидетельствовал последний в докладе президиуму Вятской губЧК, начался с заявления Ильина о том, что «он, как гражданин, стоящий на платформе советской власти, не желает всяких контрреволюционных выступлений и противник таковых» [1. Л. 3]. Как и другие местные максималисты, находясь в оппозиции большевикам, он не считал возможным объединяться в борьбе против них с врагами власти Советов [19. Д. 34. Л. 71об, 86]. Поэтому представляется неверным мнение С. Л. Бехтерева о существовании коалиции антисоветских и антибольшевистских сил с неким «размытым идейным содержанием» [36. С. 32]. Оно некритически заимствует представления периода гражданской войны.
По словам Ильина, по пути из деревни в Ижевск 15-17 августа его пытались завербовать в организацию во главе с Кривоноговым, которая завершает подготовку антисоветского восстания. Штаб-квартира её находится в лесу около починка Архангельский Большенорьинской волости [5. Д. 22. Л. 1-1об; 1. Л. 3-4]. Из этих сведений стало понятно, что в городе и районе действует одна и та же нелегальная организация. Но многое оставалось неясным. Часть лакун политбюро восполнило после явки с повинной 27 августа члена штаба организации 17-летнего А.А. Капустина. Непосредственной причиной её стала обида на Кривоногова, который предложил Капустину 23 августа «более энергично вести работу». Но весьма вероятно, что ссора лишь подтолкнула Капустина к принятию непростого решения. На следствии он утверждал, что пошёл на сотрудничество, так как разочаровался в белом движении из-за репрессий против его противников, предвидел провал организации, не хотел напрасного кровопролития и «общего вреда для Республики ибо завод делает не сохи». Бутин «его иудиным словам» не поверил [1. Л. 3об-4], но взаимодействию это не помешало. 30 августа Капустин передал Бутину сведения
0 7 руководителях заговора и сообщил, что многие активисты организации выехали в волости, что позволило завполитбюро сделать вполне обоснованный вывод, что восстание начнётся со дня на день [5. Д. 22. Л. 1об]. Местные власти «решили подавить заговор не откладывая». Аресты начались поздно вечером 31 августа и продолжались в течение трёх суток [5. Д. 22. Л. 1об-2]. Задержали 86 человек, среди них 10 руководителей и 20 активистов. Н. С. Кривоногову и Ф. П. Окулову удалось скрыться из города [1. Л. 9, 12; 5. Д. 22. Л. 2].
Подполью был нанесен тяжёлый удар, но лидеры его не теряли оптимизма. Н. С. Кривоногов
1 сентября рассказал знакомой, что «организация вся пропала», но весной «оживём» [3. Л. 63об]. Однако вскоре заговорщики решили продолжить борьбу, не дожидаясь весны. Надеясь сорвать подвоз хлеба в города и дезорганизовать власть на местах, Кривоногов инструктировал подчинённых: «Будем убивать продотрядников, делать налеты на вики (волисполкомы. - П. Д.) и грабить их» [1. Л. 51]. Дезертиры пошли в деревни, агитируя против продразвёрстки, уверяли крестьян, что скоро возьмут власть и оставят им хлеб [11. Д. 138. Л. 31; 10. Д. 386. Л. 4-4об; 17. Д. 1386. Л. 336]. На дорогах они выставили заставы, которые под угрозой расстрела заворачивали подводы с зерном, едущие на ссыпные пункты. Участились нападения на милиционеров и продработников. 14 сентября в с. Кыйлуд дезертиры задержали 30 подвод с хлебом, расстреляли троих советских работников [24. Д. 12. Л. 15]. Напряжённой была ситуация в Большенорьинской волости. Начальник раймилиции телеграфировал 10 сентября в Сарапул, что «вооружённые дезертиры производят грабежи, обстреливают село Большую Норью и проезжих милиционеров» [13. Д. 18а. Л. 161]. Особенно дерзким было нападение отряда в несколько десятков человек во главе с И. П. Чебаковым 16 сентября на группу продармейцев в починке Сотельном. Затем, соединившись с елабужскими дезертирами и увеличив численность до 100 человек, он напал на железнодорожную станцию Уром, рассчитывая захватить вагоны с винтовками Ижевского завода. Не обнаружив их, дезертиры устроили на станции обыск, сожгли
2 железнодорожных моста [25. Д. 155. Л. 45; 1. Л. 8, 51об-52]. Их действия были своего рода репетицией перед наступлением на Ижевск, намеченным на 24-25 сентября. Но реализовать этот план не удалось. Активность повстанческих сил была скована экспедиционным отрядом 4-го отделения под командованием А. А. Илясевича [3. Л. 43об, 25. Д. 155. Л. 45-46].
