CC BY
8
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
1
издается с 1973 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2,8 рефераты 96.01.001-96.01.033
МОСКВА 1996
ется функцией всех трех процессов, вывод Коллинза не расходился с точкой зрения Курана, что революции не могут быть предсказаны с какой-либо определенностью. И по существу Коллинз согласен с Тилли, что революции не относятся к числу инвариантных процессов (001, с. 1526).
В целом вывод, к которому пришли участники симпозиума, по мнению Хетчера, состоит в том, что ситуация с предсказаниями в социологии сходна с той, что существует в сейсмологии. Есть основания верить, что можно предсказать место крупных социальных катаклизмов. Предсказание их силы более проблематично. Предсказание же их времени, видимо, выходит за пределы наших возможностей как теперь, так и в будущем. "Расхождения же между Кураном и Тилли, с одной стороны, и Коллинзом — с другой, скорее носят семантический характер и напоминают спор о том, считать ли стакан наполовину полным или наполовину пустым"(001, с. 1526).
Т. В. Виноградова
96.01.003. ШВЕЙЦЕР Глен Э. ВОЗМОЖНО ЛИ ВОЗРОЖДЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ И РАЗРАБОТОК В РОССИИ? SCHWEITZER G. Е. Can Research and development recover in Russia? // Technology in society- N. Y. etc., 1955 .— Vol. 17, «2.-Р. 121-142.
Автор в октябре 1994 г. вернулся к руководству отделом Центральной Европы и Евразии в Национальной Академии наук и Национальном исследовательском Совете США после того, как 27 месяцев по контракту с Госдепартаментом проработал в Москве. В настоящее время он пишет книгу "Новые карьеры российских ученых-оборонщиков".
В течение 1994 г. из России поступал непрерывный поток сообщений о продолжающемся упадке исследовательских лабораторий. Все больше лабораторий не работало, поскольку исследователи проводили время в поисках источников пополнения своего низкого и ненадежного жалованья. Огромное количество устаревшего оборудования стало просто орнаментом, занимающим площади помещений. Уборщицы уносили из лабораторий, кабинетов и даже мест отдыха большое количество того, что можно продать. Самым желанным арендатором некоторых исследовательских помещений стали банки, коммерческие маг газины или зарубежные организации. Из-за недостаточного финансирования целые институты, включая даже наиболее оснащенные лаборатории военно-промышленного комплекса, закрывались на несколько дней или даже недель, чтобы сэкономить на энергетических ресурсах. Из-за неоплаты отключались телефоны.
Директоров институтов и их заместителей было трудно найти, так
как они по нескольку недель проводили за границей в поисках источников финансирования. Некоторые из них настолько преуспели в этом, что возник вопрос, кто же определяет программу исследований в их институтах. Многие институты, чтобы удержаться, на плаву, разместили у себя даже мелкие предприятия, производящие коммерческие товары и у'слуги.
К концу 1994 г. на Западе оказалось около двух тысяч активных исследователей из общего числа пять тысяч научных работников, которые, по оценкам Российского правительства, эмигрировали начиная с 1991 г. Это намного меньше, чем предсказывали западные эксперты в 1992 г., когда зарплата ученых упала до уровня, эквивалентного 25 долл. в месяц. Исход привел к существенной эрозии собственного исследовательского потенциала в некоторых областях науки, в частности, в физике и математике. В то же время происходила массовая внутренняя утечка мозгов, в ходе которой десятки тысяч исследователей, особенно в возрасте до 35 лет, устремились в быстро плодящиеся коммерческие структуры.
С особенно острыми проблемами столкнулись более 50 научных городков с населением от 10 до 100 и более тыс. жителей. До конца 80-х годов около половины из них почти на 100% зависели от оборонных исследований. С уменьшением военных заказов и прекращением привилегированного снабжения для этих городов настали тяжелые времена.
Конечно, на фоне общего упадка были и отдельные исключения. Но почти все они в гражданском секторе науки были связаны с предпринимательской активностью тех научных лидеров России, которые убедили зарубежные организации использовать российские таланты при решении проблем, важных для Запада. К концу 1994 г. более половины гражданских ИР финансировалось из-за рубежа. В то же время правительство поддерживает на уменьшенном, но достаточно приемлемом уровне финансирование военных исследовательских программ в ряде лабораторий. Судя по прошлому опыту, эти секретные исследования, несомненно, ведутся на высоком уровне.
