CC BY
143
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 43 (181).
Филология. Искусствоведение. Вып. 39. С. 13-20.
АНГЛИЧАНЕ У СЕБЯ ДОМА: КУЛЬТУРА ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ В ЛИТЕРАТУРНЫХ ОТРАЖЕНИЯХ
В статье рассматривается культура частной жизни англичан, а вместе с тем выявляется специфика английского национального характера. Широко привлекаются литературные и публицистические источники. Внимание сосредоточивается на следующих категориях: privacy / частная жизнь, свободное время, пространство английского дома, юмор как форма игрового поведения, отношение к детям и т. д.
Ключевые слова: privacy / частная жизнь, пространство английского дома, ритуал, обряд,
гражданская инициатива, юмор, игра.
Английские словари определяют понятие 'privacy ’ как ' the condition of being private, secrecy, the (diserable) state of being away from other people, avoidance of being noticed or talked about publicly’ (букв. 'условие частного существования, скрытность, стремление уединиться от других людей, потребность не привлекать к себе внимание и не быть объектом обсуждения’) и т. п.
Таким образом, мы имеем дело с целой философией, в основе которой географические и исторические реальности, английский характер с его наклонностью резко отграничивать служебные дела и гражданские обязанности от своего истинного, неотчужденного существования, от того пространства и времени, когда англичанин является в полном значении слова «частным лицом» и его поведение - в хорошем ли, дурном ли - неподсудно общественному мнению. У себя дома, пишет И. А. Гончаров в «Фрегате “Паллада”», «англичанин перестает быть администратором, купцом, дипломатом, и делается человеком, другом, любовником, нежным, откровенным, доверчивым и как ревниво охраняет он свой алтарь!1 Этого я не видал...» [4. С. 100]. Вероятно, в силу последнего обстоятельства в характеристике, данной Гончаровым, присутствует оттенок литературности (Диккенс), она несколько сентиментальна. Надо полагать, именно в частной жизни формируются и проявляются жестокость по отношению к детям, сексуальные девиации, готические тайны и сатанизм, которые увлекают читателей у А. Рэдклиф и Г. Уолпола, у Ч. Диккенса и Ш. Бронте, у Дж. Фаулза и А. Мэрдок и которые вызывают шок, когда становятся известными подробности какого-нибудь «болотного процесса». Подавляемый нормативным поведением в рамках гражданского общества,
англичанин не только раскрепощается дома, но и дает волю своим подавленным порывам и неврозам. «Никто так не свободен у себя дома, как англичанин»[1. С. 363]. Если бы Уайльд не провоцировал общественное мнение своим скандальным поведением, он остался бы очаровательным светским чудаком. Пристрастие к опиуму Кольриджа, Де Квинси, Теннисона и Э. Баррет-Браунинг, будучи их «частным делом», мало кого беспокоило. Да и в истории Профьюмо / Килер главное было в том, что дело получило огласку.
С пространством частной жизни тесно связано и время. ‘ Weekend'’ - понятие совершенно английское. Каждый, кому это позволяет его положение или его кошелек, стремится растянуть это время от вечера в четверг до утра в понедельник, и уж во всяком случае не поймет, если его осмелятся потревожить служебным звонком в священные дни, начиная с вечера в пятницу. Иностранцы, впрочем, с большим усилием понимают, почему в воскресенье нужно «скучать богу» [2. С. 24], почему не работают кинотеатры и другие места развлечений, большую часть дня закрыты питейные заведения, запрещено продавать спиртное и даже пиво, почему англичанин надевает старье и т. п. Очевидно, здесь тоже присутствует лицедей-ский прием, необходимо отмолить грехи, накопившиеся за неделю. Это «приватное» время есть некий компромисс со своей совестью, как и «приватное» пространство.
Частное владение - понятие в высшей степени аутентичное для описания «среды обитания» англичанина. Разумеется, родовой замок с «домашним», привычным привидением - скорее, все-таки, реликт прошлого, но не потому, что он потерял привлекательность для фантастических существ, а из-за того, что содержа-
ние замка слишком накладно для его владельцев, и замок большую часть времени пустует.
