CC BY
50
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТШУЧНОМ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
4
издается с 1973 г.
выходит 4 раза в год
индекс серии 2
индекс серии 2.7
рефераты 98.04.001 -98.o4.030
МОСКВА 1998
привыкают с трудом, несмотря на то, что произведения его переведены чуть ли не на все европейские языки и что он является учителем целого поколения русских писателей. Тайным светом незримой свечи озарены повести Ремизова. Он идет по карнизам, над бездной людского существования, освещенной любовью к миру и человеку" (1930, 21 июня).
В литературно-критической деятельности И.Голенищева-Кутузова привлекают внимание страницы освещающие связи советской и югославской литератур, восприятие югославскими писателями творчества Сергея Есенина.
Литературно-критическая деятельность в эмиграции предопределила дальнейшие литературные и научные интересы Голенищева-Кутузова. Он стал признанным исследователем славянского народного эпоса, итальянской и французской средневековой литературы, литературы раннего Возрождения, взаимосвязей славянских литератур.
Е.В.Трущенко
98.04.030. ВОСПОМИНАНИЯ М.В.ВИШНЯКА ОБ ЭМИГРАЦИИ
(20-60-е годы).
В истории русской эмиграции политический деятель (эсер с 1905 г. и до конца жизни), публицист, мемуарист Марк Вениаминович Вишняк (1883-1975) оставил след и как редактор парижских "Современных записок"" — ведущего литературного и общественно-политического журнала эмиграции "первой волны". В настоящее время выход в свет под редакцией А.Н.Николюкина "Литературной энциклопедии русского зарубежья" (М., 1996-1998. — Т.2. — 4.1-3), содержащей статьи о крупных периодических изданиях, альманахах, литературных центрах, изтательствах, стимулирует интерес к активным деятелям, участникам всех издательских начинаний русской эмиграции. Среди них — М.В.Ёишняк, которому принадлежат и три книги мемуаров: "Дань прошлому" (Нью-Йорк, 1954), "Современные записки": Воспоминания редактора" (Блумингтон 1957); переизд.: СПб.; Дюссельдорф, 1993), "Годы
" См.: Богомолов Н.А. "Современные записки" (Париж, 1920-1940) // Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940). — М., 1998. — Т.2. — Ч.З. - С.20-34
эмиграции: _ 1919-1969. Париж — Нью-Йорк (Воспоминания)" (Стенфолрд, Калифорния, 1970). В них читатель, в частности, может почерпнуть достоверные подробности из истории эмигрантской журналистики за полвека.
Первая книга описывала личную биографию автора за 35 лет. Завершалась она событиями 1917 г. и разгоном единственного в истории России свободно избраного парламента — Всероссийского учредительного собрания, просуществовавшего, однако, всего 17 часов (Вишняк был его членом и секретарем).
Вторая книга началась в историко-биограйфическом плане с рассказа о послереволюционных днях в России сквозь призму биографий бывших членов Учредительного собрания и будущих пяти редакторов "Современных записок" — И.И.Фондаминского-Бунакова, В.В.Руднева, Н.Д.Авксентьева, А.И.Гуковского и автора книги. Заканчиваются "воспроминания редактора" временем перед второй мировой войной. В этот период главным делом жизни Вишняка было редактирование "Современных записок". В предисловии "От автора" он писал: "Предлагаемая книга не является кратким резюме 70 томов "Современных записок". Она не претендует на то, чтобы исторически обозреть печатавшееся на протяжении 30 лет в эмигрантском "толстом журнале". И тем не менее в какой-то мере она служит и той, и другой цели... Книга написана на основании воспоминаний автора, в течение 15 лет существования журнала совмещавшего редакторские функции с обязанностями секретаря и казначея, и на основании материала, печатавшегося в "Современных записках" и о "Современных записках". Воспоминания часто подкрепляются выдержками из сохранившейся у автора переписки с сотрудниками и редакторами журнала" (с.6).
Открываются воспоминания отчетом о юбилее журнала — 20 ноября 1932 г. русская эмиграция в Париже праздновала выход 50-ой книги "Современных записок", которым "удалось преодолеть, казалось бы, непреодолимое — "эмигрантскую разрозненность" (с.9). Редакция выполнила свое обещание: журнал не стремился стать "боевым политическим органом, неизбежно заостряющим свои лозунги и способным объединить лишь тесную группу единомышленников"; напротив, он сделался "органом независимого и непредвзятого суждения о всех явлениях современности..." (с.98).