Многие традиции "советской" науки сохраняются, не конец устаревшего советского стиля быстро приближается. И хотя большинство исследователей тоскует по "добрым старым дням", когда финансовая поддержка со стороны государства не была вопросом выживания безотносительно к важности проводимых ИР, они в конечном счете понимают, что по мере ужесточения бюджетных ограничений надвигается новая эра. С 1991 г. представители нового российского научного истеблишмента от министров до лаборантов убеждали себя, что единственный выход из затруднений —: это деньги, что нынешний экономический кризис скоро станет историей и что деньги наконец появятся.
Но даже если деньги необходимы, сейчас невозможно представить, сколько будет стоить восстановление производственной активности даже половины научно-исследовательских мощностей, созданных за советское время, включая множество огромнейших институтов. Согласно российским данным, в этой сфере все еще занято более 800 тыс. научных сотрудников, работающих в более, чем 4,5 тыс. институтах, в том числе: в академических институтах (16% институтов и 14% научных работников), в высшей школе (соответственно 10 и 7%), в отраслевых исследовательских институтах (67 и 73%) и в лабораториях промышленных предприятий (7 и 6%).
Западные наблюдатели приходят к выводу, что эти масштабы должны быть рациональным образом существенно уменьшены. Значительное уменьшение уже происходит, поскольку многие научные работники ищут более привлекательные профессии, а приток новичков мал. Однако среди оставшихся исследователей далеко не всех можно оценивать как продуктивных.
Некоторые круги в российском правительстве, как и наиболее прогрессивные лидеры российской науки, считают необходимым сосредоточить ресурсы на наиболее обещающих проектах и закрыть непродуктивные лаборатории. Однако ни министерства, ни директора институтов не проявляют энтузиазма в осуществлении этих замыслов на практике. Один из директоров, в частности, говорит: "Мои непродуктивные работники — жертвы советской системы, и их нельзя наказывать безработицей". Руководство РАН гордится тем, что Академия — единственная структура, не изменившаяся после крушения Советского Союза в 1991 г., и подчеркивает, что Академия не закрыла ни одного из своих 300 с лишним институтов. Эти и другие лидеры науки просят время для того, чтобы найти "гуманные" решения проблем, унаследованных от советской эры. К несчастью, времени нет, а это наследие противостоит непосредственным нуждам российского населения.
Около двух третей советских ИР поддерживало военную машину, которая сейчас отчаянно нуждается в такой поддержке, а не в новых системах. Достижения в космической и ядерной областях хорошо известны и наряду с замечательными, результатами в других областях техники стали достоянием учебников истории.
Еще 10-12% усилий советских ученых было сосредоточено в фундаментальных исследованиях, причем почти в каждой из мыслимой области. Во многие сферах советские ученые были мировыми лидерами и завоевали высокий международный престиж. Однако значительная часть таких работ велась учеными с ограниченным уровнем способностей.
Большинство остальных ИР приходилось на прикладные области. В то же время производство в Советском Союзе основывалось на про-
3 Зак. 3888
цессах с расточительным использованием труда и ресурсов, так что прикладные исследования часто приводили только к мелким усовершенствованиям устаревшего оборудования и процессов, от которых вскоре отказывались. Даже самые успешные результаты редко использовались на более чем одном-двух предприятиях.
Западные специалисты также часто критиковали советскую организацию ИР за недостаточную связь исследований и образования, несогласованность ИР и промышленного производства. В середине 80-х годов были предприняты две масштабные попытки решить эти проблемы. Было создано несколько десятков "научно-промышленных объединений". Этот подход оказался наиболее эффективным в военном секторе, где не было проблемы с инвестициями для введения инноваций в производство. Но в любом случае исследовательские институты, образованные из таких комплексе», ныне не особенно жизнеспособны, поскольку российские модели приватизации почти исключительно полагаются не на отечественные, а на иностранные технологии.
В то же время создается большое количество "научно-образовательных центров", что по большей части формализует практику, уже существовавшую много десятилетий, когда исследователи, вплоть до директоров, два-три часа в неделю занимались преподаванием. Однако и до сих пор существует много институциональных барьеров на пути более серьезного участия исследователей в преподавании.
