CC BY
40РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТААУЧНОИ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 4
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО 1
издается с 19734 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2.4 рефераты 97.01.001-97.01.055
МОСКВА 1997
97.01.004. КУРИЛЬСКИ-ОЖВЕН Ш., АРУТЮНЯН М.Ю., ЗДРАВОМЫСЛОВА О.М. ОБРАЗЫ ПРАВА В РОССИИ И ФРАНЦИИ: УЧЕБ.ПОСОБИЕ. - М.: Аспект Пресс, 1996. - 215 с.
Книга, основанная на результатах сравнительного российско-французского исследования, посвящена формированию правового сознания в процессе социализации. Авторы анализируют представления школьников разных возрастов, в том числе о государстве, власти, свободе, справедливости, в которых отражаются образ общества и особенности культурных моделей России и Франции.
Исследование проводилось в Москве и Париже в первой половине 1993 г. по единой методике среди двух однородных групп школьников в возрасте от 11 до 18 лет и было призвано дать комплексный ответ на вопрос о ценности, придаваемой индивидами закону и праву. Этот вопрос рассматривался применительно к русскому обществу, где создается правовое государство, в сравнении с французским, где правовое государство "задано" как само собой разумеющееся.
Под исследованиями правоввой социализации авторы понимают исследования индивидуальных представлений о праве в то время, когда они конструируются в детстве и отрочестве. Образ права и образ мира конструируются у ребенка и подростка одновременно и являются неразделимыми, так же, как и сама правовая социализация неотделима от общего процесса социализации. То, что воспринимает ребенок и подросток, и то, что остается, когда он становится взрослым, является не теоретическим представлением, а образом права, сформированным в конкретных ситуациях в определенные моменты жизни, - из информации, полученной прямо или косвенно, в данной среде, в данном обществе, пропитанных специфической культурой. "Правовая социализация, следовательно, является процессом индивидуального освоения не права вообще, а такого права, каким его воспринимают субъект в период детской и подростковой социализации. Его восприятие отражает состояние социальной реальности, но интерпретация, которую субъект ей дает, зависит и от доминирующих социальных представлений, связанных с его предшествующим опытом" (с. 207).
Интегрирующая часть "определенного способа воображать реальность" - право и его восприятие - различны в разных обществах.
\
1 ; П
Но хотя то, что можно назвать "правом русских" и "правом французов", явно не одно и то же, в действительности они менее далеки друг от друга, чем это подчеркивается устойчивыми культурными стереотипами. Анкетные ответы показывают, что было бы большим упрощением утверждать, что у русских правовое сознание не .существует, что оно заменяется у них моральным сознанием. Ответы также свидетельствуют и о том, что рациональность анализа и так называемый правовой дух, которые характеризуют французов, присущи им не в равной степени.
В России индивидуальные представления о законе и судье, почти исключительно подчеркивающие их императивную и репрессивную роль, являются не только отражением социального функционирования этих институтов, но и отражением слитного с ними образа. Этот образ закона, который хорошо согласуется с концепцией вины и с исправительным значением санкции, характерными для доминирующей воспитательной модели, способствует тому, что в индивидуальных представлениях принижается традиционная роль закона как регулятора социальных отношений. Образ закона, который накладывается на представления русских подростков, ограничивается прежде всего негативной сферой или эффектом разубеждения: подросткам кажется важным не "следовать закону", а не "нарушать его".
Вместе с тем представление о собственности как тесно связанной с правом и свободой является новым. Однако еще более, чем представления о правах, основанных на законе, представление о собственности вписывается в представление о материальных гарантиях, существовавших в советское время, в противоположность индивидуальным свободам, которые были весьма ограничены.
Что касается понятия свободы, оно, как и право, появляется в представлениях в основном в связи с юридическими понятиями собственности и развода. Но у русских подросткоув оно соответствует представлениям об абсолютной свободе, свободе без ограничений, какой бы ни была их природа. На первый взгляд это как бы подтверждает знакомые "культурные" обобщения: отсутствие сознания социального и правового характера свободы у русских, недисциплинированность или даже анархизм русского характера, проявляющийся в отказе от всех форм власти, включая законную или правовую власть. Однако это сильное упрощение проблемы, 3-1739
считают авторы. Притязание на свободу не существует само по себе. Признавая сферу автономии и личного решения, понятие свободы, развиваемое русскими подростками, создает своего рода легитимную защиту по отношению ко всем властям, границы которых не определены ясно. Если в отношении семьи русские респонденты не критикуют прямо родительские права, но защищаются косвенно, желая с наступлением совершенолетия освободится от навязанного родительского контроля, то в социальном плане их критика более откровенна. В ней содержатся недоверие к способности власти уважать границы, очерченные законом и институциональными структурами. Результатом этого является неуверенность в том, что и сами взрослые могут вполне распоряжаться индивидуальными правами и свободами, в том числе предполагающими их участие в социальной и политической жизни.
