CC BY
50
ловому наполнению, но и по интонационно-стилистическому строю. В лирической тональности его присутствует скрытый диалог: автор обращается то к сербским, то к чешским девам как рассчитывающий на их ответную реакцию и вовлекая их в «беседу». Он призывает начать с песни, с молитвы. Поэт верит в те скрытые жизненные силы, то созидательное и охранительное начало, которое олицетворяют собой славянские девы -будущие матери. Стихотворение А.И. Одоевского, таким образом, заняло важное место в кругу литературных публикаций «Русской беседы», способствуя популяризации славянофильских идей.
Подводя итог своей журналистской деятельности, редакция отмечала: «Нам удалось вывести славянство из области археологического инте-
реса в область живого деятельного сочувствия, оживить умственное движение в кругу наших славянских литературных собратий» (РБ. 1859. №6). Постоянное внимание к славянской проблематике, пробуждение интереса русского общества к судьбе братских народов, томившихся под игом Турции, представляло идейно-эстетическое кредо славянофильского издания. И только в этом контексте стихотворение А.И. Одоевского обретает свое истинное значение.
Примечания
1 Кошелев А.И. Записки. - М., 1991. - С. 115.
2 ГильфердингА. Ф. Обзор чешской литературы за 1859 год. - Санкт-Петербургские ведомости. - 1860. - 22 мая. - №111. - С. 576.
УДК 811.112.2
Р.Н. Чиж АЛЛОНИМ В ЛИТЕРАТУРНОМ ДИСКУРСЕ (на материале немецкого языка)
Статья исследует аллонимы — варианты личных имен, широко употребляемые в литературном дискурсе. Предпринимается попытка определения причин и мотивов возникновения аллонимов в условиях новой парадигмы в языкознании, представленной антропоцентризмом научной мысли, и выявления наиболее употребляемых их типов.
Новая научная парадигма в области гуманитарных наук сформировалась под влиянием возросшего интереса к человеку в совокупности всех его проявлений, что обусловило антропоцентризм в развитии научной мысли, характеризующий конец прошлого и начало нынешнего века. Интерес этот не обошел стороной и лингвистику, поворотным пунктом для которой был переход от рассмотрения языка как строго структурированной системы фонетических, грамматических и лексических явлений (la langue в смысле Ф. де Соссюра) к изучению речи (la parole в смысле Ф. де Соссюра), т.е. с учетом того, кто говорит, где говорит, с кем говорит, когда говорит, в связи с чем в лингвистике резко возрос интерес к когнитивному аспекту анализа языка. Основополагающим принципом данного подхода является мысль о том, что нереально говорить о языке в отрыве от социальных связей личности, памяти, внимания и других аспектов опыта. Так, А. Вежбицкая отмечает, что сама природа естественного языка такова, что он не отличает экстралингвистической реальности
от психологической и от социального мира носителей языка [6, с. 16].
Язык является хранителем уникального, неповторимого (для другого) жизненного опыта, и поэтому, считает С.Г. Тер-Минасова, он должен изучаться в неразрывном единстве с миром и культурой народов, говорящих на этих языках [3, с. 59].
В настоящее время на передний план выдвигаются две основные функции языка: кумулятивная (накопительная), т.е. отражение, фиксация и сохранение в языковых единицах информации
о постигнутой человеком действительности и гносеологическая (познавательная), которую один из основоположников новейшего языкознания
В. фон Гумбольдт считал ведущей функцией и придавал ей большее значение, нежели функции коммуникативной. Он писал, что язык возникает не как «внешнее средство общения людей в обществе», а как средство познания мира, как инструмент «развития духовных сил людей и образования мировоззрения» [цит. по: 1].
Важной в современной лингвистике также является мысль о том, что понять природу языка
можно лишь на основе изучения человека и его картин мира в целом. При изменении точки зрения на объект исследования (от языка как системы - к речи - и шире, к дискурсу как целостной системе коммуникации), естественно, изменяются подходы и методы его изучения. Основополагающим для смены методологических ориентиров становится понятие языковой картины мира, заявленное в работах В. фон Гумбольдта и разрабатываемое в трудах лингвистов и философов ХХ века. Языковая картина мира представляет собой наиболее глубинный смысл общенародной картины мира, в котором запечатлеваются результаты видения мира человеком с помощью языка и который ориентирует человека на определенное отношение к миру. Таким образом, языковая картина мира выполняет две функции: интерпретативную (осуществляет видение мира) и регулятивную (служит ориентиром деятельности человека как биологического и социального феномена). В этом контексте изучение имен собственных оказывается в русле современных лингвистических направлений, исследующих язык, определенный еще Лейбницем как «зеркало» национальной культуры.
