CC BY
142
ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2020. Т. 17, № 2. С. 48-57.
УДК 347.65
DOI 10.24147/1990-5173.2020.17(2)48-57
К ВОПРОСУ О ДОСТОВЕРНОСТИ ПРАВОВОЙ КОНСТРУКЦИИ НАСЛЕДСТВЕННОГО ДОГОВОРА
С. К. Соломин, Н. Г. Соломина
Томский государственный университет систем управления и радиоэлектроники, г. Томск, Россия
Введение. С появлением в системе гражданско-правовых договоров наследственного договора актуализировалась научная дискуссия относительно его правовой природы. Ранее в исследованиях, предметом которых выступал наследственный договор, последний, как правило, приводился в качестве примера договорной конструкции, которая противоречит сущности наследственного права. Времена изменились. И теперь наследственный договор предстал в качестве полноценного инструмента индивидуального регулирования. Цель. Целью данной статьи является исследование правовой природы наследственного договора. Методология. Достижение поставленной цели обеспечивалось использованием диалектического, формально-логического, системно-структурного, сравнительно-правового, технико-юридического методов, а также метода научного анализа. Результаты. Авторами статьи дана оценка тем аспектам, которые в юридической литературе предлагают рассматривать в качестве предпосылок появления наследственного договора в действующем законодательстве. Исследовав нормы о наследственном договоре, авторы указали на ряд ошибок как юридико-технического, так и формально-логического характера; определили содержание понятия наследственного договора, оформили и исследовали его элементы. Заключение. Авторами делается вывод о том, что наследственному договору нет места в системе гражданско-правовых договоров, а нормы о наследственном договоре представляют собой пример «мёртвых» норм. В качестве основных недостатков исследуемой правовой конструкции авторами определены следующие: оформление наследственного договора по модели организационного договора, что исключает возможность включения в него распорядительных актов; вступление в противоречие ряда нормативных предписаний о наследственном договоре с императивными положениями Гражданского кодекса РФ о порядке перехода прав на наследственное имущество и недопустимости принятия наследства под условием; наличие ошибок юриди-ко-технического и формально-логического порядка при оформлении нормативных положений о наследственном договоре; противоречие положений о наследственном договоре с участием супругов основополагающим положения Семейного кодекса РФ о разделе общего имущества супругов; отсутствие гарантий надлежащего исполнения наследственного договора наследодателем, а соответственно, отсутствие каких-либо защитных средств, позволяющих учесть имущественный интерес всех тех сторон наследственного договора, которые противостоят наследодателю.
Ключевые слова: наследственный договор; наследство; распорядительные сделки; наследодатель.
1. Введение
До недавнего времени применение договорных конструкций в наследственном праве ограничивалось отдельными случаями, имеющими место на стадии приобретения наследства и потому не затрагивающими реализацию права лица по распоряжению принадлежащим ему имуществом на случай своей смерти. Тем самым исключалось какое-либо участие третьих лиц (пусть даже потен-
циальных наследников) в процессе формирования воли потенциального наследодателя и её последующего изъявления. Так, по мнению Г. Ф. Шершеневича, наследственный договор как акт, связывающий волю не менее двух лиц (как правило, супругов) и тем самым устраняющий возможность его изменения, противоречит свободе воли наследодателя [1]. Таким образом, любой договор, нарушавший данную установку, рассматривал-
ся через призму ничтожной сделки. Подтверждением тому служит норма п. 3. ст. 572 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ): «Договор, предусматривающий передачу дара одаряемому после смерти дарителя, ничтожен». И даже несмотря на предусмотренную законом возможность обхода данного запрета (речь идёт о норме п. 2 ст. 581 ГК РФ, предусматривающей, что обязанности дарителя, обещавшего дарение, переходят к его наследникам), подход законодателя в установлении одного из пределов договорной свободы в наследственном праве однозначно прослеживался. С появлением наследственного договора (ст. 1140.1 ГК РФ) как одного из видов наследственного распоряжения договорная свобода прочно укрепила свои позиции в сфере наследственного права, в том числе в отношении формирования воли потенциального наследодателя по поводу распоряжения имуществом на случай своей смерти. И не столь важно, что предшествовало появлению этой договорной конструкции в российском гражданском праве, поскольку даже при её поверхностном анализе становится очевидным, что появился ещё один договорный институт, нормы которого далеки от совершенства, что однозначно затруднит его применение на практике.
