CC BY
17
5.5.4 Международные отношения (политические науки)
International Relationships
12.00.10 Международное право; европейское право
International Law; European Law
DOI: 10.33693/2223-0092-2022-12-4-162-168
Анализ формирования подсистемы международных отношений в Северо-Восточной Азии с точки зрения цивилизационного подхода
Часть 1
С.В. Никифоров ©
Московский международный университет, г. Москва, Российская Федерация
E-mail: [email protected]
Аннотация. Цель и задачи написания статьи. Цель статьи - анализ формирования подсистемы международных отношений в Северо-Восточной Азии с точки зрения цивилизационного подхода. Решаются следующие задачи: исследование конфигурации действующих сил суперэтнического уровня и активности неэтнических систем подсистемы международных отношений в Северо-Восточной Азии и составление периодизации моделей международных отношений на срезе этносферы в данном регионе. Методологический подход. Основной в работе является методология Л.Н. Гумилёва, а также системный подход, развиваемых в востоковедческой политологии А.Д. Воскресенским, также применяются общенаучные методы познания и сравнительно-исторический метод. Результаты и выводы. В статье предлагается авторская периодизация моделей международных отношений на срезе этносферы в Северо-Восточной Азии с точки зрения цивилизационного подхода. Оригинальность и ценность работы. Исследование представляет ценность в виду своей актуальности и оригинальности работы, делающей акцент на получении новых знаний о конфигурации действующих сил суперэтнического уровня и активности неэтнических систем подсистемы международных отношений в Северо-Восточной Азии и о периодизации моделей международных отношений на срезе этносферы в данном регионе.
Ключевые слова: этнополитическая система, суперэтнический уровень, неэтнические системы, этносфера, периодизации моделей международных отношений, подсистема международных отношений в Северо-Восточной Азии
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Никифоров С.В. Анализ формирования подсистемы международных отношений в СевероВосточной Азии с точки зрения цивилизационного подхода. Часть 1 // Социально-политические науки. 2022. Т. 12. № 4. С. 162-168. DOI: 10.33693/2223-0092-2022-12-4-162-168
V_s
Никифоров С.В.
DOI: 10.33693/2223-0092-2022-12-4-162-168
Analysis of the Formation of the Subsystem of International Relations in Northeast Asia from the Point of View of the Civilizational Approach
Part 1
S.V. Nikiforov ©
Moscow International University, Moscow, Russian Federation
E-mail: [email protected]
Abstract. The purpose and objectives. The purpose of the article is to analyze the formation of the subsystem of international relations in Northeast Asia from the point of view of the civilizational approach. The following tasks are being solved: the study of the configuration of the acting forces of the superethnic level and the activity of non-ethnic systems of the subsystem of international relations in Northeast Asia and the compilation of the periodization of models of international relations on the cross-section of the ethnosphere in this region. Methodological approach. The methodology of L.N. Gumilev is the main one in the work, as well as the systematic approach developed in Oriental political science by A.D. Voskresensky, general scientific methods of cognition and the comparative historical method are also used. Results and conclusions. The article proposes the author's periodization of models of international relations on the cross-section of the ethnosphere in Northeast Asia from the point of view of the civilizational approach. Originality and value. The research is valuable in view of its relevance and originality of the work, which focuses on obtaining new knowledge about the configuration of the acting forces of the superethnic level and the activity of non-ethnic systems of the subsystem of international relations in Northeast Asia and about the periodization of models of international relations in the ethnosphere in this region.
Key words: ethnopolitical system, superethnic level, nonethnic systems, ethnosphere, periodization of models of international relations, subsystem of international relations in Northeast Asia
FOR CITATION: Nikiforov S.V. Analysis of the Formation of the Subsystem of International Relations in Northeast Asia from the Point of View of the Civilizational Approach. Part 1. Sociopolitical Sciences. 2022. Vol. 12. No. 4. Pp. 162-168. (In Rus.) DOI: 10.33693/2223-0092-2022-12-4-162-168
ВВЕДЕНИЕ
Для ретроспективы международных отношений на срезе этносферы с целью выявления региональных порядков, предшествующих современной подсистеме международных отношений в Северо-Восточной Азии необходимо рассмотреть периоды возвышения конкретных суперэтносов, проецирующих на регион и вне его собственные идеологические модели миропорядка и выстраивания отношений с внешними акторами.
