CC BY
13
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г.
выходит 4 раза в год
индекс РЖ 2
индекс серии 2.7
рефераты 98.02.001-98.02.027
МОСКВА 1998
свидетельства из архива Ю.П.Иваска, разобранные А.Богословским, Примечания, Библиография и Биографический индекс завершают издание.
Т.Г.Петрова
98.02.026. СТРУВЕ Г.П. ЗАМЕТКИ О СТИХАХ ("РОССИЯ И СЛАВЯНСТВО". - Париж, 1929-1932)
Как поэт и литературный критик, Глеб Струве, сотрудничая в газете "Россия" и еженедельнике "Россия и славянство", выходивших в Париже в 1927—1934 гг., внимательно следил за издававшимися книгами поэзии русской эмиграции. Под общим заголовком "Заметки о стихах" критик печатал свои отзывы о выходивших стихотворных сборниках молодых авторов в Париже, Праге, Берлине, Риге, Белграде, а также о подборках стихотворений в эмигрантских журналах.
"Заметки о стихах. Николай Туроверов. Путь (Париж, 1928), появившиеся в газете "Россия" 14 апреля 1928 г. были началом цикла. Г.Струве высоко оценивал сборник "молодого казачьего поэта", находил примечательность его стихотворений в передаче местного казачьего колорита. Заметные внешние влияния (некоторые его строки о России звучат совсем по-блоковски) считал несущественными. "Важно то, — писал он, — что у молодого поэта есть что сказать своего: он находит часто свои ритмы, свои образы, свои темы". В казачьих стихах Туроверова "приятно чувствуется укорененность в родной почве", местные слова придают туроверовским строкам дополнительное очарование. У поэта зоркая память и умение виденное четко и образно передать. В "заметках" отмечены достоинства поэмы "Новочеркасск", "которая, чувствуется, особенно дорога автору". Шла речь и о срывах автора, заполнении "пустых мест" безразличными словами.
Туроверов "испил яды наших дней", писал критик, приводя стихи: не забыть, "когда в Чуфут-Калэ, сорвав бессмертники сухие, я выцарапал на скале: двадцатый год — прощай Россия". В изгнании поэт, однако, сохранил степную мудрость отношения к миру: "И сердцем легким и простым / Гляжу, весь мир благославляя, / Как над селом лиловый дым / Восходит ввысь, лениво тая".
"Заметки" о стихах" Г.Струве появились в еженедельнике "Россия и славянство" за 11 мая 1929 г. с подзаголовком: "1. По
поводу стихов в "Современных записках" — 2. Александр Ли. Листопад. — Рига, 1929". "Современные записки ", отмечал критик, открыли свои двери молодым поэтам. В обозреваемой XXXVIII книге журнала выступили со стихами Г.Кузнецова, Г.Раевский, А.Ладинский, Б.Поплавский. Наиболее обстоятельному разбору Г.Струве подверг стихотворения Раевского. Он находил в них немало достоинств: стихи его всегда эффектны, в них есть логическая и словесная заостренность, благородная скупость выразительных средств. Все это, однако, на взгляд критика, — подражание высоким образцам — Тютчеву, Пушкину. Поэт "попал в плен к Тютчеву и никак не может избавиться от его власти". "Если бы Тютчев не был русским поэтом, Раевский, вероятно, очень хорошо бы его переводил". И все же критик полагал, что Раевский своеобразен и всегда узнаваем.
Теплым был отзыв о Г.Кузнецовой: ее поэзия "приятна своей простотой, какой-то проникающей их грустной тишиной". Оценка А.Ладинского была иной: автор "весь в плену образов, которые он нагромождает с такой легкостью и расточительностью, что они перестают говорить что-либо читающему". Чтобы докопаться до их смысла, нужно большое усилие. Негативной была оценка стихотворений Б.Поплавского, отличавшихся "небрежностью и смысловой незначительностью".
