CC BY
576
А.А. Залевская
УДк 81'23
а.а. леонтьев и теория значения слова
А.А. Леонтьев разграничил различные подходы к анализу языковых явлений, акцентировал роль слова как важнейшей единицы речемыслительной деятельности, определил специфику значения слова, его двойную онтологию и формы существования; рассмотрел возможные методы исследования значения и т.д.
Ключевые слова: слово, значение слова, методология, двойная жизнь значения слова, эксперимент.
Aleksandra А. Zalevskaya
Alexey A. Leontiev distinguished different approaches to language analysis, stressed the role of word as an important element of speech activity, defined peculiarities of word meaning and its dual ontology, forms of word meaning functioning, methods of word meaning investigation, etc.
Keywords, word, word meaning, methodology, dual life of word meaning, experiment.
Публикации Алексея Алексеевича Леонтьева определили развитие отечественной психолингвистики по разным направлениям. Представляется важным прежде всего подчеркнуть, что книга «Слово в речевой деятельности» [Леонтьев 1965] имеет подзаголовок. «Некоторые проблемы общей теории речевой деятельности», т.е. теория слова не может обсуждаться вне решения базовых проблем общей теории языка. И наоборот - мы «видим» слово таким, каким оно предстает в результате преломления через призму наших общих представлений о языке. Таким образом, на первый план выходят проблемы методологии психолингвистических изысканий в области теории слова.
А.А. Леонтьев указывает, что наше знание о языке опосредовано системой единиц и методов их анализа, поэтому в языке - многостороннем явлении - мы видим только то, на что ориентирует нас система научных догм [цит. раб., 38-39]. Мы строим некоторую модель языка, которую необходимо верифицировать, однако если мы исследуем речевую деятельность, то мы соответствующим образом преобразуем систему единиц и методов лингвистического анализа [там же]. Такое преобразование ориентирует на попытку «взглянуть "сквозь" предмет лингвистики, язык (как бы его ни понимать), на то, что лежит, так сказать, за ним...» [цит. раб., 9-10]. Представляется, что это высказывание Алексея Алексеевича имплицирует признание орудийной функции языка, язык - лишь средство доступа к сокровищнице нашего опыта (как индивидуального, так и социального), того, что образует «внутренний контекст» для всего воспринимаемого и продуцируемого, без чего никакое взаимопонимание состояться не может.
ALEXEY A. LEoNTIEV AND woRD MEANING THEoRY
В качестве опоры для требующегося преобразования базовых положений теории языка, по мнению А.А. Леонтьева, может выступать понятие «речевая организация индивида», обоснованное Л.В. Щербой в работе «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании» и подразумевающее не простую сумму речевого опыта, а продукты своеобразной переработки языкового материала (под последним понимается совокупность актов говорения и понимания). Своеобразие переработки речевого материала определяется тем, что речевая организация индивида является психофизиологической (т.е. формируется особыми механизмами и по соответствующим закономерностям), в то же время она представляет собой «социальный продукт» (согласуется с принятыми к культуре способами «видения» мира, системами норм и оценок). А.А. Леонтьев приравнивает речевую организацию индивида к языковой способности, которая трактуется им как «совокупность психологических и физиологических условий, обеспечивающих усвоение, производство и адекватное восприятие языковых знаков членами языкового коллектива» [цит. раб.: 54]. Языковая способность рассматривается в этой публикации в соотнесении с языковым процессом и языковым стандартом.
Думается, что между терминами «речевая организация индивида» (по Л.В. Щербе) и «языковая способность» в широко принятом понимании имеются некоторые различия, и прежде всего - в расстановке акцентов: Л.В. Щерба фокусируется на упорядоченности продуктов «своеобразной переработки» речевого опыта, организация которого не только проистекает из речи, но и ориентирована на готовность к использованию в последующих актах говорения и понимания речи, в то время как соотносимый термин указывает на принципиальную возможность использования имеющихся потенций. Алексей Алексеевич неоднократно возвращается к термину «языковая способность» (или «язык как способность (речевой механизм)», см., например: [Леонтьев 1969б]), он указывает на изменения в трактовке языковой способности (см.: [Леонтьев 1997: 19]), тем не менее допущенное в [Леонтьев 1965: 54] прямое отождествление названных выше терминов с добавлением и термина Ф. де Соссюра вызывает вопросы и требует дополнительного обсуждения с привлечением и других трактовок этого понятия, а также результатов новейших исследований в разных науках о человеке.
