CC BY
51
Яценко Т.С.
Антисоциальные явления в гражданском праве: понятие и меры
противодействия им
Антисоциальные явления с правовой точки зрения до середины прошлого века не исследовались отечественной цивилистикой. Это связано с тем, что любые противоправные действия, посягающие на интересы государства и общества и причиняющие им вред, охватываются понятием гражданского правонарушения. Такая ситуация обусловлена диспозитивностью гражданского права, провозглашающего юридическое равенство участников регулируемых им отношений. Поэтому ущемление частноправовых интересов любого участника оборота, независимо от того, выступает ли в качестве потерпевшего государство, юридическое или физическое лицо, оценивается гражданским правом одинаково негативно.
Появление в терминологическом аппарате гражданского права нового термина «антисоциальный» было связано с особенностями развития этой отрасли права в советский период и обусловлено спецификой правового положения государства в гражданском обороте. Впервые термин «антисоциальный» в науку гражданского права ввел профессор О.А. Красавчиков. Этим
термином он обозначил сделки, совершенные с целью, заведомо противной интересам государства и общества [1, с. 21] (ст. 49 Гражданского кодекса РСФСР 1964 года [2]). В настоящее время такие сделки признаются недействительными статьей 169 Гражданского кодекса РФ. Для антисоциальной сделки, по мнению ученых, характерны противоправность, общественная опасность, острая социальная конфликтность, общественная вредность исполнения [3]. Как отмечается в научной литературе, «именно публичный характер интересов, нарушаемых подобными сделками, позволяет говорить о них как об антисоциальных» [4, с. 488]. К таким сделкам относят сделки, создающие угрозу экономической безопасности государства, общественной безопасности, моральному здоровью нации, в частности, имеющие целью сбыт товаров, обладающих свойствами, опасными для жизни и здоровья потребителей, и т.п. [4, с. 488]. Антисоциальные сделки в большинстве случаев противозаконны. Профессор Е.А. Суханов подчеркивает, однако, что они «не могут и не должны отождествляться с любыми сделками, нарушающими требования законов или иных нормативных документов... при ином подходе "антисоциальными" пришлось бы признавать всякие незаконные сделки, например, нарушающие правила ст. 78-83 Федерального закона "Об акционерных обществах" о крупных сделках и сделках с заинтересованностью, а ст. 168 ГК просто утратила бы всякий смысл, а вместе с ним и право на существование» [5]. Данная позиция поддерживается и Конституционным судом РФ, который отразил ее в Определении от 8 июня 2004 г. № 226-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы открытого акционерного общества "Уфимский нефтеперерабатывающий завод" на нарушение конституционных прав и свобод статьей 169 Гражданского кодекса Российской Федерации и абзацем третьим пункта 11 статьи 7 Закона Российской Федерации "О налоговых органах Российской Федерации"»*. Конституционным судом в Определении подчеркивается, что «квалифицирующим признаком антисоциальной сделки является ее цель, то есть достижение такого результата, который не просто не отвечает закону или нормам морали, а противоречит - заведомо и очевидно для участников гражданского оборота - основам правопорядка и нравственности».
Однако вряд ли такой признак может на практике быть положен в основу при квалификации сделки как антисоциальной и поможет четко отграничить ее от иных недействительных сделок. Это, прежде всего, связано с тем, что основы правопорядка и нравственности отражаются в действующем российском законодательстве, и ни один закон не может противоречить таким основам. В качестве основ правопорядка и нравственности выступают принципы жизнедеятельности общества, которые признаются обществом и государством как необходимые для своего существования и развития. Это те основы, которые пронизывают все отношения, складывающиеся в данном государстве и обществе, и находят свое отражение в действующем законодательстве. Поэтому в настоящее время нельзя считать, что на практике сформирована четкая позиция по поводу применения статьи 169 ГК РФ. В частности, Верховный суд РФ отменил решение нижестоящего суда по одному из споров, подчеркнув, что «понятие "публичный порядок" не совпадает с содержанием всего российского законодательства, поскольку под ним следует понимать лишь основы общественного строя российского государства» [5]. Однако из Определения Конституционного суда РФ от 8 июня 2004 г. № 226-О следует, что «уклонение от налогов - цель, заведомо противная основам правопорядка и нравственности». Вместе с тем действия налогоплательщика, направленные на неуплату или неполную уплату сумм налога, противоречат и действующему Налоговому кодексу РФ (ст.122), и Уголовному кодексу РФ (ст. 198, 199).