Целью данной статьи является исследование аллонимов1 (объекта псевдоономастики, особой отрасли ономастики, изучающей имена вымышленные) в немецком литературном дискурсе, выявление наиболее часто употребляемых видов аллонимов (для некоторых видов аллонимов не существует названий, определяющих их характер).
Аллонимы привлекаются постольку, поскольку, основываясь на данных, касающихся аллонимов, можно увидеть и проследить за изменениями и преобразованиями, происходящими в социальной жизни отдельных людей и общества в целом.
Ономастическое пространство, включающее различные типы собственных имен, в том числе и аллонимы, определяется моделью мира, существующей в представлении конкретного народа. У людей, принадлежащих к разным культурам, эпохам, территориям, ономастическое пространство имеет различное заполнение, что является весьма интересным при вскрытии определенных закономерностей и современных тенденций номинации лица в литературном дискурсе. Имя собственное обладает лексическим фоном1, т.е. несет на себе некий «отпечаток» опыта предыдущих поколений, фиксацию разного рода стерео-
типов, выработанных и запечатленных в коллективной памяти социума, принадлежащего к определенному языковому обществу
Как отмечают Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров, национально-культурный компонент свойствен именам собственным даже в большей степени, чем апеллятивам [1, с. 170].
Существенным для понимания специфики номинации лица является учет двух планов (по
A.В. Суперанской): лингвистического и экстра-лингвистического. В лингвистическую часть значения имени входят и особые мотивы именования, и специфика существования имени в языке, и его современное восприятие, и история имени, и этимология его основы. В состав экстралинг-вистического аспекта значения имени входят и особые условия существования имени в обществе, и культурно-исторические ассоциации, с ним связанные, и специфика связи имени с именуемым объектом, и степень известности объекта и его имени [5, с. 104].
Материалом исследования послужили энциклопедии немецкоязычных и зарубежных писателей - Lexikon deutschsprachiger/fremdsprachiger Schriftsteller von den Anfangen bis zur Gegenwart, в которых собраны имена выдающихся писателей, поэтов, общественных деятелей, как прошлого, так и настоящего [9; 10]. В ней также встречаются «второстепенные» имена (прозвища, клички, псевдонимы), которые по-существу и являются аллонимами.
Исследовав два тома энциклопедии (1027 страниц) было выявлено 454 собственных имени, имеющих аллонимы. Следует отметить, что большинство извлеченных имен имеют по-нескольку вариантов маркировок, что уже говорит в пользу частого употребления и функционирования аллонимов в рамках литературного дискурса.
Основываясь на классификации псевдонимов
B.Г. Дмитриева [2] применительно к аллонимам, нами была проведена демаркация данных единиц с целью установления наиболее часто употребляемых типов аллонимов. Как явствует из анализа, самым распространенным типом аллонимов в немецком языке является аллоним-псевдоним (245 единиц), т.е. полностью вымышленное имя и фамилия. Распространенными мотивами использования данных единиц в литературном дискурсе являются:
1) стремление заменить слишком длинное имя более коротким, запоминающимся (напр.:
Novalis = Friedrich Leopold Freiherr von Hardenberg, Alexis Willibald = Georg Wilhelm Heinrich Haring, Gustav Fredau = Johann Karl Christian Fischer);
2) стремление взять «говорящее» имя, соответствующее избранному роду деятельности, личной, творческой или гражданской позиции, эстетическим предпочтениям эпохи: так, медик из средних веков Парацельс (Paracelsus) выбрал аллоним-псевдоним, отсылающий к имени знаменитого римского врача Цельса (Celsus). Интересен также в этом отношении аллоним-псевдоним драматика и лирика Фридриха Теодора Фишера (Friedrich Theodor Vischer), взятый им в начале своего творческого пути и используемый на протяжении многих лет - Deutobold Symbolizetti Allegorowitsch Mystifizinsky;
3) стремление скрыть происхождение, в частности, национальность носителя имени (так югослав Драгутин Фодор - Dragutin Fodor стал немецким писателем Теодором Бальком - Theodor Balk, израильтянин Моше Яков Бен-Гавриэль -Mosheh Ya’aqov Ben-GavrM стал австрийским пистелем-романистом и эссеистом Ойженом Хефлихом - Eugen Hoeflich);
4) стремление «разойтись» в именах с другим лицом, действующим в этой сфере и носящим то же или похожее имя: так, среди причин, побудивших лирика Генриха Гофмана (Heinrich Hoffman) стать Петерем Штрувелем и Генрихом Киндерли-бом (Peter Struwwel, Heinrich Kinderlieb), не последнюю роль играло нежелание оказаться в тени однофамильца - выдающегося поэта, художника и музыканта Эрнста Теодора Амадея Гофмана (Ernst Theodor Amadeus Hoffman).
