CC BY
194
УДК: 808.2-085 (082) ББК: 81.2Р-7
Мандрикова Галина Михайловна
кандидат филологических наук, доцент кафедра филологии Новосибирский государственный технический университет
г. Новосибирск Mandrikova Galina Mikhailovna Candidate of Philology, Assistant Professor Chair of Philology Novosibirsk State Technical University Novosibirsk
Агнонимия как коммуникативная проблема Agnonymy as a Communicative Problem
В данной статье явление агнонимии рассматривается в аспекте теории коммуникативных неудач, делается попытка выявить агнонимические ошибки в рамках существующих классификаций, приводятся примеры высказываний, содержащих слова-агнонимы, предлагается анализ коммуникативной неудачи по причине агнонимии, делаются выводы о характере коммуникации, содержащей агнонимичную для участников общения лексику.
The article considers the phenomenon of agnonymy in the aspect of the theory of communicative failures; the attempt to reveal agnonymic errors within the limits of existing classifications is made; the examples of the statements containing agnomyms are given; the analysis of communicative failure for the reason of agnonymy is proposed; conclusions about character of the communication containing agnonymic vocabulary for the communication participants are drawn.
Ключевые слова: агнонимия, коммуникативная неудача, иллюзия понятности, агонимическая ошибка.
Key words: agnonymy, communicative failure, clearness illusion, agnonymic
error.
Обращение к исследованиям в области коммуникации показывает, что определенная доля коммуникативных «разногласий» происходит по вине агнонимов, под которыми понимаются «лексические и фразеологические единицы родного языка, неизвестные, малопонятные или непонятные многим его носителям (ср. аграф - "застежка", каракурт - "паук", нагольный - "ничем не прикрытый, явный", обмуровать - "обложить камнем" и т.п.)» [1, стр. 145].
Современное речевое общение во многом общение публичное. Его немалую часть сегодня занимает так называемая «телевизионная» речь:
высказывания не только журналистов и публичных людей в специальных Вестник ЧГПУ 4'2011 236
программах, но и обычных носителей языка в телеинтервью, ток-шоу и под. (ср. Ваш визави не должен в принципе знать, что вы сейчас, например, во Владимире, когда он звонит на ваш номер (ТВ, интервью с представителем сотовой компании). В данном случае совершенно ясно, что хотел сказать автор данного высказывания, однако, использовав агнонимичное для него слово визави вместо обычного собеседник, он сказал то, что по сути противоречит здравому смыслу. СМИ, «способствуя употреблению штампованных оборотов и тиражированию ошибок из-за все еще невысокой речевой культуры журналистов» [2, стр. 41], являются одним из серьезных факторов влияния на то, что именно знает/думает/предполагает носитель языка о значении того или иного слова, ср. диалог радиоведущего со слушателем: Вы тоже, как и я, родились в мае? Значит мы с вами майские тезки! Агнонимы в речи журналистов и телеведущих особенно режут «слух и глаз», поскольку слушатель предполагает в них (т.е. в авторах) людей, владеющих словом, по крайней мере, своим.
Агнонимы в речи обычных носителей языка не столь заметны, как в речи политических деятелей, чиновников, журналистов и всех тех, чье слово действительно «публично», и их сложнее фиксировать, однако немалая часть разного рода коммуникативных сбоев, неудач и даже конфликтов происходит именно в повседневном (не обязательно бытовом) общении, например: 25 октября мы проводим корпоративную вечеринку. - Неужели факультет решил оплатить проведение вечера для преподавателей в кафе? - С чего вы взяли? Это студенты будут праздновать там День первокурсника (совещание в деканате). Употребление слова корпоративный (корпоративная вечеринка) применительно к студенческому капустнику привело к возникновению спора о значении этого слова между говорящим и частью слушающих, что можно квалифицировать как коммуникативный сбой.
