CC BY
56
«АЛТАЙСКИЙ ТЕКСТ» В ТВОРЧЕСТВЕ В. ВЫСОЦКОГО
В статье раскрывается тема изображения образа Алтая в поэтическом творчестве Владимира Высоцкого. На материале стихотворных текстов реконструируются основные мифологемы и реалии алтайского сюжета у Высоцкого. Структура этого сюжета представлена в статье через несколько доминантных линий: 1) барнаульский текст, комбинирующий в себе романтические, травестийные, катастрофические и национальные мотивы; 2) портреты-посвящения, осмысляющие биографические и творческие связи Высоцкого с известными людьми, родившимися на алтайской земле (В. Золотухин, В. Шукшин); 3) космическая тема, презентирующая символическую фигуру «двойника», «дублера» (Германа Титова) в актуальном для автора философско-аллегорическом и автометаописательном ключе. Статья раскрывает культурологические, мифопоэтические и психо-биографические возможности подхода к топосному тексту как семиотически репродуктивному для современной литературоведческой науки.
Ключевые слова: алтайский текст, барнаульский миф, топос, семиотизация, Высоцкий.
Об алтайском тексте и образе Алтая в русской литературе ХХ века писалось в литературоведческой науке не раз [1]. Корпус исследований по теме «Высоцкий и Сибирь» насчитывает около десятка научных и популярных статей, среди которых наиболее систематические - публикации Марка Цыбульского [2, с. 17]. Известно, что в Новосибирске существует Сибирский фонд по увековечению памяти Высоцкого (председатель Анатолий Олейников), в нескольких городах Сибири поэту поставлен памятник. Однако в сюжете пребывания Высоцкого на Алтае всё еще есть «белые пятна», а тексты, образующие так называемый «алтайский текст» нуждаются в тщательном комментировании.
Выступая 24 - 25 января 1964 года на сцене Театра юного зрителя (ТЮЗа) в Барнауле, тогда ещё малоизвестный актер Владимир Высоцкий встретил свое 26-летие. Теперь это Молодежный театр Алтая, он расположен в другом здании и (ирония судьбы!) носит имя друга Высоцкого, коллеги по театру на Таганке, -Валерия Золотухина.
Развёрнутое комментирование и изучение того, что связано с «алтайским текстом» Высоцкого, ещё не предпринималось. Более того, нам представляется необходимым расширить корпус произведений поэта, в которых воссоздаются художественные черты алтайского региона, и к уже известным «барнаульским текстам» (на которые впервые указал журналист Валерий Тихонов [3]) добавить тексты-посвящения, связанные с фигурами Василия Шукшина, Валерия Золотухина, и символическое осмысление фигуры второго космонавта - Германа Титова - в контексте личностных и творческих поисков поэта 1960-х гг
В конце января 1964 года Высоцкий отправляет с оказией из Барнаула посылку жене - Л. Абрамовой - и письмо: «Относительно моего приезда - очень хочу, но дорога дорогая - 200 рублей, и концерты без меня не могут быть... Посылка небогатая, там балык и ужасно вкусная китайская икра. Ешьте и вспоминайте мою многострадальную сибирскую и алтайскую жизнь. В Барнауле буду дней 10» [цит. по: 2, с. 18].
Травестийный парадокс о содержании «небогатой» посылки и «многостра-дальности» алтайской жизни указывает не только на хорошее чувство юмора у поэта, но явно свидетельствует о его широком круге общения. По нашему предположению, подобные «немыслимые» в советские годы поднесения были возможны только или в качестве гонорара, или из чувства огромной благодарности за хороший концерт. Понятно, что концертов за 10 дней в Барнауле было не только два, как значилось на афише, а значительно больше, и они носили неофициальный характер. Так, китайская красная икра (как, впрочем, и балык) могла быть преподнесена работниками или посетителями ресторана гостиницы «Алтай», где проживали московские гастролеры, а напротив гостиницы находилось здание крайкома КПСС.