Ключевыми системами, оказавшими влияние на развитие регионального порядка, можно считать хунну, регенерации китайского суперэтноса, монгольский суперэтнос, российский суперэтнос, попытку формирования суперэтноса японской системой, а также местные и пришедшие с Запада неэтнические этнические системы. На разных этапах истории конфигурация действующих сил суперэтнического уровня и активность неэтнических систем были различны, что делает возможным выделение следующей периодизации моделей международных отношений на срезе этносферы.
ПЕРИОДИЗАЦИЯ МОДЕЛЕЙ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ НА СРЕЗЕ ЭТНОСФЕРЫ
I. Хунно-тюркютско-китайская «биполярная система» и автономное развитие корейско-японского этнического ядра. Первым периодом можно назвать исторический отрезок, охватывающий большую часть этногенеза хунну-тюркютов на суперэтническом уровне (фазы подъема, надлома и инерции) III-II в. до н.э. -VII-VIII в. н.э. В этот период у хунно-тюркютского суперэтноса можно обнаружить идеологическую систему, фундамент которой во многом переняли и монголы, перейдя на суперэтнический уровень этногенеза.
Это синтез существовавшего у кочевых племен шаманизма с зороастризмом, давшего тенгрианству ряд характерных мифоэпических образов, названий высших сил и морально-этических принципов. Синтез этих религиозных традиций привел к формированию особой идеологии, направленной на последовательную экспансию кочевников [Абаев, 2013].
Окончательно синтез зороастрийских идей и шаманизма был формализован в период Тюркского каганата (инерционная фаза хуннского этногенеза). Именно им датируются известные ученым археологические артефакты степняков, содержащие упоминания о тен-грианстве (религии тюрков), а иноземные источники подчеркивают сложную обрядовую систему кочевников [Тегрианство, 2013].
В то время как известная информация о религии в период самих хунну имеет значительно меньше параллелей с верованиями персов [Бичурин, 1950].
Тенгрианство хунну, формализованное тюркютами, создало идеологическую модель, в рамках которой са-крализованный статус правителя позволял претендовать ему на военное противостояние с иными народами во имя создания мировой империи. Ввиду постоянных противостояний с Китаем, возникла идея антагонизма «хунно-тюркского и китайского», что было обусловлено, как и отрицательной комплиментарностью, так и характерным противостоянием кочевников и земледельцев. Наиболее ярко этот антагонизм выразился на инерционной фазе этногенеза в постулатах табгачи, прозванных «голубыми тюрками».
В частности, Л.Н. Гумилев отмечает наличие своеобразного «идейного направления»» у тюрок, выраженного в неприятии китайской культуры как идеологического принципа - «сознательного отталкивания от чужой культуры, которой противопоставляется собственная старина». Ученый отмечает, что «этот момент чрезвычайно важен: здесь не только борьба государств, но борьба культур, борьба двух мировоззрений и мироощущений. Великая степь манифестом заявила свое право не быть Китаем, а быть только собой» [Гумилев, гл. XXIV, 1999].
Говоря о китайском суперэтносе, следует отметить, что тогда он пережил одну из регенераций. Фактически, подъем хунну в качестве кочевой империи и уход тюркютов с первых позиций на международной арене того времени зависели от состояния китайского этногенеза, его возможности противостоять «кочевому визави».
В этот период в китайской идеологии произошло вначале смещение легизма, ставящего на первое место закон, а не Небо как высшую силу в государстве, традиционной конфуцианской идеологией, опирающейся на сакральном характере власти государя [Хал-таева, 2015], а затем фактическая адаптация конфуцианством его идей и их синкретизм, формализованный на инерционной фазе данного китайского этногенеза в II в. до н. э. - III в. н.э. [Васильев, 2000].
Фактически можно говорить о противостоянии «шаманистко-тенгрианской (хунну-тюркюты) и конфуцианской (Китай) цивилизаций».
Отмечая внешнеполитическую идеологическую составляющую, следует подчеркнуть, что Китай последовательно развивал идеологическую концепцию «Срединного царства», сформированную на предыдущих этапах этногенеза. Она подразумевала не только центральное положение Поднебесной, которой со времен Кун Фу-Цзы стала именоваться исключительно территория Китая, а не весь мир как в доконфуцианский период, но и избранность китайского пути развития, фактически «монополию» обладания китайскими фи-
лософами и народа «Срединным Дэ и Срединным Дао-путем». Еще одной важной особенностью этой концепции стало разделение «на китайцев и варваров», и, следовательно, культивирование китаецентризма как на политическом, так и на этническом уровне [Ли-повцева, 2007]. В конце выделенного нами периода с VI в. на новом подъеме этногенеза, Китай начинает формирование даннической системы, основывающейся на китаецентричном восприятии устройства Вселенной, но эти инструменты он применяет также наравне с системой равноправных двусторонних договоров.