Боевые действия осложнялись отсутствием в районе восстания спецформирований, обученных приёмам антипартизанской борьбы и крепких, с фронтовым опытом, частей Красной Армии. Подразделения Запасной армии, предназначенные для несения тыловой службы, имели недостаточный уровень
подготовки, а численность их была невелика. В Ижевске в конце октября насчитывалось около 230 красноармейцев [25. Д. 128. Л. 19] . Основная тяжесть легла на коммунистические отряды. Ижевская организация РКП(б) в конце августа была переведена на военное положение. 446 коммунистов выдвинулись против дезертиров в пригородный район [28. Д. 79. Л. 12об]. На помощь им в сентябре прибыл отряд сарапульских чоновцев во главе с секретарем укома М. Агапитовым в 150-240 штыков и сабель [25. Д. 155. Л. 127, 148]. К борьбе с народной гвардией привлекли продотряды и продармейцев. Их было немного. В Ижевском районе находилось в октябре - начале ноября 1920 г. 45 продармейцев, 75 трудармейцев и 120 бойцов продотрядов, чаще называемых здесь продрабочими [11. Д. 39. Л. 26, 32]. По данным сарапульского упродкома, лишь четверть последних имела винтовки, что ограничивало их участие в боевых операциях [8. Д. 14. Л. 24]. Общая численность советских формирований едва ли превышала 1,5 тыс. человек. Они были объединены в экспедицию 4-го особого отделения [1. Л. 32]. Единое командование и жёсткая централизация действий, строгая дисциплина и высокий удельный вес коммунистов и комсомольцев отчасти компенсировали их недостаточную численность и боевую выучку. Усложнившаяся обстановка заставила власти ужесточить меры безопасности. 4 сентября в уездном центре было введено осадное положение, сформирован оперативный штаб отрядов особого назначения, которому передалась вся полнота власти в городе и уезде [25. Д. 155. Л. 77]. На эти решения наложился приказ командующего Запасной армией, переводивший Сарапул, Ижевск и Вот-кинск с 6 сентября на военное положение. С этого момента армия взяла руководство борьбой с повстанцами в свои руки. Распоряжением начальника особого отдела Запасной армии Иванова дело о заговоре в Ижевске было передано 4-му отделению. Местные власти, понимая целесообразность этого шага, не возражали. На завод была «пущена агентура», активизирован сбор информации [1. Л. 9-9об].