На втором месте по распространенности по-луаллонимы (154 единицы), т.е. имена, в которых изменены только имя или фамилия. Причины их возникновения и употребления те же что и у аллонимов-псевдонимов. Иногда мотивом их возникновения было желание носителя сменить казавшееся ему невыразительным или слишком трудно воспринимаемым или выговариваемым имя (фамилию) (напр.: Johannes = Schnitter, Agricola; Gertrud Kolmar (Chodziesner), Georg Egestorff (Georg Freiherr von Ompteda).
Распространены также аллонимы-матронимы (37 единиц), обусловленные фактом смены фамилии авторессы на фамилию мужа: Muller (Bergner) Edith, Christ (Bendix) Lena, Otto (Otto-Peters), Luise.
Большую группу образуют аллонимы-инициалы (32 единицы) - начальные буквы имени и (или) фамилии, напр.: E. v. Linden = Karl May,
C. Redo = Walther Victor, B. = Friedrich Wilhelm Schelling.
В особую группу, вне зависимости от способа образования и смыслового значения, следует выделить аллонимы, появившиеся без участия их носителей, а именно:
1) прозвища (23 единицы), полученные авторами и ставшие их литературными именами: Frauenlob (Heinrich von Meiften), die Grosse (Gertrud von Helfta), Hans am See (Heinrich Hansjakob);
2) прозвища (3 единицы), придуманные в узком литературном кругу и ставившиеся как подпись: Linke Poot (Alfred Doblin), der arme Mann im Tockenburg (Ulrich Braker), Cisinsky “der Schweigsame " (Jakub Cisinsky).
Характерной чертой для немецкого литературного дискурса является частое употребление аллонимов-аллографов (24 единицы) (Hoeck -Hock - Hock; Sixtus Birck - Birk), алломорфов (18 единиц) (Adolf Bronnen - Bronner; Johann Balthasar Schupp - Schuppius), аллофонов (14 единиц) (Peter Halfrich - Halferich - Sturz; Celtes Bickel - Picket).
Возникновение аллонимов-аллографов и аллофонов может быть объяснено качественными изменениями, происходившими в области фонетики на протяжении столетий. Так, на основе имени Hoeck можно проследить изменения, которые оно претерпевает с течением времени. Как известно, в V-VI веках свое развитие получает умлаут в связи, с чем Hoeck в последующие века начинают писать как Hock. Существенные сдвиги наблюдались в связи с нововерхненемецкой монофтонгизацией, о чем пишет Н.И. Филиче-ва [4, с. 234]. Так, Hoeck в этот период переходит в Hock.
Нередко аллонимы-аллографы и аллофоны имели место в тех случаях, когда компиляторы, переписчики или издатели допускали ошибки в именах авторов.
Небольшие группы образуют аллонимы-анаграммы (15 единиц) (Hobi = Horst Bingel; Adolf Brennglas = Glaftbrenner; Asmus = Matthias Claudius), титлонимы (10 единиц) (Doctor Universalis = Albertus von Bollstadt; Dr. S. Pulvermacher = Franz Pfemfert; August Graf von Platen = August Platen-Hallermunde), геони-
мы или топонимы (7 единиц) (Schlesischer Bote = Johannes Scheffler; Albertus Coloniensis = Albertus von Bollstadt; Johann von Magdeburg = Heinrich Daniel Schocke), этнонимы (6 единиц) (Fhilosophus teutonicus = Jakob Bohme; Lodovico Ariosto Helvetico Messer = Joseph Viktor Widmann).
