CC BY
421. https://www.sakharov.space/lib/mir-cherez-polveka Дата обращения 29.02.2024.
22. Барсенков А.С., Остапенко А.И. Политическая Россия сегодня. Высшая представительная власть. - М.: Московский рабочий, 1993.
23. Кармадонов О.А. Престиж и пафос как жизненные стратегии социоэкономической группы (анализ СМИ) // Социс. - 2002. - № 1.
24. https://docs.yandex.ru Дата обращения 27.04.2023.
25. Зимина И.С. Вооруженные конфликты на советско-китайской границе в 60-70-е гг. // Конференция: Россия и Китай: История и перспективы сотрудничества. Благовещенск-Хэйхэ, 10-12 июня 2011. - Благовещенск, 2011.
26. https://docs.yandex.ru Дата обращения 27.01.2023.
27. АмальрикА.А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года. - Амстердам: Фонд имени Герцена, 1970.
28. Солженицын А. Жить не по лжи // Рабочее слово. - 1988. - 18 октября.
29. https://docs.yandex.ru/docs/view?tm Дата обращения 30.05. 2023.
30. Кривельская Н.В. Религиозная среда обитания: оценка угроз и поиск мер защиты. - М.: Издание Государственной Думы, 1998.
References and Sources
1. Grigorenko P. V podpol'e mozhno vstretit' tol'ko krys... - M.: Prosvetitel'sko-izdatel'skij centr \"Zven'ya\", 1997.
2. Pimenov R.I. Odin politicheskij process // Pamyat' (Parizh). - 1979. - Vyp. 5.
3. Rozhdestvenskij S.D. Materialy k istorii samodeyatel'nyh politicheskih ob"edinenij v SSSR // Pamyat'. - M., 1981; Parizh, 1982.
4. Rossijskij gosudarstvennyj arhiv social'no-politicheskoj istorii (RGASPI). F. 5. Op. 30. D. 351.
5. Chuev F. I. Molotov: Poluderzhavnyj vlastelin. - M.: Olma-Press, 2000.
6. CD "Narodnyj arhiv" F. 1. Op. 280. D. 1.
7. Peskov N. Delo "Kolokola" // Pamyat'. - Vyp. 1. M., 1976; Parizh. 1978.
8. Hahaev S., Ronkin V. Proshloe, nastoyashchee i budushchee socializma // Poiski. - 1981. - N° 3.
9. Orlov Yu. Vozmozhen li socializm ne totalitarnogo tipa // Zarubezh'e. Obshchestvenno-politicheskie tetradi (Myunhen). - 1977. - № 3-4 (55-56). avgust-noyabr'.
10. Osipov V. Berdyaevskij kruzhok v Leningrade // Posev. - 1972. - № 11.
11. Polivanov M. Napravlenie peremen// Iz pod glyb: Sbornik statej. - M.: Russkaya kniga, 1992.
12. https://knigogid.ru/books/932403-est-li-u-rossii-buduschee/toread7update_page Data obrashcheniya 04.10. 2023.
13. Aksenov-Meerson M. Religioznye zaprosy i problemy Sovetskogo obshchestva // SSSR. Vnutrennie protivorechiya. - 1985. - №14.
14. Vajl' P., Genis A. 60-e. Mir sovetskogo cheloveka. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 1998.
15.https://docs.yandex.ru/docs/view?tm=1681474133&tld=ru&lang=ru&name=G.M.ShimanovZapiski_iz_krasnogo_doma Data obrashcheniya 10.11.2023.
16. Yanov A. Ideal'noe gosudarstvo Gennadiya Shimanova// Sintaksis (Parizh). - 1978. - №1.
17. Polyakov O.O. O polozhitel'nom nacional'nom ideale // Veche (Myunhen). - 1984. - № 16.
18. HTS. - 1976. - Vyp. 40. - 20 maya.
19. Borzenkov A.G. Politizirovannaya analiticheskaya i diskussionnaya deyatel'nost' molodezhi na vostoke Rossii: vozmozhnosti i predely studencheskoj samodeyatel'nosti (1961-1991 gg.) // Vestnik NGU. seriya: istoriya, filologiya. 2002. - T. 1. - Vyp.3: Istoriya.
20. Saharov A.D. Trevogi i nadezhda. - M.: Inter-Verso, 1991.
21. https://www.sakharov.space/lib/mir-cherez-polveka Data obrashcheniya 29.02.2024.
22. Barsenkov A.S., Ostapenko A.I. Politicheskaya Rossiya segodnya. Vysshaya predstavitel'naya vlast'. - M.: Moskovskij rabochij, 1993.
23. Karmadonov O.A. Prestizh i pafos kak zhiznennye strategii socioekonomicheskoj gruppy (analiz SMI)// Socis. - 2002. - № 1.
24. https://docs.yandex.ru Data obrashcheniya 27.04.2023.
25. Zimina I.S. Vooruzhennye konflikty na sovetsko-kitajskoj granice v 60-70-e gg. // Konferenciya: Rossiya i Kitaj: Istoriya i perspektivy sotrudnichestva. Blagoveshchensk-Hejhe, 10-12 iyunya 2011. - Blagoveshchensk, 2011.
26. https://docs.yandex.ru Data obrashcheniya 27.01.2023.
27. Amal'rik A.A. Prosushchestvuet li Sovetskij Soyuz do 1984 goda. - Amsterdam: Fond imeni Gercena, 1970.
28. Solzhenicyn A. Zhit' ne po lzhi // Rabochee slovo. - 1988. - 18 oktyabrya.
29. https://docs.yandex.ru/docs/view7tm Data obrashcheniya 30.05. 2023.
30. Krivel'skaya N.V. Religioznaya sreda obitaniya: ocenka ugroz i poisk mer zashchity. - M.: Izdanie Gosudarstvennoj Dumy, 1998.
ДАВЫДОВ СТАНИСЛАВ ГЕННАДЬЕВИЧ - доктор исторических наук, профессор, кафедра социально-гуманитарных, экономических и естественно-научных дисциплин Института права и национальной безопасности, Российская академия народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС) при Президенте Российской Федерации ([email protected]). DAVYDOV, STANISLAV G. - Doctor of History, Professor, Department of Social and Humanitarian, Economic and Natural Sciences of the Institute of Law and National Security of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (RANEPA).
УДК 94(470):323:329«1991/1992» DOI: 10.24412/2308-264X-2024-4-62-74
МОЧАЛОВ Д.П., МАГОМЕДОВ Р.Р. АНТИКОММУНИЗМ КАК СОСТАВЛЯЮЩАЯ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ РАДИКАЛЬНЫХ РЕФОРМ 1991-1992 гг.
Ключевые слова: крах СССР, декоммунизация, антисоветская пропаганда, либеральные реформы, антикоммунизм, публицистика, советский человек.
В статье рассматриваются вопросы, связанные с ролью антикоммунистической риторики в пропагандистской поддержке реформ правительства Е.Т. Гайдара. Рассмотрены особенности ее использования на государственном уровне и в общественно-политической среде в целом. Анализируется как ее внутреннее содержание, так и последствие для различных аспектов политического процесса. Особое внимание уделено долгосрочным последствиям антикоммунистической кампании в российском обществе и ее влиянию на процесс реформирования. Делается вывод о ситуационных успехах антикоммунизма на фоне общего отвержения подобных взглядов российским обществом в долгосрочной перспективе. В исследовании проводится мысль о том, что деструктивное, с точки зрения либеральной идеологии, влияние советского наследия на
становление нового общественного сознания было связано не с наследием собственно коммунистических доктрин, а в целом со стихийно сложившимися стереотипами мышления советского человека, которые формировалась параллельно или даже вопреки идеологической обработке коммунистической партии.
MOCHALOV, DP., MAGOMEDOV, R.R.
ANTI-COMMUNISM AS A COMPONENT OF IDEOLOGICAL SUPPORT OF RADICAL REFORMES OF 1991-1992
Key words: collapse of the USSR, decommunization, anti-Soviet propaganda, liberal reforms, anti-communism, journalism, Soviet people.