В следующих "Заметках о стихах" Г.Струве обозревал первый сборник, изданный объединением молодых писателей "Скит" в Праге — "Звездный крен" Вячеслава Лебедева ("Россия и славянство", 24 августа, 1929 г.). Об авторе сборника критик отзывался как о "наиболее одаренном и своеобразном из молодых русских пражских поэтов". Сборник был его первой книжкой и начальной из задуманной серии изданий поэзии и прозы молодых авторов русской эмиграции. "Перед нами — поэт уже достаточной внутренней зрелости, со своим лицом" — писал Г.Струве. Он отмечал поэтическую цельность сборника, уподобляя его симфонической поэме. "Это поэт подлинный, одержимый...; названием сборника "Звездный крен" выражен лейтмотив "симфонической поэмы" — мотив отрыва от земли: "А ночами летними, как пена, / Оборвав земные якоря, В лунные прохладные моря, /Отплывал корабль со звездным креном..." Мечта влечет поэта к "небесной земле", но это — мечта "о земле моей". "Моя душа просила лишь покоя, / Но на земле покоя не нашла". Наиболее яркими критик считает стихотворения
"Плавание надежд", "Путеводитель звезд", "Звезда", отмечая мастерство, выразительность эпитетов. В них сказывается "не только подлинное поэтическое дарование, но и единство мироощущения" ("Жизнь — боль, но вместе с тем и чудо"). Острое чувство современности Г.Струве отмечает в стихотворениях "Огненные города", "Стихи о современности", "Стихи об Англии".
Темы "Заметок о стихах" Г.Струве ("Россия и славянство", 15 марта, 1930 г.) — "Парижские молодые поэты" (второй сборник Союза молодых поэтов и писателей в Париже, изданный в Париже в 1929 г.); Евгений Шах "Городская весна" (вторая книга стихов поэта), Париж, 1930, Ал. Холчев "Смертный плен", Париж б.г.; В.Сирин. Стихи. 1924—1928 гг. в сборнике "Возвращение Чорба", Берлин, 1930). Второй сборник Парижских молодых поэтов Г.Струве сопоставлял с первым, о котором писал ранее, и находил, что он "не дает почти ничего нового", представляя тех же авторов. Многие к тому же выступили с единственным стихотворением (В.Гансон, А.Гингер, И.Кнорринг, Д.Кабаков, В.Марченко и др.). Они не дают материала для обобщений — "нового о них ничего не скажешь". Из участников первого сборника полнее раскрыли себя В.Смоленский, Ю.Мандельштам. В числе новых имен — И.Голенищев-Кутузов. Его белые стихи о Париже "приятны своим простым благородством", но ранее у этого автора приходилось встречать стихи "более полнокровные, более оригинальные". Краткие замечания высказаны об Алексее Дуракове: ("растянутость стихотворений"), Константине Халахове ("живописное видение мира"). Общее впечатление от сборника молодых парижских поэтов, заключал Г.Струве, "бесцветное и скучное", "молодые не только скучают сами, но и заставляют скучать читателей".
В последующих "Заметках" Г.Струве расширил представление о молодой эмигрантской поэзии, дополнил как критические, так и позитивные свои оценки. "Скука — основной мотив книги стихов Е.Шаха "Городская весна", варьирующийся и повторяющийся". Но есть в них, однако, "своя, индивидуальная окраска" — протест современного человека против безысходного плена городской культуры. Поэзия Шаха пронизана бессильным пессимизмом. Мир представляется ему несовершенным, бытие "злым" и враждебным.
Иную тональность раскрывает Г.Струве в стихах В.Сирина, которого "как-то неловко ставить" рядом с представленными поэтами, поскольку он значительно выше их. Для Сирина жизнь —
"Сновидение, единый раз дарованное нам". "Мир для слепцов необъясним, / Но зрячим все понятно в мире. / И ни одна звезда в эфире, / Быть может, не сравнится с ним". Мысль, зрительный образ, ритмическая структура слиты у Сирина в некое колдовское в своем совершенстве целое (стихотворение "Солнце"). Картина — образ у фонтана, где "тени пятнами ложатся от платана", завершается строфой: "Как хорошо в поющем мире этом...". Она звучит как ответ "русским заблудившимся поэтам". В творчестве Сирина, пишет Струве, "мы соприкасаемся с самой тайной сущности поэзии".