Немногочисленные группы псевдоандрони-мов (5 единиц), псевдогинимов (5 единиц) представляют особый интерес. Псевдоандроним часто брался писательницами-женщинами для того, чтобы скрыть свою принадлежность к женскому полу, т.к. платный литературный труд женщины считался некогда чуть ли не позором. Так, биограф, писатель-романист Рикарда Хух (Ricarda Huch), начинавшая свой литературный путь, подписывала свои произведения именем Рихард Хуго (Richard Hugo); писатель, переводчик, издатель Грета Вайскопф (Grete Weiskopf) дебютировала как Алекс Веддинг (Alex Wedding). Похожая ситуация и с псевдогинимами, с той лишь разницей, что мотивами, побуждающими мужчин подписываться женскими именами, были сокрытие своего истинного имени в силу неприятия властями точки зрения, взглядов писателя или общественного деятеля, боязнь преследования и предания анафеме.
Наконец, самая немногочисленная группа -это палинонимы (З единицы), т.е. подписи, образованные при чтении настоящих имен и фамилий справа налево: Relham = Hedwig Mahler, Joachim Felde = Edlef Koppen, Udo Grebnitz = Werner Steinberg.
На основе полученных данных, очевидно, можно утверждать, что аллонимы являются широко употребляемым приемом в немецком литературном дискурсе. Причины и мотивы появления аллонимов многочисленны. Главными из них являются: стремление авторов скрыть свое истинное происхождение, придать имени звучность, желание не оказаться в тени своих однофамильцев и тезок.
В ходе классификации аллонимов обнаружились две тенденции номинации лица в рамках немецкого литературного дискурса. Номинация происходит двумя путями:
1) авторы либо полностью оставляют свое имя (фамилию) и используют вымышленное, напр.: Abraham a Sancta Clara - Johann Ulrich Megerle; Anna Seghers - Netty Radvanyi; Erich Кйstner - Robert Neuner; Dr. Isegrimm - Friedrich Wolf;
2) частично изменяют его или трансформируют, проявляя свою индивидуальность, тем самым, пытаясь привлечь внимание реципиента, напр.: Ricarda Huch - Richard Hugo; Milutin Doroslavac - Dor Milo; Hedwig Mahler - Relham.
Возникновение аллонимов в настоящее время обязано своим появлением новой картине мира, репрезентируемой антропоцентризмом научной мысли: человек - главный объект и субъект познания в гуманитарных науках. В этих условиях в лингвистике язык и различные языковые данности рассматриваются через призму влияния их на человека. Аллоним как одна из таких данностей способен много сказать об истории и культуре конкретного народа. Запечатленная в нем информация кодируется и сохраняется, благодаря чему новые поколения имеют возможность прочитать ее.
Примечания
1 Аллонимы понимаются в данной статье как «вариантное наименование любого объекта» [см.: 7, с. 40; 8, с. 29].
2 Подробнее см.: Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Состав семейства учебных лингвострановедческих словарей: ономастический словарь // Актуальные проблемы учебной лексикографии / Сост. В.А. Редькин. - М., 1977.
Библиографический список
1. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. - М.: Русский язык, 1980. - 320 с.
2. Дмитриев В.Г. О псевдонимах и их классификации // Филологические науки. - 1975. - .№5. -
С. 21-30.
3. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. - М.: Международные отношения, 2000. - 261 с.
4. Филичева Н.И. История немецкого языка. -М.: Академия, 2003. - 297 с.
5. Теория и методика ономастических исследований / Отв. ред. А.П. Непокупный. - М.: Наука, 1986. - 239 с.
6. WierzbickaA. Cross-cultural Pragmatics: The Semantics of Human Interaction. - Berlin; N.Y.: Mouton de Gruyter, 1991.
7. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. - М.: Сов. Энциклопедия, 1966. - 606 с.
