CC BY
124УДК 343.121
П.С. Тыхренов
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЗАДЕРЖАНИЯ ПОДОЗРЕВАЕМОГО В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ
В статье рассмотрены проблемные вопросы, связанные с оформлением протокола задержания подозреваемого в уголовном судопроизводстве. Сделан вывод о том, что процессуальное решение следователя о задержании подозреваемого, оформляемое соответствующим протоколом, имеет важное процессуальное значение.
Ключевые слова: уголовный процесс, задержание подозреваемого, оформление факта задержания.
В рамках уголовного судопроизводства меры принуждения имеют своими главными задачами предупреждение, пресечение и раскрытие преступлений. В числе значительного количества таких мер стоит и задержание лица, подозреваемого в совершении преступления.
Посредством применения данной меры не только существенно ограничивается важнейшее конституционное право на личную неприкосновенность, но и «ложится тень» на доброе имя гражданина, оказывается под угрозой его честь и достоинство. В связи с этим данной мере с точки зрения ее правовой регламентации законодателем уделяется повышенное внимание, направленное на минимизацию случаев ее незаконного или необоснованного применения.
В силу ряда обстоятельств задержание подозреваемого как мера процессуального характера не лишена проблем, связанных с ее практическим применением.
Задержание - однозначно межотраслевой институт, ибо законодатель регламентирует его не только в современном Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации [2] (далее - УПК РФ) (глава 12 «Задержание подозреваемого», ст. ст. 91 - 96), а ни много ни мало заявляет о его особой значимости сразу в Основном Законе нашего государства (ч. 2 ст. 22 Конституции Российской Федерации) [1], в котором фактически устанавливается срок задержания во всех видах процесса - период времени, в течение которого лицо, привлекаемое к ответственности, должно предстать перед судом).
Толкование понятия «задержание» присутствует и в Федеральном законе от 7 февраля 2011 г. № 3 -ФЗ «О полиции» [4] (далее - Закон № З-ФЗ) (ст. 14 «Задержание»), авторы которого сразу акцентируют внимание на важность ч. 2 ст. 22 Конституции РФ о праве каждого на свободу и личную неприкосновенность: задержание лица на срок более 48 ч недопустимо (ч. 1 ст. 14).
В ч. 2 ст. 14 Закона № 3 -ФЗ находится примерный перечень лиц (тринадцать пунктов), которых следует задерживать в обязательном порядке [4] . Вне всякой логической последовательности речь о лицах, совершивших как преступление, так и правонарушение. В этом перечне есть и совсем не процессуальные персоны: совершившие побег из психиатрического лечебного учреждения и самоубийцы-неудачники.
Что такое фактическое задержание подозреваемого? Во-первых, как правильно об этом пишут многие юристы, в том числе и С. Б. Россинский, «речь идет о реальном «захвате», «пленении» лица, в отношении которого у компетентных лиц (следователь, дознаватель, их руководители и начальники + все подряд полицейские, росгвардейцы и т. п.) возникли обоснованные подозрения, что оно совершило как минимум правонарушение. «Захват в натуре» осуществляют, как правило, так называемые «оперативные работники» «силовых структур» (МВД, ФСБ и др.)» [8, с. 21].
В системе МВД речь в первую очередь идет о многочисленных сотрудниках служб уголовного розыска, оперуполномоченных по борьбе с преступлениями в сфере экономики, участковых уполномоченных. Во-вторых, такой «захват» осуществляют всевозможные структуры усиления - ОМОН, Росгвардия, спецназ и т. п. Пусть и гораздо реже, «захват» подозреваемых осуществляют сотрудники ФСБ, иных органов, осуществляющих ОРД.
В России принято считать, что понятие «захват» пребывает за рамками собственно уголовно-процессуальной деятельности. В реальной жизни «захват», особенно в момент совершения задерживаемым лицом правонарушения (а то и опасного, особо опасного преступления), предполагает внезапное полное физическое подавление подозреваемого, в том числе и с помощью специальных средств (светошумовые гранаты, различные газы). Захват подозреваемого может даже сопровождаться применением в отношении
© Тыхренов П.С., 2021.