После Барнаула Высоцкий вместе с другими актёрами едет по Алтаю. Известны точные дата и место выступления в Бийске. Газета «Бийский рабочий» в номере от 1 февраля 1964 года анонсировала предстоящий в тот же день концерт московских актеров в кинотеатре «Сибирь» (по другой версии, выступление состоялось в «Октябре») [2, с. 21]. Затем Высоцкий едет в Горно-Алтайск, и, возможно, Рубцовск, но документальных свидетельств об этих выступлениях не осталось.
10-дневное пребывание в столице Алтайского края оставило «след» в нескольких поэтических текстах Высоцкого - то напрямую, то косвенно. Как правило, Барнаул воспринимается поэтом как истинно сибирский провинциальный город - место ссылки блатных, каторжников, мелких беспорядков или наоборот -полного застоя, рутины.
В песне «Летела жизнь» (1977) герой Высоцкого проходит через несколько испытаний в «Сибири - державе бичевой». Сибирско-каторжный колорит становится для героя пространством своеобразной инициации, где он не только взрослеет, приобретая лысину и «семь пядей во лбу», испытывая физическую и душевную боль, но и получает незабываемый опыт жизни и даже национальной самоидентификации:
< . .> Я был кудряв, но кудри истребили -Семь пядей из-за лысины во лбу. Летела жизнь в плохом автомобиле И вылетела с выхлопом в трубу. Воспоминанья только потревожь я -Всегда одно: «На помощь! Караул!..» Вот бьют чеченов немцы из Поволжья, А место битвы - город Барнаул. Когда дошло почти до самосуда,
Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя, -Те и другие были не отсюда, Но воевали, словно за себя [4, с. 435].
Знаменательно, что герой песни в барнаульской «битве» вступается за обижаемых - чеченцев, очевидно зная, что количественно немцев с Поволжья, действительно, на Алтае намного больше. Однако эта строка из песни Высоцкого имеет под собой документальную и довольно трагическую основу. И «немцы из Поволжья» здесь совсем ни при чём, тем более что в Барнауле они не селились.
А. Муравлев в книге «Неизвестный Алтай» впервые сопоставляет два источника - отрывок из документальной книги историка В.А. Козлова, основанной на докладных записках КГБ и прокуратуры СССР в ЦК КПСС, и беллетристическую книгу А. Александрова «Соловей, соловей-пташечка», изданную в Барнауле годом раньше [5, с. 189]. В документальной книге случившиеся события реконструированы без национальной составляющей (материал включен в главу «Сценарии «стройбатовских» волнений»), понять, из-за чего начались волнения, затруднительно:
«22 августа 1954 года двое солдат затеяли драку со строителем, который затем направился в рабочий клуб смотреть кино. Через некоторое время в клуб ворвались около 40 солдат из расположенных поблизости двух строительных батальонов. Солдаты сняли ремни и стали пряжками избивать присутствующих, повредили киноаппаратуру, переломали мебель и скрылись» [6, с. 167].
Далее автор книги указывает, что были запущены ложные слухи о том, что якобы во время драки в клубе солдатами был убит ребёнок, что усилило резню: «Завязалась коллективная драка, в ходе которой обе группы бросали друг в друга камни. В течение всего дня, 23 августа, рабочие продолжали собираться группами и избивали встречавшихся им солдат-одиночек. <...> В прилегавших к строительству кварталах было подобрано избитых или отнято во время избиения 22 солдата строительных батальонов, пять из которых к утру 24 августа умерли. В местную больницу на излечение поступило также двое рабочих» [6, с. 168]. В итоге, строительные батальоны были выведены из Барнаула, а рабочие таким образом добились своего.
И только воспоминания свидетеля событий расставляют нужные акценты. А. Александров пишет: «На Западном поселке стояла казарма, где располагалась часть стройбата и почти целиком «чеченского разлива». Кто затеял свару, разбиралась милиция. То ли первые начали махаться русские мужики, то ли чеченцы «совсем наглость потеряли». Да нашелся, как всегда, провокатор и заорал благим матом:
- Ребята! Полундра! Наших бьют!
С Западного цепная реакция пошла гулять по всему городу. Озверевшая от крови толпа «черносотенцев» уже не разбирала национальность. Врагами становились почти все смуглые брюнеты: кавказцы, азиаты, евреи, цыгане и ... русские. Не за понюх табаку забили чернявого прохожего до смерти. А когда мимо как на грех проезжала бортовая машина со стройбатовцами-чеченцами, один мужик с ножом в руке на ходу заскочил в неё и давай полосовать.» [7, с. 29 - 30].