В качестве одного из доводов рассмотрения агнонимии как серьезной коммуникативной проблемы можно опереться на следующие высказывания: «... деятельность партнеров заключается в совместном построении смысла» и «продвижение диалога обеспечивается своего рода сотрудничеством между его
участниками. Сотрудничество возможно лишь потому, что участники диалога вместе заняты построением смысла, который составляет основу и оправдание их взаимоотношений» [3, стр. 223]. Считаем возможным назвать это точками коммуникативного согласования, когда языковые единицы, используемые партнерами по общению, обладают или должны обладать общим содержательным наполнением. Отсутствие подобных точек характеризует ситуацию столкновения носителя языка с агнонимами. При этом агнонимичность конкретной языковой единицы вовсе не является очевидной для самого носителя языка, использующего подобную единицу. Особенно это заметно в ситуациях, когда тот или иной человек с легкостью оперирует словами, значение которых он представляет весьма приблизительно. Именно случаи частичной агнонимии являются наиболее сложными и интересными в исследовательском отношении. Частичная агнонимия порождает иллюзию понятности, т.е. несоответствие чьего-либо понимания смысла слова его действительному содержанию при уверенности в правильном понимании этого слова [4, стр. 124]. В данном случае речь идет о незнании как существенных, так и второстепенных признаков денотата или приписывания денотату признаков, которые никогда ему не были свойственны. Подобные случаи опасны еще и тем, что многие лексические единицы содержат, помимо всего прочего, оценочную, образную информацию, и неверное ее понимание может сформировать, в свою очередь, превратное представление о явлении, человеке, событии, контексте и т.д. Так, например, некоторые носители языка, относящие себя, скорее, к старшему поколению, привычно воспринимают слова шок, шокировать и выражения вроде Я был(а) шокирован(а) как 'испытал(а) неприятные чувства, наблюдая какое-либо несоблюдение общепринятых норм', т.е. в соответствии со словарным значением (ср. [Елена Дмитриевна] метнула на мужа злой взгляд: ее шокировало небрежное его отношение к гостям. Гладков, Энергия. МАС). В это же самое время другие носители языка, относящиеся, скорее, к более молодому поколению, активно используют те же слова и выражения в значении 'сильно удивиться', причем даже 'приятно удивиться'. Коммуникативный сбой в данном случае обусловлен не столько
семантическим расхождением между этими двумя представлениями о значении слова шокировать (есть общая сема), сколько расхождением коннотативным (от отрицательного - к нейтральному - и положительному).
Для обозначения различного рода сбоев и недоразумений в ходе речевого общения чаще всего используется термин коммуникативная неудача, под которым понимается полное или частичное непонимание высказывания партнером коммуникации, то есть неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего [5, стр. 64-66]. В качестве обобщающего различные понимания коммуникативных неудач (КН) приведем определение, предложенное Л. К. Граудиной и Е. Н. Ширяевым, - это недостижение инициатором общения коммуникативной цели и, шире, прагматических устремлений, а также отсутствие взаимодействия, взаимопонимания и согласия между участниками общения [6, стр. 68]. Таким образом, в современной научной литературе отчетливо просматривается три подхода к определению КН. Л. Голетиани [7, стр. 34-35] называет три «не», лежащие в основе различных дефиниций: 1) непонимание со стороны слушающего; 2) неосуществление коммуникативного намерения говорящего; 3) невыполнение высказыванием его функционального предназначения.
Не имея возможности выразить свое отношение ко всем работам, посвященным изучению коммуникативных неудач, обратимся к тем из них, которые касаются вопроса о причинах возникновения такого рода нежелательных ситуаций. Сложность состоит в том, что эти причины, как правило, не являются единичными, чаще всего образуя целый комплекс [8], наличие которого заставляет исследователей предпринимать попытки создания классификаций КН (заметим, кстати, что эти ученые сходятся в том мнении, что все типологии КН достаточно условны, требуют уточнения и дальнейшей разработки). Практически все авторы, по замечанию Н. К. Коневой, подробно анализировавшей существующие классификации, обычно отдают предпочтение типологии, предложенной Б. Ю. Городецким, И. М. Кобозевой, И. Г. Сабуровой. Авторы рассматривают КН в зависимости от того, кто "виноват" в коммуникативном рассогласовании: говорящий или второй
коммуникант [9] и каковы причины и последствия КН: явные (по непосредственной реакции партнера) или скрытые (обнаруживаются впоследствии); в широком смысле (не достигается прагматическая цель общения или в узком смысле (не достигаются и прагматическая и коммуникативная цели); глобальные (истощены все средства достижения цели) или частные (КН преодолевается в ходе диалога). К числу активно востребованных, судя по научной литературе, можно отнести часто цитируемые типологии КН О. Н. Ермаковой, Е.А. Земской [8, стр. 33] и Н. И. Формановской [10, стр. 170-174]. Л. К. Граудина и Е. Н. Ширяев, также рассматривая причины КН, называют в числе прочих и непонимание, вызванное низким уровнем языковой компетенции: употребление устойчивых выражений не к месту, незнание точного значения слова, неясность для слушателя слов с абстрактным значением или слов-терминов, соответствующих социальным областям знаний [6, стр. 69-72].
