CC BY
6
23.00.04 Политические проблемы международных отношений,
глобального и регионального развития
Political Problems of International Relations, Global and Regional Development
23.00.05 Политическая регионалистика. Этнополитика
Political Regional Studies. Ethnic Policy
DOI: 10.33693/2223-0092-2021-11-4-44-50
Анализ политических процессов современных международных отношений в Северо-Восточной Азии на основе теории Л.Н. Гумилёва
С.В. Никифоров ©
Московский государственный гуманитарно-экономический университет, г. Москва, Российская Федерация
E-mail: ursus-arktos@yandex.ru
Аннотация. Цель и задачи написания статьи. Главная цель заключается в определении текущего этапа развития подсистемы международных отношений в Северо-Восточной Азии, его анализе и прогнозе развития политических процессов в регионе. Методологический подход. Основной в работе является методология Л.Н. Гумилёва, а также системный подход, развиваемых в востоковедческой политологии А.Д. Воскресенским, также применяются общенаучные методы познания и методы политического прогнозирования. Результаты и выводы. В статье определяются временные рамки современного этапа подсистемы международных отношений в Северо-Восточной Азии, проводится его анализ и даётся прогноз дальнейшего развития политических процессов в регионе. Оригинальность и ценность работы. Исследование представляет ценность в виду своей актуальности и оригинальности работы, делающей акцент на получении новых знаний о политическом развитии подсистемы международных отношений в Северо-Восточной Азии на современном историческом этапе.
Ключевые слова: теория Л.Н. Гумилёва, Россия, Китай, Монголия, Япония, Корея, подсистема международных отношений в Северо-Восточной Азии, развитие политических процессов в современной Азии
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Никифоров С.В. Анализ политических процессов современных международных отношений в Северо-Восточной Азии на основе теории Л.Н. Гумилёва // Социально-политические науки. 2021. Т. 11. № 4. С. 44-50. РО!: 10.33693/2223-0092-2021-11-4-44-50
Никифоров С.В.
DOI: 10.33693/2223-0092-2021-11-4-44-50
Analysis of the Political Processes
of Modern International Relations in Northeast Asia
Based on the Theory of L.N. Gumilev
S.V. Nikiforov ©
Moscow State University of Humanities and Economics, Moscow, Russian Federation
E-mail: ursus-arktos@yandex.ru
Abstract. The purpose and objectives. The main goal is to determine the current stage of the international relations in Northeast Asia development, its analysis and forecast of the political processes in the region. Methodological approach. The L.N. Gumilev's methodology takes first place in the work, as well as the systematic approach developed in oriental political science by A.D. Voskresensky. The Reasearch is also based on general scientific methods of cognition and political forecasting. Results and conclusions. The article defines the time frame of the current stage of international relations in Northeast Asia, analyzes it and gives a forecast for the further development of political processes in the region. Originality and value. The study is valuable in view of its relevance and originality of the work, which focuses on obtaining new knowledge about the political development of the subsystem of international relations in Northeast Asia at the present historical stage.
Key words: L.N. Gumilyov's theory, Russia, China, Mongolia, Japan, Korea, the subsystem of international relations in Northeast Asia, the development of political processes in modern Asia
FOR CITATION: Nikiforov S.V. Analysis of the Political Processes of Modern International Relations in Northeast Asia Based on the Theory of L.N. Gumilev. Sociopolitical Sciences. 2021. Vol. 11. No. 4. Pp. 44-50. (In Russ.) DOI: 10.33693/2223-00922021-11-4-44-50
ВВЕДЕНИЕ
Согласно теории пассионарности и этногенеза Л.Н. Гумилёва в Северо-Восточной Азии в ходе исторического процесса сменилось несколько цивилиза-ционных циклов, связанных с генезисом и развитием отдельных этнокультурных и политических систем. Вопрос о точке отсчёта современного периода в истории международных отношений в исследуемом регионе является дискуссионным. Причиной тому служит историческое время, прошедшее с событий, описываемых в прошлом разделе, недостаточно длительное для того, чтобы объективно говорить о феноменах данного отрезка истории. Тем не менее существует ряд аргументов, указывающих на то, что новым этапом политического развития подсистемы международных отношений в Северо-Восточной Азии стало порубежье Х1Х-ХХ вв.