Рассказ мемуариста о том, как возникли в конце 1920 г. и что делали до марта 1940 г. "Современные записки", существует, помимо мемуаров, еще в двух кратких и отличающихся друг от друга вариантах: "Современные записки" (Отчет-воспоминание) // Новый журнал. — Нью-Йорк, 1948. — № 20; "Современные записки" // Русская литература в эмиграции: Сб.ст. — Питтсбург, 1972. В этих статьях Вишняк излагал сведения о том, на какие средства издавался журнал, кто и какие обязанности исполнял, каковы программа и задачи журнала,что публиковалось, как складывались взаимоотношения между сотрудниками, какой была их реакция на критику и т.п. В книге воспоминаний эти сведения дополняются выразительными характеристиками политических сотрудников (Б.Э.Нольде, О.О.Грузенберг, А.А.Кизеветтер, Ф.А.Степун, Г.П.Федотов); автор обозначает моменты полемики с политическими оппонентами (Григ.Ландау, П.Б.Струве, С.П.Постников, Б.М.Чернов), а также круг главных тем виднейших публицистов (В.М.Маклаков, П.Н.Милюков). Однако наибольший интерес для литературоведов представляют "силуэты" литературных сотрудников журнала (И.С.Шмелев, М.А.Осоргин, В.Ф.Ходасевич, З.Н.Гиппиус). Автор приводит и характерные примеры общения редакторов с такими авторами, как И.А.Бунин, Б.К.Зайцев, А.М.Ремизов, М.И.Цветаева, В.В.Набоков и др.
По верному отзыву Р. Гуля, книга "не дает каких-то приглаженных образов писателей... Вот Бунин для очередной книги... выбирающий себе созвучного рецензента. Вот Шмелев,бушующий, что о нем нет рецензий, и приходящий в неописуемый гнев от недостаточно почтительного (как ему показалось) отзыва Г.Адамовича. Вот Зинаида Гиппиус, как львица, защищающая славу Дмитрия Сергеевича. Вот Ходасевич, незаметно ставящий редакции "ультиматум": или идет статья о его поэзии, или он не дает своих произведений" (Новый журнал. — 1957. — № 50. — С.279).
Исключительное значение привлечению в журнал "знаменитостей" придавал Фондаминский — "наиболее пламенный и восторженный пропагандист" журнала, подчеркивает Вишняк. "Это соответствовало его новому умонастроению, когда былое увлечение политикой и революцией сменилось таким же увлечением культурой, наукой, потом религией и переоценкой их роли в переустройстве общественной жизни" (с. 100). Литературно-художественный отдел в
журнале стал консультировать Ф.А.Степун, получивший известность в качестве автора "Мыслей о России" (они печатались в девяти книгах "Современных записок") и "Философского романа" — "Николай Переслегин". В лице Ф.А.Степуна "молодые" писатели имели постоянного и "принципиального" защитника: "Омоложение" и "обновление" журнала Степун готов был купить хотя бы ценой понижения "качества" печатаемого. И вот на это редакция — вся целиком, единодушно — никак не соглашалась" (с. 115).
Ориентация на самых известных создавала и свои трудности; Бунин, например, до последней минуты перед выпуском книги не переставал требовать корректуру еще и еще раз: "Иначе сойду с ума,что напутаю что-нибудь". Он посылал в ускоренном порядке письма ("пневматички") или телеграммы со слезной мольбой: "Чудовищно, непостижимо, но факт: Толстой потребовал от "Сев. Вестника" сто корректур "Хозяина и работника". Во сколько раз я хуже Толстого? В десять? Значит — пожалуйте 10 корректур. А я прошу всего две!!" (с.128).
Редакция, помимо воли, нередко оказывалась втянутой в "соревнование" и конфликты, возникшие вне "Современных записок". В частности, это касалось соперничества близких и долголетних друзей — И.Бунина и Б.Зайцева. Об отношениях корифея эмиграции и Мережковских Вишняк пишет: "Бунин не принимал "мережковщины", как не принимал декадентства и всякой "чертовщины". А Мережковские платили Бунину тем, что считали его — и называли — описателем"; они видели в его творчестве лишь "описание без попытки осмыслить описываемое, без сведения к единству начал и концов" (с. 134). В рецензии на "Митину любовь" Гиппиус "отказывала герою Бунина в праве назвать свое чувство любовью, или "Эросом с его веянием нездешней радости". Чувство Мити в изображении Бунина критик сближал с "гримасничающим Вожделением с белыми глазами". Это было в общей линии оценки Мережковским творчества Бунина" (с,135).
Опубликованные в 1952 г. "Воспоминания" И.А.Бунина "свидетельствуют, что до самой кончины сохранил он свое страстное, нетерпимое и несправедливое отрицание художников и мастеров глова не-бунинского толка — декадентов и символистов: Бальмонта, Брюсова, Блока,Белого и Сологуба, не говоря уже о Есенине, Клюеве, Маяковском.Бунин преклонялся пред Толстым, любил Чехова, ценил
Куприна и оставался более чем равнодушен к Достоевскому. Мережковские же, наоборот, сами были "идеологами" и творцами декадентства и символизма, предпочитали Достоевского Толстому и считали себя духовно связанными с Владимиром Соловьевым и Розановым... И в эмиграции 20-х и 30-х годов Мережковский и Мережковская-Гиппиус не довольствовались своими литературными и поэтическими достижениями. Они претендовали на большее: на водительство. литературно-художественное, религиозно-
философское, общественно-политическое" (с. 129-130). Особенно много нареканий редакция получила за публикацию статей Антона Крайнего (псевд. Гиппиус), критически отозвавшегося почти обо всех писателях-эмигрантах — Бунине, Алданове, Шмелеве, Зайцеве, М.Горьком (тоже находившемся за границей, в Сорренто). Вместе с тем Вишняк подчеркивал большую заинтересованность журнала в участии Гиппиус; и чтобы сохранить ее в числе авторов, печатали "бесконечные... религиозно-философские антитезы и мнимо-исторические параллели" Мережковского (с. 133).