Таким образом, анализ причин коммуникативных неудач, называемых разными авторами, позволяет сделать вывод о том, что далеко не последним фактором возникновения непонимания между участниками коммуникации можно считать различие в их тезаурусах, которое обнаруживается в том, что используемая в общении единица для одного из коммуникантов является известной, а для второго - агнонимичной (Ср.: «неточность смысла лексем», «использование языковых средств, которыми не располагает партнер» (Б. Ю. Городецкий и др.); «причины, порождаемые устройством языка» (О. Н. Ермакова и Е. А. Земская); «языковые коммуникативные неудачи» (Н. И. Формановская); «низкий уровень языковой компетенции» (Л. К. Граудина и Е. Н. Ширяев).
Коль скоро речь идет об изучении коммуникативного аспекта агнонимии, считаем, что в этом случае совершенно необходимо провести анализ языкового материала, иначе утверждения о том, что агнонимия действительно может являться причиной КН, являются голословными. В качестве такого языкового материала используются текстовые фрагменты и реальные диалоги, содержащие слова-агнонимы для одного или обоих участников общения. Цель
анализа состоит в определении роли агнонимов в коммуникации, выявлении их способности вызывать коммуникативное затруднение в процессе общения и их влияния на эффективность общения. Для такого анализа была разработана процедура, требующая следующих шагов: 1) выделить в тексте агноним и привести его словарное толкование; 2) определить, имеет ли место КН в данной ситуации общения; 3) определить ее тип для «вписывания» КН, возникших по причинам агнонимического характера, в существующих классификации КН; 4) выявить связь КН с агнонимией (является ли КН следствием именно агнонимической ошибки) и 5) сделать вывод относительно эффективности общения, если в нем использовано слово - агноним для одного или обоих коммуникантов.
Диалог в магазине. Старушка никак не может выбрать пакет с пельменями по причине богатого выбора. Наконец она решается и спрашивает продавца:
- Скажите, а кто производитель этих пельменей?
- "Трапеза".
Не удовлетворившись таким ответом, старушка задает вопрос иначе:
- Да кто их сделал?
Продавец терпеливо разъясняет:
- Вы видите, вот же написано: "Трапеза".
- А что это за слово - трапеза?
- Трапеза - это производитель пельменей.
Так ничего и не купив, старушка ушла (наблюдение автора - Г.М.).
1. В данной ситуации агнонимом для обоих участников коммуникации является слово трапеза. Трапеза - 'общий стол для приема пищи в монастыре, а также прием пищи (обед, ужин) за таким столом и сама пища, еда' (МАС).
2. Данная ситуация несомненно является КН, поскольку и старушка и продавщица обнаружили явное незнание значения слова трапеза (А что это за слово - трапеза? - Трапеза - это производитель пельменей), что и завело их разговор в тупик. Старушке хотелось купить качественный продукт, поэтому она пыталась «выйти на него» через так называемый бренд, для чего пыталась
понять его «содержание», т.е. значение слова. Для продавца данное слово по сути является «пустышкой», и на прямой вопрос - А что это за слово?- она ответила, не задумываясь: ... вот же написано: "Трапеза". Трапеза - это производитель пельменей.
3. В данном диалоге КН является вполне очевидной: тип - явный (налицо вербальная - Не удовлетворившись таким ответом, старушка задает вопрос иначе: - Да кто их сделал? - и невербальная реакции старушки: ушла, так ничего и не купив); КН квалифицируется в широком смысле (не достигнута прагматическая цель - выяснить значение слова трапеза), является глобальной (истощены все имеющиеся в данном случае средства достижения прагматической цели, т. е. вопрос был задан три раза, но ответ каждый раз не удовлетворял спрашивающего, и цель коммуникации осталась не достигнутой); имеет место собственно языковая КН (причем оба участника коммуникации не знают значения слова), непонимание, вызванное низким образовательным уровнем у обоих коммуникантов. В анализируемом тексте КН порождена прагматическими факторами - разными интенциями коммуникантов: один стремится узнать не только производителя пельменей, но и значение слова трапеза, которое производитель использует в качестве своего бренда, цель -добиться ответа на свой вопрос, цель второго - ответив, поскорее «избавиться» от надоедливого, непонятно чего не понимающего, спрашивающего несколько раз одно и то же, покупателя).