Ключевым является отличие в характере международных отношений в данный период по сравнению с предыдущим. Если в большей своей части прошлый период представлял собой динамичное развитие новых центров силы, представленных в Северо-Восточной Азии, обретения ими границ сфер влияния и своих «ареалов», попыток силой переломить существующие порядки в свою пользу, то предполагаемый новый является статичным взаимодействием сил друг с другом, возвышение которых началось еще в предыдущий пе-
риод. Они оказались в поле системы (и подсистемы) международных отношений, международно-правовой, полицентричной и многоуровневой.
Особо важными при этом являются также факторы глобализации и регионализации, добавляющие большую глубину (и ширину) взаимоотношениям систем друг с другом. Вместе с тем, противоречия между системами не разрешились, а отношения к идеалам системы международных отношений, вопросам международного права трактуются не универсально, а сообразно идеалам, идеям и идеологиям внутри систем.
РАЗВИТИЕ РОССИЙСКОЙ СИСТЕМЫ. ПОЗИЦИЯ СТРАНЫ В СВА
Российский суперэтнос вначале рассматриваемого периода испытал транзит из акматической фазы в фазу надлома и, возможно, сейчас вновь находится на стадии перехода из фазы надлома в инерционную. В подобные «переходы» идеологическая преемственность цивилизации обрывается, появляются либо кардинально новые идеи, могущие найти совершенно неожиданное воплощение, либо своеобразный вакуум, который может быть заполнен как изнутри, так и извне. Распад СССР сопровождался частичной фрагментацией суперэтнического поля и крахом глобального социалистического проекта, выстраиваемого Советским Союзом.
Сегодня российский суперэтнос лишь начинает формировать новую идеологическую концепцию для укрепления целостности внутри своей системы, но по-прежнему стремится к формированию межци-вилизационной идентичности, находящей пока воплощение в объединении систем, разделяющих сходные консервативные взгляды на универсальные человеческие ценности, религию и этику, нормы международного права и принципы мирного сосуществования народов. На практическом уровне это проявляется в активном участии России в таких объединениях, как БРИКС, Азиатский банк инфраструктурного развития, ШОС, в выдвижении концепции сопряжения ЕАЭС и Инициативы пояса и пути. В целом, можно отметить, что позиционировании Россией Китая в качестве одно из важнейших партнеров страны и вероятного союзника также может послужить в будущем платформой для сближения двух народов с целью создания идентичности системы суперэтносов (например, евразийской).
Модель внешней политики, воплощаемая российским суперэтносом в политической форме на текущем этапе в Северо-Восточной Азии, сохранилась еще со времен прошлого периода в истории международных отношений региона. Это сохранение баланса сил и выстраивание равноправных отношений со всеми этническими системами, выраженными в форме государств.
Данная парадигма воплощается в участии России в механизмах сотрудничества и площадках для переговоров многостороннего характера, таких, как треугольник «Россия-Монголия-Китай», Шестисторонние переговоры по денуклеаризации Корейского полуострова.
Также внешнеполитический курс проявляется в продолжающихся попытках расширить свое представительство в подсистеме международных отношений региона, например, посредством потенциального выступления в качестве одного из посредников по нормализации межкорейских отношений, вплоть до объединения корейского народа и его инфраструктурной интеграции, в создании платформы для международных форумов и переговоров во Владивостоке: проведение саммита АТЭС, организация Восточного экономического форума, переговоров на высшем уровне и т.п. Следует отметить и внутрисистемную тенденцию по активизации процесса освоения малозаселенного (по сравнению с европейской частью страны) Дальнего Востока, в частности посредством развития космического кластера в регионе (проекты вокруг космодрома «Восточный»), реализации программы «Дальневосточный гектар», создания профильного федерального министерства (Минвостокразвития России) и т.д.
МОНГОЛИЯ И КИТАЙ.
СРАВНЕНИЕ ПОТЕНЦИАЛОВ РАЗВИТИЯ
ЭТНОКУЛЬТУРНЫХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ СИСТЕМ
Монгольская этносистма сегодня сталкивается с одновременным влиянием нескольких центров силы, ведущие из которых российский и китайский суперэтносы, а также разнообразные неэтнические системы. Как следствие, ее модель международных отношений строится на балансе интересов ведущих акторов и попытке получить легкую прибыль от противоречия их интере-
сов. Глобальный идеологический проект система создать не в состоянии, однако может стать проводником аналогичного проекта, инспирированного более сильным актором.