Неизвестно, откуда об этих событиях десятилетней давности узнал Высоцкий (скорее всего, из общения с местными жителями), но, очевидно, в его сознании наслоились два факта: что такой межнациональный конфликт был и что на Алтае есть много русских немцев. Точкой «выявления» скрываемых официальной властью межнациональных столкновений становится именно глухой сибирский город. Значим и выбор героя стихотворения - вступиться за проигрывающих битву «чеченов». Ироничная интонация конца текста - «Те и другие были не отсюда» - лишний раз подчёркивает восприятие Барнаула как «перевалочного» города для переселенцев. Однако исключительная конфликтность топоса является в этом случае адекватной формой отражения маргинального сознания как немецких переселенцев и стройбатовцев-чеченцев, так и сознания самого лирического героя.
В тексте песни «Из детства» (1979) на фоне блатного жаргона и бандитских кличек (Клещ, Толян Рваный) возникает мотив воровской удачи, которая должна «обломиться» герою, но, увы, не в таком глухом месте, как Барнаул: <...>А все же брали соточку И бацали чечеточку, -А ночью взял обмоточку -И чтой-то завернул... У матери - бессонница, -Все сутки книзу клонится.
Спи! Вдруг чего обломится, -Небось - не Барнаул... [4, с. 433].
Столь негативный контекст столичного города (или наоборот - позитивный - в контексте воровского содержания) усложняется в других текстах Высоцкого. В стихотворении с романтическим названием «Я верю в нашу общую звезду...» (1979) герой вместе с возлюбленной проходит через ряд катастроф и экстремальных ситуаций и всегда выживает благодаря тому, что они вдвоем. Одну из таких катастроф - самолетных - они избегают, спасаясь посадкой в Барнауле.
Примечательно, что Барнаул здесь стоит в одном ряду с Парижем - во-первых, заданная система координат работает как символ западного (Париж) и восточного (окончание «-аул» несведущим людям часто позволяет думать, что город азиатский), во-вторых, любовная история отношений Высоцкого с Мариной Влади масштабируется не только вертикальным пространством полета, но и по-люсностью типично западного и типично азиатского миров: <...> Да и теперь, когда вдвоем летим, Пускай на ненадежных самолетах, -Нам гасят свет и создают интим, Нам и мотор поет на низких нотах. Бывали «ТУ» и «ИЛы», «ЯКи», «АН», -Я верил, что в Париже, в Барнауле -Мы сядем, - если ж рухнем в океан -Двоих не съесть и голубой акуле! [8, с. 342]
В своих изысканиях о Высоцком В. Тихонов находит еще один стихотворный текст о Барнауле. В черновом варианте знаменитой песни-стихотворения «Москва - Одесса» (1967) были строки, которые, к сожалению, не вошли в окончательный вариант:
Вот радио опять заверещало,
А вслед раздались вопли:
«Караул!»
Затеяли интригу
летящие на Ригу -
Их самолет угнали в Барнаул.
Барнаул - это вам не Бейрут, -
Зря рижане поверили - врут,
Террористы туда не попрут,
Их там живо самих заберут... [цит. по 3].
Понятно, что рифма «караул - Барнаул» появляется впервые здесь, а затем уже используется как заготовка в более позднем стихотворении о межэтническом конфликте. Барнаул противопоставляется и Риге (европейскому городу), и Бейруту (Ближний Восток) одновременно. Таким образом, маргинально-конфликтная и глубоко провинциальная природа этого городского топоса для Высоцкого остро ощутима и несомненна. Город открыт для происшествий, но вряд ли они там случатся: террористов быстро обуздают, вору вряд ли что «обломится», а самолет не упадет Контекстуально именно в этом черновом варианте песни сошлись те сквозные мотивы, что связаны для Владимира Высоцкого с посещением Барнаула и Алтая: происшествие (драка, кража, угон) <=> провинциальный порядок (глушь). Эту мысль подтверждает и окончательный вариант текста (вторая часть песни называется «Через десять лет»), где Барнаул сменяет еще более провинциальный город - Ейск:
Зря я дергаюсь: Ейск не Бейрут, -Пассажиры спокойней ягнят, Террористов на рейс не берут, Неполадки к весне устранят [8, с. 247].