Что такое типичный загородный коттедж, можно узнать из следующего описания (оно использует типовые детали): название его выгравировано на блестящей медной табличке; в крошечном садике к посетителю бросается добродушный пес; на пороге можно увидеть двух кошек, в окне - клетку с канарейкой. Через французское (в виде двери) окно из сада можно попасть непосредственно в гостиную с камином и сквозняками. Вряд ли постороннему предложат осмотреть все жилище. Если повезет, можно увидеть кабинет, украшенный сувенирами, томами Шекспира в дорогих переплетах и литографией на стене. Таким предстал английский дом советскому журналисту Б. Изакову [5. С. 96]. К. Чапек (возможно, ему удалось посетить богатое владение) более щедр: тут и теннис, и горячая вода, и гонг, зовущий к обеду, книги, газоны, привычный комфорт, «свобода детей и патриархальность родителей, гостеприимство и формы приличия, удобные, как халат» [12. С. 91]. Впрочем, чешский джентльмен не был стеснен при описании марксистскими полномочиями корреспондента московской «Правды».
Но, разумеется, большинство англичан живут не в замках и не в коттеджах. Характерной приметой английской гражданской архитектуры является отсутствие больших многоквартирных жилых домов. Они стали появляться лишь в последние десятилетия, причем, идя навстречу привычкам и традициям соотечественников, архитекторы предусматривают размещение квартир на двух уровнях (т. н. «мезонет»). Там, где застройка пролетарских районов сохранилась с довоенного времени, а тем более с XIX века, приняты т. н. terraced houses, т. е. примыкающие друг к другу двух-трехэтажные дома-секции из потемневшего кирпича, удручающе однообразные. Представление о типе жилища носит общенациональный характер. Пусть рядом - но сепаратно. «Только в Англии можно увидеть целые улицы трех-, четырех- и даже пятиэтажных домов, фасад которых измеряется какими-нибудь пятью-шестью шагами. Это дома-башни. На каждом этаже такого дома
- не более двух комнат: внизу - общая комната (гостиная, она же столовая) и кухня, выше
- спальни, под самой крышей ютится прислуга (если она есть). Чтобы попасть из столовой в детскую, приходится преодолевать два или даже три этажа по крутой лестнице, зато здесь есть свое парадное, выходящее на улицу, и от-
дельный черный ход из кухни во двор, а с помощью крошечной грядки и двух чахлых кустиков за железной оградой можно убедить себя, что владеешь целым поместьем» [5. С. 40-41].
О том, что план жилища мало переменился за последние два века, свидетельствует сравнение этого обширного и добросовестного описания с впечатлениями «русского путешественника» XVIII века. Признавая внешний облик лондонской частной застройки скучным, однообразным, лишенным внушительности, Н. М. Карамзин с полным одобрением и в духе «бюргерской» живописи отзывается о внутреннем убранстве: «...все просто, чисто и похоже на сельское»; ковры, мебель из светлого красного дерева; «нет больших зал, но все уютно и покойно». Впрочем, как и все авторы, Карамзин отмечает, что дальше раг1оиг'а постороннего вряд ли допустят. Двери, выходящие на улицу, всегда заперты. Посетитель «должен стучаться медною скобою в медный замок», соблюдая правила: простолюдин - один раз, гость - два, хозяин - три раза [6. С. 441]. Об этой последней условности упоминает в своих автобиографических записках и Б. Шоу.
Бесспорный, на наш взгляд, вывод из описания английского жилища заключается в том, что частная жизнь находится в тесной координации с пространством ее протекания. Оно предполагает обособленность семьи от большего социума и право отдельного члена семьи на личное пространство / время. О том, что бывают и другие «архитектурные» решения, говорит Дж. Лондон в «Людях бездны». Когда он попытался снять комнату в Ист-Энде, ему предложили «угол» (в комнате на троих). Утверждение о «доме-крепости» нуждается в некоторых уточнениях, связанных с «двумя нациями». «Видимо, считается (замечает Дж. Лондон, представивший себя отцом семейства), что для семьи бедняка за глаза довольно и одной комнаты - тут и стряпают, и едят, и спят» [8. С. 420].
Насмешки над английским меню поддерживают сами англичане, что вовсе не предполагает, что они готовы отказаться от овсянки и яичницы с беконом по утрам, от эля, полусырого мяса или чая с молоком и гренками. «Несъедобность» английских блюд бросается в глаза по контрасту с обычаем их ближайших соседей: «.в Англии обед состоит из двух огромных кусков мяса и рыбы, а не из пяти маленьких порций всяких рагу, фритюр, сальми и пр.» [2. С. 24]. Именно прихотливость вкуса франкофила Гейне побуждает его бранить
английские соусы и гарниры из овощей, хотя «немецкая» закваска склоняет все же признать «путными» ростбифы и баранину. Рассуждения Гейне об английском столе представляют интерес и в другом отношении. Поэт сосредоточивает внимание на ритуальном начале, на апофеозе непринужденности и атмосфере того товарищества, когда звучат английские тосты и непременные застольные спичи. Гейне называет общение с англичанами за столом «поучительным», «когда они взрезают свои гигантские ростбифы и с серьезнейшей миной выспрашивают нас, какая часть нам потребна... » [1. С. 479].