The article discusses issues related to the role of anti-communist rhetoric in propaganda support for the reforms of the government of E.T. Gaidar. The features of its use at the state level and in the socio-political environment as a whole are considered. Both its internal content and consequences for various aspects of the political process are analyzed. Particular attention is paid to the long-term consequences of the anti-communist campaign in Russian society and its impact on the reform process. A conclusion is drawn about the situational successes of anti-communism against the background of the general rejection of such views by Russian society in the long term. The study suggests that the destructive, from the point of view of liberal ideology, influence of the Soviet legacy on the formation of a new social consciousness was associated not with the legacy of communist doctrines themselves, but in general with the spontaneously formed stereotypes of thinking of Soviet people, which were formed in parallel or even despite indoctrination of the Communist Party.
Одним из заметных факторов общественной жизни начала 1990-х годов стала дискуссия о судьбе коммунистической идеологии и необходимости ее искоренения для реформирования всех сторон жизни общества. Постоянно поднимаемые вопросы об ответственности КПСС за общественно-политический и социально-экономический кризис в стране, негативная переоценка советского периода отечественной истории и открытое обвинение КПСС и КП РСФСР в неконституционности поставили перед обществом острые вопросы о принципиальной допустимости пропаганды данной идеологии при новой власти.
Антикоммунизм, как явление общественной жизни, в постсоветское время перестал быть тематикой для самостоятельных исследований. Однако, при рассмотрении успехов и неудач постсоветского транзита, а также для построения больших историософских концепций, влияние пережитков коммунистической идеологии на современность рассматривается регулярно. С некоторой долей условности, всю литературу по вопросу можно разделить на две большие группы. К первой можно отнести тех историков и социологов, которые не считают коммунистическую идеологию и вопросы, связанные с ее преодолением, решающими для объяснения успехов и неудач либеральных реформ, равно как и для решения проблем современности [1-3]. Ко второй относятся многочисленные публицистические работы, написанные как профессиональными исследователями, так и общественными активистами. Авторы этой группы убеждены, что не только постсоветский транзит, его сущность, успехи и неудачи обусловлены искоренением коммунистической идеологии, но и проблемы современного развития России вращаются в основном вокруг преодоления советского прошлого [4-7].
Несколько отклоняются от этого, в частности, работы В.П. Пешкова и С.А. Рузанова. В их исследованиях также делается акцент на решающем влиянии советской идеологии и коммунистического мировоззрения на массы постсоветских граждан, однако, этому выводу придается положительная коннотация, поскольку авторы симпатизирует постсоветской коммунистической оппозиции [8, 9].
Безусловно, основным инициатором дискуссии о коммунистической идеологии являлось само государство, причем не только с точки зрения шагов по запрету деятельности КПСС и демонтажу советских пережитков в политико-правовой сфере. Например, качественной анализ риторики Б.Н. Ельцина в публичных выступлениях и рабочих документах, а также языка ведущих общественно-политических изданий страны, позволяет заключить, что слово «декоммунизация» именно с подачи главы государства начинает входить в политический лексикон [10]. Причем направление дискуссий было намеренно задано крайне радикальное: искоренение коммунистической идеологии из всех сфер жизни общества как тоталитарной, ложной, преступной.
После парламентских слушаний о причастности КПСС к событиям августа 1991 года был инициирован сбор подписей за окончательный запрет компартии, а члены специальной парламентской комиссии обещали разработать закон о полном запрещении коммунистической идеологии [11, с. 2]. Инициаторы данных слушаний рассматривали их как пролог к старту
судебного процесса, подобного Нюрнбергскому, который затронет как прочие коммунистические партии-наследницы, так и прежний руководящий состав КПСС [12, с. 2].
Далеко не безопасно для идеологии в целом, а не только для конкретных ее представителей и организаций, было и встречное ходатайство против КПСС в Конституционном суде. В ходатайстве депутатов-антикоммунистов было указано, что антиконституционный характер компартии заключен в ее идеологии, а конкретно в классовом подходе к общественным явлениям и идее диктатуры пролетариата [13, с. 2]. Даже такое лояльное к реформистскому правительству России СМИ как Би-Би-Си видело в ходатайстве депутата-антикоммуниста О.Г. Румянцева заявку на новый Нюрнбергский процесс [14, с. 3].
Коммунисты отвечали на подобные обвинения возмущенными письмами, поскольку считали, что всякая партия, так или иначе, выражает интересы связанных с ней классов или социальных групп. У них также вызывал недоумение тот факт, что защита частной собственности является явлением законным и конституционным, а борьба против нее - нет. Подобная ситуация ставит вне закона любую национализацию, даже ограниченную [15, с. 2].
Однако автор ходатайства и его представитель, по-видимому, не согласовали свои позиции до конца. На одном из заседаний суда представитель стороны, ходатайствующей об антиконституционности КПСС, заявил: «Мы просим зафиксировать в постановлении недопустимость привлечения граждан к какой-либо ответственности исключительно за факт членства в КПСС и подтвердить их право объединяться на базе коммунистической идеологии» [16, с. 157]. Вместе с тем, стоило только судьям уточнить, что же именно придает деятельности КПСС и КП РСФСР антиконституционный характер, как представитель стороны А.М. Макаров указал на идеологические постулаты этих организаций: пропаганду приоритетной роли рабочего класса и требование уничтожения частной собственности [16, с. 165, 180].
Представитель стороны президента на процессе, М.А. Федотов, в своих воспоминаниях не скрывал того, что основным смыслом процесса было осуждение всей идеологии через осуждение конкретной организации: «Да, счёт был не сухой, безусловно. Не удалось признать КПСС преступной организацией. Каждый раз, когда мы говорили о том, что этот процесс подобен Нюрнбергскому, на нас кричали, шикали, топали ногами. Это делали, в том числе, и судьи Конституционного суда» [17].
На позицию необходимости осуждения и запрета коммунистической идеологии открыто встал в своем особом мнении один из судей конституционного суда А.Л. Кононов: «Идеи диктатуры пролетариата, красного террора, насильственного устранения эксплуататорских классов, так называемых врагов народа и советской власти привели к массовому геноциду населения страны 20-50-х годов, разрушению социальной структуры гражданского общества, чудовищному разжиганию социальной розни (часть вторая статьи 7), гибели десятков миллионов безвинных людей» [18, с. 421].
Соответственно, меры, адекватные пресечению столь «преступной» организации, основанной на не менее «преступной» идеологии, должны были включать в себя ограничение пропаганды подобных идей в будущем: «Последствиями признания целей и деятельности КПСС и КП РСФСР не соответствующими Конституции Российской Федерации и гарантиями против возрождения подобных образований в дальнейшем могли бы быть следующие: роспуск всех структур и образований, организационно входящих в КПСС на территории Российской Федерации... либо в своих партийных документах и деятельности пропагандирующих идеи классовой или социальной вражды и диктатуры, насильственного захвата власти, мировой революции, государственно-партийной идеологии, исключительной однопартийности, номенклатурно-партийные методы формирования властных структур с целью выполнения ими внутрипартийных задач, слияния партийного и государственного аппарата» [18, с. 422].
С.М. Шахрай также вспоминал позднее, что на высшем государственном уровне вопрос окончательного запрета коммунистической идеологии всерьез дебатировался на протяжении какого-то времени [19, с. 161]. Тем не менее, в конце 1992 года Министр юстиции РФ Н.В. Федоров огласил окончательную позицию государства по данному вопросу: «Запрещена ли на самом деле коммунистическая партия или, тем более, коммунистическая идеология? Ответ прямой и ясный содержится в самих указах [Имеется в виду серия указов Б.Н. Ельцина о приостановке, а затем и запрете деятельности КПСС и КП РСФСР - Д.М., Р.М.] - нет такого запрета» [20, с. 136].
Несмотря на то, что государство, в конечном счете, отказалось от правового преследования коммунистической идеологии, определенный дискурс был задан и стал развиваться в общественно-политической среде самостоятельно, что в свою очередь обратно оказывало влияние на становление новой государственности и нового российского общества.
Отметим, что критика коммунизма на тот момент не носила характер чистой теоретической дискуссии, а имела ряд определенных прагматических целей, которые прямо фиксируются в источниках того времени. Следует сказать больше: характерным моментом является то, что на страницах общественно-политической периодики практически отсутствует собственно критика марксизма как политико-философской и экономической доктрины, развенчание ее внутренних постулатов и системы аргументов. Даже если подобные материалы публиковались в узкопрофессиональных изданиях исторического, философского и экономического характера, они не доходили до публикации в широкой печати.