Исследователи В.В. Десятов, А.И. Куляпин в статье о барнаульском мифе точно подмечают: «Будучи столицей Алтайского края, Барнаул вовсе не концентрирует в себе заряд позитивной, идеальной, утопической энергии, которой явно обладает понятие «Алтай». Семиотическое равновесие между разными топосами одной территории достигается сочетанием противоположных начал: утопия и правда, прекрасное и безобразное, разум и безумие, гармония и хаос» [9, с. 13]. Добавим, что именно вторые элементы в указанных оппозициях чаще всего и проигрываются в текстах Высоцкого о Барнауле.
«Алтайский текст» формируется в творчестве поэта и через тексты-посвящения. Один из них - стихотворение на смерть В.М. Шукшина «Памяти Василия Шукшина» (1974). Метафоризация события смерти связывается Высоцким прежде всего с сыгранной ролью - сценой смерти Егора Прокудина в «Калине красной». Текст составлен почти полностью из реминисценций и скрытых аллюзий кинотворчества Шукшина - «Живет такой парень», «Печки-лавочки», так и не вышедший «Разин». Актерская, человеческая и творческая общность с Шукшиным ощущается Высоцким как граница преодоления двух миров - искусства и жизни, и ее окончательное стирание происходит именно в смерти: И после непременной бани, Чист перед Богом и тверез, Вдруг взял да умер он всерьез -Решительней, чем на экране [8, с. 210].
Высоцкий, осмысляя кончину Шукшина, как бы невольно «репетирует» и финальный акт собственной жизни. Не случайно в тексте-посвящении поэтом воссоздана именно кинематографическая (в том числе актерская) линия судьбы
Шукшина. И в этом контексте поворот судьбы поистине символичен: Высоцкий умер в день рождения алтайского писателя - 25 июля.
Еще один «алтайский след» у Высоцкого - его друг Валерий Золотухин, 16 лет они вместе проработали в театре на Таганке, снялись совместно в пяти фильмах. В анкете, которую заполнил Владимир Высоцкий 28 июня 1970 г. по вопросам артиста театра им. Вахтангова Анатолия Меньшикова, на вопрос «Кто твой друг?» он указал: «Золотухин» и в графе «Черты, характерные для твоего друга»: «Терпимость, мудрость, ненавязчивость» [10].
Интересно, что Высоцкий и Золотухин никогда не были вместе на Алтае. Более того, поездка Высоцкого в Барнаул состоялась до знакомства с Валерием Золотухиным: они познакомились в том же 1964 году, но осенью. В. Смехов в своих воспоминаниях о коллегах по Театру на Таганке характеризует их отношения как «дружба-вражда», подчёркивая сложный клубок приближений и разногласий между ними [11, с. 86]. Об этом свидетельствуют и дневниковые книги В. Золотухина - «Секрет Высоцкого», «Таганский дневник» и др. Мифологически-литературная модель взаимоотношений Высоцкого и Золотухина укладывается в пушкинский сюжет «Моцарта и Сальери». Напомним, что Валерий Золотухин в экранизации «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина 1979 года играл «гуляку праздного», а Высоцкий - Дон Гуана (это была его последняя роль), однако жизненные обстоятельства, несомненно, усложняли и драматизировали эти амплуа. Высоцкий в последние годы никак не отзывался ни на писательское творчество Золотухина, ни на его актерские работы, хотя они продолжали трудиться в одном театре до конца жизни поэта.
Размышления о философско-аллегорической фигуре «второго» - двойника, трикстера, дублера - находят неожиданное продолжение в двух поэмах Высоцкого - «Поэме о космонавте» (впервые напечатанной в 1987) и «Детской поэме» (1970). В последней выведен персонаж-гуманитарий, которому дано имя друга и соратника по театру - Ивана Дыховичного. У Ваньки есть антагонист -Витька Кораблев, который увлечен техникой. Ваня «слишком толстый», но зато он «шпарит наизусть стихи про Мадрид и про Алтай, про отважных конников». Бурный спор в пятом «А» классе возникает о том, что главнее в современной жизни - литература или техника:
«Ванька слаб, а Витька ловкий, Сам он робота собрал!» «А Титов на тренировки Пушкина с собою брал!» Им бы так не удалось Спор решить неделями. Все собрание дралось Полными портфелями. Но, услышав про Титова, Все по партам разошлись, -После Ваниного слова Страсти сразу улеглись [12, с. 102].