8. Подольская. Н.В. Словарь русской ономастической терминологии. - М.: Наука, 1988. - 167 с.
9. Lexikon deutschsprachiger Schriftsteller von den Anfangen bis zur Gegenwart II Verfasst von einem Autorenkollektiv unter der Leitung von K. Bottcher. - 1. Aufl. - VEB Bibliographisches Institut. - Leipzig, 1974.
10. Lexikon fremdsprachiger Schriftsteller von den Anfangen bis zur Gegenwart // Verfasst von G. Steiner, H. Greiner-Mai, W. Lehman (in 2 Banden). -VEB Bibliographisches Institut. - Leipzig, 1977.
УДК 821.112.2.09.
С.М. Шаулов «НОЧНЫЕ ЖАЛОБЫ» МАРТИНА ОПИЦА И ЖАНРОВЫЙ КАНОН «ВЕЧЕРНЕЙ ПЕСНИ»
Статья посвящена анализу жанрово-риторических особенностей трех ранних светских стихотворений Мартина Опица в свете формирования в немецкой лирике первой половины XVII века жанрового канона «Вечерней песни» — разновидности духовной поэзии.
Ключевые слова: формирование жанрового канона, стихи духовные и светские, барочноклассицистическая риторика жанра, сакрализация и обмирщение поэтических мотивов.
Среди стихотворений, относящихся к раннему творчеству Мартина Опица и посвященных Астерии (эвфемистическое имя возлюбленной), есть несколько текстов, явно соотнесенных с формирующейся в немецкой поэзии XVII века «Вечерней песнью» -лирическим жанровым аналогом вечерней молитвы. Собственно в лирике о сложившемся каноне можно говорить уверенно лишь после «Вечерней песни» Пауля Герхардта (1646)1.
«Элегия» [5, с. 8], «Ночная жалоба» [5, с. 9-
11], «Вечерняя песнь» [6, с. 40] написаны до 1624 -года выхода в свет «Книги о немецкой поэзии». Они читаются как вариации одной темы: страдания неразделенной любви, жалобы на холодность и неприступность возлюбленной. Характер лирического высказывания в них далёк от непроизвольности и спонтанности выражения чувства: «поэтическая история жизни свойственна Опи-цу столь же мало, что и какому-нибудь филологу или естествоиспытателю» [4, с. 110]. Повторение ряда основных мотивов и совпадение их композиционных и смысловых функций, напротив, говорят о целенаправленной разработке темы в заранее заданном жанровом ключе: два первых стихотворения построены как обращение к ней -Астерии в «Элегии», деве (Jungfrau) в «Ночной жалобе» - в момент наступления ночи, что фиксируется зачином, в обоих случаях акцентирующих образ звездного неба.
Модель вечерней песни-молитвы предполагает сакральное переживание ночи как времени откровения и общения с Богом, ее текст обычно
и начинается сообщением о наступлении ночи, сна, охватывающего весь мир и его обитателей, и - обращением бодрствующего автора к Создателю. По этой модели начинается и третье стихотворение, воспринятое в последствии уже через призму сложившегося канона и получившее свое название по аналогии. Первоначально оно названо автором «Другое» [стихотворение] («Ein anderes» [6, с. 631]) - как вариация непосредственно предшествующего. Начало (стихи 1-3, 5-7) вполне созвучно зачину многих последующих «Вечерних песней», но вместо обычной готовности к сакральному общению следом (стихи 4 и 8) выражается настроение озабоченности и печали:
Jetzund kommt die Nacht herbei,
Vieh und Menschen werden frei,
Die gewunschte Ruh geht an,
Meine Sorge kommt heran2.
Schone glanzt der Mondenschein Und die guldnen Sternelein;
Froh ist alles weit und breit,
Ich nur bin in Traurigkeit.
Эта печаль (и ее оттенки и вариации в других стихотворениях), так же как отсутствующее обращение к Богу, нарушают риторическую формулу. Однако процесс жанровой кристаллизации «Вечерней песни», на фоне которого создаются стихотворения, дает о себе знать иначе: в «Элегии» встречается присущее именно этому жанровому образованию фигуративно-метафорическое отождествление сна и смерти, ведущее в финале стихотворения к мысли о «последней смерти»:
