CC BY
12
Итогом творческого пути Ф.М. Достоевского стало его знаменитое «Пятикнижие», в которое вошли пять последних романов -«Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1869), «Бесы» (1872), «Подросток» (1875) и «Братья Карамазовы» (1879-1880).
A.Г. Ломоносов подчеркивает, что «во всех этих произведениях вовсе не случайно наш национальный дух предстает уже как диалектически противоречивое отношение человека к себе и Богу, ибо через горнило сомнений и противоречий в себе самом дух и продвигается к постижению своей сути» [2, с. 149].
Но все же разгадка многого из того, что изобразил и сказал Ф.М. Достоевский, «совершится только в далеком будущем и тогда только, когда этот писатель будет и понят, и оценен, как никогда не был понят и оценен при жизни и после смерти», - писал В В. Розанов [2, с. 149].
Список литературы
1. Бродский А.И. Владимир Соловьев. - СПб.: Наука, 2016. - 255 с.
2. Грякалов А.А. Василий Розанов. - СПб.: Наука, 2017. - 287 с.
3. Котельников В.А. Константин Леонтьев. - СПб.: Наука, 2017. - 286 с.
4. Ломоносов А.Г. Федор Достоевский. - СПб.: Наука, 2017. - 235 с.
2020.02.009. ВЕКСЛЕР Дж. НАСИЛИЕ В ОТСУТСТВИЕ БОГА: РИТОРИЧЕСКОЕ ОТЧАЯНИЕ ПИСАТЕЛЕЙ ХХ в. WEXLER J. Violence without God. The rhetorical despair of twentieth-century writers. - N.Y.; L.; Oxford et al.: Bloomsbury, 2017. - 204 p.
Ключевые слова: художественная литература ХХ в.; англоязычная литература ХХ в. ; немецкая литература ХХ в. ; риторическое отчаяние; исследования Холокоста; Гюнтер Грасс;
B.Г. Зебальд; Х.Г. Адлер.
Американская исследовательница эстетических движений ХХ в., профессор истории культуры чикагского частного Университета И. Лойолы Джойс Векслер обращается к одной из центральных проблем европейской литературы ХХ в. - «риторическому отчаянию», в той или иной степени определяющему творчество подавляющего большинства европейских писателей первой величины.
Зарождение «риторического отчаяния» возводят, в частности, к известному «кризису языка», достигшему кульминации в Вене (Австрия) в начале ХХ в. (Гуго фон Гофмансталь, Фритц Ма-утнер, Карл Краус и др.). К феноменам этого круга примыкает также и философия родившегося в Австрии Людвига Витгенштейна (1889-1951), чей «Логико-философский трактат» (1921) впервые в истории культуры убедительно проявил и остро поставил проблему принципиальной словесной невыразимости «этического», а опубликованные посмертно «Философские исследования» (1953), отразившие поздние воззрения философа, суммировали его многолетние попытки с разных сторон приблизиться если не к решению, то к глубинному постижению сути проблемы, оказавшейся центральной для культуры всего ХХ века.
Новый виток «риторического отчаяния» напрямую связан с катастрофами Второй мировой войны и Холокоста. Страдания переживших эти трагедии оказались, очевидно, невыразимыми. С одной стороны, потому, что сила отчаяния парализовала переживших, лишила их дара речи, с другой - потому, что все их попытки так или иначе выразить свои страдания словами «отражали» для не имевших подобного опыта лишь бледные тени экстремальных трагедий, оказавшихся совершенно непередаваемыми. Практически ни одно исследование этой темы не обходится без упоминания известного высказывания Теодора Адорно о том, что «писать стихи после Освенцима - настоящее варварство»1 (цит. по: с. 2). Во многом потому, что огромное большинство жертв этих трагедий были лишены дара речи в буквальном смысле - убиты.
Здесь происходит соприкосновение с психологической «теорией травмы» («Trauma Studies»), получившей мощный толчок к развитию в связи с массовыми трагедиями ХХ в. Берущая начало в работах Зигмунда Фрейда (также работавшего в Вене в начале ХХ в.), «теория травмы» в культурологическом преломлении представлена сегодня в США именами Кети Карут (Корнеллский университет, Университет Эмори), Шошаны Фелман (Йельский университет, Университет Эмори), Рут Лейс (частный Университет Джона Хопкинса, Балтимор) и др.
