CC BY
508. O polnomochiyah federal'nyh organov ispolnitel'noj vlasti v oblasti gosudarstvennoj podderzhki innovacionnoj deyatel'nosti: Postanovlenie Pravitel'stva RF ot 16 noyabrya 2012 g. № 1172 // SPS «Konsul'tantPlyus». - Rezhim dostupa: http://www.consultant.rU/document/cons_doc_LAW_64629/#dst0.
9. Ob utverzhdenii Polozheniya o Ministerstve transporta Rossijskoj Federacii: postanovlenie Pravitel'stva RF ot 30.07.2004 N 395 (red. ot 29.11.2021) // SPS «Konsul'tantPlyus». - Rezhim dostupa: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_742112.
10 Oborin M.S. Bankrotstvo kak risk i instrument preventivnogo reagirovaniyav predprinimatel'skoj deyatel'nosti // Nauka i pravo. 2019. N° 2.
11. Kolomoec D.A., Ryabchenko A.G. Priznaki prednamerennogo i fiktivnogo bankrotstva v sovremennoj pravovoj kon"yunkture // Nauchnoe obespechenie agropromyshlennogo kompleksa. Sbornik statej po materialam 76-j nauchno-prakticheskoj konferencii studentov po itogam NIR za 2020 god. V 3-h chastyah. Otv. za vypusk A.G.Koshchaev. Krasnodar, 2021. S 242-245.
12. Cahaev K.N. Bankrotstvo predpriyatij // Molodoj uchenyj. 2022. № 5.
13. Poleshchuk T.A. Bankrotstvo yuridicheskih lic v Rossii // Nauka i pravo. 2021. № 9.
РЯБЧЕНКО АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ - доктор исторических наук, кандидат юридических наук, профессор, профессор кафедры теории и истории государства и права, Кубанский государственный аграрный университет имени И.Т. Трубилина ([email protected])
КОПЫЛОВА МАРИЯ ДМИТРИЕВНА - магистрант, Кубанский государственный аграрный университет имени И.Т. Трубилина ([email protected])
ЗАВГОРОДНЯЯ ЛИДИЯ ЕВГЕНЬЕВНА - магистрант, Кубанский государственный аграрный университет имени И.Т. Трубилина ([email protected])
RYABCHENKO, ALEXANDER G. - Doctor of Historical Sciences, Ph.D. in Law, Professor, Professor of the Department of Theory and History of State and Law, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin ([email protected]). KOPYLOVA, MARIYA D. - Master's degree student, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin ZAVGORODNAYA, LYDIA E. - Master's degree student, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin.
УДК 347.682 DOI: 10.24412/2411-2275-2022-1-134-139
АЛЕКСИКОВА О.Е., МЕЛЬНИК Е.А., МАЛЯВКИНА Н.В., ЯСТРЕБОВ А.Е. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ ИНСТИТУТА НАСЛЕДСТВЕННОГО
ДОГОВОРА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Ключевые слова: наследственные отношения, основания наследования, наследственный договор, наследодатель, наследники, наследство.
В статье анализируются правовые особенности нового для российской правовой системы наследственного-правового института -наследственного договора. Авторами затронуты наиболее актуальные проблемы толкования и реализации норм действующего гражданского законодательства о наследственном договоре как самостоятельном основании наследования, предложены отдельные рекомендации по совершенствованию механизма регулирования исследуемых наследственно-договорных отношений. В частности, авторы считают более верным использовать для обозначения одной из сторон наследственного договора не понятие «наследодатель», а понятия «отчуждатель» или «потенциальный наследодатель». Отдельной нормой предложено уточнить правовой статус душеприказчика, как исполнителя наследственного договора, с учетом специфики этого основания наследования. Авторы особо подчеркивают необходимость обеспечения защиты интересов не только наследодателя, но и самих наследников.
ALEKSIKOVA, O.E., MEL'NIK, E.A., MALYAVKINA, N.V., YASTREBOV, A.E.