Руководство КНР на XIX Всекитайском съезде КПК выступило с призывом ко всему человечеству в XXI в. -о создании сообщества единой судьбы человечества. Китай буквально предлагает всем народам Земли встать под знамена его проекта, столпами которого является построение эффективной глобальной системы безопасности, многосторонней открытой торговли (в тактическом плане это выражается в реализации Инициативы пояса и пути), осуществлении всеобщей «зеленой» модернизации, полицентричном справедливом миропорядке и, что наиболее важно в рамках текущего исследования, интенсификации межцивили-зационного взаимодействия.
Следует признать, что данная идеологическая повестка пока лишь была формализована и громко озвучена, но не приведена к четкой системе. Однако уже сейчас можно отметить, что она более чем способна при последовательной реализации стать платформой для идеологического образования межцивилизацион-ной системы, ядром которой и стремится стать китайский суперэтнос, в политической форме воплощенный ныне преимущественно именно в виде КНР.
ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ КОРПОРАЦИИ И ИНЫЕ НЕЭТНИЧЕСКИЕ СИСТЕМЫ В СВА НА СОВРЕМЕННОМ ИСТОРИЧЕСКОМ ЭТАПЕ РАЗВИТИЯ
Неэтнические системы в Северо-Восточной Азии на современном этапе, подобно этническим, стремятся к образованию идентичности более высокого уровня. Активное проникновение неэтнических систем с Запада в исследуемый регион началось в период холодной войны, но основным инструментом этого процесса на рубеже XX и XXI вв. стала глобализация. Инспирированная изначально преимущественно американскими международными компаниями, она дала толчок к активизации местных неэтнических систем, и ныне де факто системы изначально западного происхождения столкнулись с растущим влиянием компаний регионального происхождения.
Будущее возможного успеха формирования транснациональной корпорационной идентичности зависит, прежде всего, от того, насколько действительно сплоченными являются неэтнические системы в регионе и насколько их интересы в регионе совпадают с интересами стран, в которых находятся их штаб-квартиры.
Неэтнические системы в чистом виде не могут служить тому или иному государству, поскольку институт государства - продукт этнических систем. Так, большие по численности христианские секты (представляющие из себя, вероятно, более фирмы, чем религиозные учреждения, состоят около 28% граждан Республики Корея [Republic of Korea..., 2017]), функционирующие в Республике Корея и распространяющие свое влияние в соседние страны, не являются порождением корейской этносистемы. Поэтому воспринимать их деятельность как отражение интересов данного государства можно с «большой натяжкой».
Никифоров С.В.
Вместе с тем, японские НПО зачастую действительно выступают проводниками национальных интересов страны Восходящего солнца, например, в вопросе пересмотра итогов Второй мировой войны и убеждения в правильности новых взглядов населения зарубежных государств. Но подобные факты заставляют исследователей задуматься о том, насколько сильно влияние неэтнических систем на формирования внешнего политического курса своей «родины» [Устинова, 2016].
При этом факт наличия серьезного влияния неэтнических систем на страны региона неоспорим. Показательным примером можно считать организацию министром иностранных дел Монголии Д. Цогтбата-ром молодежного форума «РеасеЬоок-2019» в рамках года «монголо-американской молодежи» [МОНЦАМЭ Новости..., 2019]. По словам Джоржа Чена, директора Facebook по связям с общественностью и вопросам Монголии, Гонконга и Тайваня, данной социальной сетью в Монголии активно пользуются около 70% населения. Примечательно, что в 2018 г. представители Facebook во время своего визита в Монголию провели встречи с министром иностранных дел, руководителем Управления делами Правительства, с руководителями Комитета по урегулированию связей и коммуникаций, Управления связи и информационных технологий и прочими государственными служащими [Золотая орда..., 2018] (что фактически поставило делегацию Facebook в один ряд по значимости с делегациями иностранных государств).