4. Перед нами яркий пример агнонимической ошибки (по В. В. Морковкину - «совершенно не знаю, что значит слово»), приводящей к КН. Эта ошибка связана с незнанием значения слова, которое может считаться несколько устаревшим, т.е. вполне отвечает своему «агнонимичному статусу».
5. В данной ситуации наблюдается явление «двусторонней» агнонимии. Старушка оказалась очень любознательной - услышав незнакомое слово, она сразу заинтересовалась его значением, что встречается не частно, поскольку пожилые люди обычно довольствуются тем, что знают, и редко стремятся к пополнению своих знаний. Возможно, эта любознательность была связана с тем, что старушка пыталась по названию определить, чем занимается
производитель. Анализируемый диалог показал, что подобное общение оказывается крайне неэффективным, поскольку ни один из коммуникантов не достигает поставленных целей. Старушка понимает, что продавщица ведет речь не о том, а продавец, в свою очередь, не понимает, почему у нее трижды спрашивают об одном и том же. Продавщице, по всей вероятности, и не интересно знать больше, ее цель - продать товар, ей безразлично, что означает само слово трапеза. В результате обе остаются весьма недовольными состоявшимся общением и друг другом: одна уходит с твердым убеждением в некомпетентности современных торговых работников, вторая остается с мыслью о том, что «ходят тут всякие - сами не знают чего хотят».
На основании анализа многочисленных фрагментов письменных и устных текстов содержащих слова-агнонимы, а также наблюдений за реальной коммуникацией носителей языка, можо утверждать, что не всегда агнонимия обязательно приводит к КН. Часто собеседники скрывают в процессе беседы то, что какие-то слова или выражения им неизвестны, или просто не подозревают об их ином (правильном, словарном) значении, употребляя их в том значении, которое они приписывают данному слову, что может привести к скрытым КН. В ситуациях, где оба собеседника обнаруживают незнание значения определенного слова, можно смело констатировать факт КН, поскольку в таком случае продолжение коммуникации либо невозможно, либо весьма ущербно в коммуникативном отношении, так как цели обоих коммуникантов не достигаются. Утверждать, что агнонимия обязательно приводит к КН нельзя еще и потому, что такую ситуацию можно разрешить при помощи вопросов и снять проблему, выяснив таким образом значение слова-агнонима.
Провоцирование агнонимами «коммуникативного рассогласования» в процессе общения, выявленное в результате анализа различного рода текстов, содержащих агнонимы, подводит к следующим выводам.
1. Если идти «от последствий» КН, то чаще всего неуспешность коммуникации из-за использования агнонимов связана со скрытым типом КН, поскольку явный тип КН обнаруживается после соответствующей реакции слушающего и неопределенность относительно значения агнонима может быть
снята без ущерба для дальнейшего общения. КН квалифицируется как в узком смысле, где не достигается ни прагматическая, ни коммуникативная цели, так и в широком, при котором не достигается только прагматическая цель речевого действия. Частная КН встречается чаще, чем глобальная: собеседники все-таки стремятся устранить незнание/непонимание конкретных слов в ходе развернутого диалога (частная КН), случаи «коммуникативной беспомощности» (как в случае с трапезой) относительно редки - если, конечно, оба коммуниканта стремятся к эффективному общению.
2. Если идти «от источников», то чаще всего коммуникация с применением агнонимичной лексики связана а) с неуместностью ее использования и б) с тем, что агнонимы могут являться тем языковым средством, которым не располагает партнер по общению. Непонимание друг друга собеседниками, как правило, связано с их разным уровнем языковой компетенции (отсюда агнонимы в речи вызывают собственно языковые КН), и порождается различиями в их тезаурусах.
Анализ достаточно большого количества текстов, содержащих агнонимы, приводит к выводу о том, что общение, в котором присутствует агнонимичная (для одного или обоих партнеров по коммуникации) лексика, как правило, не является эффективным. Агнонимическая ошибка влечет за собой непонимание, недостижение целей общения и зачастую осознание партнерами по коммуникации разницы между ними в определенном отношении (образование, воспитание, опыт общения или различие в индивидуальных картинах мира). Возникающая в некоторых случаях иллюзия понятности тем более делает такое общение коммуникативно ущербным. Изучение агнонимии как коммуникативной проблемы, учитывая существующий в современной лингвистике интерес к преодолению носителями языка коммуникативных затруднений, имеет, как представляется, серьезную научную перспективу.