«Алтай - Титов - Пушкин - театр» - такова ассоциативно сложная цепочка у Высоцкого. Сюжетно Ваня Дыховичный берет с собою в полет книгу, и именно поэтому ракета, построенная Витькой Кораблевым, не летит - она перегружена. Таким образом, Ванька практически повторяет поведенческую стратегию Германа Титова. В своей книге «Голубая моя планета» (1973) Г. Титов вспоминает эпизод, когда выйдя из барокамеры, он направился отдыхать, однако был подвергнут таможенной проверке. В его чемодане нашли «контрабанду»: «Оказалось, что художественную, научную. литературу вносить в сурдокамеру на этот раз строго запрещалось. <...> В результате переговоров стороны пришли к выводу, что можно взять в камеру пушкинского «Онегина» и томик рассказов О. Генри. Рассказы О. Генри я читал когда-то, а некоторые главы «Онегина» знал наизусть. Было решено поэтому, что «притока новой информации» не будет и цели эксперимента будут достигнуты» [13, с. 56]. Правда, герой Высоцкого берет с собой в полет другую литературу - «Трех мушкетеров».
Связь «Титов-литература» могла закрепиться у Высоцкого по ряду факторов. Первый - в связи с реальным знакомством с космонавтом. Высоцкий встречался с Гагариным и Титовым во время их неофициального визита в Крым в августе 1961 года - как раз после полета второго [14]. Во время встречи Титов мог обнаружить свои глубокие знания и любовь к литературе, воспитанные отцом - директором школы, учителем русского языка и литературы, алтайским просветителем Степаном Павловичем Титовым. Имя сыну и дочери С.П. Титов выбирал, памятуя о своих любимых пушкинских героях - Германе и Земфире. Существовал миф о том, что Хрущев якобы отверг кандидатуру Титова в качестве первого не только из-за интеллигентского происхождения, но и из-за имени - мол, не вполне простое, «народ не поймет». Так, за любовь к литературе и Пушкину пришлось «платить». Второе - это цикл семейных фотографий Германа Титова, где космонавт с женой Тамарой читают книгу А.С. Пушкина, или где Титов-старший играет на рояле в кругу семьи [15]. Эти фотографии были широко растиражированы в шестидесятые годы в популярных советских журналах и должны были подкреплять миф о «крепкой советской семье».
Фигура «второго» (дублера), который мог бы стать первым, появляется и в «Поэме о космонавте» (в другом варианте «Первый космонавт»): <...>Вот мой дублер, который мог быть первым, Который смог впервые стать вторым.
Пока что на него не тратят шрифта: Запас заглавных букв - на одного. Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта, Но дальше я поднялся без него [12, с. 34].
Знаменитый космонавт Георгий Гречко, впервые услышав текст поэмы Высоцкого, где повествование ведется от лица Гагарина, прокомментировал этот фрагмент так: «А ведь путь до лифта - это не дорожка по красному ковру после возвращения. Путь до лифта - это те же барокамеры, те же самые центрифуги. «Но дальше я поднялся без него». Все, дублер исчезал. Надо сказать, что это было тяжело. До лифта были еще равные люди. А ещё один шаг - в лифт, и уже один известен на весь мир, а другой, равный, а может быть, лучше (как Гагарин со свойственной ему широтой души говорил о
Библиографический список
Титове - мол, он лучше, и поэтому его сохранили для более трудного полета) превращался в невидимку. И что это уловил Высоцкий, просто поражает» [16, с. 67].
Семиотизация роли двойника («дублера») представляется нам значимой как с точки зрения автобиографического текста Высоцкого, его долгого и трудного движения к главным ролям в театре, так и с точки зрения общей стратегии «творец-подражатель», которая в разных ролевых ипостасях воплотилась в линиях Высоцкий - Шукшин, Высоцкий - Золотухин, поэт - актер.