CURRENT PROBLEMS OF THE FORMATION OF THE INSTITUTE OF THE INHERITANCE CONTRACT
IN MODERN RUSSIA
Key words: hereditary relationship, grounds of inheritance, inheritance contract, testator, heirs, heritage.
The article analyzes the legal features of the new for the Russian legal system inheritance legal institute - inheritance contract. The authors touched upon the most pressing problems of interpretation and implementation of the current civil law on the inheritance contract as an independent basis for inheritance and offered individual recommendations for improving the mechanism for regulating the investigated inheritance-contractual relations. In particular, the authors consider it more correct to use to designate one of the parties to the inheritance agreement not the concept of "testator", but the concept of "alienator" or "potential testator". A separate rule is proposed to clarify the legal status of the executor as an executor of the inheritance contract, taking into account the specifics of this basis of inheritance. The authors especially emphasize the need to ensure the protection of the interests of not only the testator, but also the heirs themselves.
На сегодняшний день наследование выступает одним из важнейших способов приобретения российскими гражданами имущества в собственность. В действующем отечественном законодательстве выработан достаточно действенный механизм регламентации наследственных отношений, предполагающий приобретение имущества в собственность по различным основаниям наследования: завещанию, наследственному договору и закону (ст. 1111 Гражданского кодекса РФ [1] (далее - ГК РФ)). Однако следует отметить, что второе названное нами основание наследования является новым для российской правовой системы, несмотря на то что подобные договорные конструкции были известны еще римскому наследственному праву [2, с. 74]. Отечественные дореволюционные цивилисты, в частности, К.П. Победоносцев, Г.Ф. Шершеневич и др. также обращали пристальное внимание на данную проблему. Однако большинство ученых того времени отвергало возможность формирования данного правового института, считая, что данный вид договора противоречит правилам о завещательной воле.
Естественно, что это сказывалось на законодательном подходе к решению вопроса об определении оснований наследования. Поэтому до недавнего времени таких оснований в отечественном законодательстве было только два - завещание и закон.
Обращаясь к зарубежному опыту регулирования наследственных отношений, мы обнаруживаем, что институт наследственного договора уже длительное время существует и достаточно развит во многих странах, относящихся к романо-германской правовой семье (Австрии, Венгрии, Германии, Франции, Швейцарии и т.д.), а также в ряде стран, входящих в состав англо-саксонской правовой семьи (Англия, США и т.д.). Родоначальником наследственного договора, как основания наследования, все же считается Германия, которая еще в XIX веке рассматривала данный вид договора как разновидность завещания. Впоследствии наследственный договор был закреплен в Германском Гражданском уложении как самостоятельное основание наследования.
В современной России проблема, связанная с необходимостью закрепления на законодательном уровне института наследственного договора, как самостоятельного основания наследования, была поднята только в 2013 году. Однако законопроект, содержавший нормы о введении данного института наследственного права, был отозван Правительством РФ. И только 26 мая 2015 года, инициированный П.В. Крашенниковым и рядом других депутатов-разработчиков, очередной законопроект поступил в Государственную Думу РФ. Но и в этот раз идея законодательного урегулирования отношений, возникающих из наследственного договора, была подвергнута серьезной критике. Правительство РФ в своем официальном отзыве не поддержало данную инициативу.
В июле 2018 года институт наследственного договора все же получил законодательное закрепление [3], при этом начало действия норм о наследственном договоре датируется только июнем следующего года. Таким образом, уже более двух лет в современной российской правовой системе реализуются нормы, регламентирующие отношения наследования, возникающие из наследственного договора, который составил определенную «конкуренцию» существующему уже способу распоряжения имуществом на случай смерти человека - завещанию (п. 1 ст. 1118 ГК РФ). Но, несмотря на такие законодательные нововведения, до сих пор в ученой среде разгораются жаркие дискуссии относительно данной правовой конструкции, возможности и необходимости ее существования и практического применения. Так, одни ученые полностью поддерживают подход современного законодателя, другие же, наоборот, считают преждевременным введение данного правового института в отечественный гражданский оборот, либо вообще полностью отрицают возможность существования такого третьего основания наследования [4, с. 83-84].
