CC BY
38
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВННАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
3
издается с 1973 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 1 индекс серии 1,7 рефераты 95.04.001-95.04.018
МОСКВА 1995
СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИ ДЕЯТЕЛЕЙ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
ПОЭТЫ "ВТОРОЙ ВОЛНЫ" ЭМИГРАЦИИ
95.03.013. Д. И. КЛЕНОВСКИЙ (1893-1976).
Поэта Дмитрия Иосифовича Кленовского (наст, фамилия Крач-ковский) критика дружно называет "последним русским акмеистом", включая его в ряд лучших поэтов "второй волны" эмиграции.
Д. И. Крачковский родился 24 сентября 1893 г. в Петербурге (умер в Германии, в г. Траунштейн 26 января 1976 г.). Отец поэта — академик живописи, мать — художница-пейзажистка. С 6-7 лет до 16 мальчик "издавал" свои журналы, разумеется, рукописные. Вместе с родителями много путешествовал по Европе. С 1904 по 1911 г. юноша учился в Царскосельской гимназии, которая будет часто встречаться в его стихах. Печатается с 1914 г. Первый сборник "Палитра" вышел в канун Октября 17-го и остался почти незамеченным критикой. С 1925 г. собственных стихов не пишет, но много переводит украинских авторов.
В 1942 г. писатель эмигрировал через Австрию в Германию, где возобновил свою поэтическую работу. Одна за другой вышли 11 книг его стихов: "След жизни" (1950), "Навстречу небу" (1952), "Неуловимый спутник" (1956), "Прикосновение" (1959), "Уходящие паруса" (1962), "Разрозненная тайна" (1965), "Стихи. Избранное" (1967), "Певучая ноша" (1969), "Почерком поэта" (1971), "Теплый вечер" (1975), "Последнее" (1977). В этих названиях легко прослеживается единая нить: стремление постичь, передать "почерком поэта" след жизни, прикоснуться к неуловимой тайне бытия, устремиться навстречу небу.
Как у акмеистов, "радость" едва ли не ключевое слово в поэзии Дм. Кленовского. В стихотворении "Просьба" (1946) он пишет о счастье "рвать черемуху, трогать струны, провожать серебряные луны", "сторожить розовые зори". Он называет "высокими мгновеньями" общение с любимой и чтение пушкинского "Онегина". К "сокровищам неба и земли" он относит сады, звезды, прибои (стих. "Я их изведал, радости земли"). Вместе с тем через все книги поэта проходит мысль о связи быта и бытия:
В каждой капле, камешке, листе Шумный космос дремлет, изначален, Оттолкнулся — и, глядишь, причален К самой невозможной высоте!
("Повседневность", 1950) В "никем не тронутой тишине", в луче света, в звезде "и в каждодневном хлебе иногда" поэт видит "нездешней преломленности находку" (стих. "Заложница несбыточной мечты..."). Другое дело, что земное воплощение бытия рассредоточено во множестве явлений. Поэт сравнивает эти проявления с черепками, подобранными в пыли повседневности, и восклицает: "Как хороша должны быть в целом разрозненная тайна их" (стих. "Я не улавливаю знаков", 1964).
В стихотворениях "Я знаю, мир обезображен", "Вера", "Поговорим еще немного...", "Я тоже горлиц посылал" Кленовский утверждает, что вопреки всему следует верить в "Связь неземного естества/ С земным своим изображеньем!", в наличие высшего смысла бытия: "Я знаю: мир обезображен./Но сквозь растленные черты/ Себя еще порою кажет/ Лик изначальной красоты... И с каждым разом мысль упрямей,/ Что мир совсем не обречен,/ Что словно фреска в древнем храме,/ Лишь грубо замалеван он". Даже "не забытое, не прощенное" с годами не то чтобы прощается (этого нет), но становится неотъемлемой частью жизни лирического героя, тяжкой, но все-таки благословенной ("Прикосновение", "Поющая ноша").
В земном и радостном мире поэзии Дм. Кленовского огромное место занимает любовь. Почти все его поздние сборники имеют краткое, но выразительное посвящение: "Моей жене". Уже в ранних стихах любимая "ясна, как на заре", и питает всех "этой утренней прохладою необугленной души" ("Вот она, моя любимая").