Однако ключевым вопросом, ответ на который в наибольшей степени может помочь при прогнозировании роли неэтнических систем в регионе, является следующий: существует ли или образуется ли корпора-ционная система между западными ТНК и ТНК Японии и Республики Корея, и если да, то на основе каких принципов она функционирует.
Если корпорации могут, пусть и не всегда целенаправленно и осознанно развивать собственную систему взаимоотношений, то они близки к формированию транснациональной корпорационной идентичности и уже в недалеком будущем могут представлять силу, способную составить конкуренцию даже суперэтносам (если они уже это не делают). Ответ на заданный вопрос требует отдельного глубокого исследования в рамках самостоятельной работы.
СОПОСТАВЛЕНИЕ ЯПОНСКОЙ И КОРЕЙСКОЙ ЭТНОКУЛЬТУРНЫХ СИСТЕМ В ФОРМЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
После поражения во Второй мировой войне Японская этносистема посредством демилитаризации формально потеряла возможность реализации пасси-онарности через военную экспансию и де факто была встроена в американскую систему безопасности в Северо-Восточной Азии. Между тем, «насильственная демократизация» Японии и десакрализация фигуры императора в действительности оказались не столь болезненными для японской национальной идентичности. Напротив, японская система умело «переформатировалась» сообразно требованиям новых старших партнеров.
Дзайбацу превратились в кэйрэцу, ключевую роль в государственном управлении сохранили бюрократы, на которых развитие современного парламентаризма и отстранение монарха от реальной власти сказались в малой степени. Плавный переход обеспечила идеология государственного национализма, которая, вынужденно сменив акцент с открытой враждебности к варварам на патриотизм и любовь ко всему японскому, по-прежнему осталась силой, цементирующей японский народ [Крупянко, Арешидзе, 2010].
Действительно серьезные изменения, оказавшие влияние на дальнейшее развитие страны, вызвало динамичное развитие неэтнических систем на Японских островах, выраженное в активном развитии японской экономики по пути транснационализации бизнеса. Примечательно, что путь экономического развития, на который как на единственно возможный вступила страна, позволил ей стать третьей экономикой мира без большой доли иностранных ТНК внутри Японии.
Сегодня в международных отношениях в вопросах глобальной повестки Япония вынуждена в основном играть роль американского союзника, имея настоящую свободу лишь в попытках развития экономической интеграции внутри и вовне региона, в частности через создание зон свободной торговли (например, создание общей зоны свободной торговли в треугольнике «Япония-Китай-Корея», а также интенсификация экономических отношений с АСЕАН и ЕС, с которыми Япония уже подписала соглашения о свободной торговле).
Вместе с тем, японская система опасается поглощения китайской, а потому крайне тщательно подходит к вопросам взаимодействия со своим крупным материковым соседом [Калмацкий, 2019] (не стоит сбрасывать со счетов также и психологический фактор отрицательной комплиментарности между японцами и китайцами). Сведение традиционной дипломатии преимущественно к экономическому сотрудничеству вынудило Японию активизировать культурную дипломатию и найти выражение фазы подъема этносистемы в форме культурной экспансии.
Ключевую роль в этом играет развитие индустрии развлечений, успешно конкурирующей (и взаимодействующей) с американской, особенно в области производств, построенных на использовании современных высоких технологий (виртуальная реальность, видеоигры, анимация). Так, по словам президента Токийского фонда Масахиро Акияма, «культура, искусство, кухня и, конечно, манга - это безусловные инструменты «мягкой силы» [Японский опыт..., 2014] Японии.
Корейская этносистема, существующая в послевоенный период под влиянием китайского и российского суперэтносов, японской этносистемы и множества неэтнических систем, оказалась расколота в своем политическом воплощении на два конфликтующих государства. КНДР и Республика Корея вследствие существования в рамках систем, строящихся более сильными игроками, избрали различные способы развития и разные идеологические модели, соответствующие курсу своих «патронов».
КНДР стремилась развивать социалистическую идеологию, а Республика Корея - построить капиталистическое государство. Между тем, столь, на первый взгляд, сковывающие обстоятельства, не привели
к тому, что Корейская этносистема разделила судьбу монгольской (находящейся на мемориальной фазе этногенеза), не представив собственной идеологической концепции на основании привнесенных в нее идейных моделей. Напротив, оба корейских государства со временем превратили пришедшие извне идеологии в весьма оригинальные системы воззрений, принципов и норм, основывающиеся на корейской специфике.