Сам Вишняк считал наиболее удачными в книге воспоминаний свои очерки о Гиппиус и Ходасевиче, с которыми состоял в длительной переписке. В течение 15 лет (с 1923 по 1937 г.) он был адресатом Гиппиус и считал (также, как Г.В.Адамович) эпистолярное мастерство "высшим достижением" в ее "многообразном и разнохарактерном творчестве" (с.217). Еще до публикации "воспоминаний" Вишняк напечатал в "Новом журнале" (1954.— № 37) материал под названием "З.Н.Гиппиус в письмах", частично вошедший затем в его книгу. Поэтесса "с увлечением занималась политикой, делая ее на свой эстетически-капризный лад" (с.218), — замечал Вишняк. О том же писал он ранее в статьях "Пути и перепутья" З.Н.Гиппиус" (Дни. — Париж, 1927. — 14 дек.), "Символы и реальность" (Там же. — 1928. — 4 янв.). Гиппиус "надеялась и старалась "выправить" политическую линию "Современных записок" и в этих целях пыталась склонить на свою сторону руководителей журнала. Она считала, что делает этим "политику" (с.228).
Законченная ею незадолго до смерти (9 сент. 1945 г.) книга о Д.С.Мережковском "отбрасывает свет на многое из того, что и как Гиппиус писала в частных письмах 17-31 год назад... Посмертная книга не содержит почти ни одного доброжелательного слова ни по чьему адресу, за исключением,конечно, Мережковского и самого
автора" (с.226). С.Н.Булгаков, Андрей Белый, А.В.Карташев, С.П.Дягилев, А.Ф.Керенский, даже Д.В.Философов и И.И.Фондаминский, не исключая самого Владимира Соловьева, — "все помянуты недобрым словом. И кем? Долголетней провидицей "охристианизации земной плоти мира", религии "третьего завета", "вселенскогго братства", автором стихотвонения "Верность", посвященного И.И.Фондаминскому.,.." В.Злобин "свидетельствует, — продолжает Вишняк, — что "в кругу Мережковских" фраза "когда однажды погибла Помпея, я завивала папильотки" — стала "классической". Посмертное произведение Гиппиус подтверждает, что "фраза" точно соответствовала внутреннему отношению автора к миру и людям. В предельной гордыне,без самого отдаленного намека на собственные грехи и заблуждения, — а сколько было тех и других, политических и иных, — Гиппиус кичится своей непримиримостью к большевизму и отталкивается от всей политической эмиграции: "Интеллигенты-эмигранты, войдя или не входя в Церковь, будучи или не будучи масонами или евреями, все равно не могли с полной непримиримостью к советской власти относиться"... (с.226-227).
В "эскизе к политическому портрету видной сотрудницы" журнала мемуарист не преминул упомянуть статью Мережковского, опубликованную в июле 1941 г. в итальянском фашистском издании. В 1944 г. ее перевод напечатал "Парижский вестник" и, как сообщалось, "с согласия З.Н.Гиппиус... чутко осознавшей, что только в тесном союзе с Германией, под водительством ее Великого Фюрера, будет наша родина спасена от иудо-большевизма" (Парижский вестник. — 1944. — 3 янв. — № 81).
"Современные записки" оставили "длительный и глубокий след" в сознании Гиппиус. Присутствовавший при том, как она умирала, В.Злобин свидетельствует: "Толстый том "Современных записок", который она,лежа после обеда на кушетке, читает, вываливается из рук — в тот самый момент,когда у нее отнимается правая рука и нога"... (с.225).
Больше и дольше, чем со многими другими сотрудниками журнала, Вишняк был связан с В.Ф.Ходасевичем. Он был "совершенно исключительный собеседник — умный, впечатлительный, с огромной памятью, едкий и язвительный" (с.203). Автор останавливается на негативной оценке В.Ходасевичем евразийского альманаха "Версты" (Париж), что стало причиной
острого конфликта между двумя изданиями. Редактор "Верст" князь С.Д.Святополк-Мирский в первом же номере альманаха (1926) выступил с порочащей критикой против почти всех видных писателей, сотрудничавших в "Современных записках": "Бальмонт, — цитирует Вишняк, — "птица небесная, или ребенок".Степун "гораздо более змий (по мудрости), чем остальные сотрдуники "Современных записок"... в великолепном богатстве его почти барочной мысли есть тонкое дыхание тлена". "Истерический хаос Мережковского". "Принципиальная (и природная) уездность Бунина". "Чрезмерная ссохнутость и морщинистость Ходасевича... маленького Баратынского из Подполья, любимого поэта всех тех, кто не любит поэзии". "Воздушная (розовая) пухлость Зайцева". И т.д. и т.п." (с.141-142).