Как показывает анализ судебной практики, применение статьи 169 ГК РФ по мотивам противоречия действий участников гражданского оборота основам правопорядка и нравственности не исключает
возможности применения статьи 168 ГК РФ, поскольку такие действия всегда противоречат определенной норме действующего законодательства**. Видимо, поэтому Е.А. Суханов, комментируя вышеупомянутое Определение Конституционного су-да РФ, подчеркивает, что «любое налоговое правонарушение (уклонение от уплаты налогов) само по себе, конечно, будучи незаконным и потому безнравственным, уже только в силу одного этого заведомо нарушает именно основы правопорядка и нравственности» [5]. Суды, отказывая в удовлетворении требований истца о признании сделки недействительной по статье 169 ГК, нередко смешивают понятия сделки, противной основам правопорядка, и сделки, не соответствующей требованиям закона. В одном из постановлений подчеркивалось, что доводы подателя жалобы о наличии в спорных договорах признаков сделки, предусмотренной статьей 169 ГК РФ, не имеют достаточных оснований, поскольку по смыслу этой статьи основным критерием признания сделки недействительной законодатель установил то, что она должна быть совершена с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности, однако заключенные ответчиками договоры не запрещены законом (курсив наш. - Т.Я.) [6].
Сказанное свидетельствует о том, что предложенный в Определении Конституционного суда РФ от 8 июня 2004 г. № 226-О критерий является недостаточным для квалификации сделки как антисоциальной. Для участников гражданского оборота очевидным может быть то, что их действия нарушают закон, но не основы правопорядка*.
Вопрос о признаках антисоциальной сделки исследовался в разное время многими учеными. При этом характерной чертой таких сделок большинство авторов называет их антиобщественную направленность. В частности, Н.В. Васева под антисоциальной сделкой понимает «общественно опасное и остроконфликтное гражданское правонарушение», посягающее на интересы государства и общества, «совершенное в виде сделки, исполнение которой обладает социальной вредностью» [7, с. 14-15]. Такое определение понятия антисоциальной сделки подчеркивает ее общественную опасность, но не дает надежных критериев ее квалификации, которые могут быть использованы в практической деятельности. К антисоциальным сделкам относят также действия, которые не направлены на создание, прекращение или изменение охраняемого и защищаемого государством правоотношения без создания «видимости» такой направленности [8, с. 18-19]. В последнем случае речь идет исключительно о составе, предусмотренном статьей 169 ГК РФ.
Вместе с тем нельзя не отметить, что на практике недобросовестные участники гражданского оборота нередко стараются создать видимость легальности совершаемой ими сделки и только целенаправленность этой деятельности на антисоциальный результат свидетельствует об антисоциальности сделки. При этом, заключая, например, незаконные сделки купли-продажи боевого вооружения, стороны явно не преследуют единственную цель - нарушение публичных интересов. Они могут вообще не ставить перед собой такой цели, исключительно намереваясь получить прибыль**. Кроме того, отсутствует легальное определение основ правопорядка и нравственности, что создает основу для неоправданно широкого судебного усмотрения. Еще Аристотель говорил, что «хорошо составленные законы главным образом должны, насколько возможно, все определять сами и оставлять как можно меньше произволу судей» [9, с. 16]. Проблема границ судейского усмотрения ставилась и российскими дореволюционными цивилистами [10]. В частности, И.А. Покровский подчеркивал, что судья свободен в приемах для выяснения истинного смысла закона, что «не будучи связан его буквой, судья может прибегать к толкованию логическому». Однако только закон, по его мнению, должен быть источником судебного решения, «только из его прямых постановлений или из его общего духа суд должен черпать нормы для своих приговоров» [10, с. 93]. В работе И.А. Покровского «Основные проблемы гражданского права» прослеживается мысль о недопустимости безграничного судебного усмотрения. Современные авторы также большое внимание уделяют анализу указанной проблемы [11; 12; 13;14]. В частности, профессор А.Т. Боннер подчеркивает, что «доля субъективного, волевого момента в судебном усмотрении должна быть сравнительно ничтожной» [14, с. 47-48].