В принципе, дискуссионность данного вопроса небезосновательна. Анализ норм действующего в данной правовой области законодательства укрепляет нас во мнении, что на сегодняшний день отсутствует четкий, понятный всем, действенный и эффективный механизм регулирования отношений, возникающих из наследственного договора, что является основанием для возникновения споров, недопониманий, а также неправильности или многозначности трактовки и применения соответствующих гражданско-правовых норм. Одной из причин возникновения дискуссий в указанной правовой области, на наш взгляд, является двойственность правовой природы наследственного договора. С одной стороны, он имеет наследственно-правовой характер, поскольку обозначен как одно из оснований наследования, в связи с чем к нему должны применяться нормы наследственного права, а с другой - обязательственно-правовой или договорный характер, поскольку он представляет собой соглашение сторон (наследодателя и наследников), порождающее для них определенные обязательства, а поэтому обуславливающее применение к нему общих норм о договорах и обязательствах.
Говоря об обязательственно-правовом характере данных отношений, следует затронуть одну важную, на наш взгляд, проблему. Поскольку наследственный договор - это соглашение, то, исходя из общих положений действующего гражданского законодательства о договоре, оно является основанием установления, изменения или прекращения гражданских прав и обязанностей. При этом в гражданском праве применяются такие важные классификации договоров как: взаимные и односторонние (с точки зрения распределения прав и обязанностей между сторонами) и возмездные и безвозмездные (по критерию опосредуемого договором характера перемещения материальных благ). При детальном анализе норм о наследственном
договоре мы обнаруживаем отсутствие в данных договорных отношениях взаимных прав и обязанностей, наличие которых обусловливалось бы заключением такого договора. Так, у наследодателя отсутствует прямая обязанность передать имущество наследникам, поскольку переход прав на имущество будет происходить только после его смерти. Заключая договор, он лишь берет на себя некое «обещание» предать после своей смерти указанные в договоре права. Исполнение же этой обязанности возлагается на иных лиц. Однако эта обязанность может быть и не исполнена, если к моменту открытия наследства у наследодателя не окажется никакого имущества. Что же касается обязанностей наследников, то, как вытекает из закона, их установление в договоре не является обязательным, то есть они могут и отсутствовать. То есть может возникнуть такая правовая договорная конструкция, в которой ни у одной из сторон не будет никаких обязанностей, что противоречит смыслу договорного права.
Более того, в приведенной ситуации возникают договорные отношения, которые порождают практически те же правовые последствия, что и завещание. Тогда не совсем понятна позиция законодателя о введении нового основания наследования. Указанная законодательная недоработка, как нам кажется, может быть устранена путем закрепления на законодательном уровне императивного требования о возложении на наследников обязанностей, как имущественного, так и неимущественного характера, исполнение которых должно быть осуществлено уже при жизни наследодателя.
Продолжая характеристику наследственного договора, следует остановить свое внимание на таком важном и необходимом для любого договора элементе как стороны. Одна из сторон законодателем четко определена и названа - это наследодатель. Однако использование данного термина для обозначения этой стороны наследственного договора видится не совсем правильным. Обусловлен данный вывод тем, что наследодателем человек становиться только после его смерти (либо объявления его судом умершим). Именно поэтому для обозначения субъекта завещательных отношений законодатель использует понятие «завещатель», что вполне оправдано и понятно. Поэтому считаем более верным использовать для обозначения этой стороны наследственного договора не понятие «наследодатель», а понятия «отчуждатель» или «потенциальный наследодатель». Такое разграничение понятий позволит более четко определить разные по содержанию и времени возникновения отношения наследования.