В "Современных записках" яркий и язвительный отзыв на эту критику написал В.Ходасевич, что вызвало бурную реакцию протеста со стороны "Верст". По мнению Вишняка, "художественная интуиция или прозорливость не обманули Ходасевича, когда он подчеркивал тяготение руководителей "Верст" к большевикам — тяготение идейное: "Прочь от проклятой Европы, ненавистной России Петра и Пушкина, от ненавистной интеллигенции", — как формулировал Ходасевич поэзию "Верст", — и тяготение личное" (с. 144).
Итог этого "личного" тяготения сказался в том, что все три редактора "Верст" "все решительнее и активнее поворачивались лицом к большевикам: Сувчинский более прикровенно, а Эфрон и Святополк-Мирский совершенно открыто" (с. 145). В результате С.Эфрон (муж М.Цветаевой) оказался причастен к организованному советской властью убийству агента разведки Игнаца Рейса, когда тот отказался вернуться в Москву по приказу начальства. А Святополк-Мирский, получив при содействии Горького разрешение на возвращение в Россию, превратился там в "Мирского" и не раз вынуждался публично каяться в прегрешениях против марксизма... Но когда Горький умер, Мирский был арестован за переписку с родными и друзьями в Европе и сослан на Колыму. В бухте Ногаево он и умер в 39-м или 40-м году, как сообщил другой сосланный туда же литератор-пушкинист Юлий Оксман" (с. 146). Об этом также писал Иванов-Разумник (Писательские судьбы. — Нью-Йорк, 1951. — С.22).
И все же "Современные записки" "унаследовали" от "Верст" приверженность к новому термину "пореволюционный": под пером Г.П.Федотова, Степуна и Фондаминского "пореволюционное сознание... стало обозначать не только хронологическии факт, или категорию времени, а и особое историко-психологическое и качественное состояние, имевшее якобы преимущества пред сознанием революционным и предреволюционным" (с. 149).
На взгляд Р.Гуля, очерк о Ходасевиче — "лучший из всех... в смысле портретном": "Желчный, злой... ощущавший себя "куда-то летящим вверх тормашками", Ходасевич как живой под пером Вишняка" (Новый журнал. — 1957. — № 50. — С.288). Напротив, Я.Аронсон осудил Вишняка за то, что тот "ставил ударение" в стихах поэта на глаголе "ненавидеть" и эпитете "язвительный", тогда как у Ходасевича имеются и глагол "любить" и эпитет "нежный" (Новое русское слово. — 1963. — 15 дек.). "Портрет" Ходасевича печатался ранее в "Новом журнале" (1944. — № 7) под названием "Владислав Ходасевич (Из личных воспоминаний и архива б.редактора). Письма В.Ф.Ходасевича М.Вишняку". В восприятии мемуариста поэт предстает как "существо недостаточно социальное... Он не без удовольствия высмеивал всякую общественность. И в то же время сам боролся за правду в искусстве и литературе, в личных отношениях и общественных..." (с.207). Теперь очерк о Ходасевиче перепечатан в книге "Дальние берега: Портреты писателей эмиграции" (М., 1994). Здесь же помещен и перепечатанный из "воспоминаний редактора" очерк о Шмелеве — постоянном корреспонденте Вишняка (впервые он обратился к личности писателя в "Новом русском слове" — 27 мая 1956 г.).
Как редактор Вишняк отмечал,что Шмелев был "чрезвычайно чувствителен к оценке своего творчества. Обнаженные и больные нервы повышали эту чувствительность" (с. 182). Потрясенный несчастьем (сын Шмелева был расстрелян большевиками), писатель и в творчестве "часто., давал выражение своему негодованию .. в повышенной форме" (с. 180). Он высоко расценивал все свои произведения,однако в журнале публиковалось "далеко не лучшее, что вышло из-под пера Шмелева" (с.181). В.В.Руднева ошеломил в романе "Солдаты" дух "полицейшимы черносотенной" (с. 183).
Именно очерк о Шмелеве вызвал негодование со стороны рецензента книги Вишняка В.Рудницкого, который взял под защиту
"Солдат" (в действительности очень слабое произведение) и осудил упоминание Вишняком о "повороте Шмелева в сторону Гитлера как освободителя России" (с. 192). По убеждению Рудницкого, "на примере Шмелева партийность и даже своеобразный расизм редакции "Современных записок"... сказался особенно ясно" (Возрождение. — 1957. — № 37. — С. 101). В отповеди рецензенту Вишняк писал: "Статья Рудницкого — ни в какой мере не литературная критика, а совершенно откровенные политические счеты" (Новый журнал. - 1959. - № 57. - С.221).