Борьба с повстанцами оказалась затяжной. В значительной степени это было связано с партизанской тактикой и хорошим вооружением ударных отрядов народной гвардии. Поэтому первоочередной задачей становился их разгром. Её удалось решить в ходе операции, начатой в ночь с 24 на 25 сентября 1920 г. в районе Большенорьинской волости и железнодорожной станции Уром. 5 октября Илясевич доложил в Казань, что «ликвидация дезертирских банд» завершена [1. Л. 8, 32]. Для повстанцев неудача имела самые серьезные последствия. Она привела к деморализации и без того не отличавшихся сплоченностью и стойкостью дезертирских отрядов. Многие народогвардейцы разошлись по своим волостям и уездам. Сопротивление распалось на множество мелких очагов. Операции против повстанцев продолжили местные политбюро, милиция и ЧОН, так как 4-е отделение в ноябре убыло к новому месту службы за пределами Удмуртии [22. Д. 1. Л. 32]. Положение в районе ещё долго оставалось сложным: сохранялась угроза новой вспышки повстанческого движения весной, продолжались нападения дезертиров на органы власти, жителей, коммунистов [29. Д. 2. Л. 19-19об]. В конце октября в Ижевске и Сарапуле побывал заместитель председателя Вятского губернского исполкома И.В. Попов. По итогам его поездки исполком 9 ноября обратился во ВЦИК с предложением «объявить военное положение в юго-восточной части Вятской губернии» [28. Д. 95. Л. 1]. Действия власти способствовали изоляции наиболее решительной и непримиримой части повстанцев, в том числе, организаторов восстания
Н.С. Кривоногова и Ф.П. Окулова. 28 марта 1921 г. они были окружены в д. Подшивалово Старовень-инской волости и после упорного сопротивления убиты [23. Д. 16. Л. 12; 37, 38]. Пойман был и их соратник И.П. Чебаков [23. Д. 4. Л. 50об; 3. Л. 45]. Перед судом предстало также большинство тех, кто составлял их окружение. В 1920-1922 гг. по делу о заговоре было привлечено к ответственности 166 чел.: 130 из них получили различные сроки заключения, 26 были приговорены к расстрелу, но 11 он был заменён заключением, а 10 были освобождены [14. Д. 27. Л. 532; 10. Д. 242. Л. 167об-171;
3. Л. 44об-45]. Так были нейтрализованы руководители и активисты организации «Возрождение России» и повстанческого движения в крае, что закрыло вопрос о возобновлении восстания даже для тех, кому такая перспектива ещё недавно казалась реальной, привело к спаду дезертирского движения.
Поражение повстанцев явилось следствием многих причин. Их руководителям, как и в других районах России, не удалось преодолеть разобщённость в действиях отрядов, текучесть их состава и выборность комсостава. Не случайно наиболее многочисленная группировка народной гвардии под руководством А. Шишкина, не приняла активного участия во втором наступлении на Ижевск 24-25 сентября, ограничившись мелкими диверсионными вылазками. Более того, часть бойцов в это время оставила её расположение [25. Д. 155. Л. 86]. Влияние элементов партизанщины в организации и управлении народной гвардией на ход восстания усиливалось явной недооценкой способности власти к мобилизации сил и ресурсов, её умения преодолевать внутренние неурядицы и разложение в собственных рядах. Но главную роль сыграла неверная оценка настроений трудящихся, прежде всего, крестьян. Безусловно,
продразвёрстка вызывала озлобление большинства сельских жителей. Но восприятие ими советской власти было более широким и доброжелательным. В сводках и докладах о социально-политической жизни в уездах, где развернулось восстание, отношение к ней основной массы крестьян в период с июня по ноябрь 1920 г. характеризовалось как «сочувственное» (Сарапульский), «спокойное» (Елабуж-ский), «пассивное» (Малмыжский) [24. Д. 16. Л. 41; 6. Д. 144. Л. 8; Д. 2. Л. 38, 41, 73]. Даже в его эпицентре, указывали местные аналитики, настроение населения «нормальное» (Ижевский район), «благонадёжное» (Малопургинская вол.), в худшем случае «недоверчивое» (Старовеньинская вол.). Сообщения с мест отмечали отсутствие крестьянских выступлений против власти Советов [9. Д. 231. Л. 30; 68. Л. 21; Д. 22. Л. 35, 58-59]. Их мнение подтверждается противной стороной. На допросе А.А. Капустин показал, что на собрании членов организации и крестьян, накануне Ильина дня (2 августа),