Уточняя исповедуемую им трактовку самого понятия деятельности, Алексей Алексеевич, в частности, подчеркивает процессуальность деятельности, ее целенаправленность и структурированность (т.е. наличие определенной внутренней организации), важность учета взаимоотношений между внешними (предметными) и внутренними (умственными) действиями [цит. раб.: 12]. Обратим внимание на эти высказывания как на предостережение против отождествления прямо наблюдаемых продуктов речевой деятельности с тем, что лежит за ними в многоуровневых процессах функционирования языка у человека. Не случайно в ходе становления психолингвистики в нашей стране значительное внимание уделялось моделированию речемыслительной деятельности, выявлению ее внутренней организации.
При акцентировании важнейших проблем рассматриваемой книги в разделе «Заключение» А.А. Леонтьев особо подчеркивает полиструктурность речевой деятельности, ее несводимость к простой актуализации языка, важность «не смешивать реальные компоненты и элементы речевой деятельности с элементами различных
возможных в исследовании моделей этой деятельности» [цит. раб.: 218]; при этом дается ссылка на И.А. Бодуэна де Куртенэ, предостерегавшего от смешения категорий, основанных на условиях бессознательной жизни человеческого организма, и категорий языкознания как абстракций [там же]. Дело в том, что психолингвистические и лингвистические единицы «располагаются как бы в разных плоскостях и несоизмеримы друг другу»; при лингвистическом анализе разных параметров слова имеет место оперирование не словом как таковым, а только «проекцией слова как функциональной, психолингвистической единицы на тот или иной уровень языкового стандарта» [там же]. Отсюда следует важнейший методологический вывод: «Главным путем к исследованию специфики слова ... является его рассмотрение в процессе реального речевого функционирования, т.е. вскрытие психологических закономерностей языковой деятельности» [цит. раб.: 219. Разрядка моя. - А.З.].
Решающим для успешности исследования является выделение определенной единицы анализа, в этой связи А.А. Леонтьев подробно рассматривает роль слова в комплексном исследовании языка. Особое внимание уделяется проблеме осознаваемости слова в процессах его функционирования. Очень важной представляется ссылка на высказывание А.Н. Леонтьева о том, что следует различать содержание, актуально сознаваемое, и содержание, лишь оказывающееся в сознании. Как ни странно, но это положение обычно не обсуждается; возможно, оно просто не было замеченным. К выделенным А.Н. Леонтьевым трем уровням осо-знаваемости (актуальное сознавание, сознательный контроль, неосознаваемость) Алексей Алексеевич добавляет уровень бессознательного контроля [цит. раб.: 123; 155]. Слово как психолингвистическая единица может функционировать в речевой деятельности на любом из названных уровней осознаваемости [цит. раб.: 163].
В качестве методов исследования языка могут использоваться эксперимент, который полезен при верификации и языковой способности, и языкового процесса, и языкового стандарта [цит. раб.: 38-39], и моделирование [цит. раб.: 69-72]. В этой связи представляет интерес рассматриваемое А.А. Леонтьевым разграничение лингвистической ситуации и металингвистической ситуации [цит. раб.: 39]; дается пример того, как исследовательский прием, широко используемый для метаязыко-вых целей, оказывается далеким от реальной языковой ситуации [цит. раб.: 141]. К этому можно добавить, что, наоборот, факты, выявляемые в экспериментах с носителями языка, могут не вписываться в метаязыковые (навязываемые лингвистическими догмами) каноны, поскольку для индивида основаниями для связи между словами могут выступать признаки и признаки признаков не только слов, но и именуемых ими объектов, действий, состояний, эмоционально-оценочные переживания и т.д. Кроме этого, принципиально важно то, что индивид устанавливает связи на глубинном уровне смыслов, игнорируя требования «поверхностного уровня» в отношении принадлежности слов к одной и той же части речи, согласования в роде, числе и падеже и т.п. (см. многочисленные примеры в материалах ассоциативных экспериментов).