Целью данной статьи выступает исследование наследственного договора как индивидуального средства регулирования отношений, позволяющего оптимизировать процесс перераспределения имущества потенциального наследодателя.
2. Методология
Для достижения обозначенной выше цели исследования авторами использовались такие методы, как диалектический, формально-логический, системно-структурный, сравнительно-правовой, технико-юридический, а также метод научного анализа.
3. Наследственный договор как основание наследования
На сегодняшний день законом предусматриваются три основания наследования -по завещанию, наследственному договору и закону (ст. 1111 ГК РФ), что с точки зрения правил юридической техники должно было привести к появлению в структуре раздела V ГК РФ дополнительной главы, например
гл. 62.1 «Наследование по наследственному договору». Однако по причинам, известным лишь разработчикам соответствующего законопроекта, нормы о наследственном договоре получили объективизацию в рамках одной статьи, место которой нашлось в конце гл. 62 «Наследование по завещанию». Такое расположение норм о наследственном договоре можно было бы признать оптимальным при условии изменения названия гл. 62, например, как «Наследственные распоряжения». Но можно ли вообще наследственный договор рассматривать через призму наследственного распоряжения?
По-видимому, определяя наследственный договор в качестве самостоятельного основания наследования, законодатель преследовал цель смоделировать наследственный договор как вид наследственного распоряжения, наряду с завещанием. Однако вместо того, чтобы корректно определить направленность наследственного договора как сделки, определяющей судьбу имущества лица на случай его смерти, законодатель определил его как договор, «условия которого определяют круг наследников и порядок перехода прав на имущество наследодателя после его смерти к пережившим наследодателя сторонам договора или к пережившим третьим лицам, которые могут призываться к наследованию» (п. 1 ст. 1140.1 ГК РФ). В таком определении, с одной стороны, нет ничего, что могло бы говорить о том, что наследственный договор, как и завещание, направлен на распоряжение имуществом, а с другой -в нём содержится подтверждение того, что наследственным договором может определяться порядок перехода прав на наследство. Несмотря на то, что в нормах позитивного права, регламентирующих порядок перехода прав на наследственное имущество, содержится указание на возможность решения отдельных вопросов перехода таких прав на основании соглашения (например, в п. 3 ст. 1155, ст. 1165, п. 2 ст. 1170, п. 1 ст. 1172, ст. 1173, ч. 2 ст. 1178 ГК РФ), наследственный договор к таким соглашениям законом не отнесён. Очевидно, что указанный недостаток делает наследственный договор непригодным с точки зрения допустимого основания наследования, даже без учёта сущностных аспектов этой правовой конструкции.
Но отбросим в сторону недостатки юридико-технического характера и предположим, что нормы позитивного права отражают конкретные потребности отношений экономического базиса в сфере наследования, а значит, необходимо дать оценку конструкции наследственного договора с точки зрения тех законоположений, которыми придётся руководствоваться участникам гражданского оборота при реализации своих прав, а также правоприменителю в случае разрешения спора.
4. Цель наследственного договора и его признаки
Главный вопрос, на который предстоит ответить, связан с определением правовой природы наследственного договора, что, в свою очередь, предполагает определение его цели и сущностных признаков. Исходя из смысла ст. 1118 ГК РФ в её взаимосвязи с положениями п. 1 ст. 1140.1 ГК РФ, можно сделать вывод о том, что существует некое родовое понятие «наследственное распоряжение». В зависимости от того, на что такое распоряжение направлено, необходимо выделять завещание как акт, имеющий своей основной целью возникновение вещно-право-вого эффекта, и наследственный договор как акт, имеющий своей основной целью возникновение организационно-правового эффекта. Так, завещание относится к распорядительным сделкам: оно не порождает каких-либо обязательств с участием завещателя; с момента открытия наследства право собственности на имущество переходит от наследодателя к наследникам. Определение круга наследников по завещанию, а также имущества, подлежащего передаче соответствующему наследнику, необходимо рассматривать через призму условий реализации распорядительного акта. Соответственно, предметом завещания выступает имущество, переходящее в порядке наследственного правопреемства наследникам, определённым завещателем. Вместе с тем завещание может содержать дополнительный предмет в виде исполнения завещательного отказа и (или) завещательного возложения, а также сводиться исключительно к распоряжению в форме завещательного отказа.