Конечно, трапеза обладает ритуальностью «по определению». В ней сохраняются элементы первобытных обрядов и сакральных жертвоприношений. Но у англичан ритуал распространяется и на режим питания: с утра - плотный завтрак, в час дня - lunch (из трех блюд), в пять часов - чай с бутербродами и печеньем (пресловутый five o'clock) и в 7.30 вечера -dinner из трех-четырех блюд. Элемент ритуальности присутствует и в сервировке стола и в некоторых требованиях к поведению: на торжественных обедах перед прибором ставится серебряная чаша с водой - обычай, сохранившийся со времен рыцарства, когда в этой чаше ополаскивали пальцы; в чашку полагается наливать сначала молоко, потом чай; рыбу англичане едят с ножом. При входе в помещение с дамой англичанин открывает дверь и проходит первым. Дело, понятно, не в отличиях, которые привлекают внимание иностранцев, а в том почти религиозном отношении к традициям, которое отличает англичан. «Яркий огонь, опрятный очаг и строгое соблюдение правил игры» - этими словами одной старой дамы (под «игрой» подразумевается вист), приводимыми Ч. Лэмом [7. С. 38], можно подвести итог сказанному.
Фабианцы не случайно возлагали надежды на «муниципальный» социализм. Пространство между государственными, официальными структурами и частной жизнью заполнено гражданской инициативой. В Англии существует множество различных локальных, спортивных любительских объединений со своими традициями и ритуалами, своими декоративными элементами во внешнем облике и поведении. Но не меньше принято составлять различные комитеты и общества - для решения местных вопросов, для поддержки различных инициатив в области благоустройства или коммунальной политики. Приверженность к пар-
тикуляризму не означает, что между соседями по кварталу не существует контактов. Просто они не нарушают права на тайну и касаются по преимуществу тех отношений, которые представляют общий интерес. Разговор с соседями (тем более - с малознакомыми людьми) полон запретов и умолчаний. При этом выработанные формы (во многом - чисто словесные) могут создать впечатление не только доброжелательства и готовности прийти на помощь (эти качества реально присущи англичанам), но и общительности. Это, однако, не так: скорее речь идет о системе выработанных правил, которые позволяют избежать чрезмерной доверительности в общении. Этикет предписывает держаться нескольких нейтральных тем и не претендовать на подробности семейной жизни.
Приведем учебный диалог, позволяющий увидеть границы доверительности английского общения:
Well, what do you think of the English? Is there anything that has struck you in particular?
Well, the very fact that the English are different from what I expected.
I suppose you thought that they were stiff and impersonal, difficult to approach and indifferent.
Exactly. And this has proved to be a fallacy.
And what do you think people in Britain really like?
They are kind and friendly and rather shy. They are reluctant to speak of themselves and don’t expect you to do so, either. That’s why they don’t ask personal questions as a rule and stick to the neutral ground of small talk about the weather and their garden. You may spend a number of week-ends with them without finding out what their opinions are.
This is interesting. I didn’t realize that myself. In this respect I should say we differ from the people on the Сontinent. It’s rather difficult to generalize, though. It might be unfair to many people. ^me and have a loor at my roses. They are very beautiful this year, aren’t they? [13. С. 301].
«- Ну, что вы думаете об англичанах? Есть что-нибудь, что поразило вас особенно?
- Пожалуй, тот факт, что англичане иные, нежели я представлял.
- Я полагаю, вы думали, что они холодные и безличные, неприступные и равнодушные.
- Именно. И это оказалось заблуждением.
- А каковы, по-вашему, англичане на самом деле?
- Они милые и дружелюбные и несколько застенчивые. Они избегают говорить о себе и ожидают того же от вас. Поэтому они не задают
персональных вопросов и держатся нейтральных тем, вроде погоды или своего садика. Вы можете провести с ними множество уик-эндов и не узнать их мнения.
- Это интересно. Сам я этого не замечал. В этом отношении должен признать, мы отличаемся от континентальных жителей. Впрочем, довольно трудно обобщать. Идемте взглянем на мои розы. Они очень хороши в этом году, не правда ли?».