H.С. Кривоногов и И. П. Чебаков подняли вопрос о целях восстания, но, констатировал он, «покончили с ним быстро: крестьяне не симпатизировали» [1. Л. 4об]. Призыв повстанцев к восстановлению власти Учредительного Собрания, а тем более монархии, не нашёл поддержки у тех, кого они считали своей опорой. Опыт Ижевско-Воткинского мятежа и колчаковского правления обесценил эти лозунги, определил симпатии крестьян к советской форме правления. Подтверждает эту тенденцию наблюдение военкома Нижнелыпской волости. Даже среди наиболее темной, невежественной части деревенских жителей, докладывал он 24 марта 1920 г. в сарапульский увоенкомат, можно слышать «Долой коммунистов, да здравствует Советская власть!» [26. Д. 26. Л. 3об]. Не поддержали выступление и рабочие. Не случайно восстание должно было начаться наступлением народной гвардии из волостей. К тому времени настроения большинства рабочих приобрели просоветский характер. Уполномоченный особого отделения Бодров 28 декабря 1919 г. сообщал из Воткинска, что, несмотря на плохое продовольственное снабжение, другие бытовые тяготы, «настроение рабочих определённо поддерживающее Советскую власть» [26. Д. 26. Л. 3об]. И в Ижевске в конце августа 1920 г. известие о зреющем восстании вызвало обращения рабочих в партийные и советские органы с требованием подавить его [5. Д. 22. Л. 2]. Даже бывшие сторонники эсеровской и меньшевистской партий не поддержали организацию. А.А. Илясевич в конце июля 1920 г. информировал Казань, что местные меньшевики и эсеры «на активное действие вряд ли способны» [2. Л. 225].
Не получив поддержки трудового крестьянства и рабочих, восстание в прикамском районе Удмуртии так и осталось дезертирским, не переросло в действительно массовое движение, радикально отличаясь в этом от хронологически близких ему выступлений так называемой «третьей силы», которые проходили под лозунгом «За Советы без коммунистов!». Если они принадлежали наступающей эпохе перехода к миру, то ижевский заговор и восстание были скорее частью уходящей «большой» гражданской войны. Неслучайно в его программе и организации много общего с выступлениями периода «демократической контрреволюции», прежде всего, с мятежом 1918 г. в Ижевско-Воткинском районе. Преемственность прослеживается в совпадении целей, в стремлении к широкому использованию в политической практике выборных процедур, в официальном придании вооружённым силам статуса народных и использовании обращения «товарищ». Сближало их также участие руководителей организации «Возрождение России» в мятеже в этом же районе в 1918 г. В то же время появились новые черты: ставка на дезертиров и крестьянство, отход от традиционных форм строительства вооруженных сил, стремление ликвидировать Советы, замысел руководителей заговора о возвращении к монархическим формам правления. Вместе с идеей корпоративного, братского суда, эти предложения сложились в более консервативную, чем у повстанцев 1918 г., модель общественного устройства по типу «большой семьи», ориентированную на крестьянские жизненные ценности. Одного только не учли её создатели: крестьянство в массе своей изжило не только царистские иллюзии, но и веру в Учредительное Собрание. Неудача сентябрьского заговора 1920 г. в Ижевске поставила точку в истории той части оппозиции региона, целью которой была ликвидация советского строя.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
I. Архив Управления ФСБ РФ по УР (АУФСБ РФ УР). Ф. 10 Оп. 52а. Дело о заговоре против Советской власти и истреблении коммунистов, раскрытом в гор. Ижевске.
2. АУФСБ РФ УР. Ф. 10. Оп. 70. Дело точного учёта правых социалистов-революционеров Т. 3.
3. АУФСБ РФ УР. Ф. 10. Оп. 19. Дело с документами. Т. 3.
4. Рукописный фонд научно-отраслевого архива Удмуртского института истории языка и литературы Уральского отделения РАН. Оп. 2Н.