Переходя к характеристике второй стороны рассматриваемых договорных отношений, следует отметить, что для ее обозначения законодатель использует такие понятия как: «сторона наследственного договора», «участвующие в наследственном договоре лица». При этом, определяя наследственный договор, законодатель для обозначения этой стороны использует следующую словесную конструкцию «любое из лиц, которые могут призываться к наследованию». Далее же законодатель, используя отсылочный прием, отправляет нас к ст. 1116 ГК РФ, не уточняя при этом ее конкретных норм. Это позволяет нам прийти к выводу, что любые субъекты гражданского права могут быть второй стороной данных договорных отношений. В то время, как возможность участия в данных договорных отношениях физических лиц не вызывает никаких сомнений, относительно других субъектов такого сказать нельзя. Так, в числе юридических лиц, которые могут призываться к наследованию, указан также и наследственный фонд. Однако учитывая тот факт, что указанное юридическое лицо может быть создано только после смерти наследодателя, не ясно как данный субъект может быть стороной наследственного договора, который заключается при жизни потенциального наследодателя. Особый интерес представляют и такие наследники как Российская Федерация, субъекты РФ и муниципальные образования. Как нам видится, их участие на стороне наследников при заключении такого договора хотя и теоретически допустимо, но представляется практически невозможным, поскольку любые договорные отношения строятся на выражении воли участвующих в них сторон. В данной же ситуации не ясно, каким образом это будет реализовано. Поэтому считаем не совсем корректной и точной прямую отсылку законодателя к ст. 1116 для определения второй стороны наследственного договора.
Кроме этого, вызывает некое недоумение использование законодателем при определении второй стороны данных отношений словосочетания «любые лица». Поскольку наследственный договор является сделкой, то одним из важнейших требований, которое должно быть соблюдено при ее совершении, - это наличие у ее субъектов способности к участию в ней, другими словами,
наличие у них необходимого объема дееспособности. Причем дееспособность указанных лиц должна быть только полной, поскольку нормативно установлен запрет участия представителя на любой стороне наследственного договора при его заключении (п. 3 ст. 1118 ГК РФ). Поэтому и наследодатель, как сторона данных договорных отношений, также должен обладать полной дееспособностью. И хотя данное требование напрямую не установлено в статье, регламентирующей данные отношения, исходя из общего законодательного установления о применении к наследственному договору правил о завещании, можно смело утверждать, что наследодатель, заключая соответствующий договор, должен быть полностью дееспособным, как это напрямую указано в отношении завещателя. Поэтому, в целях предотвращения каких бы то ни было спорных моментов, считаем необходимым императивно закрепить в ст. 1140.1 ГК РФ требование о полной дееспособности обеих сторон указанных договорных отношений.
Интересной также представляется используемая в анализируемой нами статье формулировка потенциальных наследников, то есть тех, к кому после смерти наследодателя перейдет наследство, - «пережившие наследодателя стороны договора» и «пережившие третьи лица». Тем самым законодатель четко обозначил, что переход наследственных прав произойдет к указанным в договоре лицам только в случае, если они к моменту открытия наследства будут живы, в противном случае, как следует из буквального толкования данной нормы, происходит прекращение их наследственных прав, причем без перехода к другим наследникам.
Важным законодательным требованием, которое должно соблюдаться при заключении любого гражданско-правового договора, - достижение договаривающимися сторонами соглашения по всем его существенным условиям. Не является исключением и наследственный договор, из легального определения которого следует, что в качестве таких условий в данном случае выступают:
- во-первых, условия, определяющие круг наследников;
- во-вторых, условия, определяющие порядок перехода прав на наследство.
Однако формулировка второго, обозначенного законодателем, существенного условия видится нам не совсем корректной, поскольку порядок перехода прав на имущество наследодателя после его смерти, согласно содержанию п. 1 ст. 1110 ГК РФ, - это само наследование. Другими словами, налицо терминологическая подмена, что, на наш взгляд, впоследствии может привести к возникновению серьезных проблем в правоприменительной практике. Считаем более верным здесь говорить о распоряжениях наследодателя, в которых и будет отражен конкретный порядок перехода наследства.