Так, М. Крюков «приводит примеры установления Китаем договорных отношений с соседями в VI-XШ вв. По его мнению, помимо концепции «мироустроительной монархии» существовал альтернативный формат взаимоотношений с другими государствами. Он предполагал договорную основу отношений между Поднебесной и другими странами. Необходимость в такой форме осуществления международных контактов возникала в периоды упадка Китайской империи и, следовательно, ее невозможности доминировать в отношениях с другим государством» [Козинец, 2016]. Противостояние столкнувшихся друг с другом китайского и хуннского суперэтносов позволило относительно спокойно развиваться описанному выше корейско-японскому этногенезу. У китайского суперэтноса, вынужденного тратить людские ресурсы на противостояние с хунну и тюркютами, не оставалось достаточных сил для экспансии в Корею и на Японские острова.
II. УП-УШ - ХП-ХШ вв. - период синоцентризма, когда происходит утверждение конфуцианской цивилизации в том географическо-культурном виде, в котором мы знаем ее сегодня. Распространение иде-олого-культурной системы китайского суперэтноса началось вместе с его новым этногенезом еще в конце предыдущего периода. Однако именно в этот период, ввиду отсутствия суперэтноса, могущего ему противостоять, в регионе Северо-Восточной Азии де факто сформировалась однополярная модель международных отношений, с одним центром в Китае.
Этногенезы корейцев и японцев в этот период начали развиваться в гармонии с китайским этногенезом, а кочевники стали разрозненными не только на политическом, но и на этническом уровне по причине постепенного завершения хунно-тюркютского этногенеза.
Наиболее яркой идеологической особенностью данного периода являлась попытка построения синкретической цивилизации Китая и Степи времен династии Тан (своими истоками уходившей к тюркютским племенам), преследующая целью интегрировать наследие хунну-тюркютского суперэтноса в китайскую этно-систему. Описывая основателя династии Ли Шиминя (впоследствии Тай-цзуна), Л.Н. Гумилев отмечает, что он «подобно Александру Македонскому, хотел не просто завоевать страны с разными культурами, но и сроднить эти культуры, заменив тесным общением исконное противопоставление «цивилизованного» Китая кочевым варварам», что включало в себя в том числе резкое увеличение межэтнических браков [Гумилев, гл. XIII, 1999].
Никифоров С.В.
Тюркютский субстрат был использован новой регенерацией китайского суперэтноса как один из базовых элементов, необходимых для своего развития. Примечательно также, что после распада китайской государственности вместе с Империей Тан, начала эпохи Пяти династий и десяти царств, проект объединения Китая и Степи уже не будет реализован китайским суперэтносом даже при династии Сун.
Тем не мене, идеологический фундамент, заложенный Суй и Тан, дал возможность китайскому суперэтносу распространиться на территории современной Внутренней Монголии, Тибета и Средней Азии, войти на территорию Корейского полуострова, покорить корейские государства Пэкче и Когурё и заставить многие народы принять модель международных отношений, построенную по принципу китайской даннической системы, что позволило Китаю де факто считать государства Юго-Восточной Азии частью своей сферы влияния.
В то же время совершенствовавшаяся внутри самого Китая модель конфуцианского общества (например, в сфере политики - продвижением института государственного экзамена, в сфере религии - развитием синкретической традиции ввиду проникновения в Китай авраамических религий и активизации политики государства по отношению к даосизму и буддизму) [Карамазов, 2014] позволяла включить в границы конфуцианской цивилизации те территории, которые не могли быть подчинены Китаю оружием.