Отсутствие определенности в понимании названных выше категорий обусловливает в том числе противоречивость судебной практики в сфере применения статьи 169 ГК РФ. Поэтому не случайно в своей жалобе в Конституционный суд РФ ОАО «Уфимский нефтеперерабатывающий завод» утверждало, что статья 169 ГК Российской Федерации и абзац третий пункта 11 статьи 7 Закона Российской Федерации «О налоговых органах Российской Федерации» противоречат статьям 19 (части 1 и 2), 35 (часть 3), 45 (часть 1), 46 (части 1 и 2), 49, 50, 52, 53, 55 (части 2 и 3), 64, 71 (пункты «з» и «о») и 118 (часть 2) Конституции Российской Федерации, «поскольку содержащиеся в статье 169 ГК Российской Федерации понятия "основы правопорядка" и "нравственность" в силу своей неопределенности создают возможность произвольного применения данной статьи, что приводит к несоразмерному ограничению прав и свобод субъектов гражданского права» (курсив наш. - Т.Я.).
Как уже отмечалось ранее, в научной литературе нет единства по поводу понятия основ правопорядка. Преобладающий взгляд состоит в признании конституционных принципов в качестве таких основ. Судебная практика также различно раскрывает содержание указанного понятия. К
основам правопорядка она, в частности, относит основы конституционного строя, права и свободы человека и гражданина, обороноспособность, безопасность и экономическую систему государства, к основам общественной нравственности - представления о добре и зле, хорошем и плохом, пороке и добродетели и т.п. [15]. Основы правопорядка понимаются судебной практикой и как установленные государством основополагающие нормы об общественном, экономическом и социальном устройстве общества, направленные на соблюдение и уважение такого устройства, обеспечение соблюдения правовых предписаний и защиту прав и свобод граждан [16; 17].
При этом под нарушением публичного порядка Российской Федерации некоторые судьи понимают покушение именно на основы правопорядка или нравственности конкретного общества, а не нарушение отдельных отраслевых правовых принципов [18]. По мнению других, основы правопорядка предполагают, что обязательства между участниками гражданского оборота должны исполняться надлежащим образом в соответствии с условиями, установленными законом и договором между сторонами, а заведомая недобросовестность в отношениях подрывает установленный правопорядок [19]. Таким образом, в последнем случае суд понимает под посягательством на основы правопорядка именно нарушение отраслевых принципов.
Поэтому не случайно отсутствие единого понимания признаков антисоциальной сделки привело к противоречивости судебной практики в сфере применения статьи 169 ГК РФ. Например, известна ситуация, когда, удовлетворяя заявленные исковые требования о признании сделки недействительной на основании ее противоречия основам правопорядка, суд первой инстанции сослался на то, что постановление о возбуждении уголовного дела и наличие уголовной наказуемости действий (бездействия) являются основанием для признания сделки ничтожной в силу ст. 169 ГК РФ. Постановлением апелляционной инстанции указанное решение суда было отменено [20].
Наряду с посягательством на публичные интересы можно назвать такой характерный признак антисоциальной сделки, как умысел на ее совершение, причем как прямой, так и косвенный, когда лицо осознает общественно опасный характер своего поведения, предвидит и допускает наступление общественно вредных последствий. При этом общественная опасность подобных сделок такова, что негативные последствия для лиц, их совершающих, должны наступать независимо от того, повлекли ли они фактическое причинение вреда публичным интересам. Такая ситуация возможна, например, когда сделка заключена, но не исполнена. Наличие умысла должно быть доказано в соответствии со статьей 65 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации.