Вместе с тем статья Рудницкого ("ниже всякой критики", по мнению Вишняка) все же дает представление о тех "внутриредакционных трениях и разногласиях", которые Вишняк излагал, стараясь не обострять суть конфликта. В рецензиях на книгу "воспоминаний редактора" вопрос о причинах распада редакции стал главным. Размышляли о том, почему Фондаминский, не довольствуясь работой в журнале, основал вместе со Степуном и Федотовым новый журнал — "Новый град", почему параллельно с "Современными записками" стали издавать второй журнал такого же типа и с теми же сотрудниками — "Русские записки", во главе которых в конце концов оказались Милюков и Вишняк, и т.п.
Ф.А.Степун в статье "Редакционный кризис "Современных записок" и современное мировое положение" назвал главным виновником Вишняка: "Верный рыцарь демократии" вышел из редакции, когда она "в лице Фондаминского и Руднева соблазнилась православными настроениями и пореволюционными требованиями второго поколения эмиграции". По мнению Степуна, расхождение с редакцией "было до некоторой степени повторением исконного спора между славянофилами и западниками, сущность которого заключалась ... в борьбе... между религиозно-целостным и автономно-моралистическим пониманием культуры" (Русская мысль. — 1958. 1 мая).
В рецензии Степуна сказались те же мысли, с которыми мемуарист спорил в книге воспоминаний (см. очерк "Ф.А.Степун"); ранее этот материал публиковался в статьях Вишняка "Политика и миросозерцание" (Современные записки. — 1928. — № 36) и "О переосмыслении Ф.А.Степуна" (Там же. — 1929. — № 40).
Отзываясь на рецензии, Вишняк соглашался, что исходившее главным образом от Фондаминского "навязывание журналу
миросозерцания сыграло гибельную роль в жизни "Современных записок" (Новый журнал. — 1959. — № 57. — С.213). В самой же книге он писал: "Не устраивала меня новая установка Фондаминского и потому, что среди членов редакции не было никого, кто мог бы авторитетно защищать определенное миросозерцание" (с.303). Имелась в виду прежде всего "идеалистически-мировоззренческая установка", или защита "прав религиозного и христианского миросозерцания" (с.305,306).
Книга вызвала волну откликов, и автор в статье "Заключительное слово" (Новый журнал. — 1959. — № 57) взял на себя труд обобщить их — письменные и печатные. При этом он преимущественное внимание сосредоточил на отрицательных и критических оценках. В их ряду уже названный Рудницкий, а также Е.Д.Кускова (Новое русское слово. — 1957. — 8 сент.), Н.И.Ульянов (Там же. - 1958. - 14 дек.), Г.Струве (Там же. - 1959. - 18 янв.), рецензент аргентинского "Нового слова" (Буэнос Айрес, 1957. — Декабрь), рецензент журнала анархистов (Пробуждение. — 1958. — Февраль). Однако положительных отзывов было неизмеримо больше: Д.Аминадо, Н.Валентинов (Юрьевский), С.Водов, Э. и В.Войтинские, Б.Волосов, Л.Жерба, Б.Зайцев, Н.Калашников, М.Карпович, И.Коварскии, А.Койранский, Р.Лебедева-Фондаминская, В.Марков, М.Павловский, Я.Позин, К.Прошин, Я.Рубинштейн, В.Рудницкий, Е.Федотова, М.Цетлин, Ф.Шлезингер, Д.Шуб и др. И даже политический "не-друг" Б.Домогацкий в мельнбурнском "Единении" (1958. — 11 ибюля) отметил, что читатель должен быть "благодарен автору воспоминаний за этот том порою горьких, порою печальных, иногда страстных и непримиримых, но всегда искренних страниц". Г.Адамович в "Русской мысли" (1957. — 15 авг.) назвал "Современные записки" "убежищем духа свободы".
Сам Вишняк, "восполняя пробел" (по его словам), писал в "Новом русском слове" (1957. — 22 сент.) об архиве журнала: "За несколько дней до занятия Парижа немцами архив был сдан на хранение заведовавшекму пражским отделением Амстердамского института социальной истории Б. И. Николаевскому. Усилиям последнего и его помощницы А.М.Бургиной архив "Современных записок" был переправлен в подземелье на Луаре, где и пролежал благополучно все годы войны". В настоящее время архив журнала находится в Америке, Индианском университете (Блумингтон,
Индиана); сохранилось более тысячи писем, принадлежащих примерно полутораста авторам.