С одной стороны, можно объяснить этот феномен тем, что данный этап критики был пройден в годы перестройки и стал неактуальным для ситуации 1991-1992 годов. С другой же, критика марксизма ранее велась преимущественно с позиции левого антикоммунизма или социал-демократии, то есть в совершенно иной интеллектуальной среде. Так что вполне справедливо сказать, что либерализм, став господствующим настроением новой эпохи, отказался в принципе от дискуссий по существу, апеллируя к практике одной отдельной организации, к эмоциональным и популистским тезисам, которые фактически можно характеризовать как интеллектуальный погром.
Возвращаясь к списку тех прагматических целей во внутренней политике, которые могли быть решены в ходе подобного осуждения, прежде всего, бросается в глаза возможность переложить сложности, возникающие в ходе осуществления экономической реформы, на предыдущий режим. Коммунистическая политика прошедших десятилетий объявлялась не просто неудачной, ошибочной, но и противной самому естественному ходу истории, уведшей страну в изоляцию от достижений мировой цивилизации. Соответственно, сложности, возникающие при преодолении коммунистического наследия, носят унаследованный характер и не являются сферой ответственности новых правительств.
Понимание подобных рассуждений как отвлекающего политического маневра было характерно не только для представителей коммунистической оппозиции [21, с. 2], но и для лояльных к власти либеральных аналитиков [22, с. 3]. Представители социологической науки, однако, советовали правительству действовать в этом вопросе осторожно, поскольку в перспективе это могло бы привести к созданию у коммунистов ореола преследуемых, что привело бы к восстановлению их популярности [23, с. 61, 107].
Уже на этом этапе нельзя не заметить явное противоречие между декларируемой недопустимостью привлечения к ответственности отдельных представителей идеологии и поощрением в обществе настроений на осуждение идеологии в целом. В действительности тех лет крайние обвинения в сторону коммунистов и требования суда над ними действительно являлись практически бесконтрольными [24, с. 3; 25, с. 2]. К антикоммунистической кампании присоединился целый ряд известных общественных деятелей, позволявших себе высказывания, граничащие с экстремистскими призывами.
Известный советский и российский актер О.В. Басилашвили, который на тот момент был депутатом Верховного Совета России, считал трудности реформ последствием правления КПСС и отмечал, что народ имеет права требовать суда и над организацией, и над ее преступной идеологией, а в правовом аспекте ссылался на опыт Нюрнбергского процесса [26, с. 1]. Член союза писателей И. Мартемьянов считал коммунизм не более чем разновидностью фашизма, погубившей даже больше российских граждан, чем гитлеризм, и призывал к организации международного суда над компартией [27, с. 4]. В. Беляев, член «Союза писателей России», заявлял следующее: «Коммунистическая партия, как организация, принесла собственным народам и стране больше горя и разрушения, чем дикие завоеватели прошедших веков. Не осуждая лично никого из нынешних членов партии (особенно те миллионы порядочных людей, бывших ее рядовыми членами), все же необходимо предъявить моральный счет тем, кто сегодня все еще продолжает пропаганду социалистических и марксистских идей: они берут на себя моральную ответственность за гибель целых поколений и за разрушение цивилизации» [28, с. 4].
В данном случае отсутствие государственного вмешательства в вопросы о статусе коммунистической идеологии можно расценивать как негативный фактор, придававший общественной дискуссии чрезвычайно резкий, подстрекательский характер, далекий от конструктивного обсуждения.
Чрезвычайно важно отметить, что опасения социологов по поводу роста популярности коммунистов как раз в виду их преследования, выраженные в докладе ИСПИ АН СССР, в конечном счете, целиком оправдались. На 1993 год исследование «Новой газеты» выявило, что порядка 25% населения России продолжали считать себя людьми коммунистических убеждений и вплоть до 1996 года их удельный вес в обществе только рос [1, с. 51]. Эти цифры свидетельствуют о провале антикоммунистической политики в самом ключевом ее аспекте, а именно, в сведении на нет общественной поддержки коммунистических идей и представляющих их партий. По крайней мере, для периода 1991-1992 гг. эту задачу следует считать принципиально не выполненной.
Характерно, что тенденцию к реабилитации советского режима, в том числе в глазах молодежи, на уровне бытовых наблюдений фиксировали уже в первые постсоветские годы. Французский экономист Ги Сорман, приглашенный в 1992 году читать лекции по экономике в Московский университет, был неприятно удивлен антилиберальным настроениям студентов, которые открыто отдавали свои симпатии брежневской модели социализма [29, с. 57].
Необходимо, однако, отметить, что в результате общественной дискуссии вокруг коммунизма правительство имело некоторые успехи, что называется, «на долгой дистанции». Антикоммунизм начала радикальных реформ способствовал колоссальной популяризации в отечественной публицистике западной концепции тоталитаризма, обосновывающей идейную общность коммунизма и нацизма. Впервые проникшая на страницы отечественной печати в позднюю перестройку, после окончательного поражения социализма эта объяснительная модель становится общим местом большинства историософских и политологических построений в первые годы постсоветской России. Вплоть до законодательного запрета отождествления нацистской Германии и СССР на территории Российской Федерации, данная концепция стабильно присутствовала в отечественной гуманитаристике и надежно служила критике коммунистического прошлого.
Действительно, именно в те годы находит себе достаточно сторонников тезис о том, что советский коммунизм, марксизм-ленинизм, представляет собой не просто одну из разновидностей тоталитаризма, но самое его худшее, законченное проявление, в своей античеловечности опережающее даже гитлеризм [30, с. 17; 31, с. 26-27; 32, с. 17]. Подобное мнение в те годы удобным политическим инструментом критики антиреформаторской оппозиции. Всякий, выступающий против команды Бурбулиса-Гайдара рисковал получить ярлык «коммуниста», что в подобных условиях становилось большой репутационной потерей [33, с. 183].
Вместе с тем, эта же концепция послужила делу реабилитации ряда откровенно антигосударственных явлений, таких, как коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны [34]. Поскольку Советский Союз может рассматриваться как историческая форма существования России, тезис о том, что идеологические взгляды являются достойной причиной перехода на сторону внешнего противника закладывал опасные даже для новой государственности идеи.
Тем не менее, подобные издержки, даже если и осознавались, то считались неизбежными. Как отмечает в своем исследовании О.Ю. Малинова: «В первые годы существования нового Российского государства интерпретация национального прошлого в публичной риторике властвующей элиты была подчинена задаче оправдания радикальной трансформации советского «тоталитарного» порядка. Цели реформ, начатых в 1992 г., формулировались в духе неозападнического антикоммунистического дискурса, который сложился еще в годы перестройки» [35, с. 36-37]. Подобный утилитаризм как нельзя лучше характеризует роль антикоммунизма, который не был органической составляющей для правительств, почти целиком состоящих из бывших членов КПСС, но был призван выполнить строго отведенную роль идеологического обеспечения, имеющего свои положительные и негативные стороны.
Сложно говорить о влиянии на историческое сознание в столь краткосрочной перспективе как несколько лет, но на последующих двух десятилетиях можно проследить, что
антикоммунистическая риторика не добилась перелома настроений в широких массах населения. На 2012 год безусловно положительно и преимущественно положительно историческую роль КПСС в российской истории оценили в общей сложности оценили 53,9% граждан, а безусловно отрицательно или умеренно отрицательно 31,1%. И только 15% затруднились ответить на вопрос [1, с. 57]. Характерно, что даже среди молодежи, не заставшей в сознательном возрасте власть КПСС, цифры практически аналогичны: 44,6% молодежи оценивали роль КПСС как в целом положительную, а 29,2% как отрицательную. И около четверти опрошенных затруднились ответить на вопрос [1, с. 59]. Безусловно, устояла и память о Великой Отечественной войне.
О.Ю. Малинова останавливает свое внимание на том, что реформаторы, стремясь переоценить всю советскую историю с Октября до 1991 года, взялись за слишком большую задачу, не обеспечив ее соответствующими ресурсами. Более того, нет никакой уверенности, что подобная глобальная смена оценок на диаметрально противоположные вообще была осуществима в тех условиях и той социокультурной среде. В результате эта политика «столкнулась с весьма успешным контрдискурсом, который в отличие от символической политики властвующей элиты опирался на менее рискованную стратегию частичной трансформации привычного нарратива» [35, с. 47-49]. Самоуверенность властей и неспособность последовательно провести намеченный курс, позволила оппозиции, в том числе и коммунистической, мобилизовать прежний советский нарратив, остававшийся в пределах легитимности, и таким образом взять реванш на идеологическом поле. Этот ответ общества был столь мощным, что позволяет ныне ряду исследователей заявлять обратную позицию: неприятие либеральных реформ и демократических ценностей в России не только результат неудач реального опыта реформирования, но также и «целенаправленной идеологической работы», которая ведется против российского либерализма [1, с. 48].