Обратим особое внимание на то, что разграничение лингвистической ситуации и металингвистической ситуации имеет принципиальное значение и для формулирования рабочей гипотезу исследования, и для выбора исследовательской процедуры, адекватной ставящейся задаче, и для анализа и интерпретации полу-
ченных данных. Дело в том, что нередко в экспериментальной ситуации фактически рассматривается метаязыковая, а не речевая деятельность. Классическим примером этому может служить эксперимент в трактовке Л.В. Щербы: ставится задача оценить правильность или неправильность того или иного высказывания, его возможность или невозможность [Щерба 1974: 33], т.е. мы имеем дело с целенаправленным логико-рациональным использованием языка второго порядка при фокусировании сознательных усилий на форме и/или значении единиц языка, выступающего в позиции объекта рассмотрения (см.: [ЛЭС: 297]). Носитель языка прибегает к метаязыковым операциям в таких случаях, как встреча с незнакомыми или забытыми слова, с некоторыми многозначными словами, при непонимании собеседника или оговорках, при встрече с некоторыми метафорами и т.д., но здесь речь идет о важности отдавать себе отчет в том, что именно мы исследуем в эксперименте и обсуждаем в наших теоретических рассуждениях: не происходит ли подмена понятий, когда желаемое принимается за действительное?
Особое внимание А.А. Леонтьев уделил семантическому аспекту слова. Вслед за Л.С. Выготским, Алексей Алексеевич трактует «слово, взятое с внутренней стороны, со стороны значения», как единицу речевой деятельности (или речевого мышления, по Выготскому) [цит. раб.: 164]. Чрезвычайно важным и актуальным представляется такое высказывание А.А. Леонтьева: «Следует очень ясно различать значение как знаковую функцию и значение как функцию лексемы в языковом стандарте. Если последовательно проводить это разграничение, если учитывать, что "значение" слова-знака как психолингвистической единицы и "значение" лексемы как эквивалента семантического аспекта слова-знака не тождественны друг другу, что второе есть способ отнесения, моделирования первого, - мы будем избавлены от многих недоразумений как лингвистического, так и философского порядка» [цит. раб.: 215]. Таким образом, были четко разграничены два научных подхода к слову (как единице языковой способности и единице языкового стандарта). Попутно представляется полезным уточнить, что речь в таком случае должна идти не об эквивалентах, а о коррелятах.
Принимая прослеженную Л.С. Выготским последовательность развития значения слова у ребенка и выяснив особенности разграничения значения и смыла слова в работах Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева и некоторых других авторов, Алексей Алексеевич фокусируется на психологическом подходе к значению слова и, в частности, обсуждает проблему выявляемых в ассоциативном эксперименте связей: «Они в большой степени лабильны и обусловлены как конкретной знаковой ситуацией, так и более опосредованными экстралингвистическими факторами» [цит. раб.: 184]. У каждого носителя языка в каждый данный момент своя система связей между словами, а единая система значений в языке обеспечивается тем, что индивидуальная система значений складывается под контролем социума, в том числе через регулирование языкового развития в обучении и через коррекцию в процессах общения.