* * *
В третьей автобиографической книге "Годы эмиграции: 1919-1969" повествование начинается с 23 мая 1919 г., когда Вишняк с женой приехали в Париж из Марселя. Воспоминания отразили жизненные перипетии автора в период парижской и затем американской эмиграции; они явились "попыткой писать не только о важном или даже самом важном, иногда трагическом и большом... но и о мелочах" (Годы эмиграции... — С.6). Эмигрантом, пишет Вишняк, ранее "не приходилось быть: самодержавие сделало меня, как я ни упирался, революционером, большевизм принудил стать — тоже против желания — политическим эмигрантом" (там же, с.7). Как политик, Вишняк много внимания в своих воспоминаниях уделяет анализу международных событий (сепаратный мир, заключенный большевиками в Брест-Литовске; Конференция мира и Конференция II Социалистического интернационала). Он полагал, что "стоит "просветить" руководящие круги западной демократии, недостаточно осведомленной или заблуждающейся относительно происходящего в России... Формула американского президента Вильсона — "создать во всем мире условия безопасности для демократии" — представлялась ему "и жизненной, необходимой и осуществимой программой внешней и внутренней политики" (с 10).
Описывая "безрадостное существование, политическое и личное", трудные поиски работы (недолгая служба в Комитете еврейских делегаций при Конференции мира, затем секретарем в Российском обществе в защиту Лиги Наций), Вишняк акцентирует внимание на поисках форм борьбы с большевиками. В результате публицистика стала главным занятием в Париже. Круг интересов все более расширялся (отношение к восстанию в Кронштадте, к нэпу, к мирному договору с Польшей, а англо-советскому договору, к голоду в России, переоценка эсеровского прошлого и т.п.).
Занятие публицистикой (печатался в издававшейся в Лозанне "Родине" и в "Еврейской трубуне", выходившей в Париже) стало сочетаться с чтением лекций в Париже, Праге, Риге,Ревеле, Печорах; часто выступал в Народном университете, на курсах при Сорбонне (на
юридическом и медицинском факультетах), во Франко-русском институте (возглавляемом П.Н.Милюковым). Главными темами были: основные русские законы и политические идеи первой четверти XIX в., а также деятельность Лиги Наций, права меньшинств в демократии, управляемой большинством, судьбы бесподданных, или апатридов (т.е. лишенных отечества)
И все эти занятия сочетались с редактированием "Современных записок". Участию в журнале Вишняк уделяет здесь не более страницы — в основном о своем выходе из журнала. Одновременно с "Современными записками" "писал в газетах и журналах на русском и других языках в Париже ("Последние новости" Милюкова, непериодический журнальчик правых эсеров "Свобода", журнал "Русские записки", "L'Europe", "Le Monde slave"{, "Les cahiers de droits de l'homme" и др.), в Риге (газета "Сегодня", непериодическое издание "Закон и право" Грузенберга), в Берлине ("Дни" Керенского, перешеджшие в Париж и превратившиеся затем в "Новую Россию"), и т.д." (с.93).
Жизнь Вишняка в эмиграции стабилизировалась Летом 1932 г. Его пригласили в Академию международного права в Гааге прочесть курс лекций о международном положении апатридов; в том же году вышли его книга на французском языке "Lénin" (Париж) и составленная из статей,публиковавшихся в "Грядущей России" (Париж) и "Современных записках", работа "Учредительное собрание" (Париж: изд-во "Современные записки"). Вторая половина пребывания в Париже (с начала 30-х годов) стала вершиной литературных достижений Вишняка; ранее вышли лишь две книги' "Черный год: Публицистические очерки" (1926), собранные воедино первые восемь статей из "Современных записок"; "Два пути: (Февраль и октябрь)" (1931). От редактора еврейской газеты "Форвертс" (Нью-Йорк) А.Кагана Вишняк неожиданно получил предложение написать несколько статей о первом в истории Франции социалистическом премьере Леоне Блюме (материалы публиковались в 14 воскресных номерах газеты). В 1937 г. В издательстве "Фламмарион" на французском языке вышла первая биография Блюма ("Leon Blum"), которая, вероятно, проложила дорогу к последовавшему предложению написать биографию Хаима Вейцмана — президента Всемирной сионистской организации; книга "Доктор Вейцман" вышла в Париже в 1939 г. на русском.
В ряду эмигрантских "мелочей" жизни Вишняк отметил, например, следующее наблюдение: "Английское правило "мой дом — моя крепость" фактически действовало и во Франции... по отношению к русским эмигрантам" — французы не торопились приглашать их к себе домой, и даже "доброжелатели соблюдали дистанцию, отделявшую нас от "них" (с. 100). Самих же эмигрантов сильно разделяли политические расхождения; от этого страдали и профессиональные объединения: "Так, в Париже 20-х годов были две академические группы, два союза адвокатов... и т.д., отличавшиеся только тем,что один был более левый, т.е. включал и "социалистов" (!), а другой был более правый, т.е. не чуждался и "монархистов" (!) (с. 100). Вишняк входил в два объединения: в более левую академическую группу и в Союз писателей и журналистов — единственный, включавший и "левых", и "правых"; он дважды представлял Союз писателей и журналистов на съездах (в 1927 г. — в Кельне, в 1928 г. — в Белграде). "Крупными событиями" на фоне эмигрантской жизни Вишняк называет "ежегодные поездки на летний отдых... к океану или к морю — в Бретань, Нормандию, на Ривьеру или на испанскую границу, западную и восточную, на остров Майорку; раз побывали в Швейцарии и в северной Испании" (с. 103).