Таким образом, реконструкция доминантных линий «алтайского текста» в творчестве В. Высоцкого позволяет уточнить и философски осмыслить творческие и человеческие поиски поэта, говорить о глубоком семиотическом потенциале всякого геотекста, проходящего через судьбу крупного художника.
1. Богумил Т.А. «Алтайский текст» и литература Алтая: к определению понятий. Филология и человек. 2017; 4: 155 - 164. Козлова С.М. Алтайский текст в русской поэзии. Алтайский текст в русской культуре. Вып. 1: Изд-во АлтГУ Барнаул, 2002: 14 - 24. Худенко Е.А. Алтай и Крым: геопоэтические перекрёстки. Мир науки, культуры, образования. 2016; 5' (60): 350 - 352.
2. Цыбульский М. Владимир Высоцкий в Сибири. Буфф сад. Томск, 6 января, 2000; 2 (2077). Available at: http://v-vysotsky.com/statji/2004/Vysotsky_v_Sibiri/text.html
3. Тихонов В.Е. Он верил в нашу общую звезду: к 65-летию со дня рождения В.С. Высоцкого. Барнаул. 2003; 1. Available at: http://akunb.altlib.ru/files/LiteraryMap/Texts/ Tihonov/211.htm
4. Высоцкий В.С. Избранное. Москва: Советский писатель, 1988.
5. Муравлёв А.С. Неизвестный Алтай. Далёкое - близкое. Барнаул: ОАО «ИПП Алтай», 2011. Или: «Вот бьют чеченов немцы из Поволжья, а место битвы - город Барнаул». Available at: https://bazaistoria.ru/blog/43614064878/%C2%ABVot-byut-chechenov,-nemtsyi-iz-Povolzhya,-a-mesto-bitvyi-%E2%80%94-goro?nr=1
6. Козлов В.А. Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти. 1953 - 1985 гг. Москва: Олма-пресс, 2006.
7. Александров А. «Соловей, соловей-пташечка». Барнаул, 2005.
8. Высоцкий В.С. Я, конечно, вернусь: Стихотворения, песни, проза. Москва: Эксмо-Пресс, 2001.
9. Десятов В.В., Куляпин А.И. Барнаульский миф в русской литературе. Алтайский текст в русской культуре. Вып.1. Барнаул: Изд-во АлтГУ, 2002: 9 - 13.
10. Анкета, заполненная Высоцким 28 июня 1970 года. Available at: https://www.yaplakal.com/forum2/topic593405.html
11. Смехов В. Мои товарищи - артисты. Аврора. 1980; 5 (май): 86 - 93.
12. Высоцкий В. Ловите ветер всеми парусами! [Стихотворения]. Санкт-Петербург: Амфора. ТИД Амфора, 2012.
13. Титов ГС. Голубая моя планета. Москва: Воениздат, 1973.
14. Мешков В.А. Гагарин, Высоцкий и не только. Литературная газета. Курьер культуры. Крым-Севастополь, 20094 № 16: 2. Available at: http://vysotskiy-lit.ru/vysotskiy/ articles/gagarin-vysockij.htm
15. Герман Титов с семьей. Библиотека изображений РИА Новости. Available at: www.visualrian.ru
16. Гречко ГМ. Космонавт № 34. От лучины до пришельцев. Москва: Олма Медиа Групп, 2013.
References
1. Bogumil T.A. «Altajskij tekst» i literatura Altaya: k opredeleniyu ponyatij. Filologiya i chelovek. 2017; 4: 155 - 164. Kozlova S.M. Altajskij tekst v russkoj po ezii. Altajskij tekst v russkojkul'ture. Vyp. 1: Izd-vo AltGU. Barnaul, 2002: 14 - 24. Hudenko E.A. Altaj i Krym: geopo'eticheskie perekrestki. Mirnauki, kul'tury, obrazovaniya. 2016; 5 (60): 350 - 352.