Российский подход к ИР формировался в фарваторе советского наследия, когда в течение нескольких десятилетий бюджет был либерален ко всем запросам, а затем произошел внезапный коллапс всей системы ИР. Отныне стоимость отдельных проектов и потребность в них не будет вторичным соображением. Теперь Россия должна более четко определить ядро институтов и специалистов, которых необходимо поддерживать в самые трудные времена, чтобы страна смогла вновь приобрести статус современной индустриальной державы.
Убедившись, что для поддержания ИР более всего не хватает средств, российское правительство более трех лет искало такие организационные и политические подходы, которые позволили при минимуме затрат поддержать как можно больше активности в этой сфере. Однако его попытки в этой области представляют больше академический интерес для западных наблюдателей, чем реальный интерес для россиян. Научные работники ассоциируют деятельность правительства с неоплачиваемыми отпусками и резким сокращением обещанного финансирования утвержденных программ, а новые политические декларации они расценивают как отвлечение от реальных проблем.
Тем не менее некоторые из правительственных инициатив заслуживают внимания, поскольку могут.иметь прямое или косвенное влияние на распределение и использование ресурсов, а в отдаленной перспекти-
ве могут стать важными детерминантами приоритетных направлений ИР в стране.
Одной из подобных инициатив стала схема создания государственных научных центров. В конце 80-х годов. Е. Велихов, директор Курчатовского института, пришел к убеждению, что СССР, а затем Россия, должна воспроизвести систему национальных лабораторий, действующих в США псш патронажем министерства энергетики. Он убедил правительство переименовать свой институт в государственный научный центр, а затем эта концепция была принята правительством в более широком масштабе: к концу 1994 г. более 40 ранее существовавших институтов получили статус центров. Эти центры должны получать предпочтение как в бюджетной поддержке, так и в налоговых льготах. Предполагается, что они станут ядром национальной программы ИР и выживут безотносительно к финансовому кризису на уровне нации в целом.
В принципе идея создания таких центром кажется здравой; проблема, однако, в их больших размерах: в некоторых из них более пяти тысяч человек, и далеко не все они продуктивны. Таким образом, реализация идеи центров воспроизводит ту же проблему, которую они были призваны решить. Будь центры ограниченными лабораториями примерно с 200 сотрудниками, а не охватывающими целые институты, концепция была бы более реалистичной. Министерство науки и технической политики могло бы выправить положение дел даже теперь, скажем, ограничившись финансовой поддержкой не более чем 20% лабораторий в каждом центре и строго запретив передачу ресурсов от этих лабораторий в другие части центра.
Другая мера, предпринятая министерством, — принятие западной системы экспертных оценок для определения тех исследований, которые должны получать поддержку. В СССР исследовательские программы экспортировались различными комиссиями, подкомиссиями и группами экспертов, которые в отдельных случаях эффективно определяли наиболее достойные предложения, однако в других случаях политические факторы доминировали над национальными потребностями и техническими достоинствами. В этом смысле примечательна программа Российского фонда фундаментальных исследований. Прея-полагается, что его бюджет должен составлять 4% общего бюджета ИР, хотя в 1994 г. он составил менее 1,2%. Тем не менее Фонд играет важную роль в распределении рублевых грантов (эквивалентных 10 тыс. долл.) индивидуальным исследователям и небольшим группам. Фонд заслуживает высокой оценки за свою эффективность и справедливость. Западных наблюдателей даже удивляет, что Фонд не колеблется отвергать слабые заявки от российских академиков.
Другая область особого внимания многих министерств — програм-
мы конверсии для сотен ведущих институтов, которые долгое время зависели прежде всего от оборонных заказов. Каждый из них может предложить посетителю впечатляющий перечень уже законченных или проводимых гражданских проектов, а результаты многих из них уже доступны в образцах. Идеи охватывают все области промышленности, сельского хозяйства и медицины. К несчастью, очень немногие институты способны предложить то, что соответствует экономическим потребностям страны. Кроме того, обещанные правительством конверсионные фонды так и не были материализованы, так что институты стремятся продавать свои проекты за рубеж, включая даже и технологии двойного применения.
С начала периода гласности и перестройки западные правительственные и частные организации значительно расширили сотрудничество с научно-исследовательскими учреждениями России. Первоначально мотивацией Запада при этом было убеждение, что прошлые советские научно-технические достижения сулят большую выгоду.