Библиографический список
1. Морковкин, В.В. Лексическая система как объект лексикографирования [Текст] / В.В. Морковкин // Проблемы учебной лексикографии: состояние и перспективы развития: Мат-лы общесоюз.конф. - Симферополь, 1992. - С. 142-145.
2. Сиротинина, О.Б. Факторы, влияющие на развитие русского языка в XXI веке [Текст] / О.Б. Сиротинина // Проблемы речевой коммуникации: Межвуз. сб. науч. тр. -Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2007. - Вып. 7. - 244 с.: ил. - С. 31-42.
Вестник ЧГПУ42011 244
3. Ажеж, К. Человек говорящий: вклад лингвистики в гуманитарные науки [Текст] / К. Ажеж. - М.: Едиториал УРСС, 2003. - 301 с.
4. Введенская, Л. А., Павлова Л.Г. Культура и искусство речи. Современная риторика [Текст]: Учебное пособие / Л.А. Введенская, Л.Г. Павлова. - Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998. - 556 с.
5. Городецкий, Б.Ю. К типологии коммуникативных неудач [Текст] / Б.Ю. Городецкий, И.М. Кобозева, И.Г. Сабурова // Диалоговое взаимодействие и представление знаний: Сб.ст. - Новосибирск, 1985. - С. 64-78.
6. Граудина, Л.К. Культура русской речи [Текст]: учебник для вузов / Л.К. Граудина, Е.Н. Ширяев. - М.: Изд. группа НОРМА - ИНФРА, 1998. - 560 с
7. Ермакова, О.Н. К построению типологии коммуникативных неудач (на материале естественного русского диалога) [Текст] /О.Н. Ермакова, Е.А. Земская // Русский язык в его функционировании: Коммуникативно-прагматический аспект: Сб. ст. - М.: Наука, 1993. - С. 30-64.
8. Кънева Н.К. Интегральный подход к проблеме коммуникативных неудач [Текст]: Дисс.... канд. филол. наук / Н.К. Кънева. - Тверь, 1999.
9. Формановская Н. И. Коммуникативно-прагматические аспекты единиц общения [Текст]: Учеб. пособ. / Н.И.Формановская. - М.: Ин-т рус. яз. им. А.С. Пушкина, 1998. -291 с.
Bibliography
1. Azhezh, К. Homo Speaking: The Contribution of Linguistics to the Humanities [Text] / К. Azhezh. - М.: URSS Editorial, 2003. - 301 p.
2. Ermakova, О.К On the Issue of Developing Pypology of Communicative Failures (On the Basis of the Russian Natural Dialogue) [Text] / О.К Ermakova, Е.А. Zemskaya // The Russian Language in Its Functioning: Communicative and Pragmatic Aspect: Collected Articles. - М: Science, 1993. - P. 30-64.
3. Formanovskaya, N.I. Communicative-and-Pragmatic Aspects of Communication Units [Text]: Study Guide / N.I. Formanovskaya. - M.: Institute of the Russian Language named after A.S. Pushkin, 1998. - 291 p.
4. Gorodetsky, B.Yu. On the Issue of Communicative Failure Typology [Text] / V.Yu. Gorodetsky, I.M. Kobozeva, I.G. Saburova // Dialogue Interaction and Knowledge Representation: Collected Articles. - Novosibirsk, 1985. - P. 64-78.
5. Graudina, L.K. Culture of the Russian Speech [Text]: Textbook for Higher Schools / L.K. Graudina, E.N. Shiryaev. - М: Group NORM Publishing House - INFRA, 1998. - 560 p.
6. Kneva, N.K. The Integral Approach to the Problem of Communicative Failures [Text]: Diss. ... Cand. of Philol. / N.K. Kneva. - Tver, 1999.
7. Morkovkin, V.V. Lexical System as Lexicographying Object [Text] / V.V. Morkovkin // Problems of Academic Lexicography: State and Development Prospects: All-Russian Conference Proceedings. - Simferopol, 1992. - P. 142-145.
8. Sirotinina, O.B. Factors Influencing the Russian Language Development in XXI Century [Text] / O.B. Sirotinina // Problems of Speech Communication: Interuniv. Collection of Research Papers. - Saratov: Saratov University Publishing House, 2007. - № 7. - 244 p.: Il. - P. 31-42.
9. Vedenskaya, LA., Pavlova, L.G. Culture and Speech Art. Modern Rhetoric [Text]: Study Guide / LA. Vedenskaya, L.G. Pavlova. - Rostov-on-Don: Phoenix, 1998. - 556 p.