2. Cybul'skij M. Vladimir Vysockij v Sibiri. Buff sad. Tomsk, 6 yanvarya, 2000; 2 (2077). Available at: http://v-vysotsky.com/statji/2004/Vysotsky_v_Sibiri/text.html
3. Tihonov V.E. On veril v nashu obschuyu zvezdu: k 65-letiyu so dnya rozhdeniya V.S. Vysockogo. Barnaul. 2003; 1. Available at: http://akunb.altlib.ru/files/LiteraryMap/Texts/ Tihonov/211.htm
4. Vysockij V.S. Izbrannoe. Moskva: Sovetskij pisatel', 1988.
5. Muravlev A.S. NeizvestnyjAltaj. Dalekoe- blizkoe. Barnaul: OAO «IPP Altaj», 2011. Ili: «Vot b'yut chechenov nemcy iz Povolzh'ya, a mesto bitvy - gorod Barnaul». Available at: https://bazaistoria.ru/blog/43614064878/%C2%ABVot-byut-chechenov,-nemtsyi-iz-Povolzhya,-a-mesto-bitvyi-%E2%80%94-goro?nr=1
6. Kozlov V.A. Neizvestnyj SSSR. Protivostoyanie naroda i vlasti. 1953 - 1985 gg. Moskva: Olma-press, 2006.
7. Aleksandrov A. «Solovej, solovej-ptashechka». Barnaul, 2005.
8. Vysockij V.S. Ya, konechno, vernus': Stihotvoreniya, pesni, proza. Moskva: 'Eksmo-Press, 2001.
9. Desyatov V.V., Kulyapin A.I. Barnaul'skij mif v russkoj literature. Altajskij tekst v russkoj kul'ture. Vyp.1. Barnaul: Izd-vo AltGU, 2002: 9 - 13.
10. Anketa, zapolnennaya Vysockim 28 iyunya 1970 goda. Available at: https://www.yaplakal.com/forum2/topic593405.html
11. Smehov V. Moi tovarischi - artisty. Avrora. 1980; 5 (maj): 86 - 93.
12. Vysockij V. Lovite veter vsemi parusami! [Stihotvoreniya]. Sankt-Peterburg: Amfora. TID Amfora, 2012.
13. Titov G.S. Golubaya moya planeta. Moskva: Voenizdat, 1973.
14. Meshkov V.A. Gagarin, Vysockij i ne tol'ko. Literaturnaya gazeta. Kur'er kul'tury. Krym-Sevastopol', 20094 № 16: 2. Available at: http://vysotskiy-lit.ru/vysotskiy/articles/gagarin-vysockij.htm
15. German Titov s sem'ej. Biblioteka izobrazhenij RIA Novosti. Available at: www.visualrian.ru
16. Grechko G.M. Kosmonavt № 34. Ot luchiny do prishel'cev. Moskva: Olma Media Grupp, 2013.
Статья поступила в редакцию 01.07.19
УДК 821.111
Vorobyeva A.Yu, postgraduate, senior teacher, Moscow City University (Moscow, Russia), E-mail: Fyzik_na@mail.ru
ON METAFICTION SPECIFICITY. The article deals with a phenomenon of metafiction as a special kind of genre based on a peculiar pattern of narration and text building. The complicated structure of narrative pattern shows philosophical ideas of the second part of XX century. The main purpose of this kind of narration is creating self-reflexivity, which aims at reassessment of objective reality, its perishable nature. The self-restraint literary work allows building intertextual links so as build up an all-embracing picture of the fictional world. Despite the lucid narrative line and obvious text building patterns, the main motives and the plot of narration are hidden from readers. This is caused by bifurcation of spatiotemporal lines of narration, which aims at exposing the fictional text depth and self-reflexivity.
Key words: metafiction, self-reflexivity, intertextuality.
А.Ю. Воробьева, аспирант, ст. преп. каф. зарубежной филологии, Московский городской педагогический университет, г. Москва,
E-mail: Fyzik_na@mail.ru
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЖАНРА МЕТАПРОЗЫ
В статье рассматриваются принципы классификационного определения жанра метапрозы как особой модели повествования. Сложная структура модели повествования отражает философские идеи второй половины ХХ века. Основной задачей такого повествования является создание саморефлексии, которая направлена на осознание (переосознание) бытия, его бренности. В силу замкнутости произведения самого в себе интертекстуальные связи позво-