Условия о душеприказчике, то есть исполнителе наследственного договора, а также условия, устанавливающие не противоречащие закону отдельные обязанности участвующих в наследственном договоре лиц, которые могут призываться к наследованию, по совершению каких-либо действий как имущественного, так и неимущественного характера, не названы законодателем в числе существенных, но определены как возможные для данных договорных отношений.
Анализируя первое выделенное нами условие, следует заметить, что законодательно душеприказчик определен как исполнитель завещания. То, что указанный субъект может быть исполнителем наследственного договора нигде в действующем законодательстве не сказано. Более того, в ст.ст. 1134-1135 ГК РФ закреплены нормы, достаточно подробно определяющие правовой статус только исполнителя завещания. В связи с этим считаем целесообразным в отдельной норме уточнить правовой статус душеприказчика, как исполнителя наследственного договора, с учетом специфики этого основания наследования.
Интересен тот факт, что в числе обязанностей второй стороны рассматриваемого нами договора по совершению в пользу наследодателя определенных действий имущественного или неимущественного характера законодатель называет и возможность исполнения завещательных отказов или завещательных возложений. Однако в этой норме не уточняется, когда такие распоряжения должны быть исполнены. Но мы помним, что одной из характерных особенностей рассматриваемого нами основания наследования является возможность возложения на потенциальных наследников различного рода обязанностей, которые исполняются, в первую очередь, при жизни наследодателя. Исходя же из существа и правовой природы указанных особых завещательных распоряжений, их исполнение возможно только после смерти наследодателя, причем теми наследниками, которые приняли наследство. В связи с чем исполнение таких
распоряжений в период жизни потенциального наследодателя будет противоречить нормам действующего законодательства.
Одна из наиболее характерных отличительных черт наследственного договора проявляется в том, что будущие наследники, участвуя непосредственно в данных договорных отношениях, уже при жизни потенциального наследодателя знают судьбу наследственного имущества. Таким образом, указанное основание наследования, по сравнению с наследованием по завещанию, имеет своей целью не только защиту интересов наследодателя, но и самих наследников. Однако при более детальном рассмотрении норм, регламентирующих отношения, возникающие из наследственного договора, можно обнаружить ряд положений, которые не только не защищают вторую сторону данного договора, а в ряде случаев ущемляют права потенциальных наследников.
Прежде всего, речь идет о предоставленной потенциальному наследодателю возможности в период действия договора, то есть при его жизни, распоряжаться указанным в договоре наследственным имуществом, что нашло закрепление в п. 12 ст. 1140.1 ГК РФ. Причем законодатель закрепляет данное право, как безусловное, императивно указывая на то, что, если в договоре будет предусмотрено условие о невозможности распоряжения наследодателем указанным в данном соглашении имуществом, то такой договор будет недействительным, а точнее - ничтожным. Более того, в законодательстве ничего не сказано о последствиях таких действий наследодателя, в результате которых к моменту открытия наследства объем изначально указанного в договоре наследственного имущества может быть значительно уменьшен, либо его вообще не будет в наличии. В таких ситуациях наследодатель не несет никакой ответственности перед наследниками, как это предусмотрено для случаев, когда потенциальный наследодатель отказывается от наследственного договора в одностороннем порядке (п. 10 ст. 1140.1 ГК РФ).