С учетом сказанного можно сделать вывод, что и сделки, совершенные в противоречие с законом (ст. 168 ГК РФ), являются антисоциальными, так как публичные интересы находят отражение в законодательстве. Поэтому содержание понятия антисоциальных сделок, как любых сделок, посягающих на публичные, общественные интересы, должно быть расширено.
В этой связи и любое действие, которое противоречит действующему законодательству, то есть является незаконным, само по себе противоречит основам правопорядка. Однако антисоциальным следует, по нашему мнению, признавать не всякое деяние участника гражданского оборота, а только то, которое посягает на публичные интересы. Это главный критерий, который позволяет отграничить антисоциальное действие от любого другого незаконного и поставить вопрос о последствиях такого поведения, которые должны предполагаться гораздо более негативными, чем при совершении просто незаконного поступка.
Таким образом, антисоциальное поведение представляет собой действие (бездействие) участника гражданского оборота, противоречащее закону и посягающее на публичные интересы. При этом форма вины, как и в случае злоупотребления гражданскими правами, должна иметь значение. Антисоциальность предполагает осознание субъектом противоправности своего поведения и направленность этого поведения на причинение вреда публичным интересам или сознательное допущение наступления такого вреда. Механизм действия субъекта предполагает сознательный выбор целей и средств достижения указанного результата. Общественная опасность антисоциальных действий в силу их посягательства на публичные интересы позволяет сделать вывод об осознании действующим субъектом степени общественной опасности и возможных негативных последствий своего поведения. Кроме того, признаком антисоциальных действий может являться наличие общественно вредных последствий. Потерпевшими от правонарушения в данном случае выступают общество и государство в целом.
Здесь уместно отметить, что антисоциальное поведение является предметом исследования социальной психологии* и социологии. Семантический анализ слова «антисоциальное» требует выделения в нем двух составляющих частей: «анти» и «социальное». Приставка «анти» участвует в образовании существительных и прилагательных со значением противоположности, враждебности, направленности против кого-либо, чего-либо [21, с. 23]. Под социальным в социологии понимается особая форма регуляции поведения, основывающаяся «на опережающем прогнозе поведения окружающих (в том числе по отношению к самому субъекту действия), который возможен благодаря
взаимным обязательствам, договоренностям» [22, с. 102]. М. Вебер видел сущность социальной жизни в «ожидании ожидания ожидания». Это означает, что человек, вступая в различные взаимодействия с другими людьми, осознанно или нет, постоянно реализует свои ожидания того, что другие люди будут осуществлять определенные обязательства или действия, а последние, в свою очередь, ожидают, что от них ожидают выполнения таких действий. Таким образом, социум создает целую сеть взаимных ожиданий-обязательств, которые делают возможными прогнозы поведения других субъектов. В этой связи социология рассматривает закон и мораль как «правила игры в социуме, которые представляют собой определенные договоренности, разделяемые всеми взаимные обязательства, в соответствии с которыми люди строят свою жизнь» [22, с. 100-101].
Основываясь на понятии социального, можно сделать вывод, что с социологической точки зрения антисоциальным является все то, что противоречит отраженным в социальных нормах ожиданиям других лиц. Содержание этих ожиданий меняется в зависимости от исторического этапа развития общества. Следовательно, и понимание антисоциального в разные периоды времени не остается неизменным. Например, римское право защищало собственника, даже если он осуществлением своего права причинял вред другому лицу, признавая за ним безграничную свободу правоосуществления. Такая безграничная свобода правоосуществления отражена в сформулированном позднейшей юриспруденцией принципе qui jure suo utitur, neminem laedit - никого не обижает тот, кто пользуется своим правом [23, с. 1]. Позднее такое поведение было признано противоречащим общественным интересам и запрещено законом. В социологии и социальной психологии поведение, которое отклоняется от норм поведения, принятых в данном обществе, называют девиантным (отклоняющимся) [24, с. 47]. При этом имеются ввиду наиболее важные в данном обществе в данное время социальные нормы, нарушение которых приводит к причинению вреда другим лицам [25, с. 218219]. Такое поведение вызывает резко отрицательную реакцию общества.
Несмотря на то, что термины «социальное», «антисоциальное», «девиантное» разработаны, прежде всего, социологией и психологией, которые толкуют их содержание определенным образом, в правовой науке они должны быть уточнены применительно к потребностям юридического быта. В частности, социология не смешивает понятия социального и общественного. Однако, как указывалось выше, понимание антисоциальных сделок связывается, прежде всего, с антигосударственным, антиобщественным деянием. Да и само антисоциальное действие с точки зрения права всегда посягает на публичные, то есть государственные и общественные, интересы. Мы говорим именно о действии, а не о поведении, поскольку последнее может быть и неосознанным, немотивированным, не направленным на определенный результат. Действие же, по утверждению Д. Тернера, всегда направлено на определенную цель и предполагает принятие действующим субъектом (Актором) субъективных решений относительно выбора средств достижения такой цели [26, с. 61-62]. С точки зрения права антисоциальное действие всегда является целенаправленным и мотивированным. Оно предполагает постановку цели, выбор средств ее достижения и в конечном итоге определенный результат, который может выражаться в причинении вреда публичным интересам. При этом, как указывалось выше, участник гражданского оборота может и не преследовать цели ущемления таких интересов, намереваясь исключительно удовлетворить свои собственные интересы. Примером может послужить ситуация, когда определенный участник гражданского оборота приобретает право собственности, формально действуя в соответствии с законом, но без согласия, а зачастую и вопреки воле собственника. При этом здесь не имеются в виду случаи действия естественных рыночных механизмов, когда собственность перераспределяется вследствие конкурентной борьбы и т.п. Речь идет о так называемых «нерыночных» способах приобретения права собственности, когда активы покупаются по цене, ниже рыночной, либо когда для целей смены собственника имущества недобросовестно используется институт банкротства, что позволяет отказаться от заключения сделки и уплаты рыночной стоимости такого имущества.
Следует подчеркнуть, что в последние годы процент банкротств, проводимых кредиторами с целью приобретения активов предприятия или получения иных имущественных выгод по ценам, гораздо ниже реально существующих рыночных, был достаточно высок. Банкротство использовалось в качестве средства получения контроля над крупными предприятиями. Для этого искусственно создавались или приобретались долги, руководство заменялось «своими» менеджерами. Безусловно, здесь можно согласиться с мнением, что такие банкротства рушат российскую экономику [27]. Антисоциальность таких действий очевидна.
По информации Министерства экономического развития и торговли в 1999-2003 гг., механизмы недобросовестного корпоративного захвата были реализованы по отношению к крупнейшим российским производственным предприятиям, включая заводы «Кристалл», «Уралхиммаш», «Московский НПЗ» и др. Несовершенство гражданского законодательства использовалось в корпоративных конфликтах, имевших место вокруг НК «Сиданко», АО «Северо-Западное пароходство» и др. [28].
Первый взгляд на проблему позволяет сделать вывод о необходимости защиты прав собственников от рассматриваемых недобросовестных действий других участников гражданского оборота посредством применения норм иных отраслей права: уголовного, административного. Однако состояние современного российского законодательства таково, что реальным механизмом пресечения указанных действий ни одна отрасль права не обладает. В частности, действующая редакция статей Уголовного кодекса РФ, предусматривающих ответственность за неправомерные действия при банкротстве, фактически не позволяет установить состав правонарушения, а потому привлечь к ответственности лиц, их совершивших*. Но и законодательство о несостоятельности не разрешает вопрос о последствиях использования процедуры банкротства в целях «передела» собственности.