Прежде всего, это касалось корейского государства Силла (впоследствии Корё) и Японских островов. Как указывает Цзоу Хун: «В 958 г. династия Корё утверждает введение императорских экзаменов для отбора чиновников, в содержание которых входили вопросы по классическому конфуцианству, что послужило мощным толчком к развитию конфуцианского учения. С этого момента конфуцианство становится настолько популярным и легитимным, насколько это вообще было возможно... Под влиянием конфуцианства происходили реформы, имевшие эпохальное значение, идеологами которых были император Тэндзи и Фудзи-вара-но Каматари, они оба получили образование у китайских конфуцианцев, а затем распространяли идеи Конфуция в Японии» [Цзоу, 2009].
III. XII-XIII - XVI-XVII вв. Третий рассматриваемый в текущей работе период истории международных отношений в Северо-Восточной Азии характеризуется доминированием монгольского суперэтноса и его постепенным превращением в новую регенерацию китайского этногенеза, а также фактором усилившейся автономизации японской этносистемы и развитием внутрирегиональных неэтнических систем.
Какая идеологическая база послужила стимулом к воплощению монгольского суперэтноса в форме крупнейшей континентальной империи в истории человечества? Во многом идеи Чингисхана и его продолжателей развивали хуннскую концепцию, основывающуюся на сакральном статусе высшего правителя кочевника, позволяющем ему претендовать на создание мировой империи. Но также крайне интересна и мотивация правителя - достижение вечного мира через объединение народов всего света под рукой хана всех ханов.
Первоначальная цель Темуджина представляла собой объединение племен кочевников - фактическое создание монгольского этноса как константы и воплощение этносистемы в форме государственного образования. Однако когда монгольская этническая система сформировала единое ядро, она начала экспансию, стремясь включить иные этносы в свой состав и освоить новые территории. Хан ханов стал почитаться как император всего мира - «Бог пяти цветов» (цвета символизировали Хана ханов и четыре стороны света), а, следовательно, военно-административная машина, выстроенная Чингисханом, могла распространить его власть на иные земли достаточно «легитимно» [Базаров, 2015].
Идеология монгольского суперэтноса породила в сознании его представителей монголоцентричную модель мироздания и, как следствие, модель ведения внешней политики, предлагающую иным народам либо признать главенство монгольской империи, либо стать ее частью. Краеугольным камнем идеологии монголов стала не столько вера в богоизбранность (или божественность) своего правителя, сколько жесткая и эффективная правовая система, базирующая на нормах обычного права и принципах, сформулированных в Ясе Чингисхана.
По словам ученика Ю.Н. Рериха, монгольского ученого Шагдарын Биры, идеология тенгрианства имела три стадии развития. На первом этапе, направленная на формирование единого монгольского государства, «она была нацелена на сакрализацию и легитимацию мощи» [Шагдар, 2013] империи Чингисхана. На втором этапе, когда империя осуществляла экспансию руками потомков Темуджина, «тенгризм развился в утонченную универсальную теорию тенгризации, в соответствии с которой все под Небесами должно было быть объединенным под управлением монголов» [Шагдар, 2013]. Третья стадия связана с именем хана Хубилая, покорившего Китай. «В отличие от своих предшественников, Хубилай-хан был менее связан с завоеваниями, чем с проблемами умиротворения и консолидации мировой империи» [Там же].
Особенностью идеологии монгольского суперэтноса при хане Хубилае, ставшем основателем династии Юань, стала ориентация на буддизм в качестве идео-лого-религиозного основания империи. Тенгрианство явилось мостом, по которому к буддизму могли перейти кочевники-монголы, а для китайцев, оказавшихся подданными хана, буддизм был частью собственной философско-культурной традиции, а потому ориентация новой династии на него не могла быть воспринята настолько же чужеродно, как на тенгрианство в чистом виде. «Если тенгризм узаконивал всемирные завоевания монголов, то буддизм в форме тибетского ламаизма почитался с целью освящения мирного господства малочисленных элит монголов над всем миром» [Там же].
Тем самым, Хубилай построил универсалистскую буддийскую монархию, в равной мере отличную от системы кочевой империи монголов и конфуцианской бюрократии китайцев, но также и в равной мере схожую с ними. Тантрический буддизм, ставший опорой нового правления, не только сохранял сакральный статус Хана, стоявшего в центре Вселенной, но еще
и подтверждал его обилием пышных церемоний, происходивших на глазах народных масс, легитимизирующих новую династию в умах и сердцах подданных. Буддизм сыграл особую роль в развитии монгольского этногенеза. Вначале он дополнил тенгрианскую картину мира монголов и, в конце концов, даже фактически интегрировал тенгрианство в себя.