В публикациях последующих лет А.А. Леонтьев преимущественно фокусируется на психологической структуре значения слова. Так, в работе [Леонтьев 1968а] высказано мнение, что для исследования знака как психологического (скорее, наверное, психического) феномена следует выявлять систему «семантических
компонентов», которая «хотя бы частично определяется системой противопоставлений слов в процессе их употребления в деятельности» [цит. раб.: 54]. При этом подчеркивается «принципиальное единство с психологической точки зрения "семантических" и ассоциативных характеристик слов» [там же]. Обратим особое внимание на кавычки при слове семантические и на то, что в одной из приведенных выше цитат аналогичным образом было выделено слово значение. Тем самым указано на условность оперирования этими - лингвистическими - терминами, а также сделано допущение, что при психолингвистическом подходе и ассоциативные характеристики значения, и значение как таковое выходят за рамки того, что может описываться традиционной наукой о языке. Правомерность такого заключения подтверждается высказыванием в работе [Леонтьев 1968б: 124]: «... ассоциативная структура не есть языковая структура, это часть модели языковой способности, но не модели языкового стандарта». Кстати, Алексей Алексеевич использует кавычки и для словосочетания «языковое сознание» [Леонтьев 1965: 186] (возможно, в связи с тем, что целенаправленное осознание языковой единицы носит метаязыковой характер).
В книге [Леонтьев 1989а] в очередной раз обосновывается возможность использования ассоциативного эксперимента для выявления семантических признаков (очевидно, в уточненном выше понимании), а также формулируется гипотеза, согласно которой «слово "записано" в лексиконе в форме поиска этого слова или, точнее, ориентиров этого поиска» [цит. раб.: 222]; иначе говоря, имеет место не прямое «извлечение» слова из памяти, не простая актуализация языка, о несводимости к которой шла речь выше, а процесс поиска, направляемый акустико-артикуляционными и семантико-ассоциативными признаками. Можно предположить, что, говоря о семантико-ассоциативных признаках, Алексей Алексеевич имел в виду широкий круг опор, формируемых в многосторонней психофизиологической переработке индивидом его опыта познания и общения, см. ниже о чувственной базе разных форм значения (добавим когнитивную переработку и эмоционально-оценочные переживания).
Представления А.А. Леонтьева о специфике психологической структуры значения слова суммированы в статье [Леонтьев 1971], где выдвигается тезис, согласно которому «с психологической (или психолингвистической) стороны значение вообще есть система операций, система действий.» [цит. раб.: 8]. Отталкиваясь от высказываний Л.С. Выготского о том, что значение лежит между мыслью и словом, Алексей Алексеевич уточняет: речь идет об определенном способе перехода от того, что мы хотим сказать, к конкретному языковому выражению, поэтому «психологическую структуру значения следует искать во внутренней структуре иерархии процессов психофизиологического порождения речевого высказывания» [цит. раб.: 9]. Это можно понимать как напоминание о необходимости опоры на моделирование исследуемых процессов.
При этом делается чрезвычайно важное замечание относительно того, что следует учитывать «различие механизма (и соответственно процесса) осуществления деятельности и механизма (или процесса) контроля за этим осуществлением» [там же]. В ситуации осуществления деятельности еще нет так называемого «словарного» значения, оно появляется лишь на уровне контроля и проявляется через
контрольный механизм [цит. раб.: 10]. Алексей Алексеевич указывает также, что со звеном контроля связано и осознание слова. Уточним, что в ходе речемыслитель-ной деятельности контроль осуществляется на разных уровнях осознаваемости. Так, при рассогласовании между замыслом высказывания и выбираемой словоформой мы получаем сигнал с уровня неосознаваемого контроля и применяем некоторую стратегию корректирования хода формирования высказывания (заменяем слово или структуру высказывания, если нужное слово в нее не вписывается; при этом иногда приходится выходить на уровень сознательного контроля или актуального сознавания, см. подробно: [Залевская 2015]).
В связи с формированием психологической структуры значения А.А. Леонтьев говорит о роли механизма взаимозамены слов [цит. раб.: 11]. Выделим также идею поиска в признаковом поле и важность разграничения ситуаций продуцирования речи и восприятия речи, поскольку поиск в этих ситуациях может происходить разными путями [цит. раб.: 16].