него огнестрельного оружия (гл. 5 Закона № З-ФЗ «Применение физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия»). После того как представляющий опасность для себя и окружающих задерживаемый будет «обездвижен», к нему, как правило, применяют наручники (в некоторых странах кандалы, смирительную рубаху).
За задержанием следует не менее опасный для правоприменителей этап их противостояния задержанному - доставление последнего в орган дознания. Доставление отечественный законодатель толкует как «принудительное сопровождение». Данный термин нами почерпнут из ст. 27.2 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (далее - КоАП РФ) [3], ибо в УПК РФ он отсутствует.
Собственно говоря, следователь (ст. 38 УПК РФ), а равно и штатный дознаватель (ст. 41 УПК РФ), - лица, которым вменено в обязанность оформление задержания подозреваемого, сами лично кого-либо задерживают крайне редко.
Современный законодатель пишет, что следователь, дознаватель вправе давать поручение органу дознания о задержании подозреваемого, доставлении («принудительном сопровождении») последнего к ним на допрос.
Почему в текущий момент сложился такой регламент? Начнем с того, что, во-первых, задержание и доставление - зачастую грубая, а то и реально опасная физическая работа, особенно с учетом того, что значительная часть следователей, дознавателей - женщины. Имеют место случаи, когда женщины-следователи, женщины-дознаватели, решившиеся на личное проведение рядовых «мирных» следственных действий (например, наложение ареста на имущество) без силовой поддержки, становились жертвами насилия со стороны даже не подозреваемых (обвиняемых), а членов их семей - таких же, как и они, женщин.
Во-вторых, что значимо уже процессуально, лицо, лично осуществляющее «захват», очень часто превращается в свидетеля преступления со всеми вытекающими из этого последствиями.
Например, «двое адвокатов требовали от клиента передать им значительную сумму денег, якобы для передачи «нужным лицам» в качестве взятки. Органы, осуществляющее ОРД, запланировали «захватить» этих адвокатов в момент получения требуемых ими денег. «Захват» оформили как оперативный эксперимент, который решили совместить: 1) с осмотром места происшествия (помещения юридической консультации), в ходе которого следовало официально изъять деньги; 2) юридическим задержанием подозреваемых. Для выполнения этих функций привлекли следователя органов прокуратуры. Результат: следователь превратился в свидетеля, который видел: 1) как формировалась пачка денег, которые планировалось передать адвокатам; 2) как данная сумма подставным лицом заносилась к ним в кабинет; 3) как в него ворвались «силовики»; 4) как деньги были выданы одним из адвокатов» [6, с. 53].
Последствия подобного совмещения оперативно-розыскных и следственных функций быстро трансформировались в бесконечную череду судебно-контрольных мероприятий. Российский суд в стадии предварительного расследования, конечно, признал совокупность действий следователя законной, однако при постановлении обвинительного приговора с «узакониванием» перечисленных мероприятий и следственных действий спешить не стал, нашел по делу иные доказательства вины каждого из адвокатов, особенного в силу того, что один из них после продолжительного содержания под стражей пришел к разумному выводу о необходимости сотрудничества с государством.
Общеизвестно также и то, что между фактическим задержанием и задержанием, оформленным, как пишет С. Б. Россинский, «легализованным» [8, с. 25], следователем, пусть и сравнительно редко, проходит значительное время, измеряемое днями, неделями, а то и месяцами, если в силу географических условий правоохранительные органы вынуждены работать «от навигации до навигации».
В любом случае очевидно, что лицо, подвергнутое фактическому задержанию, должно понять, что государство в лице его правоохранительной системы, представляемой ее сотрудниками, в отношении него уже приступило к официальному публичному разбирательству. Данный момент законодатель связывает с возникновением у задержанного особых процессуальных прав (ст. 46 УПК РФ).
Современный общепризнанный процессуальный стандарт предполагает ознакомление задержанного с его многочисленными правами. Именно этим «захват» правонарушителя сотрудниками правоохранительных органов отличается от его захвата негосударственными органами.