Это подтверждается и специалистами. Так, в 2004 го-ду фонд «Бюро экономического анализа» по инициативе Министерства экономического развития и торговли осуществил исследование содержания и формы недобросовестных корпоративных захватов. В результате было сформулировано понятие недобросовестного захвата, под которым понимаются «недружественные поглощения», основанные на «применении технологий перераспределения между заинтересованными лицами прав контроля, которые (технологии) противоречат нормам деловой этики, а также условиям добросовестной и равной конкуренции, что выражается в различных формах злоупотреблений правом» [29, с. 14]. В качестве причин распространения этого явления в России указывалось именно на пробелы в законодательстве и, прежде всего, в гражданском и процессуальном.
Поэтому действенный механизм пресечения подобных явлений должен и может быть разработан, прежде всего, в рамках гражданского права, тем более, что именно данная отрасль обладает необходимым понятийным аппаратом и может регламентировать действия участников гражданских правоотношений, в том числе обеспечивая законность процессов перераспределения собственности в РФ. Об этом говорилось и на заседании Правительства России 18 мая 2006 года.
В этой связи важным является совершенствование, прежде всего, норм гражданского законодательства о банкротстве. Тем более, что принятие нового Закона о несостоятельности (банкротстве) от 26.10.2002 № 127-ФЗ [30] не разрешило всех проблем. Вместе с тем Герман Греф на заседании Правительства 20 января 2005 года подтвердил «фактическое прекращение практики недобросовестных банкротств»**, что, по нашему мнению, не отвечает реальной практике рассмотрения споров о банкротстве. Закон о несостоятельности, по утверждению специалистов Министерства экономического развития и торговли, предусматривает механизмы, которые исключают применение институтов банкротства для осуществления «недружественного поглощения». Среди таких механизмов называются институт проверки Арбитражным судом обоснованности требований кредиторов к должнику до возбуждения дела о банкротстве, институт саморегулирования арбитражных управляющих, обеспечивающий их независимость от кредиторов и должника, прозрачность процедур банкротства [28]. Однако анализ действия указанных механизмов демонстрирует их уязвимость. В частности, в действующем Законе (п. 6 ст. 16) содержится достаточно жесткое правило: требования кредиторов включаются в реестр требований кредиторов и исключаются из него арбитражным управляющим или реестродержателем исключительно на основании вступивших в силу судебных актов, устанавливающих их состав и размер***. Согласно п. 5 ст. 71 Закона, требования кредиторов, по которым не поступили возражения, рассматриваются Арбитражным судом для проверки их обоснованности и наличия оснований для включения в реестр требований кредиторов. Однако здесь возможны определенные схемы «обхода» указанных требований. За 5-6 месяцев до начала процедуры банкротства лояльные кредиторы предъявляют иски о взыскании задолженности за оказание каких-либо услуг. Должник проигрывает дело, и у арбитражного управляющего нет оснований для отказа во включении требований кредиторов, основанных на судебном решении [31, с. 2]. Тем самым, по нашему мнению, возникает ситуация, типичная для так называемого «криминального банкротства», что подпадает уже под действие уголовного законодательства (ст. 195-197 УК России). Но для привлечения к уголовной ответственности в таком случае необходимо доказать умышленные действия «лояльных кредиторов» и должника, что представляется в современных условиях и наличии гражданско-правового спора весьма проблематичным.
Все указанные выше проблемы возникают в правоприменительной практике в связи с тем, что гражданское право не обладает в настоящее время действенным механизмом пресечения антисоциальных действий участников оборота. В частности, неоднозначно толкуется понятие публичных интересов, на которые посягают такие действия, отсюда несовершенными остаются меры воздействия на правонарушителей, которые с учетом объекта посягательства должны обладать определенной спецификой. Пробелы в законодательстве и противоречивость отдельных нормативно-правовых актов обусловливают увеличение числа фиктивных банкротств, фиктивных юридических лиц, сделок, совершенных с антисоциальными целями. Все сказанное свидетельствует о
необходимости разработки цивилистической наукой категории антисоциального действия применительно к потребностям гражданского оборота, а также механизма пресечения таких действий.