Когда реальностью стала независимая Россия, возникли и новые мотивы для сотрудничества. Политические эксперты считали, что научное сообщество России должно играть важную роль в формировании гражданского общества, И потому оно должно получить поддержку; наряду с этим необходимо помочь инженерам заменить свои воззрения, формировавшиеся во времена команд и контроля сверху. Господствующим же было беспокойство относительно того, что Россия не сможет без помощи извне контролировать свои военные технологии, особенно связанные с оружием массового уничтожения и его доставкой.
Сегодня многие американские, европейские и японские, а также многонациональные фирмы ищут в России новые технологии и продукты, которые могут быть адаптированы в зарубежных условиях. Что касается военных технологий, то в 1994 г. США, Европейский Союз, Япония и Россия учредили в Москве Международный научно-технический центр для финансовой поддержки тех ученых и инженеров оборонных предприятий, которые хотели бы переориентироваться на гражданские ИР. К концу года свыше 48 млн. долл. было потрачено на обеспечение работой пяти тысяч ученых и инженеров. Подобные программы осуществляются и на двусторонней основе с США и Европейским Союзом.
Особую роль играет созданный Дж. Соросом Международный научный фонд. Он организовался с целью обеспечить временную поддержку научного сообщества на пфиод экономического кризиса. К несчастью, кризис продолжается, и после окончания программы (которое планируется на конец 1995 г.) многие реципиенты снова окажутся в тяжелом положении.
Много программ помощи научному сообществу в России осуще-
ствляет Агентство международного развития США. В целом же западное участие в поддержке российских ИР с 1991 г. было весьма обширным, и без него многие ИР в России просто прекратились бы. Однако в долгосрочной перспективе это имеет и негативные эффекты. Так, с окончанием программы Сороса может возрасти утечка мозгов, а с прекращением программ, финансирующих обмен визитами, может упасть и интерес российских ученых к работе в отечественных исследовательских институтах.
Российское правительство и исследовательские учреждения сами должны определить будущее ИР в стране. Иностранные организации могут помочь в следовании по некоторым путям и обеспечить для этого финансовую и другие виды поддержки, но это зарубежное влияние не может и не должно быть решающим для определения усилий страны в сфере ИР. Будущее ИР в России неразрывно переплетено с будущим рыночной экономики, приватизацией промышленности, разработкой новых сетей социальной безопасности, реформами в здравоохранении, сельском хозяйстве и в общем бюджете страны. Научное сообщество должно сыграть ведущую роль в поисках новых подходов к образованию, в восстановлении разрушающейся трудовой этики, в дальнейшем разрушении барьеров, в течение десятилетий разделявших советское общество на изолированные группы. Оно должно помочь в развитии страны по пути открытого общества.
Что же должно делать российское правительство в ближайшем будущем для сохранения лучшей части исследовательского сообщества? Важнейшими представляются такие шаги:
1. Необходимо отказаться от выражения "гуманитарная и техническая помощь", фигурирующего в юридических и политических документах правительства. Зарубежным правительствам все труднее защищать программы сотрудничества с технологически развитой страной на основе "помощи". Кроме того, это ведет к переизбытку во многих проектах иностранных консультантов. Модели помощи, импортируемые из Пакистана и подобных стран и разработанные в свое время для развивающихся стран, не могут быть лучше тех подходов, которые вырабатываются в самой России. Важно, чтобы Россия возродила свое научно-техническое достоинство через совместные проекты, выгодные обеим сторонам.
2. Необходимо уделять большее внимание конверсии в сфере ИР. Небольшие вложения могут в будущем дать в этих хорошо оборудованных лабораториях замечательные результаты. Вместе с тем необходима осторожность как перед лицом потенциальной проблемы распространения технологий, так и в связи с неадекватной защитой интеллектуальной собственности.
3. Центральную роль в возрождении ИР будут играть молодые
поколения ученых и инженеров, что предполагает структурную перестройку высшего образования. Образование в России всегда было на высоком уровне, но теперь необходимо, чтобы высокие отметки по техническим предметам были дополнены такими же результатами по менеджменту, экономике и бизнесу.
4. Иностранные вложения в ИР требуют адекватной инфраструктуры бизнеса, гарантирующей от воровства, конфискации, вымогательства или чрезмерных налогов.