Порожденная новой идеологией модель проведения внешней политики предполагала как продолжение политики завоеваний территорий, находящихся в сфере влияния (иной раз успешно - Корё, иной раз нет - Япония), так и развитие торговых отношений и культурного обмена с народами, живущими вдали от империи. Например, еще при дворе Хубилая стали браться на службу иностранцы, в том числе прибывшие из Европы, так, в Пекине стало проживать около 5 тыс. христиан-европейцев [Меликсетов, 2002].
Постепенно монгольская этническая система начала все более китаезироваться, перенимая культуру и образ жизни китайцев. В конце концов, ядро текущего этногенеза в Северо-Восточной Азии мигрировало в Китай, обеспечив смену монголоцентричного регионального порядка китаецентричным, монгольского суперэтноса - китайским. Вместе с тем, в Северо-Восточной Азии оставались территории, не охваченные новым этногенезом и не ставшие частью монгольского суперэтноса. Со времен они начали превращаться в новые центры силы, пусть пока не являющиеся серьезными конкурентами суперэтносу, но способные внести коррективы в существующий порядок на международной арене.
Обособленная от нового этногенеза Япония развивалась по своему уникальному пути. Рассматриваемый период примерно совпадает с японским Средневековьем (Тюсэй). Здесь начинают все более активно проявляться феномены японской культуры, философии и социально-политической жизни. Сёгунат становится ключевым институтом государственной жизни, самураи получают уникальное место в системе японского общества и хозяйства, интенсивно развивается кодекс чести «бусидо». Также в период первого сёгуната Кама-кура дзэн-буддизм выходит в Японии на лидирующие позиции и де факто обретает положение государственной религии [Дюмулен, 2003].
В рассматриваемый период в международных отношениях региона также активизируются неэтнические системы, прежде всего различные религиозные секты и пиратские банды. Подробнее мы затрагивали особенности их возвышения в предыдущих разделах и главах. Отметим лишь, что их действия стали оказывать значительное влияние на политику государств, в частности в вопросах конфронтации по линии «государство - антисистема». «Ранние вокоу совершали набеги на самих же японцев, а также на Китай и Корею» [Ми-халевич, 2018]. Неэтнические системы, и прежде всего вокоу, одновременно выступали одним из ключевых врагов для этносистем региона и способом оказания влияния на своих соседей.
IV. ХУШ-ХУШШ - ХШХ-ХХ вв. Приход западных игроков и попытка формирования японского суперэтноса. В этот период международные отношения в регионе являются достаточно пестрыми, на смену однополяр-
ного монголо-китаецентричного порядка приходит полицентризм. Новыми игроками становятся российский суперэтнос в политической форме Российской империи, пришедшие с запада неэтнические системы и японская этносистема, с которой в конце рассматриваемого периода начинается новая волна регенерации суперэтносов в Северо-Восточной Азии. В то же время развиваются и обособляются идентичности хуацяо.
Именно в это время происходит расширение российского суперэтноса на фазе подъема и акматической фазе вплоть до побережья Тихого океана, его закрепление в Средней Азии и небольшой период освоения Нового Света. В культурной сфере в начале рассматриваемого периода закрепляется идея соборности [Неженец и др., 2011], формируется идеология континентальной империи, в XIX в. сформулированная в триаде «Православие. Самодержавие. Народность» [Ососков, 2017]. В фазе надлома идеология трансформируется вместе с формой идеолого-политического существования эт-носистемы, встав на путь построения социалистического государства и миропорядка.
На уровне взаимодействия российского суперэтноса с иными этносистемами в Северо-Восточной Азии стоит отметить высвобождение значительной части монгольской этносистемы из китайского суперэтноса и, как следствие, сохранение этнокультурной идентичности монголов в результате грамотной этнокультурной политики советского руководства, не избравшего в отличие от китайского путь ассимиляции монгольского субстрата. Также значительное влияние на развитие культурно-идеологических форм воплощения новых этногенезов региона российский суперэтнос оказал для этносистем Китая и Кореи, фактически заложив в умах политической элиты социалистический фундамент государственного строительства, приведший к формированию КНР и КНДР. Развитие глобального социалистического проекта можно рассматривать как попытку формирования идентичности системы суперэтносов (межцивилизационной).