Наследственный договор - это в первую очередь организационный договор, который
уже с момента его заключения позволяет предельно точно установить круг потенциальных наследников. Указание закона на возможность определения в наследственном договоре порядка перехода прав на имущество наследодателя после его смерти лишено смысла лишь по той причине, что вопросы перехода прав на наследственное имущество регламентированы в гл. 64 и 65 ГК РФ исчерпывающим образом посредством оформления соответствующих требований и правил поведения в рамках норм, носящих исключительно императивных характер. И даже в ситуациях, когда закон допускает решение некоторых вопросов посредством достижения соглашения, системный анализ норм, регламентирующих такие вопросы, показывает, что наследственный договор в их число не входит. Для наглядности приведём два примера, нашедших отражение в нормах действующего законодательства.
Так, в случае принятия наследником наследства по истечении срока, установленного для его принятия, без обращения в суд, когда на это выразили согласие все остальные принявшие наследство наследники, соглашением между наследниками может быть ограничено применение правил о неосновательном обогащении к отношениям по получению наследником, пропустившим срок для принятия наследства, причитающегося ему наследства (п. 2 и 3 ст. 1155 ГК РФ). Системный анализ положений ст. 1155 ГК РФ позволяет сделать вывод о том, что подобное соглашение может состояться исключительно уже после того, как истёк установленный для принятия наследства срок, что, естественно, исключает даже гипотетическую возможность достижения такого соглашения до момента открытия наследства, т. е. в рамках наследственного договора.
Другим примером является п. 1 ст. 1165 ГК РФ, согласно которому «наследственное имущество, которое находится в общей долевой собственности двух или нескольких наследников, может быть разделено по соглашению между ними». Исходя из смысла указанной нормы во взаимосвязи с нормой п. 2 этой же статьи подобное соглашение может быть совершено только после того, как будет установлено, что на наследственное имущество после его принятия наследниками воз-
никло право общей долевой собственности. Соответственно, ситуация, связанная с разделом наследства, в отношении которого у наследников возникло право общей долевой собственности, не может составить предмет наследственного договора.
Таким образом, предметом наследственного договора является определение круга потенциальных наследников, в качестве которых выступают как лица, непосредственно принявшие участие в заключении этого договора (стороны договора), так и лица, не принимавшие участия в заключении договора, но поименованные в нём в качестве наследников (третьи лица). Соответственно, цель наследственного договора выражается в выполнении некой организующей функции, позволяющей установить на момент смерти потенциального наследодателя (стороны договора) круг наследников из числа тех лиц (сторон договора и третьих лиц), которые его пережили.
Определив предмет наследственного договора и его цель, приходим к выводу о том, что такой договор не будет иметь никаких правовых последствий, связанных с перераспределением наследственного имущества после смерти потенциального наследодателя лишь по той причине, что законом не предусмотрена возможность включения в наследственный договор распоряжений относительно имущества потенциального наследодателя. В связи с этим возникает вопрос о целесообразности существования наследственного договора, который позволяет определить круг потенциальных наследников, но не предполагает распоряжение имуществом потенциального наследодателя на случай его смерти. В экономическом базисе вряд ли найдутся отношения, а соответственно, и интересы участников таких отношений, которые хоть как-то смогли бы обосновать потребность формирования в правовой надстройке такой ущербной правовой конструкции, как наследственный договор.
Нам могут возразить, указав на то, что к наследственному договору применяются правила о завещании, если иное не вытекает из существа наследственного договора (п. 1 ст. 1118 ГК РФ), а значит, в наследственный договор необходимо включать распорядительный акт относительно имущества потен-
циального наследодателя, так же как это должен сделать завещатель в завещании. Ответ на такое возражение содержится в самой норме п. 1 ст. 1118 ГК РФ: нормы о завещании подлежат применению, если иное не вытекает из существа наследственного договора, т. е. применяются к наследственному договору в субсидиарном порядке. Как уже было установлено выше, исходя из буквального толкования нормы п. 1 ст. 1140.1 ГК РФ, в предмет наследственного договора не входят распорядительные акты относительно имущества потенциального наследодателя на случай его смерти, а значит, и большинство норм о завещании к наследственному договору неприменимы, в том числе норма ч. 1 ст. 1120 ГК РФ, гласящая, что «завещатель вправе совершить завещание, содержащее распоряжение о любом имуществе, в том числе о том, которое он может приобрести в будущем». Понятно, что разработчики законопроекта о наследственном договоре исходили (хочется надеяться, что так оно и было) из его восприятия в качестве распорядительного, а не организационного акта. Жаль только, что такое восприятие не получило правильного законодательного оформления. И здесь мы вновь возвращаемся к недостаткам юридико-технического порядка: содержание нормы закона, определяющей, что из себя представляет наследственный договор, исключает возможность применения этой договорной конструкции на практике.