Западные страны, и особенно США, имеют значительный интерес в развитии новой России с ее изобилием естественных ресурсов, высоко образованным и умелым населением, вносящим неоценимый вклад в мировую науку и культуру, избавляющим от наследия холодной войны и становящимся ответственным членом мирового сообщества. В то же время они могут и многое получить от российского опыта и достижений во многих областях взаимного интереса. Однако необходимо сделать ряд предостережений.
1. Некоторые страны пытаются слишком интенсивно участвовать в чересчур многих сферах ИР в России. Российские официальные лица и ведущие ученые просто не справляются с потоком иностранных посетителей и консультантов, предлагающих все новые инициативы и проекты.
2. Необходимы кооперативные программы с участием западных ученых и инженеров, чтобы российские ученые все время помнили, что кого-то действительно интересует их дело, кто-то ждет от них очередных сообщений об экспериментах. Цели сотрудничества лучше достигаются проектами, рассчитанными на 3-5 лет, а не множеством краткосрочных попыток, пусть и привлекательных политически, но редко приводящих к длительному эффекту.
В заключение автор предлагает несколько программных шагов.
1. Необходима поддержка программ в области прикладных исследований, представляющих интерес для американских институтов и рассчитанных на 5-10 лет, с тем чтобы давать коммерческий эффект.
2. Всемирный банк должен обратить внимание на инфраструктуру ИР в России.
3. Необходимы программы американских вложений, гарантируемые на 80-90% правительством США.
4. Необходимо поощрять филантропическую поддержку фундаментальных исследований со стороны частного сектора как извне, так и изнутри России. Такие фонды могут концентрироваться на ограниченном числе наиболее сильных центров на периоды 5-10 лет, с тем чтобы дать этим центрам шанс выжить в наиболее тяжелое время.
Итак, могут ли ИР возродиться в России? Да. Но по времени это будет зависеть от общего экономического и социального возрождения
нации. Это будет происходить не в нынешних формах, которые во многом абстрактны и удалены от реальных проблем России, а в случае, если финансовые ресурсы изнутри и извне будут сосредоточены на немногих целях; если сложится деловая инфраструктура, поощряющая существенные технические инновации; если новые поколения молодых российских ученых и инженеров заработают себе места за международными столами науки и коммерции.
Б. Г. Юдин
96.01.004. ХУБЕР Р. Т., РАБЛ Б. А., СТАВРАКИС П. Дж. "МЕЖДУНАРОДНЫЕ" ИССЛЕДОВАНИЯ ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ: ПРЕКРАСНЫЙ НОВЫЙ МИР ИЛИ ТРИУМФ ФОРМЫ НАД СОДЕРЖАНИЕМ?
HUBER R. Т., RUBLE В. A., STAVRAKIS P. J. Post-cold war "international" scholarship: a brave new world or the triumph of form over substance? // Items.— N. Y., 1995 .— Vol. 49, № 1 .— P. 30-35.
Статья является критическим ответом на опубликованную в этом же журнале ранее статью Стенли Дж. Хегинботэма1, вице-президента американского Исследовательского совета по социальным наукам "Переосмысливая международные исследования: вызов перехода от эры холодной войны". Авторы реферируемой статьи: Р. Хубер — старший вице-президент американского фонда АЙРЕКС (IREX — International Research and Exchange Board); Б. Рабл — директор Института российских исследований Кеннана, П. Ставракис — старший сотрудник того же института.
Окончание холодной войны, глубочайшего политического и идеологического противостояния XX в., заставляет научное сообщество и институты, обеспечивающие его финансовую поддержку, задуматься, как лучше адаптироваться к новым реальностям. Если распорядители фондов будут руководствоваться ошибочными допущениями по поводу природы научного исследования, последствия для ведущих американских исследовательских учреждений будут ужасными. Хегинботэм выступает за общую перестройку исследовательских программ в области социальных наук и их финансирования во нмя еще не определенной "международной" перспективы, а эта позиция, и по мнению Хубера, и соавторов, опасна и слаба по ряду причин. Неверно утверждение, будто институты, созданные для реализации региональных исследовательских программ, в частности славянских и евразийских, были статичными артефактами холодной войны, неспособными адаптиро-
1 Stanley J. Heginbothem. "Rethinking international scholarship: the challenge of transition from the cold war eta" Items, 1994 .— Vol. 48, Ma 3.