Очевидно и то, что непосредственно в момент задержания все процессуальные права подозреваемого не то что обеспечить (например, сразу найти ему адвоката), а всего лишь просто «зачитать» их даже скороговоркой практически невозможно. Как правило, некомфортно «зачитывать» права подозреваемому и в момент его доставления в дежурную часть органа дознания, непосредственно к дознавателю, следователю.
Возникает вопрос: знают ли правонарушители свои права, нужно ли тратить время на их «зачитывание» задержанным? Анализ правоприменительной практики подсказывает, что основная масса правонарушителей свои процессуальные права знает очень хорошо.
Законодатель тем не менее требует от правоприменителей исходить из того, что задержанный своих прав не знает, следовательно, при каждом задержании таковые должны быть ему не то что «зачитаны», а разъяснены.
Думается, что такое «разъяснение» лучше всего осуществлять в спокойной обстановке, после беседы с подозреваемым, консультаций с его родственниками и защитником. Данное «разъяснение» прав целесообразно совместить с ознакомлением подозреваемого с протоколом его задержания (ст. 92 УПК РФ).
Впрочем, авторы Закона № З-ФЗ настаивают на том, что уже в момент фактического задержания полицейские обязаны как минимум разъяснить задержанному о правах: 1) на молчание; 2) на юридическую помощь (на адвоката); 3) на уведомление близких лиц о факте задержания.
«Молчание подозреваемого» в уголовном процессе - институт обоюдоострый, особенно если учесть, что в российский уголовный процесс сейчас инкорпорирован американский институт, суть которого заключается в признании вины по принципу «чем раньше, тем лучше» (early guilty Plea Bargaining) [7, с. 133].
Авторы УПК РФ о периоде времени между фактическим задержанием подозреваемого и его доставлением в орган дознания к следователю умалчивают, возможно, догадываясь, что данный срок может растянуться. В то же время регламент ст. 92 УПК РФ требует, чтобы протокол задержания был составлен не позже чем через три часа после доставления подозреваемого в орган дознания либо к следователю.
Чем к моменту составления протокола о задержании должен располагать следователь? Во-первых, возбужденным уголовным делом, во-вторых, информацией о задержанном.
Данная совокупность последовательно образуется, если следствие «к преступнику идет от потерпевшего», когда задержание подозреваемого - результат расследования. При таких обстоятельствах к моменту фактического задержания подозреваемого в распоряжении следователя, как правило, не только возбужденное уголовное дело, но и заранее собранные доказательства, изобличающие этого задержанного.
Вопрос: что делать сотрудникам уголовного розыска, дежурной части органа дознания, когда информация о преступлении идет не от потерпевшего, а от самого задержанного или, хуже того, от полицейских, задержавших лицо в момент совершения преступления либо сразу после него? Например, сотрудники ППС видят, что лицо несет имущество, которого у него быть не должно, более того, происхождение данного имущества задержанный объяснить не может.
Часы идут, а на поиск потерпевшего, отобрание у него заявления, возбуждение и оформление материалов уголовного дела уйдут не часы, в лучшем случае - дни. Как следует поступать органам дознания в таком случае, законодатель умалчивает. Опять-таки очевидно то, что отпустить такого подозреваемого сотрудники полиции не вправе. Результат: им какое-то (возможно, продолжительное) время придется поработать в условиях правовой неопределенности.
С.Б. Россинский пишет, что «процессуальное решение следователя о задержании не имеет «высокого» правового смысла, оно - лишнее звено в механизме краткосрочного (внесудебного) ограничения конституционных прав человека» [9, с. 155]. По нашему мнению, смысл в оформлении протокола задержания сугубо практический.
Законодатель последовательно и настоятельно требует, чтобы момент задержания был надлежащим образом оформлен, права подозреваемому надлежащим образом были истолкованы. Как мы уже отметили выше, оформлять задержание, разъяснять права комфортнее всего в кабинете. В таких условиях с подозреваемым, его защитником можно будет и обсудить вопрос о времени фактического задержания. Не исключено, что при этом выяснится, что лицо реально было задержано несколько дней назад, тогда же его и доставили в отдел полиции, но только в текущий момент передали следователю. Последний запустил неспешный механизм «назначения» подозреваемому защитника (ст. 50 УПК РФ). Результат: все конституционные и процессуальные сроки задержания использованы.