5. Центральный государственный архив Удмуртской Республики (ЦГА УР). Ф. Р-1061. Оп. 1.
6. ЦГА УР. Ф. Р-331. Оп. 1.
7. ЦГА УР. Ф. Р-26. Оп. 1.
8. ЦГА УР. Ф. Р-1440. Оп. 1.
9. ЦГА УР. Ф. Р-177. Оп. 1.
10. ЦГА УР. Ф. Р-235. Оп. 2.
11. ЦГА УР. Ф. Р-110. Оп. 1.
12. ЦГА УР. Ф. Р-2. Оп. 1.
13. ЦГА УР. Ф. Р-491. Оп. 1.
14. ЦГА УР. Ф. Р-205. Оп. 1.
15. ЦГА УР. Ф. Р-321. Оп. 1.
16. ЦГА УР. Ф. Р-219. Оп. 3.
17. ЦГА УР. Ф. Р-30. Оп. 3.
18. ЦГА УР. Ф. Р-204. Оп. 19.
19. ЦГА УР. Ф. Р-326. Оп. 1.
20. ЦГА УР. Ф. Р-204. Оп. 48.
21. ЦГА УР. Ф. Р-204. Оп. 47.
22. ЦГА УР. Ф. Р-1062. Оп. 1.
23. ЦГА УР. Ф. Р-137. Оп. 1.
24. ЦГА УР. Ф. Р-336. Оп. 2.
25. Центр документации новейшей истории Удмуртской Республики (ЦДНИ УР). Ф. 11. Оп. 1.
26. ЦДНИ УР. Ф. 12. Оп. 1.
27. ЦДНИ УР Ф. 16. Оп. 1.
28. ЦДНИ УР. Ф. 4936. Оп. 1.
29. ЦДНИ УР. Ф. 23. Оп. 1.
30. Ижевская правда. 1920. 12 июня.
31. Ижевская правда. 1920. 9 дек.
32. Ижевская правда. 1920. 3 апр.
33. Ижевская правда. 1920. 12 апр.
34. Красное Прикамье (Сарапул). 1920. 19 окт.
35. Красное Прикамье. 1920. 15 окт.
36. Бехтерев С. Л. Ижевский «Кронштадт» // Белая гвардия. 2002. № 6.
37. Бехтерев С. Л. Эсеро-максималистское движение в Удмуртии. Ижевск, 1997.
38. Дмитриев П. Н., Куликов К. И. Мятеж в Ижевско-Воткинском районе. Ижевск, 1992.
39. История Удмуртии: XX век. Ижевск, 2005.
40. Куликов К. И. Триумф и трагедия ижевских максималистов // Политика и экономика Удмуртии советского периода. Ижевск, 1995.
41. Московкин В. В. Восстание крестьян в Западной Сибири в 1921 г. // Вопр. истории. 1998. № 6.
42. Очерки истории Удмуртской АССР. Ижевск, 1962. Т. 2.
43. Санников Б. В. Холокост российского крестьянства или правда о народном восстании в Тамбовской губернии // Белая гвардия. 2002. № 6.
44. Фатуева Н. В. Организация и методы повстанческого движения в Тамбовской губернии в 1920-1921 гг. // Белая гвардия. 2002. № 6.
Поступила в редакцию 17.05.12
P.N. Dmitriev
Anti-Soviet conspiracy in Izhevsk in 1920: plan, course, the reasons of defeat
The article analyzes the preconditions, reasons and course of conspiracy in Izhevsk in the autumn of 1920, also the reason of its defeat.
Keywords: civil war, plot, Izhevsk, national guards, insurgent movement, liquidation.
Дмитриев Павел Николаевич, кандидат исторических наук, доцент
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) E-mail: [email protected]
Dmitriev P. N.,
candidate of history, associate professor Udmurt State University
426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya str., 1/2 E-mail: [email protected]