Заключительным занятием Вишняка во Франции была работа в качестве секретаря журнала "Русские записки" с весны 1938 г. и до начала второй мировой войны (по сентябрь 1939 г.).Именно в это время редактором журнала был П.Н.Милюков (редакция и контора "Русских записок" помещалась лишь этажем ниже милюковской же газеты "Последние новости").
Как и в книге о "Современных записках", Вишняк отводит Милюкову довольно много внимания, характеризуя его в качестве политика, публициста, полемиста. Речь прежде всего идет о полемике в связи со статьей "Правда большевизма", написанной Милюковым в противовес "Правде антибольшевизма" Вишняка (Новый журнал. — 1942. — № 2). Статья Милюкова была воспроизведена в № 3 просоветского "Русского патриота" (Париж), а также и в "Новом русском слове" (1945 — 19 марта). Ответная полемическая статья Вишняка "О двух правдах" появилась в том же издании 1 апреля. В своей мемуарной книге Вишняк писал: "Если моему имени суждено удержаться в истории русской эмиграции после большевиков,оно скорее всего сохранится в связи с атакой на меня Милюкова, в
которой он не считался ни с фактами, ни с собственными своими прошлыми убеждениями и высказываниями" (с. 165). Вместе с тем, замечает мемуарист, "я не переставал относиться к Милюкову с заслуженным им, лично и общественно, пиететом. Не мог забыть и дружественную атмосферу, в которой мы совместно работали при издании "Русских записок" в 1938-1939 годах"; и почти ниченго не взял бы обратно из того положительного "политического некролога", который напечатан в мае 1943 г. (За свободу. — № 12) (с.194). В совокупности разных публикаций Вишняку удалось создать емкий "портрет" политика, историка, редактора, "безупречного автора" П.Н.Милюкова (см. статьи Вишняка: Русский европеец (К 70-летию П.Н.Милюкова) // Современные записки. — 1929. — № 38; Мемуарист, историк, политик, человек в "Воспоминаниях" П.Н.Милюкова // Новый журнал. — 1956. — № 44).
К тем сведениям, что были сообщены о "Русских записках" в предыдущей книге воспоминаний, Вишняк добавляет новые подробности — в первую очередь, об издателе М.Н.Павловском — "крупном человеке и общественном деятеле", занимавшемся филантропическими делами (в Китае он соорудил в 1937 г. Памятник Пушкину), издавшем высоко оцененную специалистами научную работу по истории "Китайско-русских отношений" (Нью-Йорк, 1949; на англ.яз.).
На судне "Новая Эллада" 13 окт. 1940 г. Вишняк с женой прибыли из Лиссабона в Нью-Йорк. Начались новые поиски работы и мест издания своей публицистики. Возникла необходимость зарабатывать преподавательской работой вне Нью-Йорка — сначала в Корнеле (Итака), затем в Боулдере (Колорадо). В первые три года удалось издать четыре книжки в четырех еврейских общественно-политических учреждениях (об апатиридах; о международной конвенции). О своей позиции в момент нападения Гитлера на Россию Вишняк,пишет в следующих формулировках: "Оборона России, но не защита диктатуры"; однако в терминах противников это означало "скрытое оборончество" против "безоговорочного оборончества" (с. 157). Вишняк входил в редакцию непериодического журнальчика "За свободу" (издание нью-йоркской группы партии социал-революционеров), где дебатировалась и эта тема. Политически и в Нью-Йорке Вишняк действовал так же, как в Париже: "...оставался преданным партийному прошлому и возможному будущему, входил в
организацию местной партийной группы, но отказывался от более активного участия" (с.171). В каждой книжке "За свободу" писал статьи без подписи или под псевдонимом "Вен.Марков", но "предпочитал свои политические взгляды высказывать в "Новом журнале": "Случалось, что на те же темы — о патриотизме, о параллели между былой Лигой Наций и создавшейся новой организацией... писал в "Новом журнале" и в "За свободу", но по-разному: с партийной и с общей точек зрения, для разных аудиторий: популярнее и более отвлеченно" (там же).
Сотрудничество в "Новом журнале" стимулировало публицистику Вишняка — "юридического, исторического, политического, "мировоззренческого" характера — и тем самым отвлекало от трудной и в общем монотонной жизни даже в Нью-Йорке, не говоря о Корнелле и Боулдере, которые... воспринимал, как "ссылку" в глухую заштатную провинцию" (с. 165). Редко с пропусками одной-двух книг, а иногда и с двумя статьями в той же книге участвовал в первых 58 номерах "Нового журнала". Наиболее удачными, помимо упомянутых выше статей о Ходасевиче и З.Гиппиус, Вишняк считал свои работы о Сан-Францисском Уставе Объединенных Наций; ответ на анкету об отношении к посещению представителями парижской эмиграции, с бывшим послом Маклаковым во главе, советского посла Богомолова; рецензию-статью о книге английского историка русской революции, усвоившего взгляды Троцкого, — Эдварда Kappa: "Воздействие Советов на западный мир".