При таких недостатках бессмысленным является анализ иных нормативных установлений ст. 1140.1 ГК РФ. Однако, если предположить, что основной предмет наследственного договора сформулирован таким образом, что мы можем усмотреть в нём качество распорядительной сделки, тогда можно дать оценку и всем остальным законоположениям. Так, помимо основного предмета с целью организации будущих наследственных отношений наследственный договор может включать и дополнительный предмет - определение душеприказчика. Кроме того, наследственный договор может быть осложнён имущественной составляющей, получившей выражение в следующем законоположении: «Наследственный договор может также... возлагать на участвующих в наследственном договоре лиц, которые могут призываться
к наследованию, обязанность совершить какие-либо не противоречащие закону действия имущественного или неимущественного характера, в том числе исполнить завещательные отказы или завещательные возложения» (п. 1 ст. 1140.1 ГК РФ). Очевидно, что данное законоположение ориентировано на некое поступательное развитие института наследования, что предполагает в недалёком будущем появление норм, закрепляющих ещё какие-либо обязанности имущественного или неимущественного характера, которые можно будет возложить на наследников, отличные от завещательного отказа и завещательного возложения. На данный момент таких нет. Кстати, в п. 1 ст. 1140.1 ГК РФ присутствует ещё одна ошибка юридико-технического порядка. Так, закон говорит о возможности возложения на наследников обязанности совершить какие-либо действия имущественного или неимущественного характера. Главное, чтобы они не противоречили закону. В качестве примеров таких действий (а может, и в качестве единственно возможных действий) закон называет исполнение завещательного отказа и завещательного возложения. Вместе с тем возможность возложения обязанности исполнить завещательный отказ и завещательное возложение обеспечено не той установкой, которая звучит как «не противоречащие закону», а прямым предписанием закона (ст. 1137 и 1139 ГК РФ).
По мнению В. П. Крашенинникова, стороны способны возложить на потенциальных наследников (сторон договора) обязанности имущественного или неимущественного характера, исполнение которых предполагается с момента подписания договора и до момента смерти потенциального наследодателя [2]. На наш взгляд, включение таких обязанностей не соответствует цели правового регулирования наследственных отношений: их исполнение будет выступать ничем иным, как предоставлением в пользу потенциального наследодателя каких-либо материальных благ с тем, чтобы получить в собственность некое имущество после его смерти. В таком случае наследственный договор приобретёт качество возмездного договора, по которому потенциальному наследодателю либо предоставляется имущество (если речь идёт об исполнении обязанности имущественного характера), ли-
бо оказывается услуга (если речь идёт об исполнении обязанности неимущественного характера) за то, что в момент его смерти к лицам, исполняющим эти обязанности, перейдёт право собственности на какое-либо имущество наследодателя. В подобной ситуации происходит смешение двух моделей правопреемства - сингулярного и универсального, что в принципе исключено.
Очевидно, что такой наследственный договор направлен на отчуждение имущества потенциального наследодателя, что делает его похожим на договор купли-продажи. Тем не менее ничего общего с последним он не имеет. В отличие от договора купли-продажи потенциальный наследодатель в динамике наследственного договора всегда выступает в качестве кредитора, обладающего правом требовать исполнения в свою пользу обязанностей имущественного или неимущественного характера. В случае смерти он вообще устраняется из процесса передачи имущества наследникам, поскольку таковой лежит за пределами динамики наследственного договора: речь идёт исключительно о процессе принятия наследства. Так что же это за договор, в рамках которого удовлетворение интереса одной стороны (потенциального наследодателя) происходит по правилам договорного права, а удовлетворение интереса других участников (потенциальных наследников) - по правилам о наследовании?