Ничего не сказано в законодательстве и о необходимости информирования наследников о таких действиях наследодателя. Безусловно, закрепление права наследодателя свободно распоряжаться принадлежащим ему имуществом в полной мере соответствует принципам осуществления и защиты права собственности. Но другая сторона данных договорных отношений (наследники), как нам представляется, ставится в очень невыгодные для нее условия, поскольку может возникнуть ситуация, когда наследники, исполняя добросовестно в течение всей жизни их наследодателя возложенные на них наследственным договором обязанности, могут после смерти наследодателя оказаться без наследственного имущества из-за его отсутствия к моменту открытия наследства. Таким образом, защита интересов наследников в подобного рода ситуациях не гарантирована законодательно, а это противоречит сущности договорных отношений, в которых должны быть защищены равным образом права и интересы обеих сторон. Решение данной проблемы видится в законодательном закреплении обязанности наследодателя по наследственному договору осуществлять своим потенциальным наследникам, добросовестно исполняющим свои договорные обязательства, компенсационную выплату в случае отчуждения им указанного в договоре наследственного имущества. При этом размер такой выплаты должен устанавливаться исходя из стоимости отчуждаемого имущества, являющегося предметом данного договора, с учетом общей стоимости наследственного имущества и произведенных добросовестным наследником расходов в соответствии с установленными для него договором обязанностями. Считаем, это ни в коей мере не ущемит права потенциального наследодателя, как собственника имущества, но при этом защитит права и интересы потенциальных наследников.
Достаточно дискуссионной видится и закрепленная в п. 8 ст. 1140.1 ГК РФ норма, предоставляющая наследодателю право заключать с совершенно разными лицами отдельные наследственные договоры, предметом которых будет выступать одно и то же имущество. В этой связи интерес представляет законодательное установление о преимущественном положении самого первого из заключенных наследственных договоров. В отношении завещания закреплено совершенно иное правило, согласно которому приоритет при наличии нескольких завещаний будет иметь не первое, а, наоборот, последнее. Поэтому если рассматривать наследственный договор как институт наследственного права, то налицо законодательное противоречие. Если же усматривать в рассматриваемых нами договорных отношениях обязательственно-правовую природу, то подход законодателя становится более понятным и объяснимым, поскольку из общих норм договорного права следует преимущественное право на передаваемую по обязательству индивидуально-определенную вещь того кредитора, в пользу которого раньше возникло
обязательство (ст. 398 ГК РФ). Однако нормы о наследственном договоре все же расположены в третьей, а не во второй части ГК РФ, что дает нам основание говорить, что данные договорные отношения в большей степени имеют наследственно-правовую, а не обязательственно-правовую природу. А это означает, что регулирование таких отношений должно строиться в основном на нормах наследственного права. В связи с чем законодательное установление приоритета ранее заключенного наследственного договора противоречит ранее установленной в отношении завещания нормы о преимуществе последнего завещания.
Более того, указанное законодательное установление ставит в невыгодные условия тех потенциальных наследников, с которыми такой договор был заключен позже, но которые добросовестно исполняли свои договорные обязанности в отношении потенциального наследодателя. О возмещении наследодателем в подобного рода ситуациях причиненных убытков в законодательстве речи не идет. Поэтому считаем правильным установить на законодательном уровне приоритет последнего заключенного наследственного договора, тем более что это ни в коей мере не нарушит свободу волеизъявления наследодателя, а составление нового наследственного договора следует рассматривать как разновидность одностороннего отказа от наследственного договора со всеми вытекающими из этого последствиями. В этом случае будут законодательно защищены и права тех наследников, с которыми были ранее составлены наследственные договоры по поводу этого же имущества.
В заключение следует еще раз подчеркнуть, что к настоящему времени наследственный договор, как новое для российской правовой действительности основание наследования, не получил должной правовой регламентации. Данная правовая конструкция требует основательной законодательной проработки с учетом высказываемых в научной среде позиций и формируемой в данной правовой области судебной практики.
Литература и источники
1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть третья): федеральный закон от 26.11.2001 № 146-Ф (в ред. от 18.03.2019) // СЗ РФ. 2001. № 49. Ст. 4552; 2019. № 12. Ст. 1224.
2. Шевчук С.С. Наследственный договор и его место в системе гражданско-правовых договоров // Вестник Санкт-Петербургской юридической академии. 2020. № 4 (49).