Недавняя эволюция русского общества и политических структур повлекла за собой критические оценки функционирования учреждений и неуверенность в значимости равенства и солидарности. Эти ценности, взятые ранее "под ответственность государства", сохранились в межличностных отношениях, но еще не сформировали социальную связь. Кажется, что сегодня эти ценности ищут убежища в семье, не встречая отклика в социальном сообществе. Главное впечатление, отмечают авторы, состоит в том, что, жестко критикуя социальную, правовую и политическую систему, индивиды обращают к ней безоговорочные требования, на которые они хотели бы получить ответ со стороны системы.
Во Франции картина подростковых представлений почти противоположна. Закон здесь рассматривается, скорее, как регулятор социальной жизни, он представляется "красной нитью”, которой надо руководствоваться, рекомендацией или правилом общей игры, способом, упрощающим социальное взаимодействие. Критические оценки закона и политической власти, в связи с тем, что они вписаны в контекст стабильности и надежности институциональной системы, носят характер простых упражнений.
Но если культурные доминанты представлений русских двойственны - острый смысл вины, связанный с сильной репрессивностью, которая выдвигает на первый план уголовный аспект закона, притязания на свободу без границ перед лицом безграничной власти, - то и культурные доминанты французских
представлений не менее противоречивы. С одной стороны, им свойственен сильный легализм, который сопровождается настоятельной потребностью в безопасности, с другой - постоянная критика власти.
Вина рассматривается здесь как нарушение правил, исходящих от власти, как род оспаривания, которое могло бы быть присуще каждому, и любые санкции отвергаются как психологическая ошибка. Но судебный институт вполне принимается в личности судьи как в его роли вынесения санкций за уголовное преступление, так и в его роли разрешения гражданских споров, включая бракоразводные дела.
В отличие от русских, французские подростки прямо критикуют семью, родительские права. Но в то же время семья, символизируя солидарность и безопасность, является центром их эмоциональной включенности.
Французские подростки ожидают достижения взрослого возраста, статуса автономии, ответственности за себя и признания себя другими. Но этот статус не означает, как у русских подростков, вступления с того момента, как они выходят из семьи с ее поддержкой и солидарностью, - в опасный и неизвестный мир. Для французских подростков речь идет преимущественно о вступлении в сообщество граждан, управляемое равенством и солидарностью, и они понимают право голоса как символ вступления в социальную и политическую жизнь.
Сравнивая результаты опроса во Франции в 1993 г., с теми, которые дал опрос 1987 г., авторы отмечают эволюцию французских представлений о праве, вызванную влиянием социального контекста на правовую, в частности, социализацию. С быстрым ростом безработицы, вызывающей у населения страх перед будущим и растущим чувством беспомощности, эволюция представлений о правовой и политической системах развивается в двух направлениях: некоторая потеря доверия к способности государства обеспечить безопасность индивидумам и параллельный рост доверия к праву, т.е. к стабильным юридическим правилам, обеспечивающим защиту равенства и свободы индивидов. В 1987 г. французские подростки интересовались собственностью и договором как символами безопасности. Сейчас эту роль символов безопасности примеряют на себя трудовой договор и институты социальной защиты.
В 1993 г. именно русские подростки, больше чем французские сверстники, интересовались частной собственностью и частным сектором предприятий и давали в этой области ответы, содержащие больше "юридических" определений, чем ответы французских респондентов. И это неудивительно, так как сегодня в России "собственность" и "частное" являются двумя "звездными" понятиями. Наапротив, понятия "договор у русских юридизировано значительно меньше, чем у французских подростков. В самом деле, договор еще не стал "модным" в современном российском обществе. Профессиональные отношения, отношения по поводу аренды, по поводу страхования пока еще в большинстве случаев воспринимаются в России как административные, а не договорные. Юридический смысл договора отступает перед более расхожим значением понятия "договор", соответствующим неформальным отношениям обыденной жизни.