5. Правовая природа наследственного договора
Суть любого гражданско-правового договора, порождающего гражданско-правовые обязательства, такова, что он действует либо до наступления определённого соглашением сторон момента времени, либо до момента исполнения обязательств по договору. Суть любого гражданско-правового договора, порождающего организационные правоотношения, такова, что он действует либо в пределах согласованного срока, либо до момента достижения цели, ради которой стороны вступили в договорные правоотношения. Понятно, что наследственный договор не подпадает ни под одну из указанных моделей действия договора: если и вести речь о какой-либо цели наследственного договора (о передаче имущества наследодателя наследникам), то она может быть достигнута только
после открытия наследства, т. е. по правилам о принятии наследства (гл. 64 и 65 ГК РФ), но никак ни в силу исполнения условий наследственного договора. При этом, в отличие от сингулярного правопреемства (в рамках которого, например, покупатель как кредитор в обязательстве по передаче товара получает исключительно товар и ничего более), наследники в рамках универсального правопреемства получают весь набор наследства -и активы, и пассивы (долги) наследодателя. Последние могут существенного превосходить стоимость активов, что приведёт к единственно возможному (предсказуемому) последствию - наследник откажется от наследства.
Важно понимать, что наследственный договор не является договором по имущественному перераспределению между пока ещё живым наследодателем и потенциальными наследниками, а соответственно, момент его заключения не может совпадать с моментом подписания договора. Для наследственного договора приемлем только один способ определения момента заключения договора - это момент смерти потенциального наследодателя (т. е. момент открытия наследства). Правда, закон позволяет поставить наступление последствий, предусмотренных наследственных договором, в зависимость «от наступивших ко дню открытия наследства обстоятельств, относительно которых при заключении наследственного договора было неизвестно, наступят они или не наступят, в том числе от обстоятельств, полностью зависящих от воли одной из сторон» (абз. 2 п. 1 ст. 1140.1 ГК РФ). Вместе с тем данная норма закона неприменима лишь потому, что вступает в противоречие с императивной нормой абз. 3 п. 2 ст. 1152 ГК РФ, гласящего, что «не допускается принятие наследства под условием или с оговорками». Таким образом, наследственный договор как распорядительная сделка (договор, направленный на распоряжение имуществом потенциального наследодателя) не может включать в себя условия о возложении обязанностей имущественного или неимущественного характера, исполнение которых предполагалось бы до момента смерти потенциального наследодателя.
Определив момент заключения наследственного договора и допустив возможность
его существования в режиме распорядительной сделки, мы вновь идём вразрез с теорией договорного права. Суть договора как распорядительной сделки заключается в том, что такое распоряжение не предполагает последующего возникновения каких-либо прав требований к лицу, которое распорядилось своим правом, но не потому, что оно умерло, а потому что в принципе не предполагается совершение им каких-либо активных действий как стороны договора. При этом такие договоры, как правило, совершаются либо по модели вещного договора, который априори не порождает никаких прав и обязанностей (например, дарение обычного подарка), либо по модели договора, момент заключения которого определяет момент перехода имущественного права (например, соглашение о цессии). Наследственный договор не подпадает ни под одну из известных моделей распоряжения правом. Не может он выступать и некой новой, ранее неизвестной договорной моделью распоряжения имущественным правом, всё по той же причине: распоряжение имуществом на случай смерти потенциального наследодателя предполагает имущественные перемещения уже после того, как открылось наследство, что исключает применение каких-либо договорных условий о порядке перехода прав на наследство. Иначе говоря, как бы мы ни пытались усмотреть в наследственном договоре качество распорядительной сделки, приходим к выводу о том, что наследственный договор в принципе таковым быть не может.