В "Заметках о стихах", появившихся в еженедельнике "Россия и славянство" 2 августа 1930 г., Г.Струве обозревал первую книжку стихов Ю.Мандельштама — "Остров" (Париж, 1930); сборник Виктора Третьякова "Солнцерой" (Берлин, 1930) и третий сборник Союза молодых поэтов и писателей в Париже. В стихотворениях Мандельштама критик отмечал "настоящее поэтическое дыхание при всей искренности поэта". "О любви своей горькой, расстраченной" он сумел сказать "свежими запоминающмися словами". И хотя не все стихи Г.Струве считал равноценными, в лучших из них он отмечал простоту стиля. В мировосприятии автора — "простую грусть".
В противоположность Мандельштаму у В.Третьякова, проживающего в Риге и издавшего свои стихи в Берлине, Г.Струве отмечал полнокровную напористость: "Громко кричит". Основным недостатком поэзии Третьякова он считал отсутствие собственного стиля. Некоторые стихотворения отмечены "дефектом вкуса" — введением грубой эротики.
Третий сборник молодых парижских поэтов, как и прежние два, не вызвал в целом позитивных оценок Г.Струве. Критически оценивались "тяжеловесные, неуклюжие" стихи В.Дряхлова, "наивные потуги на глубокомыслие" Л.Червинской. Из знакомых по прежним изданиям авторов внимание критика снова привлек И.Голенищев-Кутузов. Уровень его стихотворений был признан "чуть выше прежнего", отмечена их "тяжеловесность и надуманность". Вместе с тем Г.Струве отмечает, что читательское напряжение "почти всегда вознаграждается".
Объектом внимания в очередных "Заметках о стихах", появившихся в еженедельнике за 30 августа 1930 г., был сборник "Перекресток" (1930). Внимание Г.Струве привлекло то, что в нем представлена группа поэтов из Парижского Союза молодых авторов, каждый из которых выступил со значительным числом
стихотворений. Это дает возможность обобщающих суждений, и если они объединены не единством школы, то единством вкуса, поэтическим уровнем. Г.Раевский, Ю.Терапиано, Ю.Мандельштам, Е.Шах уже издали отдельные книги своих стихотворений.
Для Раевского характерна философичная углубленность. Однако в стиле, как и ранее, Г.Струве находит подражание чужим образцам. За большинством стихотворений поэта слышится голос Тютчева ("Ровесник"), "явственно звучит и голос Пушкина". Раевскому присущи большая поэтическая культура, бесспорный вкус, но чего-то недостает, не задевают по-настоящему красивые, но холодные стихи".
Ю.Терапиано также не свободен от подражаний — французским парнасцам и Н.Гумилеву. Всего более ему близок Леконт Делиль.
Наиболее отличен от других участников "Перекрестка" И.Голенищев- Кутузов, не издавший к тому времени своей отдельной книги. Повторяя свои оценки о "тяжеловесности", неровности стихов этого поэта, Г.Струве отмечает, что они заставляют прислушиваться и задумываться, они выделяются в кругу "однообразных, скорее безликих парижских поэтов". "Что-то свое и радующее — свежее есть и в поэме К.Халахова "Калуга".
С каждой новой публикацией "Заметок о стихах" Г.Струве расширял круг имен поэтов русского зарубежья, названий издаваемых книг, прослеживал эволюцию отдельных авторов и поэзии в целом. В публикации за 28 марта 1931 г. обозревались: Владимир Диксон. Стихи и проза. (Париж, 1930); А.Ладинский. Черное и голубое. (Изд. "Современных записок", Париж, 1931); "Перекресток.2". (Париж, 1930).