Авторы отмечают, что вариации в ответах респондентов, зависящие от принадлежности к полу или социальной среде, если и существуют, то они выражены менее сильно, чем те, что вызваны культурной моделью правовой социализации. Хотя гендерные (половые) различия в ответах более заметны в России, что свидетельствует о социализации, связанной с обучением ролям, весьма дифференцированным в зависимости от ребенка, - русские и французские девочки одновременно и утверждают, и отрицают существующие стереотипы. Они особенно восприимчивы к необходимости следовать правилам и уважать закон, но в то же время они демонстрируют менее эмоциональную реакцию по отношению к власти, как к семейной, так и к политической, и признают, что власть достаточно ответственна, чтобы осуществлять функционирование группы или сообщества. В России девочки, еще чаще, чем мальчики, требуют свободы без границ, свободы действовать в согласии со своими убеждениями и желаниями. Во Франции это выражается в отношении к семье, где девочки заявляют о своей автономии.
Русские мальчики отличаются от французов более критическим отношениям к власти и особенно подчеркиванием произвола властей или лицемерного "маскарада" юридической , справедливости. Они так же, как и французские мальчики, но более резко, подчеркивают уголовный и репрессивный аспекты права и
руда. Как и у французских мальчиков в 1987 г., этот феномен можно связать с идентификацией - одновременно позитивной и негативной - с властью, от которой девочки дистанцируются и к которой они приспосабливаются.
Гендерная специфика русской культурной модели проявляется в том, что более напряженное отношение к власти и иерархии характерно для мальчиков, а большее внимание к ценностному и межличностному аспекту правовых понятий - для девочек. Что же касается "стержневых" ценностей французской культурной модели (внимание к гражданским правам, свободе , равенству, солидарности людей в обществе), то представления о них французских подростков не имеют выраженной гендерной специфики.
Дифференцированность ответов в зависимости от социальной стратификации более выражена во Франции, что не мешает тому, что все представления о правовой системе у всех социальных групп формируются вокруг общего ядра, общей идеологической установки - свобода, равенство, солидарность. В России общим ядром для трех социальных групп (рабочие, средняя группа, привелигированная группа) являются закон, ответственность и справедливость. Последняя одновременно воплощает в себе добро, равенство, воздаяние по заслугам. На основе высказываемой критики по отношении к системе у респондентов из различных социальных групп, авторы формируют гипотезу, что в каждой из двух стран социальные группы, привыкшие ощущать себя наиболее социально легитимными, более уверены в себе и более открыто критикуют систему.
Если рссматривать право как систему правил и учреждений, предназначенную для обеспечения регуляции социаальных отношений и безопасности граждан, то в ответах респондентов вырисовывается две национальные модели отношения к праву. Во Франции первая реакция индивида состоит в том, что он обращается к стабильной системе правил и учреждений, выдвигает требования обеспечения своей безопасности. Ослабление этой системы толкает его к тому, что возрастает доверие к правилам, защищающим права индивидов, люди начинают настаивать также на том, чтобы поддержать межличностные отношения солидарности и уважения свободы других. В России, где риск достигает размеров катастрофы на экономическом уровне, индивиды в первое время упрекают
систему в ошибках и злоупотреблениях, растет репрессивность в отношении преступности, частично ответственной за отсутствие безопасности. В дальнейшем, находясь под гнетом усиливающихся трудностей, они обращаются к семье, которую продолжают считать единственным убежищем, единственным местом реальной солидарности. Однако развитие частного сектора и собственности приобретает все большую ценность и требует все большей энергии. В этой ситуации индивидуальные права и демократические ценности становятся насущной жизненной необходимостью. Дело теперь за политической и юридической системами, в задачу которых входит создание надежных институциональных механизмов и учреждений, обеспечивающих реальное участие индивидов в социальной и политической жизни и примиряющих рыночную экономику с хотя бы элементарной социальной защищенностью, заключают авторы.
К.Ф.Загоруйко
ИСТОРИЯ МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ
!
97.01.005. ИНСТИТУТЫ САМОУПРААВЛЕНИЯ: ИСТОРИКОПРАВОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ/ Графский В.Г., Ефремова Н.Н., Карпец В.И. и др.; Отв. ред.Мамут Л.С.; РАН Ин-т госудаарства и права. - М.: Наука, 1995. - 301 с.
Книга представляет собой первую в современной отечественной историко-юридической литературе работу, в которой анализируются генезис и этапы развития институтов и норм самоуправления в России и странах Западной Европы. Рассматриваются место, статус и функции этих институтов в системе государственности.
Интерес к проблематике самоуправления сегодня повсеместен и велик и вызван рядом значительных обстоятельств. Прежде всего это рост политико-административных структур и усиление их воздействия на социальные процессы. Хотя этот факт бесспорно имеет определенный позитивный смысл, вместе с тем он чреват гипертрофией места и функций указанных структур в политической системе общества, сверхконцентрацией публично-властных прерогатив на самом пике государственной пирамиды, что нередко наносит ущерб демократии, автономии, правам и свободам