Литература
1. Красавчиков О.А. Категории науки гражданского права. Избранные труды: В 2 т. М.: Статут, 2005. Т. 1.
2. Научно-практический комментарий к ГК РСФСР. М., 1966.
3. Егоров Ю. Недействительность противозаконных по содержанию сделок // Законность. 2004. № 6.
4. Ем В.С. Ничтожность сделок, совершенных с целью, противной основам правопорядка и нравственности // Гражданское право: В 4 т. Общая часть: Учебник / Отв. ред. проф. Е.А. Суханов. М.: Волтерс Клувер, 2004. Т. 1.
5. Суханов Е.А. Антисоциальные сделки в науке и практике // ЭЖ-Юрист. 2005. № 8.
6. Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 11 мая 2004 года по делу № А56-27772/03 // Правовая система КонсультантПлюс.
7. Васева Н.В. Антисоциальные сделки по советскому гражданскому праву: Дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1978.
8. Кушнерук Е.С. Недействительность сделок по статье 169 ГК РФ: составы недействительных сделок и их правовые последствия: Дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2002.
9. Аристотель. Риторика // Античные риторики / Собрание текстов, статьи, комментарии и общая редакция А.А. Тахо-Годи. М., 1978.
10. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2001.
11. Зейдер Н.Б. Судебное решение по гражданскому делу. М., 1966.
12. Комиссаров К.И. Задачи судебного надзора в сфере гражданского судопроизводства. Свердловск, 1971.
13. Чечот Д.М. Административная юстиция (теоретические проблемы). Л., 1973.
14. Боннер А.Т. Применение нормативных актов в гражданском процессе. М., 1980.
15. Постановление кассационной инстанции Федерального арбитражного суда Московского округа от 15 декабря 2004 г. по делу № КГ-А41/11541-04 // Правовая система КонсультантПлюс.
16. Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 17.09.2004 № А05-13151/03-24 // Правовая система КонсультантПлюс.
17. Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 17.09.2004. № А05-13152/03-24 // Правовая система КонсультантПлюс.
18. Постановление кассационной инстанции Федерального арбитражного суда Московского округа от 29 сентября 2004 г. по делу № КГ-А40/7948-04 // Правовая система КонсультантПлюс.
19. Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 5 января 2000 года по делу № А05-3622/99-199/18 // Правовая система КонсультантПлюс.
20. Постановление Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 25.01.2005 № А57-1682-1683/04-19 // Правовая система КонстультантПлюс.
21. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1993.
22. Эфендиев А.Г. Природные предпосылки социальной жизни. Социальное // Общая социология: Учеб. пособие / Под общ. ред. проф. А.Г. Эфендиева. М.: ИНФРА-М, 2005.
23. Доманжо В. Ответственность за вред, причиненный путем злоупотребления правом // Ученые записки Казанского Императорского университета. Кн. V. Казань, 1913.
24. Токарева Е.М. Социология: Конспект лекций. М.: МИЭМП, 2005.
25. Платонов Ю.П. Основы социальной психологии. СПб., 2004.
26. Тернер Д. Структура социологической теории. М., 1985.
27. Суханов Е.А. Криминальные банкротства рушат экономику // Независимая газета. 2002. 27 апреля.
28. Недобросовестные поглощения: специфика и меры противодействия им (информация Министерства экономического развития и торговли) // http://www.economy.gov.ru.
29. Шаститко А.Е. Проблемы корпоративного управления и особенности перераспределения прав контроля в России // Информационно-аналитический бюллетень Фонда «Бюро экономического анализа». 2004. № 56.
30. Российская газета. 2002. 2 ноября.
31. Кошелев Д. Защита от заказного банкротства // Директор-инфо. 2002. № 18.