Причиной тому послужил тот факт, что Корейский полуостров оказался затронут новой регенерацией суперэтнических систем, произошедшей в Х1Х-ХХ вв. (возможно, привнесенной из Китая или Японии). Ввиду неизбежных ограничений основное стремление корейской этносистемы - не образовать новый суперэтнос, что в свое время попыталась сделать японская система, а восстановить целостность этнического ядра - единство корейского народа.
Рассмотрим особенности развития идеологической модели корейской этносистемы в послевоенный и современный исторический отрезок. В государствах, воплощающих корейскую этническую систему, развивался национализм. В Республике Корея на этапе «правления» Ли Сын Мана была сформулирована идеология «национального единства» («ильмин»). Конституция республики содержала основные принципы формирования либерально-демократического государства, однако, идеология позволяла строить жесткий авторитарный режим с репрессивным механизмом.
Новая идеология противопоставлялась как западным идеологическим концепциям («слишком слабым для того, чтобы побороть идеи коммунизма»), так и коммунистической (социалистической) идеологии, развивающейся на Севере полуострова. Более того, идеология народного единства противопоставляюсь также и пришедшему с Запада на Корейский полуостров христианству, посредством пропаганды мифа о полубоге Тангуне, основателе Древнего Чосона (который также способствовал сакрализации власти) [Ермолаева, 2016]. Идеология, выдвинутая Ли Сын Маном (1948-1960), позволяла Республике Корея легитимизировать превентивную войну с КНДР за объединение корейского народа «огнём и мечом».
Лидер военной хунты Пак Чон Хи (1962-1979) также развил идеологическую систему Республики Корея, выдвинув концепцию «национального субъективизма» («чучхесон»). Она была направлена уже на мобилизацию внутренних ресурсов для активного развития государства в большей степени, нежели на конфронтацию с соседями. Также в этот период фактически была формализована идея о «кореизации демократии», предполагающей конфуцианскую этику и патриархальность в качестве базиса общественного развития [Ермолаева, 2009]. С этого момента в истории республики прослеживается тенденция к постепенной демократизации, активно продвигаемая корейскими религиозными организациями. Демократические выступления 1987 г. нашли поддержку руководства США, что и стало решающим фактором при смене характера политической системы Республики Корея.
Фактически на рубеже ХХ-ХХ1 в. в стране произошел транзит к той политической системе, принципы которой формально были закреплены еще в первой Конституции Республики Корея, а власть оказалась
значительно десакрализирована. Вместе с тем, на современном этапе Республика вслед за Японией стала местом активного развития неэтнических систем, (особенность корейского случая - большое число религиозных сект и неправительственных организаций, координирующих их деятельность), а ее внешнеполитическая ориентация окончательно сместилась в пользу экономического сотрудничества и культурной экспансии.
В то же время в КНДР развивалась собственная идеологическая система. Вначале она основывалась на положениях марксизма-ленинизма, однако вскоре начала обособляться (вместе с самой КНДР, попытавшейся выйти из орбиты СССР) и в итоге оформилась в уникальный корейский вариант социалистической идеологии [Мишин, 2014]. Примечательно, что изменения в идеологической системе в обоих корейских государствах происходили примерно в одно и то же время.
Впервые северокорейская идеология «опора на собственные силы» («чучхе») была упомянута Ким Ир Сеном в 1955 г., но завершение ее формализации произошло в 1980-х гг. По своей сути это синтез идей марксизма-ленинизма, конфуцианства и корейской философско-религиозной традиции (культ предков и культ вождя).
В идеях чучхе провозглашается превосходство социализма над капитализмом, понимаемое, прежде всего, как приоритет коллективизма над индивидуализмом. Также утверждается, что субъектами общественного движения выступают народные массы, существующие в особой государственной иерархии, которую возглавляет вождь. А под революцией понимается фактически любая деятельность народных масс, направленная на реализацию народными массами их потребностей в самостоятельности.
Ким Ир Сен, в свою очередь, в развитие идей чучхе провозгласил политику «сонгун», направленную на укрепление военной мощи страны.