Это целомудренное описание любви сохраняется и в последующем творчестве Кленовского. Шепот влюбленных у него сильнее "шума вселенной" (стих. "Как бушевали соловьи"). Лишь в одном стихотворении ("Нас было двое. Женщина была...") присутствует любовная трагедия: обманутый лирический герой совершает самоубийство. Но и здесь внимание автора сосредоточено не на измене, а на той нежности, которую его герой испытал к бросившей его женщине, прикоснувшейся к нему после рокового выстрела. Через много лет пожилой поэт вновь обратится к этой теме, хотя и в гораздо более смягченном, элегическом тоне (стих. "Я оборачивался без конца", "Мне сладко думать, уходя"). Любовь поэта простирается столь далеко, что он обещает любимой прийти к ней после смерти, чтобы она на другой день улыбнулась: "Знай, это я вчера незримо/ Пришел помочь меня забыть" (стих. "Я знаю комнату, в которой..."). И если в "Певучей ноше" поэту еще казалось, что "она" и "он" — два разных существа, "мы можем быть
вдвоем, но никогда не сможем стать единым", то в стихотворении "Помнишь, встречу наших двух дорог" следующей книги Дм. Кленовский опровергнет это собственное утверждение, сказав, что "для нас они (дороги.— В. А.) слились в одну", и "дорога превратилась в путь".
Темы радости жизни и любви соединяются у Дм. Кленовского с темой поэзии. Писатель приходит к выводу о равенстве поэзии и жизни. В подтверждение этой мысли он приводит обычай немцев, восклицающих о цветке, девушке, о любом нравящемся им предмете: "Ну разве не стихотворенье" (стих. "Когда они вконец восхищены"). "Ничто так сердце не будит, как настойчивый зов стиха", — пишет Дм. Кленовский в стихотворении "Поэты". Стихи — это "ямбическое прикосновение к душам", — вторит он себе во вступительном стихотворении сборника "Прикосновение", развивая свою более раннюю мысль о том, что самое огромное пространство — "пространство наших душ" (стих. "Мы потому смотреть на небо любим..."). Русский язык для поэта — способ выражения души: "Есть в русском языке опушки и веснушки,/ Речушки, башмачки, девчушки' и волнушки,/ И множество других, таких же милых слов./ Я вслушиваться в них, как в музыку, готов" (стих. "Есть в русском языке...").
Язык сближает поэта с родиной. Тема России постоянно звучит в лирике Кленовского: "Я служу тебе высоким словом,/ На чужбине я служу тебе" ("Родине", 1952); "Он живет не в России — это/ Неизбывный его удел,/ Но он русским живет поэтом/ И другим бы не захотел" ("Поэт зарубежья", 1973).
Дм. Кленовский уверен, что "обратно возвращает слово все то, что срублено и сожжено" (стих. "Его вчера срубили, что осталось..."). Поэт, по Кленовскому, повар у плиты, пчелка, собирающая мед ("Стихи о стихах"). Впрочем, наряду с бытовыми определениями стиха Дм. Кле-новский охотно использует и высокие.
В одном из поздних стихотворений поэта ("Себе", 1971) мысль о том, что все уже сказано, "обо всем спрошено", "на все, что мог, тобой отвечено", опровергается прямо противоположной: надо продолжать работать, писать: "Просто тропкой иди,/ Чужеземной, узкою,/ Что быть может впереди/ Все ж сольется с русскою".
В последних книгах тема поэта и поэзии сливается с темой смерти. Лирический герой Дм. Кленовского вносит существенную поправку в христианский догмат о земной жизни как заточенье души, а смерти как освобождении. Земная жизнь для него прекрасна, а переход в инобытие "испепеляющее чудо", "щемящее освобождение", т. е. явление драматичное (стих. "Последних мук не утаить...", "Чем дольше я живу..."). Чем ближе к старости, тем яростнее становится жажда жизни. С этой точки зрения показательно стихотворение "Когда приходит день осенний...", где повторяются в целом ряде стихов слова
"дожить бы до". Лирический герой хочет дожить до первого дрозда, до первой сирени, до первого яблока, а там опять до первого дрозда. С другой стороны, в смерти Дм. Кленовский видит некое приближение к непостижимой для земного существа тайне (стих. "На определенной высоте", "Мы стоим перед загадкой,/ Что свершится с нами там..."). Находясь "в плену земли", человек, по Кленовскому, не должен забывать о высшем предназначении (у поэта это звучит метафорой "Давайте строить корабли"). И тогда поэзия обеспечит если не бессмертие, то продление земного бытия ("Мы сохраняем в памяти былых").