Не может наследственный договор включать и условия о завещательном отказе и завещательном возложении. Если включение таких условий в завещание не противоречит природе последнего, то возможность их включения в содержание наследственного договора противоречит сути договора в целом. Участники гражданского оборота заключают договоры, вовлекая себя в какие-либо обязательственные или организационные правоотношения с целью удовлетворения субъективного (имущественного) интереса. И даже в модели вещного договора, исключающей возникновение каких-либо прав и обязанностей, удовлетворение субъективного (имущественного) интереса сторон договора обязательно. Такой субъективный ин-
терес может подлежать удовлетворению в процессе исполнения договора (например, интерес заказчика по договору возмездного оказания услуг удовлетворяться в течение срока действия договора), а может получить своё удовлетворение однократным актом, погашающим договор (например, получение продавцом полного расчёта за переданный товар по договору купли-продажи). Суть изложенного сводится к тому, что заключённый гражданско-правовой договор предполагает стабильность субъектного состава на любой из стадий его исполнения, что и позволяет в итоге (по окончании действия договора) вести речь о достижении тех индивидуальных целей, ради которых стороны заключили договор. Отпадение участника возникших договорных правоотношений (смерть гражданина) рассматривается либо через призму основания прекращения договора, либо через призму замещения одного участника другим (посредством применения механизма универсального правопреемства). Вместе с тем отпадение участника до момента, который стороны определили как момент заключения договора, означает только одно: договор не вступит в силу. Тем более вступление в силу договора не может быть поставлено в зависимость от смерти одного из контр -агентов (в нашем случае - от смерти потенциального наследодателя).
6. Заключение
В итоге, несмотря на все наши попытки дать хоть какое-то логическое объяснение появлению наследственного договора и раскрыть его правовую природу, приходим к выводу о том, что отечественная цивилистиче-ская теория исключает возможность существования такой договорной конструкции, как наследственный договор. Законодателю не удалось оптимально и достоверно сформулировать положения о содержании наследственного договора. Считаем, что наследственный договор представляет собой очередной пример «мёртвой» правовой конструкции, наряду с такими договорами, как договор аренды предприятия, договор дарения имущественного права к себе (дарителю), договор ренты (договор, по которому передаются деньги под выплату ренты) и т. д. Его появление в отечественном гражданском праве является преждевременным, даже можно ска-
зать, нецелесообразным. Для того чтобы наследственный договор приобрёл очертания достоверного и оптимального основания наследования, необходимо провести огромную работу не только в рамках раздела V ГК РФ. Следует пересмотреть всю систему гражданско-правовых договоров с той целью, чтобы узаконить заключение договора купли-продажи и договора дарения на случай смерти; предусмотреть возможность заключения сделок, направленных на отчуждение наследства, и сделок между наследниками по распоряжению будущим наследством и т. д. [3]. Всё это требует весьма весомого теоретического обоснования.
Систематизируя вышеизложенные замечания относительно ключевых положений о наследственном договоре, перечислим основные недостатки, делающие эту договорную конструкцию непригодной к применению в гражданском обороте.
Во-первых, законодатель в норме п. 1 ст. 1140.1 ГК РФ оформил наследственный договор как организационный договор, позволяющий установить на момент смерти потенциального наследодателя (стороны договора) круг наследников из числа лиц (сторон договора и третьих лиц), которые его пережили. Поскольку закон исключил возможность предусмотреть наследственным договором какие-либо распорядительные акты в отношении наследуемого имущества, этот договор не имеет никаких правовых последствий, связанных с перераспределением наследственного имущества после смерти потенциального наследодателя.
Во-вторых, условиями наследственного договора не может затрагиваться порядок перехода прав на имущество наследодателя к его наследникам, поскольку таковой определён императивными предписаниями гл. 64 и 65 ГК РФ. Это означает, что положения абз. 1 п. 1 ст. 1140.1 ГК РФ в части, противоречащей нормам о приобретении наследства, не подлежат применению.
В-третьих, норма абз. 2 п. 1 ст. 1140.1 ГК РФ, связывающая применение последствий, предусмотренных наследственным договором, с наступлением какого-либо условия (т. е. в режиме условной сделки), применению не подлежит, как противоречащая императивному предписанию абз. 3 п. 2 ст. 1152 ГК РФ.