В статье «Психолингвистический аспект языкового значения [Леонтьев 1976; далее цит. по: Леонтьев 2011] Алексей Алексеевич справедливо указывает на неопределенность самого понятия значения и ставит задачу «раскрыть его действительную природу, факторы его возникновения и модус его функционирования в системе деятельности человека» [цит. раб.: 8]. Именно этим должен быть обусловлен выбор методов исследования, которые определяются как экспериментально-психологические [там же]. Обратим особое внимание на вторую составляющую этого термина: до сих пор во многих экспериментальных исследованиях, квалифицируемых авторами как психолингвистические, рассмотрение языкового материала не выходит за рамки анализа с позиций языковой системы, не делается попытка заглянуть за полученные в эксперименте «продукты» и определить хотя бы стратегии и опоры, которые могли применяться в «глубинных» процессах.
При рассмотрении природы значения А.А. Леонтьев обсуждает соотношение знака и значения и, вслед за А.Н. Леонтьевым, разграничивает две «жизни» значений: первая проистекает из общественного сознания и общественно-исторического опыта, она составляет важнейшую образующую второй жизни значений, которая имеет место в индивидуальном сознании и для которой характерна неразрывная связь с чувственностью и с системой процессов оперирования со знаком [цит. раб.: 8-13].
Обратим внимание на высказывание Алексея Алексеевича о том, что «Строго говоря, знак, взятый в изоляции, вообще не есть ни орудие познания, ни орудие общения» [цит. раб.: 16]. Заметим, однако, что для «второй» жизни значений сама постановка вопроса о возможности существования изолированного знака не актуальна: в ходе переработки опыта адаптации индивида к естественному и социальному окружению любой «квант» воспринимаемого нового знания включается во множественные связи по разным видам признаков и признаков языковых единиц и именуемых ими сущностей. Это же относится и к так называемому «изолированному» слову, которое предъявляется в эксперименте: оно немедленно включается в контекст предшествующего опыта познания и общения. Иными словами, идентифицируя некоторое слово как таковое, мы «запускаем» систему процессов поиска опор в том, что лежит за словом в индивидуальном и социальном опыте.
Решение вопроса о формах существования значения А.А. Леонтьев [Леонтьев 1983; далее цит. по: Леонтьев 2001а] ставит в зависимость от результатов анализа соотношения языкового значения и практической или познавательной деятельности человека; он считает возможным выделить по крайней мере три формы существования значения, каждое из которых имеет свою чувственную базу: языковое, предметное и ролевое значения. Языковое значение функционирует на чувственной базе языка, привязано к какому либо знаку (в том числе - «спроецировано на слово»); предметное значение существует на базе перцептивного образа и предполагает обязательное присутствие реального предмета (в действительной или воображаемой форме) и включенность его в реальную или воображаемую ситуацию; ролевое значение связано с чувственной базой компонентов самой деятельности, увязывается с социальными нормами и ролями [цит. раб.: 171]. Этот перечень форм существования значения А.А. Леонтьев определяет как открытый, допуская добавление операциональных значений. Особое внимание А.А. Леонтьев уделяет предметному значению, разграничивая четыре его основные и взаимосвязанные функции: мотивообразующую, целеобразующую, эталонную и операциональную [цит. раб.: 171-174]. Предметные значения трактуются как «кирпичики», из которых строится образ мира, как «компоненты этих образов, то, что их цементирует для человека, то, что делает возможным само существование этих образов» [Леонтьев 1997: 268-269]. Понятие «образ мира» становится базовым в концепции Алексея Алексеевича. Думается, однако, что образ мира опосредуется взаимодействием всех названных (а возможно - и каких-то еще) форм и функций значения.
Указывается также, что формы существования значений и их роль в деятельности человека обусловлены природой значений как продуктов своеобразной переработки индивидуального и социального опыта и их двойной жизнью. Вслед за А.Н. Леонтьевым, Алексей Алексеевич делает акцент на двойной онтологии значений: «... значение существует для субъекта в двойственном виде: с одной стороны, это объект его сознания, с другой - способ и механизм осознания» [Леонтьев 2001б: 316]. Двойная жизнь значений увязывается с их вхождением в весьма различающиеся системы - социальную и личностную. А.А. Леонтьев указывает на то, что двойственная жизнь значений проявляется и в следующем: как идеальное содержание (объективное содержание знака) значение представляет собой внеиндивидуальное, абстрактное образование, лишенное чувственности, однако, «. как только мы переходим к значению как субъективному содержанию знака, оказывается, что его бытие в деятельности и его презентированность в сознании индивида неразрывно связаны с его предметной (чувственно-предметной) отнесенностью» [цит. раб.: 322]. Различия между лингвистической и психолингвистической теориями значения определены как узкая и широкая трактовки значений.