Художественный мир Дм. Кленовского весь устремлен к классической поэзии. О своих поэтических пристрастиях он скажет в стихотворении с полемическим названием "Нет бедных рифм, докучливых, плохих...". "Строка, — утверждает здесь поэт, — требует как берегов река/ Спокойного, совсем простого слова". Рифмы Кленовского изящны, но строги. Он избегает явной игры аллитерациями, ассонансами, сдержанно пользуется составными рифмами, но мастерски владеет приблизительными и не боится рифм глагольных (не просите — пишите; узнавайте — не забывайте). Его любимый размер — ямб. Его он употребляет втрое чаще, чем хорей. Ориентация на напевность, лиризм, а не приближение к разговорной интонации обусловила минимальное использование трехсложных размеров. Не очень широко пользуется поэт и разностопными размерами, характерными для нервного стиха XX в. Основными художественными средствами Дм. Кленовского, покоряющими сердца читателей, являются слово и интонация.
Идея гармонии, вера в мир и человека делают стихи Кленовского актуальными для трагического XX столетья.
Рекомендуем читателю следующие издания стихов Д. И. Кленовского:
Стихи: Избранное (Мюнхен, 1967); Певучая ноша (Мюнхен, 1969); Почерком поэта (Мюнхен, 1971); Теплый вечер (Мюнхен, 1975); Последние (Мюнхен, 1977); Собрание стихов —Т. I (Париж, 1982); "Нас было двое. Женщина была..." (Огонек.— М., 1988 .— № 21 . С. 9); [Подборка стихов] (День поэзии: Ленинград.— 1989 .— Л., 1989 . С. 265-267); [Подборка стихов] (День поэзии. 1989.— М., 1989 .— С. 112-113).
Источники
1. Боброва Э. Д. И. Кленовский: (Три года со дня смерти) // Новый журнал.— Нью-Йорк, 1980 .— № 133 .— С. 102-110.
2. Горбов Я. Н. Дм. Кленовский "Стихи" (рец.) // Возрождение,- Париж, 1967 .— № 7 .— С. 141-150.
3. Ильинский О. Дмитрий Кленовский. "Почерком поэта" (рец.) // Новый журнал.— Нью-Йорк, 1970 .— № 88 .— С. 289-291.
4. Казак В. О Дм. Кленовском // Наш современник.— М., 1993 .— № 2 .— С. 137-138.
5. Офросимоб Ю. Рифмованные догадки: О поэзии Д. Кленовского // Новый журнал.— Нью-Йорк, 1967 .— № 88 .— С. 114-124.
6. Перелешин В. Залетная душа // Грани.— Франкфурт-на-Майне, 1970 .— № 78 .— С. 241-247.
7. Ульянов Н. Д. Кленовский // Новый журнал.— Нью-Йорк, 1960 .— № 59 .— С. 121-126.
В. В. Агеносов
95.03.014. НИКОЛАЙ МОРШЕН.
Николай Моршен (Марченко) — один из крупнейших поэтов "второй волны" русской эмиграции, родился 8 ноября 1917 г. в Киеве. В 1994 г. вместе с отцом Николаем Владимировичем Марченко, ставшим впоследствии известным романистом (псевдоним Н. Нароков), оказался в Германии. "Загадочную" фамилию Моршен выбрал, "чтобы избежать репатриации". С 1950 г. живет в Калифорнии (США).
Печататься поэт начал в 1948 г. Авторских сборников он выпустил всего три: "Тюлень" (Франкфурт-на-Майне, 1959), "Двоеточие" (Вашингтон, 1967) и "Эхо и зеркало" (Беркли, 1979). Стихи первой книги автобиографичны, лиричны. Вторая проникнута философскими раздумьями. Третья характеризуется поисками новых форм И все они отличаются остротой мысли, внутренней страстью, иногда — увлекательной игрой смысловых контрастов, точек зрения.
Среди ранних стихов поэта лишь несколько безысходно трагичных. В том числе стихотворение "На Первомайской жду трамвая", написанное под влиянием гумилевского "Заблудившегося трамвая"; рефреном здесь служит стих "Трамвай подходит, но не мой", и рождается страшное ощущение: "Ты, вы, мы опоздали!" Жутковато звучат и такие стихотворения: "Как круги на воде, расплывается страх...", "Хиросима" , "Гроза". Скепсис, ирония проникают и в последнюю книгу поэта, например, в стихотворение "Воспаление зрительного нерва": "Красна девица сделалась синим чулком,/ Сине море — зеленою скукой./ Синей птицей мерещится красный лопух,/ Белый свет — семицветною грязью..."
Через все творчество поэта проходит мысль о свободе, о противостоянии фатуму, "страшному миру" XX в. Моршен порой вступает