3. О внесении изменений в статью 256 части первой и часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации: федеральный закон от 19.07.2018 № 217-ФЗ // СЗ РФ. 2018. № 30. Ст. 4552.
4. Путилина Е.С., Гильяно А.А. К вопросу о новеллах гражданского законодательства об основаниях наследования: проблемы перспективы // Академический вестник Ростовского филиала Российской таможенной академии. 2020. № 2 (39).
References and Sources
1. Grazhdanskiy kodeks Rossiyskoy Federatsii (chast' tret'ya) [Civil Code of the Russian Federation (part three)]: fede-ral'nyy zakon ot 26.11.2001 № 146-F (v red. ot 18.03.2019) // SZ RF. 2001. № 49. St. 4552; 2019. № 12. St. 1224.
2. Shevchuk S.S. Nasledstvennyy dogovor i ego mesto v sisteme grazh-dansko-pravovykh dogovorov [Inheritance contract and its place in the system of civil-Danube-legal treaties] // Vestnik Sankt-Peterburgskoy yuridiche-skoy akademii [Bulletin of the St. Petersburg Law Academy]. 2020. № 4 (49).
3. O vnesenii izmeneniy v stat'yu 256 chasti pervoy i chast' tret'yu Grazhdanskogo kodeksa Rossiyskoy Federatsii [On Amendments to Article 256 of Part One and Part Three of the Civil Code of the Russian Federation]: federal'nyy zakon ot 19.07.2018 № 217-FZ // SZ RF. 2018. № 30. St. 4552.
4. Putilina E.S., Gil'yano A.A. K voprosu o novellakh grazhdanskogo zakonodatel'stva ob osnovaniyakh nasledovaniya: problemy perspektivy [On the issue of civil law novelties on the grounds of inheritance: problems and prospects] // Akademicheskiy vestnik Rostovskogo filiala Rossiy-skoy tamozhennoy akademii [Academic bulletin of the Rostov branch of the Russian Customs Academy]. 2020. № 2 (39).
АЛЕКСИКОВА ОЛЬГА ЕВГЕНЬЕВНА - кандидат юридических наук, доцент, кафедра гражданско-правовых дисциплин и социального обеспечения Среднерусского института управления - филиала РАНХиГС при Президенте Российской Федерации ([email protected]).
МЕЛЬНИК ЕВГЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА - кандидат юридических наук, доцент, кафедра гражданско-правовых дисциплин и социального обеспечения; Среднерусский институт управления - филиал РАНХиГС при Президенте Российской Федерации ([email protected]).
МАЛЯВКИНА НАТАЛИЯ ВАЛЕРЬЕВНА - кандидат юридических наук, доцент, кафедра конституционного, административного и уголовного права Среднерусского института управления - филиала РАНХиГС при Президенте Российской Федерации ([email protected]).
ЯСТРЕБОВ АЛЕКСЕЙ ЕГОРОВИЧ - кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры конституционного, административного и уголовного права Среднерусского института управления - филиала РАНХиГС при Президенте Российской Федерации ([email protected]
ALEKSIKOVA, OLGA E. - Ph.D. in Law, Associate Professor, Department of Civil Law and Social Security, Central Russian Institute of Management, Branch of Ranepa ([email protected]).
MEL'NIK, EVGENIYA А. - Ph.D. in Law, Associate Professor, Department of Civil Law and Social Security, Central Russian Institute of Management, Branch of Ranepa ([email protected]).
MALYAVKINA, NATALIYA V. - Ph.D. in Law, Associate Professor, Department of Constitutional and Municipal Law, Central Russian Institute of Management, Branch of Ranepa ([email protected]).
YASTREBOV, ALEXEY E. - Ph.D. in History, Associate Professor, Department of Constitutional and Municipal Law, Central Russian Institute of Management, Branch of Ranepa ([email protected]).