"Этот русский американец", писал Г.Струве о Диксоне, родившийся и выросший в России, лишь после революции попал в Америку, гражданином которой являлся его отец. Он остро чувствовал свою родину, "Русь васильковую". В странствиях по Европе, в Бессарабии он ощущал на своем лице ее ветер, воспевал ее в стихах.
Сборник стихов Диксона, изданный "заботами А.М.Ремизова", — посмертный. Поэт умер в 1929 г., "не имея и тридцати лет от роду". Ранее вышли его две поэтические книги — "Ступени" (1925) и "Листья". На первой из них "лежал явственный отпечаток сильного, непреодолимого влияния Блока". Блоковские мотивы и ритмы до
конца владели его душой. В сборник 1930 г. вошли отдельные стихотворения из первых двух книг, не публиковавшиеся ранее стихотворения и короткие рассказы. Стихи Диксона, на взгляд Г.Струве, не все равноценны. Интересны прежде всего те, в которых раскрывается личность автора и его внутренний мир. У Диксона была лермонтовская любовь не только к "василькам голубооким в тяжелой ржи", но ко всему владевшему его душой русскому пейзажу. В "заметках" приводится строфа одного из стихотворений: "Русь васильковая цветет, как прежде, / Бегут пути по зелени полей; / Я прохожу в таинственной надежде и в памяти о родине своей". Память о родине у Диксона была связана и с глубоко воспринятым православием. Религиозным чувством пронизана вся его поэзия.
Новые нюансы появились в оценках А.Ладинского, у которого, как отметил Г.Струве, установился свой, неповторимый голос и стиль, он сродни Гумилеву и О.Мандельштаму. Вслед за Гумилевым Ладинский утверждает в поэзии мужественность, с Мандельштамом его сближает "тяжеловесность и торжественность стихов". В них критик находит также свежие, полнокровные образы, "упругие и прихотливые ритмы, богатые рифмы".
В сборнике "Перекресток. 2" "над всем незримо витает тень Ходасевича"; его влияние скорее мертвящее, чем живительное. Оно ведет в тупики, к "разложению поэзии".
Особняком в группе авторов сборника стоят Ю.Терапиано, Г.Раевский, И. Голенищев-Кутузов: у них "более высокое техническое умение", они восприимчивее к внешнему миру.
Глеб Струве предстает в своих "Заметках о стихах" как доброжелательный и в то же время строгий критик. Ему, автору, печатавшему и издававшему отдельной книжкой собственные лирические стихотворения, было присуще тонкое ощущение поэзии, высокая эстетическая культура. Для него неприемлема поэтическая безвкусица, бессодержательность, нравственный релятивизм.
Обобщающий характер носит статья Г.Струве "О молодых поэтах", появившаяся в еженедельнике "Россия и славянство" (1932, 23 июля). Выход книг молодых авторов он расценивал как отрадный факт и критически реагировал на статью В.Ходасевича в газете "Возрождение", в которой тот писал "о подвиге" молодой эмигрантской литературы, остро, переживающей глубокое равнодушие к ней общества. Г.Струве опровергал эту идею, приводя данные об издании большого числа книг молодых авторов,
поступавших к нему из европейских центров русской эмиграции и с Дальнего Востока, о публикации их произведений в периодических изданиях: "Современные записки", "Воля России", "Числа". Молодые авторы не в праве жаловаться и на холодный прием их произведений со стороны литературной критики.
В статье "О молодых поэтах" Г.Струве анализирует "Парижские ночи" Д. Кнута (Париж); "Северное сердце" А.Ладинского (Берлин); "Закат" В.Смоленского (Париж, 1931). В творчестве Д.Кнута "чувствуется большая зрелость и умудренность". Это — поэт со своим лицом. Ладинский создал "прелестную романтическую сюиту", и хотя образы его сложны и туманны, он получил признание критики. Лестным был отзыв и о сборнике В.Смоленского: он "поражает чувством вкуса и формальным мастерством, редкостным для начинающего поэта. Стихи созданы на одном дыхании, в едином устремлении и мироощущении. "Перед нами настоящий поэт со своим поэтическим миром — хотя этот мир и призрачный, выдуманный". Смоленский сумел претворить свое "эгоцентрическое мироощущение" "в великолепных, строго выдержанных и волнующих стихах": "Как сокол, в облаках парящий, / Мой призрачный, ненастоящий, / Мой выдуманный мир плывет. / И на его спине крылатой / Я медленно плыву куда-то. / Без сожаленья, без возврата, / В прозрачной тая глубине".