В-четвёртых, содержание нормы п. 2 ст. 1140.1 ГК РФ изобилует ошибками юри-дико-технического и формально-логического порядка. Так, ею предусмотрено право требовать исполнения обязанностей, установленных наследственных договором. Таким правом закон наделяет наследников, душеприказчика, переживших наследодателя сторон наследственного договора, переживших наследодателя третьих лиц и нотариуса. Системный анализ норм о наследственном договоре во взаимосвязи с нормами о завещании позволяет сделать вывод о том, что наследниками для цели наследственного договора выступают стороны данного договора и обозначенные в нём третьи лица. Однако буквальное толкование указанной нормы позволяет сделать вывод о том, что стороны договора и третьи лица отличаются от наследников. Кроме того, эти лица не могут наделяться правом требования исполнения обязанностей, установленных наследственным договором. Так, применительно к завещанию закон корректно ведёт речь о том, что завещание исполняется наследниками, душеприказчиком (ст. 1133, 1134, 1135 ГК РФ). Иначе говоря, закон на данных лиц возлагает обязанность исполнения завещания, но не право требовать его исполнения. Очевидно, что об обязанности исполнения следует вести речь и в отношении наследственного договора. Что касается права требования, то таким, в частности, наделён отказополучатель по завещательному отказу (ст. 1137 ГК РФ). Однако в положении п. 2 ст. 1140.1 ГК РФ этому субъекту среди управомоченных лиц места не нашлось.
В-пятых, недостоверностью характеризуется и конструкция наследственного договора, предусматривающая возможность участия в договоре супругов, к которым применяются правила о наследодателе, и лиц, кото -рые могут призываться к наследованию за каждым из супругов (п. 5 ст. 1140.1 ГК РФ). Прежде всего, исходя из правил юридической
техники наследственный договор с участием супругов следует признать видом наследственного договора. Однако предмет наследственного договора с участием супругов гораздо шире предмета наследственного договора. Таким договором можно определить имущество, входящее в наследственную массу каждого из супругов. Кроме того, возможность наследственным договором определять имущество, входящее в наследственную массу каждого из супругов, вступает в противоречие с нормами вещного права о разделе общей совместной собственности и нормами семейного права о разделе общего имущества супругов. Учитывая природу общей собственности, раздел имущества может быть осуществлён исключительно по соглашению сособ-ственников (ст. 252 и 254 ГК РФ, ст. 38, 39, 42 Семейного кодекса РФ), но не иных лиц, пусть даже имеющих какой-либо интерес.
В-шестых, закон полностью лишил потенциальных наследников каких-либо гарантий исполнения наследственного договора, наделив наследодателя правом немотивированного отказа от этого договора (п. 10 ст. 1140.1 ГК РФ).
В-седьмых, абсолютная ущербность исследуемой договорной конструкции подкрепляется тем фактом, что закон никак не ограничивает потенциального наследодателя в распоряжении своим имуществом. Закон предписывает (п. 12 ст. 1140.1 ГК РФ): «После заключения наследственного договора наследодатель вправе совершать любые сделки в отношении принадлежащего ему имущества и иным образом распоряжаться принадлежащим ему имуществом своей волей и в своём интересе». Иначе говоря, наследственный договор по правовой силе уступает не только тем договорам, которые направлены на распоряжение имуществом потенциального наследодателя при его жизни, но и сделкам по отчуждению этого имущества на случай его смерти, т. е. завещанию.
ЛИТЕРАТУРА
1. Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. - 9-е изд. - М. : Изд. Бр. Башмаковых, 1911. - 420 с.
2. Крашенинников В. П. Наследственное право (включая наследственные фонды, наследственные договоры и совместные завещания) [Электронный ресурс]. - 4-е изд., перераб. и дораб. - М. : Статут, 2019. - Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
3. Лоренц Д. В. Договоры mortis causa и договоры в отношении наследства [Электронный ресурс] // Нотариус. - 2019. - № 5. - Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс ».
Информация об авторах
Соломин Сергей Константинович - доктор юридических наук, доцент, заведующий кафедрой гражданского права
Томский государственный университет систем управления и радиоэлектроники
Адрес для корреспонденции: 634050, Россия, Томск, пр. Ленина, 40
E-mail: [email protected]
SPIN-код: 5601-5910, Author ID: 500075
ORCID ID: 0000-0002-5825-1609
Информация о статье
Дата поступления - 18 марта 2020 г. Дата принятия в печать - 15 июня 2020 г.
Для цитирования
Соломин С. К., Соломина Н. Г. К вопросу о достоверности правовой конструкции наследственного договора // Вестник Омского университета. Серия «Право». 2020. Т. 17, № 2. С. 4857. й01: 10.24147/1990-5173.2020.17(2).48-57.