Ким Чен Ир встал во главе государства в конце ХХ в., когда с мировой арены ушел СССР и, следовательно, исчезла возможность лавирования между Советским Союзом и КНР, которой раньше обладала КНДР. В этой связи курс на развитие обороноспособности страны с целью сохранения ее суверенитета выглядит более чем рационально. Фактически, идеи «сонгун» декларировали начало периода военного социализма в КНДР [Аптеева, 2010], что на практическом уровне нашло выражение в начале нового этапа активной милитаризации страны и, в том числе, развития ее ядерной программы.
Ким Чен Ын, ставший лидером нации в 2011 г., в целом, продолжил в эволюционном ключе развивать политику своего отца и деда. Он сохранил приверженность идеям «сонгун» и превратил КНДР в ядерную державу, но, вместе с тем, он стал уделять огромное внимание преобразованиям во внутренней политике государства, прежде всего в области сельского хозяйства и обеспечения благополучия граждан (что при его отце явно приносилось в жертву скорейшему осуществлению милитаризации страны).
Ким Чен Ын объявил курс на построение «социалистического цивилизованного государства». В этой концепции делается особый акцент на развитие культурной составляющей, что также является нововведением.
Никифоров С.В.
Старые же идеологические концепции были формализованы Ким Чен Ыном как идеологический принцип «кимирсенизм-кимчениризма» [Мальцева, 2017]. Рассматривая же международную политику молодого Кима, можно отметить грамотное выстраивание отношений как с южным соседом (направленную все же на развитие мирного межкорейского диалога и постепенную интеграцию «двух Корей»), так и с ведущими мировыми политическими силами (например, в форме саммитов с лидерами КНР, США и России).
Периодическая смена периодов конфронтации, напряженности и мирных переговоров, направленных на развитие межкорейского диалога в истории КНДР и РК, - форма проявления двух ключевых факторов современного состояния корейской этносистемы. Сближение корейских политических систем обуславливается естественным желанием этнической системы восстановить свою целостность, а напряженность между ними - существованием этносистемы под влиянием (и частично даже внутри) систем более сложной организации: китайского и российского (сегодня в значительной мере меньше, чем в первые годы после Второй мировой войны) суперэтносов, неэтнических систем с Запада и японской этносистемы.
ВЫВОДЫ
Ключевыми на современном этапе становятся процессы формирования идентичностей более высокого уровня, чем суперэтнос или транснациональная корпорация. Вероятно, будущим лидером в рамках подсистемы международных отношений в Северо-Восточной Азии станет та система, которая сможет превратиться в ядро нового межцивилизационного (суперэтнического) или межкорпорационного союза. Исходя из истории развития модели международных отношений в регионе и современных особенностей можно предложить следующие прогнозируемые сценарии эволюции подсистемы.
1. Суперэтносы, существующие в регионе, формируют межцивилизационный союз с ядром, находящимся в Северо-Восточной Азии значительно раньше появления транснациональной корпорационной идентичности. Неэтнические системы теряют свои позиции в региональной подсистеме международных отношений. Экономическая интеграция и межкультурный обмен активизируется, закрепляя за Северо-Восточной Азии позиции ведущего региона.
ЛИТЕРАТУРА
1. Republic of Korea 2017 international religious freedom report (Доклад о свободе вероисповедания в странах мира 2017. Республика Корея). Сайт Госдепартамента США. URL: https://www.state.gov/documents/organization/281076.pdf
2. Аптеева О.В. Сравнительный анализ идей чучхе и сон-гун в конструировании идеологии военного социализма в КНДР [Электронный ресурс]. URL: https://mgimo.ru/ upload/docs2/apteeva.pdf
3. В Монголии Facebook активно используют 2 млн человек // Золотая орда. 7 сентября 2018 г. [Электронный ресурс]. URL: https://zolord.ru/новости/в-монголии-фейсбук-активно-используют-2-млн.-человек
2. Неэтнические системы (преимущественно ТНК) формируют межкорпорационную систему с субстратами в Северо-Восточной Азии значительно раньше образования системы суперэтносов. Происходит «эрозия» государственных институтов, значительное ослабление суперэтнической целостности в этносистемах, ввиду доминирования неэтнический идентичности. Как следствие, государства в регионе перестают играть ключевую роль в международных отношениях.