Несомненно, значимость идей А.А. Леонтьева не ограничивается приведенными положениями, однако они представляются достаточными для общего заключения о методологической ценности оставленного нам наследия, требующего внимательного отношения к целостной концепции значения слова, органически связанной с общей трактовкой специфики языка как достояния человека со всеми вытекающими отсюда следствиями.
В цели предлагаемой статьи входило фокусирование на некоторых из сформулированных А.А. Леонтьевым положений, не только не потерявших свою актуальность,
но и требующих особого внимания при дальнейшей разработке психолингвистической теории слова и языка в целом. Для более или менее полного анализа публикаций Алексея Алексеевича потребовалась бы объемная монография, поэтому здесь были только затронуты некоторые важные положения его концепции в надежде привлечь к ним внимание разных авторов, при этом ставилась задача не повторять часто цитируемые высказывания, а фокусироваться на том, что ранее не было замечено и/или заслуживает специального обсуждения.
В течение своей творческой деятельности Алексей Алексеевич неоднократно возвращался к некоторым вопросам методологии психолингвистического исследования и старался внести коррективы в те или иные формулировки с учетом новейших результатов, полученных разными науками о человеке. Думается, что именно в таком ракурсе было бы интересно и актуально более подробно и обоснованно рассмотреть динамику концепции значения слова в трактовке А.А. Леонтьева.
Залевская А.А. Вопросы теории самоконтроля в свете моделирования речемыс-лительной деятельности // Слово и текст: психолингвистические исследования: сб. науч. тр. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2015. - Вып. 15. - С. 19-35.
Леонтьев А.А. Слово в речевой деятельности. Некоторые проблемы общей теории речевой деятельности. - М.: Наука, 1965. - 246 с.
ЛеонтьевА.А. Психологическая структура значения // Материалы второго симпозиума по психолингвистике (4 - 6 июня 1968 г.). - М.: Наука, 1968а. - С. 53-55.
Леонтьев А.А. место семантических проблем в современных психолингвистических исследованиях // Теория речевой деятельности. - М.: Наука, 1968б. - С. 120-130.
Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. - М.: Наука, 1969а. - 308 с.
ЛеонтьевА.А. Язык, речь, речевая деятельность. - М.: Просвещение, 1969б. -214 с.1969б
Леонтьев А.А. Психологическая структура значения // Семантическая структура слова. Психолингвистические исследования. - М.: Наука, 1971. - С. 7-19.
Леонтьев А.А. // Психолингвистический аспект языкового значения // Принципы и методы семантических исследований. - М.: наука, 1976. - С. 46-73. То же: // Вопросы психолингвистики. - 2011. - № 1 (13). - С. 8-29.
Леонтьев А.А. Формы существования значения // Психолингвистические проблемы семантики. - М.: Наука, 1983. - С. 5-20.
ЛеонтьевА.А. Основы психолингвистики. - М.: Смысл, 1997. - 287 с.
Леонтьев А.А. Язык и речевая деятельность в общей и педагогической психологии: Избранные психологические труды. - М.: Московский психолого-социальный ин-т; Воронеж: НПО «МОДЭК», 2001а. - 448 с.
Леонтьев А.А. Деятельный ум [Деятельность, Знак, Личность]. - М.: Смысл, 2001б. - 392 с.
ЛЭС: Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. руд. В.Н. Ярцева. - М.: Сов. энциклопедия, 1990. - 685 с.
Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. - Л.: Наука, 1974. - С.
Литература
24-39.