Своим полемическим темпераментом Вишняк привлек внимание политической эмиграции; он полемизировал и на страницах газет "Новое русское слово", "Тайм". В последнем издании в течение 23 лет он вел подотдел, в который подбирал материалы о положении в России из разных источников и подвергал их анализу и интерпретации. На конец 50-х и начало 60-х годов падают многочисленные "контратаки" Вишняка на недопустимые нападки на него в печати с разных сторон (особенно злобствовало парижское "Возрождение"). Но, как правило, пишет Вишняк, в споре касался "противника лично, лишь тогда, когда он... искажал, осмеивал, подвергал поруганию людей, события, учреждения, близкие мне идейно и политически: демократию, партию социалистов-революционеров, Февральскую революцию, толстовцев, русскую
интеллигенцию в целом или лично Н.К.Михайловского, Милюкова, Г.П.Федотова, даже Льва Толстого" (с.227). Все это находило место в "Социалистическом вестнике" (закрылся в 1963 г.) и в "Русской мысли". В этой последней, в частности,в сентябре 1960 г., была напечатана статья-резюме, где Вишняк дал краткую сводку своих ответов на обвинения, напечатанные по его адресу.
После 58 книжки кончилась многолетняя связь с "Новым журналом", "выражавшаяся не только в постоянном сотрудничестве, но и в обсуждении с редактором и секретарем очередных редакционных вопросов" (с.254). Однако после смерти М.М.Карповича (1888-1959) и с утверждением в журнале позиций и влияния Р.Гуля Вишняку пришлось уйти. Одной из причин был его отрицательный отзыв на переизданный в новом варианте роман Гуля "Азеф" (об эсеровском террористе-провокаторе). "Поскольку "исторический роман" Гуля, — пишет Вишняк, — рассчитан был на интерес к низменным страстям, болезненным и уродливым, я воспринял его как политическую Лолиту, имевшую дело тоже с низменными страстями, но другого порядка" (с.257). Разошлись Гуль с Вишняком и в ходе нашумевшего "дела" Н.И.Ульянова (с.242 и др.).
"Остается упомянуть, — пишет Вишняк, — о наиболее громком и страстном споре, быстро сменившемся "инвективами", сначала по моему только адресу, а потом и по адресу "Социалистического вестника", "Русской мысли" и лично Б.И.Николаевского" (с.242). Имеется в виду статья Н.И.Ульянова о русской интеллигенции,опубликованная в альманахе "Воздушные пути" (1960, № 1), изданном в честь Б.Пастернака с приближением его 70-летия. В этой статье, Вишняк, "вся русская интеллигенция, от Радищева и декабристов до наших дней, привлекалась к коллективной и круговой ответственности за преступления и грехи, действительные и вымышленные" (с.242). Все они обвинялись в том, что породили Ленина и большевизм. Вишняк выступил с отповедью в "Социалистическом вестнике"; его статья называлась "Суд над русской интеллигенцией — скорый и неправый". Его поддержал Ф.А.Степун в статье "Суд или расправа?" На выпады Вишняка Н.Ульянов ответил "исступленной истерикой" в статьях "Интеллигенция" и "Дискуссия или проработка" (Вишняк уличал его в недавнем прославлении революции) (с.244).
Как правило на литературные темы Вишняк не писал — это была не его специальность. Однако в том же номере, где была напечатана указанная статья Н.Ульянова об интеллигенции, печаталась и статья Вишняка "Человек и история" — она "касалась понимания истории в русском религиозном сознании и отношения Пастернака к истории" (с. 249). В своем романе устами Веденяпина, дяди доктора Живаго, Пастернак "определил историю как "вторую вселенную, воздвигаемую человечеством в ответ на явление смерти". Это было у него не случайно, подчеркивал мемуарист, а связано с общим миропониманием, близким Достоевскому и особенно Владимиру Соловьеву. Вместе с последним Пастернак воспринимал историю в максималистически-православном варианте с личным бессметрием и воскресением всех людей в духе и во плоти. Только традиционная эсхатология, или учение о катастрофическом конце мировой истории, растворена у Пастернака в радостном приятии божественного дара жизни, в котором, оказывается, уже воплощено Воскресение" (там же).
В конце книги Вишняк говорит о материалах, посвященных его юбилеям, — 70-летию, 75-летию и 80-летию (откликнулись "Социалистический вестник", "Тайм", "Новое русское слово", "Русская мысль", "Форвертс"). Напечатанную к 75-летию в "Русской мысли" статью Г.Струве озаглавил "Правда антибольшевизма".
И в "утешение" агностикам Вишняк заключал книгу словами А.Мальро (бывшего министра культуры Франции): "Человек своего века, я — агностик, но верю, что агностическая цивилизация не переживет (нашей эпохи)" (с.264).
A.A. Ревя ки на