Соломина Наталья Геннадьевна - доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры гражданского права
Томский государственный университет систем управления и радиоэлектроники
Адрес для корреспонденции: 634050, Россия, Томск, пр. Ленина, 40
E-mail: [email protected] SPIN-код:9197-2791, Author ID: 519588 ORCID ID: 0000-0002-3939-8680
TO THE QUESTION OF REABILITY OF THE LEGAL DESIGN OF THE HEREDITARY
CONTRACT
S.K. Solomin, N.G. Solomina
Tomsk State University of Control Systems and Radio Electronics, Tomsk, Russia
Introduction. With emergence in the system of civil contracts of the hereditary contract the scientific discussion concerning its legal nature was updated. Earlier, in researches as which subject the hereditary contract acted the last as a rule was given as an example of a contractual design which contradicts essence of the law of succession. Times changed. And now the hereditary contract appeared as the full-fledged instrument of individual regulation. Purpose. In this article the legal nature of the hereditary contract is investigated. Methodology. The goal was achieved by using dialectic, formal and logical, system and structural, comparative and legal, technical and legal methods and also a method of the scientific analysis. Results. The authors of the article gave an assessment to those aspects which in legal literature suggest to consider as prerequisites of emergence of the hereditary contract in the current legislation; having investigated norms on the hereditary contract, authors pointed to a number of errors both yuridiko-technical, and formal and logical character; defined the maintenance of a concept of the hereditary contract, issued and investigated its elements. Conclusion. The authors draw a conclusion that the hereditary contract does not have the place in the system of civil contracts, and norms on the hereditary contract represent an example of "dead" norms. As the main shortcomings of the studied legal design the authors defined the following: execution of the hereditary contract on model of the organizational contract that excludes an opportunity inclusion in it of administrative acts; the introduction in a contradiction of a number of standard instructions about the hereditary contract with imperative provisions of the Civil Code of the Russian Federation on an order of transition of the rights for hereditary property and inadmissibility of acceptance of inheritance under a condition; existence of errors of yuridiko-technical and formal and logical order at execution of statutory regulations about the hereditary contract; a contradiction of regulations on the hereditary contract with participation of spouses fundamental provisions of the Family Code of the Russian Federation about the section of the general property of spouses; lack of guarantees of appropriate performance of the hereditary contract by the testator, and respectively lack of any protective equipment allowing to consider the property interest of all those parties of the hereditary contract which resist to the testator.
Keywords: hereditary contract; inheritance; administrative transactions; testator.
REFERENCES
1. Shershenevich G.F. Textbook of the Russian civil law, the ninth ed. Moscow, Br. Bashmakovy Publ., 1911. 420 p. (In Russ).
2. Krasheninnikov V.P. The law of succession (including hereditary funds, hereditary contracts and joint wills), 4th ed. Moscow, Statut Publ., 2019. Available at "Konsul'tantPlus" System. (In Russ).
3. Lorentz D.V. The contracts mortis causa and contracts concerning inheritance. Notarius = Notary, 2019, no. 5. Available at "Konsul'tantPlus" System. (In Russ).
About the authors
Solomin Sergey - Ph.D. (Advanced Doctorate) in Law, Associate Professor, Head of the Department of Civil Law,
Tomsk State University of Control Systems and Radio Electronics
Postal address: 40, Lenina pr., Tomsk, 634050, Russia
E-mail: [email protected]
SPIN-KOfl: 5601-5910, Author ID: 500075 ORCID ID: 0000-0002-5825-1609
Solomina Natalia - Ph.D. (Advanced Doctorate) in Law, Associate Professor, Professor of the Department of Civil Law,
Tomsk State University of Control Systems and Radio Electronics
Postal address: 40, Lenina pr., Tomsk, 634050, Russia
E-mail: [email protected]
SPIN-KOfl:9197-2791, Author ID: 519588 ORCIDID: 0000-0002-3939-8680
Article info
Received - March 18, 2020 Accepted - June 15, 2020
For citation
Solomin S.K., Solomina N.G. To the Question of Reability of the Legal Design of the Hereditary Contract. Vestnik Omskogo universiteta. Seriya "Pravo" = Herald of Omsk University. Series "Law", 2020, vol. 17, no. 2, pp. 48-57. DOI: 10.24147/1990-5173.2020.17(2).48-57. (In Russ.).