3. Образование этнических и неэтнических систем нового уровня организации происходит примерно в одно и тоже время и с активным задействованием субстратов, существующих в Северо-Восточной Азии. Региональная диалектика неэтнических и этнических систем переходит на более сложный уровень. Следствием этому может стать их конфронтация за расширение своего «жизненного пространства» и сферы влияния, которая может выразиться в том числе в появлении линии противоборства «межгосударственный союз - межкорпорационный союз». По своей форме конфликт может иметь как характер «Холодной войны», так и прямого конфликта.
4. Формирование системы суперэтносов и/или транснациональной корпорационной идентичности происходит преимущественно за пределами региона Северо-Восточной Азии. Регион становится объектом интереса систем (или системы) новой формы организации и вместо того, чтобы стать новым мировым лидером, будет вынужден ему со временем подчиниться.
Так, фактор неэтнических систем, в силу малого числа тематических исследований, представляется ныне своеобразной «темной лошадкой», могущей значительно и во многом неожиданно изменить всю существующую подсистему международных отношений в Северо-Восточной Азии и, возможно, саму мировую систему международных отношений. Кроме того, в значительной степени от него зависит, смогут ли корейская этносистема восстановить свою целостность, а японская все-таки стать ядром суперэтноса.
В этой связи России представляется крайне целесообразным активизировать развитие отношений со странами региона (в частности в вопросе реализации проектов, формирующих общие инфраструктурные системы и совместные пространства), освоение русского Дальнего Востока и многократно увеличить усилия, направляемые на пропаганду русской культуры и межци-вилизационный диалог в Северо-Восточной Азии.
REFERENCES
1. Republic of Korea 2017 international religious freedom report. US State Department. [Electronic resource]. URL: https://Www. state.gov/documents/organization/281076.pdf
2. Apteeva O.V. Comparative analysis of the Juche and Songun ideas in the construction of the ideology of military socialism in the DPRK [Electronic resource]. URL: https://mgimo.ru/ upload/docs2/apteeva.pdf
3. 2 million people actively use Facebook in Mongolia. The Golden Horde. September 7, 2018 [Electronic resource]. URL: https://zolord.ru/HOBOCTM/B-MOHronMM-$eMc6yK-aKTMBHO-Mcno^b3yroT-2-MnH.-qenoBeK
4. Гумилёв Л.Н. От Руси к России [Электронный ресурс]. URL: http://www.gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r03e.htm
5. Ермолаева Е.М. Истоки южнокорейского национализма. Власть и идеология в Республике Корея [Электронный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/istoki-yuzhnoko-reyskogo-natsionalizma-vlast-i-ideologiya-v-respublike-koreya
6. Ермолаева Е.М. Роль идеологии в политических режимах Ли Сынмана и Пак Чонхи Республика Корея в 19481979 гг. [Электронный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/ article/n/rol-ideologii-v-politicheskih-rezhimah-li-synmana-i-pak-chonhi-respublika-koreya-v-1948-1979-gg
7. Калмацкий М. Союз на троих: зачем Китай ускоряет создание зоны свободной торговли с Японией и Южной Кореей // RT. 17 апреля 2019 г. [Электронный ресурс]. URL: https://russian.rt.com/business/article/622372-kitai-torgovlya-ekonomika
8. Ким Чер У. Военно-ориентированная политика Ким Чен Ира. Пхеньян, 2002. С. 3.