ВЫВОДЫ
Таким образом, в рамках данной статьи нам удалось кратко описать характерные черты рассмотренных этапов развития подсистемы международных отношений в регионе с точки зрения этнополитического аспекта. В заключении также упомянем, что оценивая общую внешнеполитическую модель российского суперэтноса в регионе, можно отметить две тенденции:
1) поддержание баланса между иными этносисте-мами, выраженное, например, в предотвращении поглощения монгольского, корейского и китайского этносов японским при попытке формирования суперэтноса в период японского милитаризма, и в частности в 30-40-х гг. XX вв., и противостоянии распространения транснациональной идентичности внерегиональных неэтнических систем;
2) стремление осуществить проект создания меж-цивилизационной идентичности, в том числе на этнокультурной базе систем Северо-Восточной Азии.
Никифоров С.В. ЛИТЕРАТУРА
1. Абаев Н.В. Влияние тэнгрианской идеологии на социальную организацию и государственность в империях хунну и монголов: некоторые методологические аспекты // Вестник Бурятского государственного университета. 2013. № 6. С. 134-141.
2. Базаров Б.В. Военно-административная организация Монгольской империи // Власть. 2015. № 02. С. 168-172.
3. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.; Л.: Изд-во АН СССР, Институт этнографии им. Миклухо-Маклая, 1950. Т. 1. 471 с.; Т. 2. 335 с.
4. Васильев Л.С. История религий Востока. Конфуцианство и легизм [Электронный ресурс]. 2000. URL: https:// abhidharma.ru/A/Raznoe/0043.pdf
5. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. Гл. XIII: Рождение империи Тан [Электронный ресурс]. 1999. URL: http://www. gumilevica.kulichki.net/OT/ot13.htm
6. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. Гл. XXIV: Голубые тюрки о себе [Электронный ресурс]. 1999. URL: http://www. gumilevica.kulichki.net/OT/ot24.htm
7. Дюмулен Г. История дзэн-буддизма / пер. с англ. Ю.В. Бондарева [Электронный ресурс]. 2003. URL: http://abhidharma. ru/A/Simvol/Dzen/History%20Dzen.pdf
8. Карамазов В.Д. Религиозный синкретизм в Китае [Электронный ресурс]. 2014. URL: https://history.wikireading. ru/409163
9. Козинец А.И. Конфуцианский порядок в Восточной Азии: значение для теории международных отношений // Ойкумена. 2016. № 2. С. 106-122.
10. Липовцева Е.М. Модификация значений самоназваний Китая - от доконфуцианской философии к учению Конфуция // Вестник Томского государственного университета. 2007. № 303. С. 25-28.
11. Меликсетов А.В. История Китая. Китай под властью монгольской империи [Электронный ресурс]. 2002. URL: https://history.wikireading.ru/96292
12. Михалевич С.С. Ранний этап деятельности вокоу в Китае и Корее // Достижения науки и образования. 2018. № 7 (29). Т. 1. С. 29-31.
13. Неженец Н.И., Неженец А.Н., Реуцкая Е.М. Русь соборная в образном слове, или Искусство художественности: монография. М.: Раритет, 2011. С. 245-246.
14. Ососков Г.В. Официальная идеология Российской империи XIX века «православие-самодержавие-народность» (социально-философский анализ) // Россия: тенденции и перспективы развития. Ежегодник ИНИОН РАН. 2017. С. 659-662.
15. Тенгрианство - религия тюрков. Современное евразийство // Центр Льва Гумилева в Кыргызстане [Электронный ресурс]. 2013. URL: http://su.gumilev-center.ru/tengrianstvo-religiya-tyurkov/
16. Халтаева О.Р. Концепция государственного управления легистов и учение о небе в период Чуньцю и Чжаньго // Вестник Бурятского государственного университета. 2015. Вып. 14. С. 9-13.
17. Цзоу Хун. Влияние конфуцианской идеи ритуала «Ли» на идеологию и культуру народов Кореи и Японии // Гуманитарный вектор. 2009. № 4. С. 92-97.
18. Шагдар Бира. Монгольская идеология тенгризма и Хуби-лай-хан // Золотоордынское обозрение. 2013. № 1. С. 36-44.
REFERENCES
1. Abaev N.V. Influence of Tengrian ideology on social organization and statehood in the Xiongnu and Mongols Empires: some methodological aspects. Bulletin of the Buryat State University. 2013. No. 6. Pp. 134- 141. (In Rus.)