"Заметки о стихах" ("Россия и славянство" 5 марта, 1932 г.) вышли с подзаголовком: "Две поэтессы". — Ирина Кнорринг — "Стихи о себе" (Париж, 1931); — Е.М. Журавская. "Звенья". (Белград, 1931). И.Кнорринг, писал Струве, противопоставляет себя поэтам, которые "строят большие храмы из непомерной пустоты" и "устремляют мечты" в межпланетное пространство. Она любит "простую землю": "Вижу, как жизнь играет, / И несравненно хороша, / Моя несложная, пустая / Обыкновенная душа". Ее стихи отражают мир ее внутренних душевных переживаний.
Белградскую поэтессу Е.Журавскую подстерегает опасность обезличения, "растворения в словесной стихии". "Звенья" — ее дебют и в нем не видно ни лица автора, ни стиля, ни индивидуального поэтического мира.
Внимание Г.Струве не в меньшей мере привлекало и творчество поэтов старшего поколения и эмиграции. Один из примеров — "Заметки о стихах. Георгий Иванов. Розы. Париж, 1931". ("Россия и славянство", 17 октября, 1931). От маленькой книжки стихов Георгия
Иванова, писал критик, столь мало похожей на его прежние книги ("Сады", "Вереск"), исходит поразительная, трудно изъяснимая, трудно поддающаяся анализу прелесть. "Прелесть подлинной поэзии". Поэт, вышедший из школы акмеизма, продолжал автор "Заметок", писавший красивые и изысканные, но холодные и строгие стихи, "вернулся в лоно музыкальной стихии слова". Стихотворения сборника "Розы" Струве рассматривал под "знаком русского романтизма" — Лермонтова и Блока. Но романтизма "обреченности и увядания". Как лейтмотив обреченности и безнадежности приводились строки поэта: "Ветер с моря. Слабый звездный свет. Грустно, друг. И тем еще грустнее, что надежды больше нет". Или: "Счастья нет, мой бедный друг. / Счастье выпало из рук. / Камнем в море утонуло... / Вот и надо выбирать — / Или жить как все на свете / Или умирать".
Критик при этом замечал, что в выражении поэтом обреченности "нет нигилистического отрицания мира", "нет саморазложения поэзии", которое просматривается в последних стихах Ходасевича. "Нигилизм" Г Иванова, писал Струве, до конца поэтический. Размышления о жизни и смерти "полны для нас острой поэтической прелести".
Глеб Струве осветил в "Заметках о стихах" взглядом современника процесс становления и обогащения поэзии русского зарубежья. Исследователи найдут здесь бесценный материал по общей истории русской поэзии XX в.
Е.Ф, Трущенко
96.02.027. ИОСИФ БРОДСКИЙ: ПОЭТ И ПРОЗА. (Обзор).
Поэт — издадака заводит речь.
Поэта — далеко заводит речь
М.Цветаева
"Прозаизированный тип дарования" — так определил одну из основных особенностей творческой манеры Бродского его наставник и друг поэт Евгений Рейн (8, с.22). Именно за счет прозаизации, по его мнению, Бродский обновил сделавшуюся в значительной степени условной поэзию XX в., став ее последним крупным новатором.
В самом деле, насыщенный прозаизмами словарь Бродского, частые enjambements, прихотливый синтаксис, то и дело вступающий в конфликт с ритмом, — эти приметы "центробежной энергии прозы"