9. Крупянко М.И., Арешидзе Л.Г. Япония: идеология государственного национализма [Электронный ресурс]. URL: https://www.socionauki.ru/journal/files/iis/2010_2/japonija_ ideologija_gosudarstvennogo_nacionalizma.pdf
10. Мальцева О.П. Некоторые особенности стратегического курса Ким Чен Ына [Электронный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/nekotorye-osobennosti-strategicheskogo-kursa-kim-chen-yna
11. Министр иностранных дел принял посла США // МОН-ЦАМЭ Новости. 9 апреля 2019 г. [Электронный ресурс]. URL: https://www.montsame.mn/ru/read/185711
12. Мишин В.Ю. Особенности северокорейского национализма [Электронный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/ article/n/osobennosti-severokoreyskogo-natsionalizma
13. Полный текст доклада, с которым выступил Си Цзиньпин на 19-м съезде КПК // Синьхуа [Электронный ресурс]. URL: http://russian.news.cn/2017-11/03/c_136726299.htm
14. Устинова Е.П. Неправительственные организации Японии и их влияние на внешнюю политику страны [Электронный ресурс]. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book_ view_red&book_id=439111
15. Японский опыт «мягкой силы» для России. Интервью Масахи-ро Акиямы на сайте РСМД от 30 апреля 2014 г. [Электронный ресурс]. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-com-ments/interview/yaponskiy-opyt-myagkoy-sily-dlya-rossii/
4. GumilevL.N. From Russia to Russia [Electronic resource]. URL: http://www.gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r03e.htm
5. Ermolaeva E.M. The origins of South Korean nationalism. Power and ideology in the Republic of Korea [Electronic resource]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/istoki-yuzhnokoreyskogo-natsionalizma-vlast-i-ideologiya-v-respublike-koreya
6. Ermolaeva E.M. The role of ideology in the political regimes of Lee Seungman and Park Chunghee Republic of Korea in 1948-1979 [Electronic resource]. URL: https://cyberleninka. ru/article/n/rol-ideologii-v-politicheskih-rezhimah-li-synmana-i-pak-chonhi-respublika-koreya-v-1948-1979-gg
7. Kalmatsky M. Union for three: why China is accelerating the creation of a free trade zone with Japan and South Korea. RT. April 17, 2019 [Electronic resource]. URL: https://russian. rt.com/business/article/622372-kitai-torgovlya-ekonomika
8. Kim Cher U. The military-oriented policy of Kim Jong Il. Pyongyang, 2002. P. 3.
9. Krupyanko M.I., Areshidze L.G. Japan: The ideology of state nationalism [Electronic resource]. URL: https://www.socionauki. ru/journal/files/iis/2010_2/japonija_ ideologija_gosudarstven-nogo_nacionalizma.pdf
10. Maltseva O.P. Some features of the strategic course of Kim Jong-un [Electronic resource]. URL: https://cyberleninka.ru/ article/n/nekotorye-osobennosti-strategicheskogo-kursa-kim-chen-yna
11. The Minister of Foreign Affairs received the US Ambassador. MONTSAME News. April 9, 2019. [Electronic resource]. URL: https://www.montsame.mn/ru/read/185711
12. Mishin V.Yu. Features of North Korean nationalism [Electronic resource]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/osobennosti-severokoreyskogo-natsionalizma
13. Full text of the report delivered by Xi Jinping at the 19th Congress of the CPC. Xinhua. [Electronic resource]. URL: http://russian.news.cn/2017-11/03/c_136726299.htm
14. Ustinova E.P. Non-governmental organizations of Japan and their influence on the country's foreign policy [Electronic resource]. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book_ view_red&book_id=439111
15. Japanese experience of "soft power" for Russia. Interview of Masahiro Akiyama on the RIAC website dated April 30, 2014 [Electronic resource]. URL: https://russiancouncil. ru/analytics-and-comments/interview/yaponskiy-opyt-myagkoy-sily-dlya-rossii/
Статья проверена программой Антиплагиат. Оригинальность - 97.98%
Рецензент: Мишина Н.В., доктор политических наук; профессор кафедры публично-правовых дисциплин и международного права АНОВО «Московский международный университет»
Статья поступила в редакцию 30.06.2021, принята к публикации 16.08.2021 The article was received on 30.06.2021, accepted for publication 16.08.2021
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Никифоров Святослав Вадимович, аспирант кафедры общеправовых дисциплин и международного права Московского государственного гуманитарно-экономического университета. Москва, Российская Федерация. ORCID: 0000-0003-3842-4848; E-mail: ursus-arktos@ yandex.ru
ABOUT THE AUTHOR
Svyatoslav V. Nikiforov, postgraduate student at the Department of General Legal Disciplines and International Law of the Moscow State University of Humanities and Economics. Moscow, Russian Federation. ORCID: 0000-0003-3842-4848; E-mail: ursus-arktos@ yandex.ru