Означает ли это, что следователь свою работу по делу будет вынужден начать с освобождения доставленного к нему подозреваемого? Полагаем, что следователь будет последовательно выполнять свои обязанности по изобличению доставленного в совершении инкриминируемых ему преступлений, избранию в отношении него адекватной меры пресечения.
А.Д. Бойков по данному поводу писал, что «на этапе возбуждения уголовного дела следователь работает в лихорадочном режиме» [5, с. 32]. Однако следует отметить, что в наиболее ответственные моменты следователь работает не один, а в группе с коллегами, с усилением из числа сотрудников оперативных служб.
Таким образом, можно сделать следующие выводы:
1. Прежде чем формировать правовую норму, законодатель должен глубоко задуматься, насколько таковая будет работоспособна. Практика последних десятилетий неумолимо свидетельствует: в отношении подавляющего большинства осужденных срок наказания исчисляется с даты, указанной следователем (дознавателем) в протоколе задержания. Следовательно, можно констатировать, что ч. 1 ст. 92 УПК РФ работает.
2. В ходе рассмотрения уголовных дел судами сравнительно редко выявляются случаи, когда момент фактического задержания не соответствует времени, дате, указанным в протоколе задержания. Обычно органы предварительного расследования факт незаконного уголовно-процессуального задержания маскируют в материалах производства, осуществляемого по правилам КоАП РФ.
3. Во всех без исключения случаях время пребывания подозреваемого под стражей до момента составления протокола о задержании включается в срок наказания по уголовному делу.
Библиографический список
1. Конституция Российской Федерации : принята всенародным голосованием [12 декабря 1993 г. (с изм. от 01 июля 2020 г.)] // СЗ РФ. - 2020. - № 11. - Ст. 1416.
2. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации : федер. закон РФ [от 18.12.2001 г. № 174-ФЗ (ред. от 08.12.2020)] // Собр. законодательства Рос. Федерации. - 2001. - № 52 (ч. I). - Ст. 4921.
3. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях : федеральный закон РФ от 30.12.2001 г. № 195-ФЗ (ред. от 30.12.2020) // СЗ РФ. - 2002. - № 1 (ч. 1). - Ст. 1.
4. О полиции : федеральный закон РФ от 07.02.2011 г. № 3-ФЗ (ред. от 29.12.2020) // СЗ РФ. - 2011. - № 7. -Ст. 900.
5. Бойков А. Д. Третья власть в России. Книга вторая - продолжение реформ / А. Д. Бойков. - М. : Юрлитин-форм, 2002. - 280 c.
6. Колоколов Н. А. Заключение под стражу. Практика применения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации : практическое пособие : в 2 ч. - Т. 1 / Н. А. Колоколов, под ред. В. М. Лебедева. - 8-е изд., перераб. и доп. - М. : Юрайт, 2018. - 246 с.
7. Корчаго Е. В. Институт раннего признания вины (early guilty Plea Bargaining): перспективы его формирования в России / Е. В. Корчаго; под общ. ред. А.И. Бастрыкина // Следствие в России: три века в поисках концепции : материалы научно-практической конференции (Москва, 12.10.2017 г.). - М. : Московская академия Следственного комитета Российской Федерации, 2016. - С. 133-137.
8. Россинский С. Б. Задержание подозреваемого: конституционно-межотраслевой подход / С. Б. Россинский. -М. : Проспект, 2018. - 192 с.
9. Россинский С. Б. Протокол - лишнее звено в механизме задержания лица по подозрению в совершении преступления / С. Б. Россинский // Актуальные проблемы российского права. - 2018. - № 12. - С. 150-165.
ТЫХРЕНОВ ПЕТР СЕРГЕЕВИЧ - магистрант кафедры уголовного права, криминологии и уголовного процесса юридического факультета, Байкальский государственный университет, Россия.