Англичанин дома обряжается в удобную одежду, мастерит шкафы и полки, подстригает электрокосилкой свой классический газон и фанатически предан розам и рододендронам, цветущим в его саду. Специфика английского жилища позволяет сохранять непосредственную связь с природой и не страдать от «синдрома отмены», неизбежного в многоэтажных блоках.
Отношения между близкими людьми лишены сентиментальности. Англичане с высокомерным неодобрением наблюдают экспансивные ласки, расточаемые детям «иностранцами» в общественных местах, и предпочитают приучать своих детей к труду и порядку, не пренебрегая и телесными наказаниями. Существующий (и не только в состоятельных семьях) обычай отдавать детей в закрытые школы ослабляет связи с родителями уже в очень раннем возрасте (9-11 лет), и эта модель отношений неукоснительно воспроизводится в следующем поколении. О том, как чувствуют себя дети, лишенные теплоты общения с родителями, свидетельствуют и произведения классиков (того же Диккенса), и современная литература (сошлемся на роман С. Хилл «Я в замке король», заканчивающийся самоубийством ребенка).
Есть, однако, одно специфическое английское свойство, которое смягчает чопорность отношений и в большом и в малом социуме. Это humour, особое проявление игрового поведения, заключающееся в способности взглянуть со стороны на то или иное (порой даже драматическое) событие, разрядить пафос, устранить чрезмерную серьезность по отношению к самому себе. Суть юмора вытекает из английского характера, лишенного острых углов и резких черт, несколько аморфного и отнюдь не рационального. По словам Дж. Б. Пристли, «англичанина нельзя назвать безрассудным, но и рассудительным он бывает редко» [10. С. 379]. В юморе «проигрываются» воспринимаемые отстраненно комические признаки наблюдаемой ситуации. Юмор возвращает человеку его
качества «частного лица». Вероятно, именно чувство юмора побуждает хозяйку дома рекомендовать выдающегося в своей области специалиста словами: «Позвольте представить сэра Чарльза, который не живет в Лондоне, так как его ирландский терьер предпочитает свежий воздух» [9. С. 230]. В семейных отношениях юмор позволяет разрешать назревающие конфликты и поддерживать ровные отношения, не нарушая известной дистанции, гарантирующей каждому индивидуальную свободу.
Празднование Рождества (Christmas Eve, Christmas Day, Boxing Day) предполагает ряд игровых компонентов и в домашнем пространстве. Это: Cristmas carols - рождественские колядки; Christmas Pantomime - рождественская пантомима на евангельский сюжет; roast turkey - жареная индейка; christmas pudding : holly and mistletoe - рождественский пудинг с остролистом и омелой.
Практикуются различные игры, имеющие давние корни. Существуют различные обряды, связанные с празднованием дня рождения: подарок прячется в чулок, непременно печется пирог, украшаемый свечками по числу лет новорожденного, исполняется традиционный гимн с пожеланиями счастья (“Happy birthday to you...").
Есть свои традиции и по случаю свадеб. Читаем у Дж. Голсуорси (Флер и Майкл отправляются в свадебное путешествие после торжественного обряда венчания в церкви и домашнего празднества): «Вот уже сели в автомобиль; и началась кутерьма с конфетти, обсыпают рисом, бросают туфлю» [3. С. 749],
- рваную туфлю бросали вслед отъезжающему экипажу новобрачных «на счастье», чтобы не было пути назад.
Современным индустриализованным, обезличенным похоронам (больница - крематорий
- захоронение пепла под одинаковыми плитами на кладбище) Д. Рейфилд противопоставляет не только устрашающие картины средневековых казней, которые служили волнующим и поучительным зрелищем для толпы, но и «приватную» смерть, какой она была еще в XVIII-XIX веках: «Смерть была обрядом: к нему люди готовились, как к свадьбе <...> Тогда и гробовщик не стыдился показывать свой товар тяжело больным клиентам. Художников тоже приглашали к смертному одру; они не только снимали маску покойника, но и малевали портрет целого семейства у постели усопшей матери или умершего ребенка <...> Английский протестант был абсолютно убежден в том,
что при покаянии и соблюдении всех правил умирающий христианин уплывает в лучшую жизнь, поэтому показывать неуместное горе -обидеть Бога» [11. С. 228].
На одной из фотографий, сделанных в центре Лондона, запечатлены несколько взрослых, мужчина и две женщины, девочка-подросток с встревоженными, печальными лицами. Лишь прочитав подпись (Ztratil se pes - чешск. Потерялась собака), замечаешь виновника событий
- насупленного терьера с курчавой головой. Отношение к животным - нечто вроде национального психоза. Показательны такие факты: Royal Society for the Prevention of Cruelty to Ani-mais (Королевское общество по предотвращению жестокости к животным) было основано в 1824 году (аналогичное общество, охраняющее права детей, - лишь в 1884-м). Существуют Лига защиты кошек (их здесь 12 миллионов), Ассоциация защиты лошадей и пони и др. Цикл Т. С. Элиота о кошках - авторитетное свидетельство той серьезности, с которой относятся в Англии к домашним животным. Тот же Д. Рейфилд посвящает отдельную главу своих «Заметок об Англии» культу лошади. В далеком прошлом лошадь была почти священным животным, поскольку с нею связывалось представление о дворянском достоинстве. Но и в своем демократическом облике она пользовалась всеобщим уважением. До недавнего времени лошадь молочника, знавшая своих покупателей, была принадлежностью каждой улицы. Еще и сейчас бочки пива в городах доставляются в питейные заведения могучими битюгами, а полицейские патрулируют большие скопления людей на чистокровных арабских скакунах [11. С. 230]. Изображение животных присутствует в литературе и живописи. Сошлемся на повесть В. Вулф «Флаш», где перед автором стояла довольно сложная, не лишенная внутренней парадоксальной ироничности задача - нарисовать «двойной портрет»: поэтессы Э. Баррет-Браунинг и ее любимца кокер-спаниеля Флаш; при этом автору приходилось если не перевоплощаться, то проникаться сознанием обоих, и в некоторых отношениях пес оказывается сообразительнее, великодушнее и демократичнее своей хозяйки.
Говоря о культе животных (pets - любимцы), нельзя одновременно не вспомнить и о том, что англичане - страстные любители охоты и всяких азартных игр, в которых участвуют животные. Здесь нет противоречия, скорее, наоборот: безоговорочный отказ от пролития
крови живых существ приводит к экологическим бедствиям; охота же - не только азарт, не только источник пищи, но и способ поддержания экологического равновесия, тем более что сроки и квоты строго регламентируются.
Размеры настоящей статьи не позволяют охватить затронутую проблему исчерпывающим образом, но и сказанного достаточно, чтобы понять связь между поведенческими стереотипами и национальной историей и культурой.
Примечание
1 Очевидно, нам не избежать широко распространенного выражения «Мой дом - моя крепость», которым запечатлено отношение англичанина к приватной сфере.
Список литературы
Ї. Гейне, Г. Путевые картины // Гейне, Г. Собр. соч. : в 6 т. Т. 3. М. : Худож. лит., Ї982. 486 с.
2. Герцен, А. И. Былое и думы : ч. 6-8 // Герцен, А. И. Собр. соч. : в 8 т. Т. 3. М. : Правда, Ї975. 543 с.
3. Голсуорси, Дж. Сага о Форсайтах. Т. Ї. М. : ГИХЛ, Ї95Ї.
4. Гончаров, И. А. Фрегат «Паллада». Очерки путешествия. М. : Географгиз, 1951. 709 с.
5. Изаков, Б. Все меняется даже в Англии. М. : Совет, писатель, 1965. 231 с.
6. Карамзин, Н. М. Письма русского путешественника. М. : Правда, 1988. 540 с.
7. Лэм, Ч. Очерки Элии. Л. : Наука, 1979. 264 с.
8. Лондон, Дж. Люди бездны // Лондон, Дж. Сочинения : в 7 т. Т. 2. М. : ГИХЛ, 1954. С. 405-590.
9. Овчинников, Вс. Корни дуба // Овчинников, Вс. Ветка сакуры. Корни дуба. Горячий пепел : повести. М. : Совет, писатель, 1987.
С. 219-446.
10. Пристли, Дж. Б. Заметки на полях : худож. публицистика. М. : Прогресс, 1988. 468 с.
11. Рейфилд, Д. Заметки об Англии // Иностр. лит. М., 1994. № 6. С. 222-236.
12. Чапек, К. Письма из Англии // Чапек, К. Собр. соч. : в 7 т. Т. 5. 446 с.
13. Duskova, L. Mluvena anglictina pro vedecke a odborne pracovniky / L. Duskova, V. Rejtharova, L. Bubenikova. Praha : Academia, 1981.