2. Bazarov B.V. Military-administrative organization of the Mongol Empire. Vlast. 2015. No. 02. Pp.168-172. (In Rus.)
3. Bichurin N.Ya. (Yakinf). Collection of information about the peoples who lived in Central Asia in ancient times. Moscow; Leningrad: Publishing House of the Academy of Sciences of the USSR, Institute of Ethnography named after Mik-louho-Maclay, 1950. Vol. 1. 471 p.; Vol. 2. 335 p.
4. Vasiliev L.S. History of the religions of the East. Confucianism and legalism [Electronic resource]. 2000. URL: https:// abhidharma.ru/A/Raznoe/0043.pdf
5. Gumilyov L.N. Ancient Turks. Ch. XIII: Birth of the Tang Empire [Electronic resource]. 1999. URL: http://www.gumilevica. kulichki.net/OT/ot13.htm
6. Gumilyov L.N. Ancient Turks. Ch. XXIV: Blue Turks about themselves [Electronic resource]. 1999. URL: http://www.gu-milevica.kulichki.net/OT/ot24.htm
7. Dumoulin H. History of Zen Buddhism. Translit. from English by Yu.V. Bondareva. 2003. [Electronic resource]. URL: http:// abhidharma.ru/A/Simvol/Dzen/History%20Dzen.pdf
8. Karamazov V.D. Religious syncretism in China [Electronic resource]. 2014. URL: https://history.wikireading.ru/409163
9. Kozinets A.I. Confucian order in East Asia: Significance for the theory of international relations. Oikumena. 2016. No. 2. Pp. 106-122. (In Rus.)
10. Lipovtseva E.M. Modification of the meanings of China's self-names - from pre-Confucian philosophy to the teachings of Confucius. Bulletin of the Tomsk State University. 2007. No. 303. Pp. 25-28. (In Rus.)
11. Meliksetov A.V. History of China. China under the rule of the Mongol Empire [Electronic resource]. 2002. URL: https:// history.wikireading.ru/96292
12. Mikhalevich S.S. The early stage of wokou activity in China and Korea. Achievements of Science and Education. 2018. No. 7 (29). Vol. 1. Pp. 29-31. (In Rus.)
13. Nezhenets N.I., Nezhenets A.N., Reutskaya E.M. Cathedral Russia in a figurative word, or the skill of artistry: Monograph. Moscow: Raritet, 2011. Pp. 245-246.
14. Ososkov G.V. The official ideology of the Russian Empire of the XIX century "Orthodoxy-Autocracy-Nationality" (social and philosophical analysis). In: Russia: Trends and development prospects. Yearbook. INION RAN. 2017. Pp. 659662.
15. Tengrianism is the religion of the Turks. Modern Eurasianism. Lev Gumilyov Center in Kyrgyzstan [Electronic resource]. 2013. URL: http://su.gumilev-center.ru/tengrianstvo-religiya-tyurkov/
16. Khaltaeva O.R. The concept of government of the legists and the doctrine of the sky in the period of Chunqiu and Zhangguo. Bulletin of the Buryat State University. 2015. Issue 14. Pp. 9-13. (In Rus.)
17. Zou Hong. The influence of the Confucian idea of the Li ritual on the ideology and culture of the peoples of Korea and Japan. Humanitarian Vector. 2009. No. 4. Pp. 92-97. (In Rus.)
18. Shagdar Bira. The Mongolian ideology of Tengrism and Kublai Khan. Golden Horde Review. 2013. No. 1. Pp. 36-44. (In Rus.)
Статья проверена программой Антиплагиат. Оригинальность - 83,45%
Рецензент: Мишина Н.В., доктор политических наук; руководитель Департамента международного и публичного права юридического факультета Финансового университета при Правительстве Российской Федерации
Статья поступила в редакцию 23.07.2022, принята к публикации 20.08.2022 The article was received on 23.07.2022, accepted for publication 20.08.2022
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Никифоров Святослав Вадимович, старший преподаватель кафедры истории, теории государства и права и международного права Московского международного университета. Москва, Российская Федерация. ORCID: 0000-0003-3842-4848; E-mail: [email protected]
ABOUT THE AUTHOR
Svyatoslav V. Nikiforov, senior lecturer at the Department of History, Theory of State and Law and International Law of the Moscow International University. Moscow, Russian Federation. ORCID: 0000-0003-3842-4848; E-mail: [email protected]