Д.В. Маслов на другом материале приходит к тем же выводам: «Не случайно поэтому, что по мере усиления критики советской истории, размывания привычных стереотипов эти граждане будут все громче проявлять недовольство «демократами», которые всех «запутали», разрушив хотя и далеко не идеальный, по привычный и понятный мир» [3, с. 99].
А. Рябов высказал такую мысль, что делегитимизация коммунистического режима в России через историю и идеологию в принципе была мало осуществима, поскольку в отличие от других стран СЭВ, для СССР прошло слишком много времени, чтобы память о каком-либо сопротивлении или альтернативе коммунизму оказывала хоть сколько-нибудь существенное влияние на историческое сознание и общественную жизнь. По его мнению, дискуссии об экономической эффективности оказали куда большее влияние на подрыв доверия к коммунизму, но они же заложили порочность российского механизма реформ, поскольку населением и политиками либерализм воспринимался как инструмент увеличения благосостояния, но не как самостоятельная мировоззренческая ценность. Это способствовало идеологическому поражению реформ при первом же резком падении уровня жизни [36, с. 171-173].
Определенный интерес представляет тот факт, что негативным и при том совершенно неожиданным явлением общественной жизни тех лет стал подъем ультраправых взглядов, который сами современники, безусловно, связывали с идеологическим поражением коммунизма. Либеральные обозреватели отмечали, что вслед за исчезновением коммунизма не исчезли радикальные антикоммунисты из числа ультраправых. Напротив, их ждал рост популярности, в то время как поражение левых идей потянуло на дно даже умеренную социал-демократию [37, с. 2]. Беспрецедентным явлением, достойным отдельного внимания в СМИ, стало зафиксированное в Санкт-Петербурге осенью 1991 года распространение книг «Теория и практика большевизма» Й. Геббельса и «Майн Кампф» А. Гитлера [38, с. 2].
Внутри российского общества антикоммунизм получал ограниченный, но вместе с тем достаточно взвешенный отпор, еще более разводя общество по различным общественно-политическим полюсам, поскольку к вопросам текущей политики, раскалывающим россиян, добавились и вопросы государственной политики относительно прошлого.
Далеко не все обозреватели тех лет поддавались общему антикоммунистическому настрою. Л.А. Радзиховский в 1991 году уверял, что коммунизм является неизбежным продуктом капитализма и вопреки всем сознательным усилиям эти идеи будут жить, покуда проблема социального неравенства в принципе существует. Наличие коммунистических партий и
организаций является неизбежностью, которую новому российскому обществу необходимо принять. Что касается «хищного необольшевизма», о котором в правых СМИ говорят так много, то его возникновение спровоцирует скорее направленное преследование коммунизма, нежели реалии постсоветского первоначального накопления капитала. Всегда будет соблазн объявить все беды перехода России к западной демократии и рыночным отношениям отсутствием декоммунизации в обществе, но такая нездоровая атмосфера породит «охоту на ведьм», опустит цену человеческой жизни до нуля и радикализирует оппозицию [39, с. 26-27]. В этом плане либеральный автор смыкался с лидером постсоветского восстановленного комсомола И.О. Маляровым, который в защите коммунистической идеи апеллировал к тем же аргументам [40, с. 2].
Доктор философских наук И. Смирнов, публикуя рецензию на книгу «Обвал» за авторством А.Н. Яковлева, решительно возражал его попыткам объявить коммунистическую идеологию преступной. По его убеждению, всякая теория или мысль - неподсудна. К ответственности могут быть привлечены только конкретные лица, конкретные преступники, которые той или иной теорией оправдывают свои деяния. И. Смирнов заключает, что там, где преследуются мысли, неизбежно возникновение диктатуры [41, с. 1]. Член-корреспондент АН СССР Г. Шахназаров находясь на правых политических позициях, вместе с тем отстаивал тезис об интернациональности коммунистической идеологии и на этой основе выступал против ее отождествления с национал-социализмом [42, с. 4].
Открытое коллективное письмо ряда видных российских ученых-обществоведов призывало правительство разделять конкретную организацию и идею, а также экстремистские ее направления от умеренных. В качестве аргумента, оправдывающего равноправие коммунистической идеологии, приводилось и то, что исторический путь России в XX веке крепко сплавил российскую историю с ценностями левых политических идей, а также позволил им укорениться в менталитете народа [43, с. 2].
По мнению политического обозревателя В. Выжутовича критика коммунизма является на данный момент бессмысленной с точки зрения решения насущных проблем государства и общества, поскольку в реальности коммунистические группы не являются ядром оппозиции и практически бессильны без широкого политического союза, куда входят их недавние противники из демократического лагеря и националисты. О слабости коммунистов свидетельствует как раз их попытка обернуть свою идеологию в национально-патриотическую обертку, что делает «кавалерийские наскоки» на марксизм просто неуместной войной с давно ушедшим прошлым. Это еще один симптом неспособности принять новую политическую реальность, где главным врагом реформ являются бывшие союзники по демократическому лагерю, а не покойная компартия. Реальным итогом антикоммунизма, по мнению того же автора, становится не оздоровление общества, а формирование образа «внутреннего врага» [44, с. 3]. Он же отмечал, что антикоммунизм среди масс населения носит верхушечный характер, а потому разжигание антикоммунистической истерии не несет явных политических дивидендов [45, с. 3].
В. Шейнис, видный либеральный политик того времени и депутат Верховного Совета РСФСР, спустя годы солидаризировался с этой позицией. Согласно его воспоминаниям, антиреформаторская коалиция была чрезвычайно пестрой, и коммунисты играли там далеко е первую роль. Наименование противников курса Б.Н. Ельцина «коммунистами» и «красно-коричневыми» стоит отнести к демагогическим трюкам, поскольку это не отражало реальной роли коммунистов в оппозиции тех лет [46, с. 633-634].
Отметим, что для ретроспективной оценки антикоммунизма как составляющей идеологического обеспечения реформ недостаточно затронуть только сиюминутные цели политической борьбы. Конструирование нового государственного курса носило характер долгосрочного проекта, в котором антикоммунизм может быть рассмотрен составляющая, имеющая более глобальные задачи, нежели собственно борьба с осколками компартии или привлечение электората. Возможно, именно поэтому ряд наблюдателей-современников и не видел его практической значимости в ситуации первых постсоветских лет. Вместе с тем, есть основания полагать, что российский антикоммунизм был нацелен на долгосрочное обеспечение потребностей либеральных реформ.
В те годы и по сей день часть общества беспокоит вопрос о том, насколько собственно коммунистическая идеология и память о коммунистическом режиме являются угрозами демократическим преобразованиям.
Как уже было упомянуто ранее, одним из наиболее очевидных и вместе с тем выгодных для радикал-демократов последствий антикоммунистических настроений в обществе стал подрыв будущей электоральной базы нарождающихся коммунистических партий. Интересно, что ИСПИ АН СССР не только констатировал эту связь как факт общественно-политической жизни, но и откровенно консультировал правительство по вопросам борьбы с возрождающимися компартиями: «Воссозданию массовой коммунистической партии в настоящий период в значительной мере может воспрепятствовать широкое распространение в сознании населения негативного отношения к марксистскому мировоззрению, к деятельности КПСС по строительству социалистического общества в СССР» [23, с. 96].
В данном отрывке доклада интересен тот факт, что специалисты тех лет не разводили в разные стороны формирование негативного отношения к марксистскому учению и борьбу с ностальгией по коммунистическому режиму. С их точки зрения это были явления, лежащие в одной плоскости, хотя для современных исследователей вопрос уже не так однозначен.
Современные социологические исследования на территории постсоветской России демонстрируют, что значительная часть граждан испытывает ностальгию по советскому режиму не отказываясь при этом от демократических ценностей и установок. Признают символы коммунистической эпохи как сакральные, сочетая это с глубокой религиозностью и принятием дореволюционных порядков [1, с. 54]. Некоторые исследователи склонны делать вывод о том, что на практике ностальгия по СССР в подавляющем большинстве случаев не связана с поддержкой коммунистических партий и движений, а также принятием марксизма [1, с. 58-59, 102].
Наиболее прозорливые современники проводили этот взгляд в своих публикациях, базируясь еще на уровне житейских наблюдений: «Многие из тех, кто, в общем, отвергает социализм, испытывают ностальгию по такой системе, которая больше всего напоминает брежневское „государство всеобщего благоденствия". В парадоксальной формулировке это означает „коммунизм без коммунистов"» [47, с. 157].
Еще одним аргументом в пользу разграничения советской ностальгии и собственно марксизма является тот факт, что, по наблюдению Б. Дубина, в конечном счете, советская история поддалась деидеологизации: «Образ советской истории как бы прошел в массовом сознании и популярных массмедиа своеобразную декоммунизацию, осуществилось достаточно быстрое и широкое примирение с советским опытом. В этом «разгруженном», деидеологизированном виде он принимается сегодня большинством как «наше славное прошлое», общее и единое, в котором между имперской Россией и СССР как бы нет конфликта и разрыва» [48, с. 119-120]. К слову, он же утверждает, что это имело негативные последствия для исторического сознания большинства россиян, поскольку такой подход носит скорее развлекательную и социально-компенсаторную функцию, не позволяя отрефлексировать всю глубину драмы смены того или иного общественно-политического строя [48, с. 119-120].
Таким образом, антикоммунизм начала 1990х сегодня может быть понят как неадекватная реакция на общественные настроения. Не понимая, откуда исходит на самом деле сопротивление реформам, полностью отождествляя симпатии к прежнему режиму с симпатиями к его идеологии, реформаторы стремились расправиться с последней.
По мнению Д.В. Маслова, советский человек действительно сопротивлялся реформам, но дело было вовсе не в марксизме, а в сконцентрированности на вопросах социального характера и имперском синдроме [3, с. 127]. Очевидно, что, таким образом, ближайшей целью либеральных реформ должно стать создание нового субъекта этих реформ, человека новой эпохи и нового мышления. Для этого советский тип человека необходимо уничтожить как препятствие и самым логичным на том уровне знании виделось уничтожение идеологии, его воспроизводящей, поскольку «советский человек», по их мнению, был именно идеологическим проектом господствовавшего ранее учения.
В более примитивной и вульгаризированной форме эта задача осознавалась непосредственными современниками процессов как тезис о существовании homo soveticus, безвольном гражданине тоталитарного государства, не готовым к предоставленным ему
возможностям: «Следует учесть и то обстоятельство, что за годы коммунистического правления сформировался особый тип людей, homo-sovetiques [так в тексте - Д.М., Р.М.], идеологизированных, воспитанных в духе верности Учению и сложившимся правилам поведения. Одно из таких правил - послушничество, иждивенчество, уход от самостоятельных решений. Все это формирует нерыночный тип мышления. К этому следует добавить наличие серьезной социальной базы для сил посткоммунистического реванша и профашистских настроений в обществе, ущемленном фактом развала Советского Союза, отходом от России ближнего зарубежья, появлением совершенно новой проблемы - проблемы беженцев и войны на границах страны, проигрышем в холодной войне и соревновании двух систем» [49, с. 35].
Журналист В. Костиков в 1992 году не только отождествлял коммунизм и фашизм, что было в духе своего времени, но и отдельно акцентировал внимание на его чрезвычайной живучести в люмпенских массах. Причем к маргиналам, люмпенам, он относил не только социальное дно, но и значительную часть госуправления, интеллигенции, офицерства, то есть превращал эту категорию из социальной в некое описание менталитета. Такая расширительное трактовка базировалось на том, что большинство из них получили диплому и доступ к социальным лифтам исключительно в силу «извращенности советской системы высшего образования», то есть незаслуженно. И теперь, когда рыночная стихия расставит все по своим местам, эти люди в силу несоответствия их способностей их положению окажутся не удел и станут легкой добычей для политических экстремистов. Таким образом, он призывает бояться не только партаппаратчиков, но и «глубоко развращенной коммунистическим воспитанием толпы» [50, с. 9-10]. Свидетели и непосредственные участники тех событий, зачастую, отстаивали подобные оценки и многие годы спустя [51, с. 192].
Таким образом, борьба против коммунизма оправдывалась борьбой за нового человека, новые идеалы патриотизма и гражданственности, которые должны вытеснить старые, неэффективные и губительные в новой социальной реальности.
Д.В. Маслов в своем исследовании отмечает, что такой подход ныне совершенно изжит, поскольку даже «антисоветские» люди, ставившие себя выше соотечественников, на деле поступали чрезвычайно по-советски [3, с. 33]. Ограниченно схожие тезисы высказывались и в годы реформ, но они оставлись на периферии общественной дискуссии. Например, Л.И. Пияшева обвиняла ельцинское правительство в том, что оно по сути социалистическое и декларируемые либеральные реформы на самом деле носят этатистский характер, проводятся сверху, а виной всему особое сознание, сформированное у реформаторов в советские годы [52, с. 6]. Отмечалось, что российские либералы идут по стопам коммунистов, очень по-советски навязывая свои взгляды как «единственно верное учение» [53, с. 3; 54, с. 20-21; 55, с. 131]. Таким образом, «гражданин свободной России», отвечавший новым идеологическим требованиям, зачастую был сильно похож на «советского человека». В отношении демократии (в классическом ее понимании) немалая часть россиян и после реформ не продвинулась в сравнении с советским человеком [3, с. 291].
Авторы сборника «Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя» констатируют, что объяснительная модель, согласно которой неуспехи реформ могут быть объяснены наследием коммунистического режима, исчерпала себя и стоит присмотреться к альтернативам, вроде ошибок самого транзита или наличия более глубоких исторических причин, лежащих еще в досоветской истории [56, с. 28-29].
Для рассматриваемой темы особенно актуальна гипотеза о том, что угрозы демократии были созданы в ходе ее непосредственного становления. В.Я. Гельман, который в рассматриваемый период работал Ленинградском горсовете и Представительстве президента РФ в Санкт-Петербурге, подмечает чрезвычайную опасность аргументов о «врожденных» инстинктах народа или же «непреодолимом» прошлом, которое не может уйти из сознания современных россиян. Политически такие размышления могу привести только к двум выводам: страну можно избавить от «антидемократизма» или уничтожив, или передав под внешнее управление [57, с. 3536].
Авторы работы «Политика аполитичных» соглашались с отсутствием у коммунистической идеологии решающего влияния на сознание россиян, предпочитая искать причины трансформации их сознания в другом: «С одной стороны, перестроечное восстание против «тоталитарного» государства-партии сделало идеал индивидуальной независимости движущей силой
освободительной борьбы. С другой стороны, этот идеал очень быстро показал свою «земную» сторону: сопротивление власти коллективного авторитета, вдохновлявшее антикоммунистическую «революцию», обернулось отказом от солидарности и социальным эгоизмом, подорвавшими дальнейшую демократизацию» [58, с. 447].
Подавляющее большинство россиян также не склонны видеть корень проблем в вопросах сознания. Демократию массы населения связывают, прежде всего, с наличием многопартийности и реальной конкуренцией политических партий. Таким образом, именно слабость развития многопартийной системы является доминирующим фактором для тех россиян, которые отказываются признать Россию демократическим государством [1, с. 102].
Социологические исследования начала 2010-х годов показали, что доля тех, кто считает необходимым вернуться к социалистической экономике, и не доверяет созданным демократическим институтам, напрямую зависит от материального положения, достигнутого по итогу этих реформ. Антиреформаторских и прокоммунистических оценок придерживаются 34,3% людей, считающих себя проигравшими от рыночных реформ 1990-х, 20,2% среди тех, кто в чем-то выиграл, а в чем-то проиграл от реформ и только 12,5% тех, кто считают себя выигравшими от реформ 1990-х были бы не против возвращения к социализму [1, с. 36]. Таким образом, наиболее эффективной стратегией борьбы с коммунизмом могла бы оказаться не борьба с марксизмом на страницах периодики, а уменьшение его социальной базы. С этим соглашается и историк российской экономики Г.И. Ханин, констатируя: «Чем глубже и продолжительнее кризис капиталистического развития России, тем в глазах большинства ее граждан привлекательнее становится образ советского периода» [60, с. 307].
Подводя итог проведенному анализу, следует отметить, что, несмотря на господство антикоммунистических позиций в общественных дискуссиях тех лет, данный курс потерпел неудачу и не смог обеспечить идеологическую поддержку проведения радикальных экономических реформ в России. Прежде всего, не были достигнуты ближайшие цели, связанные с ослаблением влияния коммунистической оппозицией и перенаправлением критики от правительства в сторону ушедшего в историю советского режима. Дальнейшее развитие событий, уверенные электоральные победы коммунистов и сторонников В.В. Жириновского, продемонстрируют, что обществу не удалось навязать дискурс о сплочении всех здоровых сил общества перед угрозой возвращения к коммунизму. Ведущим фактором провала стало то, что агрессивность антикоммунистической политики того периода была не адекватна угрозе. Значительная часть идеологических аспектов, против которой она была направлена, особенно в плане ревизии исторического пути СССР, вообще на практике не угрожала реформированию общества в выбранном правительством направлении. Либо идеологическое обеспечение реформ не достигалось, поскольку либеральные силы переоценивали влияние идей коммунизма на формирование тех социальных явлений, которые стремились искоренить.
Вместе с тем насаждение антикоммунизма в обществе имело целый ряд негативных последствий, которые в дальней перспективе стали представлять угрозу уже для новой государственности. Непонимание отсутствия полного тождества между просоветскими настроениями в обществе и реальной готовностью принять участие в политической стороне под знаменем марксизма привели к совершенно неверной оценке того спектра явлений, которые могли быть затронуты в политической борьбе, и которые, не смотря на политическое происхождение, составляли основу массового сознание. Тем самым, неразборчивая популистская кампания приводила скорее к идеологическому подрыву реформ, позволяя оппозиции использовать привычные советские ценности для сплочения недовольных.
Литература и источники
1. Козырева П.М. Результаты радикальных реформ и проблема поддержки принципов и ценностей демократии в России. - М.: Новый Хронограф, 2015. - 320 с.
2. Двадцать пять лет социальных трансформаций в оценках и суждениях россиян / под ред. М.К. Горшкова и В.В. Петухова. - М.: Весь Мир, 2018. - 384 с.
3. Маслов Д.В. От советского человека к россиянину: реформы и социальная эволюция индивида (середина 1980-х - 1990-е гг.) - М.: Научно-политическая книга, 2022. - 359 с.
4. Волков С.В. Почему РФ — еще не Россия. Невостребованное наследие империи. - М.: Вече, 2010. - 352 с.
5. Чичерюкин-Мейнгардт В.Г. Кому наследует РФ?: проблемы десоветизации, исторического мародерства и расколотого сознания. - М.: Пробел-2000, 2010. - 161 с.
6. Пивоваров Ю.С. Русское настоящее и советское прошлое. - М.-СПб.: Центр гуманитарных инициатив, Университетская книга, 2015. - 336 с.
7. Ципко А.С. Перестройка как русский проект. Отечественные мыслители в изгнании о судьбе советского строя. - М.: ООО «Издательство Алгоритм», 2014. - 544 с.
8. Васильцов С.И., Комоцкий Б.О., Обухов С.П., Пешков В.П. Коммунисты: право на власть. Народное восприятие. - М.: Изд-во "Информ- Знание", 1998. - 188 с.
9. Рузанов С.А. 1991 - 1993. История сопротивления в России. - М.: «Русский печатный двор», 2011. - 136 с.
10. МочаловД.П. Сущность понятия «декоммунизация» в политической риторике России начала 1990-х годов // Клио. - 2024.
- № 5(209). - С. 169-174.
11. Лебедев Ю. Коммунисты продолжают сопротивляться // Независимая газета. - 1991. - №132.
12. Тодрес В. Спасти конституцию и «приструнить» Хасбулатова // Независимая газета. - 1992. - №46 (217).
13. Анохин П. Запрещена КПСС, а не коммунисты. Их никто не преследует [Интервью с Олегом Румянцевым] // Российская газета. - 1992. - №120 (456).
14. Ни дать ни взять... // Советская Россия. - 1992. - №74 (10773).
15. АлексеевЮ. Нет аргументов - бери голосом! // Советская Россия. - 1992. - №81 (10780).
16. Заседание Конституционного суда Российской Федерации 22 июля 1992 года // Материалы дела о проверке конституционности Указов Президента РФ, касающихся деятельности КПСС и КП РСФСР, а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР. - Т. 1. - М.: Спарк, 1996.
17. Борусяк Л. Суд над КПСС. Беседа с Михаилом Федотовым. Часть 2 // Полит.ру Режим доступа: https://poHtru/artide/2010/11/10/fedotov/ (дата обращения 24.03.23).
18. Постановление Конституционного суда РФ от 30.11.1992 № 9-П - Особое мнение А.Л. Кононова // СЗ РФ. 18.03.1993. №11.
19. Шахрай С.М. Как я написал конституцию эпохи Ельцина и Путина. - М. : Синдбад, 2021.
20. Цит. по: Катанян К.А. Конституционный "процесс века" в России: Последние страницы истории КПСС. - М.: Моск. обществ. науч. фонд, 1999.
21. Иванов Б.Ю. Гильотина - не средство от головной боли // Правда. - 1992. - №65 (26819).
22. Радзиховский Л. Год спокойного солнца // Столица. - 1992. - №32 (90).
23. Кремень В.Г. Доклад ИСПИ АН СССР «Социальная и социально-политическая ситуация в СССР: состояние и прогноз. (1990-1991 годы)» // Реформирование России: мифы и реальность. - М.: ИСПИ РАН, 2014.
24. Анохин П. [Интервью с Б. Орловым] Еще плодоносит то чрево. // Российская газета. - 1992. - №31 (367).
25. Иванов-Смоленский Г. В особой стране на особой площади // Известия. - 1992. - №104 (23678).
26. Басилашвили О.В. «Снова украли землю» // Российская газета. - 1992. - №97 (433).
27. Почта // Огонек. - 1992. - №8 (3370).
28. Беляев В. Подвиг преображения // Литературная Россия. - 1991. - №49 (1505).
29. Сорман Г. Брежневский ренессанс // Новое время. - 1992. - №50 (2476).
30. Васильев Л. Трагедия русских // Новое время. - 1992. - №9 (2435).
31. Зайдман И. Кто тебя выдумал - народный большевизм? // Столица. - 1991. - №34 (40).
32. Пумпянский А. Лики Горбачева, или Ода нерешительному вождю // Новое время. - 1992. - №3 (2429).
33. КазинцевА. Разбуди спящих! // Наш современник. - 1992. - №6.
34. Мочалов Д. П., Магомедов Р.Р. Попытки реабилитации коллаборационизма в российской периодике 1991-1992 гг. как проявление антикоммунизма // Клио. - 2022. - №11 (191). - С. 39-44.
35. Малинова О.Ю. Актуальное прошлое: Символическая политика властвующей элиты и дилеммы российской идентичности.
- М.: Политическая энциклопедия, 2015.
36. Рябов А. Союз разделенных: политические трансформации в странах бывшего СССР и Восточной Европы // Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя / Коллективная монография; под ред. К. Рогова. - М.: Новое литературное обозрение, 2023.
37. Аничкин А. Маятник качнулся вправо // Известия. - 1991. - №304 (23570).
38. Чтиво для прокуроров // Рабочая трибуна. - 1991. - №195 (495).
39. Радзиховский Л. И забудьте вы про КПСС // Огонек. - 1991. - №44 (3354).
40. Маляров И.О. Власть перейдет к военным // Независимая газета. - 1991. - №143.
41. Смирнов И. Октябрьский виток истории // Рабочая трибуна. - 1992. - №111 (644).
42. Шахназаров Г. Три самоопределения российской демократии // Известия. - 1991. - №272 (23538).
43. Идеи нельзя запретить // Правда. - 1991. - №214 (26662).
44. Выжутович В. Кто доигрывает партию? // Известия. - 1992. - №106 (23680).
45. Выжутович В. В атаку, назад! // Столица. - 1992. - №12 (70).
46. Шейнис В. Взлет и падение парламента: Переломные годы в российской политике (1985-1993). Т. 1. - М., 2005.
47. Конец ельцинщины / под ред. Т. Крауша. - Будапешт: Венг. ин-т русистики, 1999.
48. Цит. по: ГлебоваИ.И. Ранний постсоветизм в политико-историческом контексте / РАН ИНИОН. - М., 2006.
49. Доклад В.М. Кудрова // Доклады Института Европы. Проблемы экономической реформы в России: Докл. на заседании Ученого Совета Ин-та Европы РАН от 19.01.94 г. - М., 1994.
50. Костиков В. Люцифер на русском Rendez-vous // Огонек. - 1992. - №4 (3366).
51. Филиппов П.С. Возьмись и сделай! - СПб.: Норма, 2016.
52. Сараскина Л. [Интервью с Л. Пияшевой] Российский либерализм: лучше быть свободным, чем нищим! // Столица. - 1992.
- №46 (104).
53. Косточаров С. А где же иные мнения? // Известия. - 1991. - №245 (23511).
54. Чередниченко Т. Типология советской массовой культуры. Между «Брежневым» и «Пугачевой». - М., 1994.
55. Ковальская Г.Я. Законсервировавшиеся // Рабочие дни / Сост. М. Липман, А. Щербакова. - М.: ОГИ «Мемориал», 2003.
56. Рогов К. Введение: драма ожиданий/драма пониманий: тридцать лет транзита и споров о нем // Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя / Коллективная монография; под ред. К. Рогова. - М.: Новое литературное обозрение, 2023.
57. Гельман В.Я. Из огня да в полымя: российская политика после СССР. - СПб.: БХВ-Петербург, 2013.
59. Политика аполитичных: Гражданские движения в России 2011-2013 годов. - М.: Новое литературное обозрение, 2014.
б0. Ханин Г.И. Экономическая история России в новейшее время. Т. 4. Экономика Российской Федерации в 1999-201б годы.
- М.: Товарищество научных изданий КМК, 2019.
References and Sources
1. Kozyreva P.M. Rezul'taty radikal'nyh reform i problema podderzhki principov i cennostej demokratii v Rossii. -M.: Novyj Hronograf, 2015. - 320 s.
2. Dvadcat' pyat' let social'nyh transformacij v ocenkah i suzhdeniyah rossiyan / pod red. M.K. Gorshkova i V.V. Petuhova. -M.: Ves' Mir, 2018. -384s.
3. Maslov D.V. Ot sovetskogo cheloveka k rossiyaninu: reformy i social'naya evolyuciya individa (seredina 1980-h - 1990-e gg.) - M.: Nauchno-politicheskaya kniga, 2022. - 359 s.
4. Volkov S.V. Pochemu RF — eshche ne Rossiya. Nevostrebovannoe nasledie imperii. - M.: Veche, 2010. - 352 s.
5. Chicheryukin-Mejngardt V.G. Komu nasleduet RF?: problemy desovetizacii, istoricheskogo maroderstva i raskolotogo soznaniya. - M. : Probel-2000, 2010. - 1б1 s.
6. Pivovarov Yu.S. Russkoe nastoyashchee i sovetskoe proshloe. - M.-SPb.: Centr gumanitarnyh iniciativ, Universitetskaya kniga, 2015. - 33б s.
7. Cipko A.S. Perestrojka kak russkij proekt. Otechestvennye mysliteli v izgnanii o sud'be sovetskogo stroya. - M.: OOO «Izdatel'stvo Algoritm», 2014.
- 544 s.
8. Vasil'cov S.I., Komockij B.O., Obuhov S.P., Peshkov V.P. Kommunisty: pravo na vlast'. Narodnoe vospriyatie. - M.: Izd-vo "Inform-Znanie", 1998.
- 188 s.
9. Ruzanov S.A. 1991 - 1993. Istoriya soprotivleniya v Rossii. - M.: «Russkij pechatnyj dvor», 2011. - 13б s.
10. Mochalov D.P. Sushchnost' ponyatiya «dekommunizaciya» v politicheskoj ritorike Rossii nachala 1990-h godov // Klio. - 2024. - N° 5(209). - S. 1б9-174.
11. Lebedev Yu. Kommunisty prodolzhayut soprotivlyat'sya // Nezavisimaya gazeta. - 1991. - .132.
12. Todres V. Spasti konstituciyu i «pristrunit'» Hasbulatova // Nezavisimaya gazeta. - 1992. - .46 (217).
13. Anohin P. Zapreshchena KPSS, a ne kommunisty. Ih nikto ne presleduet [Interv'yu s Olegom Rumyancevym] // Rossijskaya gazeta. - 1992. - .120 (45б).
14. Ni dat' ni vzyat'... // Sovetskaya Rossiya. - 1992. - .74 (10773).
15. Alekseev Yu. Net argumentov - beri golosom! // Sovetskaya Rossiya. - 1992. - .81 (10780).
16. Zasedanie Konstitucionnogo suda Rossijskoj Federacii 22 iyulya 1992 goda // Materialy dela o proverke konstitucionnosti Ukazov Prezidenta RF, kasayushchihsya deyatel'nosti KPSS i KP RSFSR, a takzhe o proverke konstitucionnosti KPSS i KP RSFSR. - T. 1. - M.: Spark, 199б.
17. Borusyak L. Sud nad KPSS. Beseda s Mihailom Fedotovym. Chast' 2 // Polit.ru Rezhim dostupa: https://polit.ru/article/2010/11/10/fedotov/ (data obrashcheniya 24.03.23).
18. Postanovlenie Konstitucionnogo suda RF ot 30.11.1992 . 9-P - Osoboe mnenie A.L. Kononova // SZ RF. 18.03.1993. .11.
19. Shahraj S.M. Kak ya napisal konstituciyu epohi El'cina i Putina. - M.: Sindbad, 2021.
20. Cit. po: Katanyan K.A. Konstitucionnyj \"process veka\" v Rossii: Poslednie stranicy istorii KPSS. - M.: Mosk. obshchestv. nauch. fond, 1999.
21. Ivanov B.Yu. Gil'otina - ne sredstvo ot golovnoj boli // Pravda. - 1992. - .65 (2б819).
22. Radzihovskij L. God spokojnogo solnca // Stolica. - 1992. - .32 (90).
23. Kremen' V.G. Doklad ISPI AN SSSR «Social'naya i social'no-politicheskaya situaciya v SSSR: sostoyanie i prognoz. (1990-1991 gody)» // Reformirovanie Rossii: mify i real'nost'. - M.: ISPI RAN, 2014.
24. Anohin P. [Interv'yu s B. Orlovym] Eshche plodonosit to chrevo... // Rossijskaya gazeta. - 1992. - .31 (3б7).
25. Ivanov-Smolenskij G. V osoboj strane na osoboj ploshchadi // Izvestiya. - 1992. - .104 (23б78).
26. Basilashvili O.V. «Snova ukrali zemlyu» // Rossijskaya gazeta. - 1992. - .97 (433).
27. Pochta // Ogonek. - 1992. - .8 (3370).
28. Belyaev V. Podvig preobrazheniya // Literaturnaya Rossiya. - 1991. - .49 (1505).
29. Sorman G. Brezhnevskij renessans // Novoe vremya. - 1992. - .50 (247б).
30. Vasil'ev L. Tragediya russkih // Novoe vremya. - 1992. - .9 (2435).
31. Zajdman I. Kto tebya vydumal - narodnyj bol'shevizm? // Stolica. - 1991. - .34 (40).
32. Pumpyanskij A. Liki Gorbacheva, ili Oda nereshitel'nomu vozhdyu // Novoe vremya. - 1992. - .3 (2429).
33. Kazincev A. Razbudi spyashchih! // Nash sovremennik. - 1992. - .б.
34. Mochalov D. P., Magomedov R.R. Popytki reabilitacii kollaboracionizma v rossijskoj periodike 1991-1992 gg. kak proyavlenie antikommunizma // Klio. - 2022. - .11 (191). - S. 39-44.
35. Malinova O.Yu. Aktual'noe proshloe: Simvolicheskaya politika vlastvuyushchej elity i dilemmy rossijskoj identichnosti. - M.: Politicheskaya enciklopediya, 2015.
36. Ryabov A. Soyuz razdelennyh: politicheskie transformacii v stranah byvshego SSSR i Vostochnoj Evropy // Demontazh kommunizma. Tridcat' let spustya / Kollektivnaya monografiya; pod red. K. Rogova. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2023.
37. Anichkin A. Mayatnik kachnulsya vpravo // Izvestiya. - 1991. - .304 (23570).
38. Chtivo dlya prokurorov // Rabochaya tribuna. - 1991. - .195 (495).
39. Radzihovskij L. I zabud'te vy pro KPSS // Ogonek. - 1991. - .44 (3354).
40. Malyarov I.O. Vlast' perejdet k voennym // Nezavisimaya gazeta. - 1991. - .143.
41. Smirnov I. Oktyabr'skij vitok istorii // Rabochaya tribuna. - 1992. - .111 (б44).
42. Shahnazarov G. Tri samoopredeleniya rossijskoj demokratii // Izvestiya. - 1991. - N°272 (23538).
43. Idei nel'zya zapretit' // Pravda. - 1991. - .214 (2ббб2).
44. Vyzhutovich V. Kto doigryvaet partiyu? // Izvestiya. - 1992. - .106 (23б80).
45. Vyzhutovich V. V ataku, nazad! // Stolica. - 1992. - .12 (70).
46. Shejnis V. Vzlet i padenie parlamenta: Perelomnye gody v rossijskoj politike (1985-1993). T. 1. - M., 2005.
47. Konec el'cinshchiny / pod red. T. Krausha. - Budapesht: Veng. in-t rusistiki, 1999.
48. Cit. po: Glebova I.I. Rannij postsovetizm v politiko-istoricheskom kontekste / RAN INION. - M., 200б.
49. Doklad V.M. Kudrova // Doklady Instituta Evropy. Problemy ekonomicheskoj reformy v Rossii: Dokl. na zasedanii Uchenogo Soveta In-ta Evropy RAN ot 19.01.94 g. - M., 1994.
50. Kostikov V. Lyucifer na russkom Rendez-vous // Ogonek. - 1992. - .4 (33бб).
51. Filippov P.S. Voz'mis' i sdelaj! - SPb.: Norma, 201б.
52. Saraskina L. [Interv'yu s L. Piyashevoj] Rossijskij liberalizm: luchshe byt' svobodnym, chem nishchim! // Stolica. - 1992. - N°46 (104).
53. Kostocharov S. A gde zhe inye mneniya? // Izvestiya. - 1991. - M>245 (23511).
54. Cherednichenko T. Tipologiya sovetskoj massovoj kul'tury. Mezhdu «Brezhnevym» i «Pugachevoj». - M., 1994.
55. Koval'skaya G.Ya. Zakonservirovavshiesya // Rabochie dni / Sost. M. Lipman, A. Shcherbakova. - M.: OGI «Memorial», 2003.
56. Rogov K. Vvedenie: drama ozhidanij/drama ponimanij: tridcat' let tranzita i sporov o nem // Demontazh kommunizma. Tridcat' let spustya / Kollektivnaya monografiya; pod red. K. Rogova. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2023.
57. Gel'man V.Ya. Iz ognya da v polymya: rossijskaya politika posle SSSR. - SPb.: BHV-Peterburg, 2013.
59. Politika apolitichnyh: Grazhdanskie dvizheniya v Rossii 2011-2013 godov. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2014.
60. Hanin G.I. Ekonomicheskaya istoriya Rossii v novejshee vremya. T. 4. Ekonomika Rossijskoj Federacii v 1999-2016 gody. - M.: Tovarishchestvo nauchnyh izdanij KMK, 2019.
МОЧАЛОВ ДМИТРИЙ ПЕТРОВИЧ - соискатель степени кандидата исторических наук, Оренбургский государственный педагогический университет ([email protected])
МАГОМЕДОВ РАМАЗАН РАДЖАБОВИЧ - доктор исторических наук, профессор кафедры всеобщей истории и методики преподавания истории и обществознания, Оренбургский государственный педагогический университет; профессор кафедры социально-гуманитарных и математических дисциплин, Российский экономический университет имени Г.В. Плеханова, Оренбургский филиал ([email protected]).
MOCHALOV, DMITRY P. - candidate for the degree of candidate of historical sciences, Orenburg State Pedagogical University ([email protected]).
MAGOMEDOV, RAMAZAN R. - Doctor of History, Professor of the Department of General History and Methods of Teaching History and Social Science, Orenburg State Pedagogical University; Professor of the Department of Social, Humanitarian and Mathematical Disciplines, Russian Economic University named after G.V. Plekhanov, Orenburg branch ([email protected]).
УДК 94(520):327 DOI: 10.24412/2308-264X-2024-4-74-81
ГОРЯЧЕВА Е.А.
ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ: ОСНОВНЫЕ НАРРАТИВЫ В ШКОЛАХ СОВРЕМЕННОЙ ЯПОНИИ 1
Ключевые слова: российско-японские отношения, Россия, Япония, образование, школа, территориальная проблема, территориальный спор, суверенитет, Южные Курилы.
В статье проводится анализ проблемы презентации содержания территориального спора между Россией и Японией из-за принадлежности четырёх Южно-Курильских островов в том виде, как данные нарративы преподносятся на занятиях в современной школе Японии согласно действующим с 2014 г. и дополненным в 2023 г. рекомендациям Министерства образования, культуры, спорта, науки и технологий Японии, и как они отражены в ряде учебных пособий, подготовленных МИД Японии и различного рода организациями, такими как Ассоциация по проблемам Северных территорий. Показано, что темы, связанные с территориальной проблемой, рассматривается на школьных занятиях по истории, географии и обществознанию. Выявлено, что благодаря расширению образовательного компонента о территориальных проблемах Японии с Россией за последние 10 лет увеличилось число граждан Японии, имеющих представление о данном вопросе, построенное на официальной позиции государства. Тезисы учебных материалов чётко коррелируются с формулировками МИД Японии (например, концепт «исконные земли/территории») и транслируют существующие представления о содержании и эволюции проблемы территориального размежевания СССР/России и Японии.
GORIACHEVA, E.A.
TERRITORIAL DISPUTE IN RUSSO-JAPANESE RELATIONS: THE MAIN NARRATIVES IN THE SCHOOLS OF
PRESENT-DAY JAPAN
Key words: Russo-Japanese relations, Russia, Japan, education, school, territorial problem, territorial dispute, sovereignty, South Kuril Islands.
The article analyzes the main narratives about the territorial dispute between Russia and Japan regarding the sovereignty over the four South Kuril Islands as these narratives are presented at a modern school in Japan in accordance with the recommendations of the Ministry of Education, Culture, Sports, Science and Technology of Japan. These recommendations came in force in 2014 and were expanded in 2023, and their content us reflected in a number of teaching materials prepared by the Ministry of Foreign Affairs of Japan and other organizations, such as the Association of the Northern Territories Problems. Issues concerning territorial problem are being explained and discussed during history, geography and social studies lessons. The author comes to conclusion that due to more in-depth explanation of the abovementioned topic, the number of Japanese citizens who have an understanding of that issue has increased over the past 10 years. The content and concepts of the educational materials are clearly correlated with the language used in documents of Ministry of Foreign Affairs of Japan (i. e. the concept of "an inherent territory"). These educational materials promote existing ideas about the core and evolution of the territorial demarcation problem between USSR/Russia and Japan.
В январе 2014 г. Министерство образования, культуры, спорта, науки и технологий Японии опубликовало поправки к методическим указаниям для средних и старших классов общеобразовательных школ, которые служат руководством к проведению в рамках комплекса гуманитарных и общественных дисциплин образовательного компонента «Территориальные
проблемы и суверенитет Японии» (М^'^ШШШ илиМ^ШШ), который знакомит школьников с особенностями существующих в настоящее время территориальных проблем Японии с ее соседями - Россией (Южные Курилы), Китаем (о-ва Сэнкаку / Дяоюйдао), с Республикой Корея (о-ва Токто / Такэсима).
Представляется важным провести анализ проблемы, чтобы показать, в каком ключе и контексте освещаются данные проблемы в разрезе стран, с которыми Япония имеет нерешённые
1 Статья подготовлена в рамках государственного задания 1023110200001-7-5.6.1 «Азиатско-Тихоокеанский регион в условиях соперничества Запада и Большого Востока за формирование нового мирового порядка».