1 Adorno Th. Cultural criticism in society // Prisms. - Cambrige (Mass.), 1967. -
P. 34.
Кети Карут определяет травму как особое событие, которое не осознается и поэтому не может быть осмыслено жертвой. И поскольку сама жертва не в состоянии воскресить в памяти травматический опыт, для его реконструкции необходим Другой. По мнению Дори Лауб - психоаналитика, работающего с пережившими Холокост евреями, - эту-то роль и берут на себя историки, терапевты, писатели (с. 14).
Уходящая корнями в психоанализ, современная «теория травмы» ставит целью поиски путей исцеления для жертв насилия -в тех случаях, когда неспособность описать причиненные им страдания порождает болезненные симптомы. Но если К. Карут и ее последователи делают акцент на невозможности ясного осознания жертвой травматического опыта и предлагают стремиться в первую очередь именно к нему, то, например, израильский историк Юваль Харари показывает, что, несмотря на то что многие солдаты переживали яркие, открывающие осознание откровения, это им совершенно не помогало. Иными словами, если психологи-теоретики травмы связывают «невыразимость насилия» с неким «коммуникационным повреждением» жертвы, то, по Харари, насилие невозможно выразить потому, что понять его в полной мере могут лишь те, кто его пережил.
В реферируемом исследовании Джойс Векслер изучает подходы разных писателей к проблеме «невыразимости травматического опыта» в их исторической эволюции на протяжении ХХ в.
В первой главе «Символизм в эпоху секуляризма» исследовательница рассматривает ответ символизма на кризис веры конца XIX в. В 1880 г. Мэтью Арнольд предсказал, что поэзия возьмет на себя функции религии и философии: «Без поэзии наша наука будет казаться неполной; и многое из того, что сейчас происходит с нами благодаря религии и философии, будет происходить благодаря по-эзии»1. К рубежу XIX-XX вв. Артуру Саймонсу удалось идентифицировать группы поэтов, принявших вызов. Его исследование «Движение символизма в литературе» («The Symbolists's Movement in Literature») увидело свет в том же 1899 г., когда Джозеф Конрад (1857-1924) опубликовал повесть «Сердце тьмы» («Heart
1 Arnold M. The study of poetry // English literature and Irish politics. - Ann Arbor, 1973. - Vol. 9: Complete prose works of Matthew Arnold / Ed. by Super R.N. -P. 161-162.
of Darkness»), где впервые разрабатывается мотив путешествия в глубь загадочных джунглей, вскрывающего темную сторону человеческой природы. Повествование Конрада, считает Дж. Векслер, выявляет и драматически разрабатывает проблему нестабильности («шаткости») значений в секуляризованном мире, и первая глава через слой символических значений показывает, как Сердце Тьмы влияет на восприятие свидетелем Конрадом жестокости колониализма. Поначалу писателя превозносили за найденное решение проблемы репрезентации жестокостей колониализма, позднее -жестко критиковали. В 1975 г. Чинуа Ачебе назвал «Сердце тьмы» расистским текстом, и с тех пор критики обсуждают преимущественно выдвинутые им возражения Конраду. Дж. Векслер полагает, что современное «дело против Конрада» во многом может читаться как «дело против Символизма» (с. 21).
На рубеже веков реальность ужасов колониализма представляется далекой от Европы, однако эффекты секуляризации отчетливо проявлены в европейском «мучительном искусстве». В отличие от символистов, ставивших целью освоить функции религиозного и философского дискурсов, экспрессионисты фокусировались на эмоциях, экспериментируя с искажениями и абстракцией ради представления реальности скорее внутренней, чем материальной. Их произведения в значительной мере передают личное, индивидуальное страдание, репрезентируя при этом и общее стремление к смыслу. Секуляризация вносит свою лепту в копилку возбуждения и неуверенности, сходящихся в страх, который в ретроспективе может казаться неоправданным, однако именно в этом страхе - источник исходных импульсов к началу Первой мировой войны, считает автор книги.
И хотя экспрессионистская репрезентация экстремально интенсивного чувства являла важную альтернативу господствующему материализму буржуазного общества, она же впоследствии раздула энтузиазм в отношении Первой мировой войны. Томас Манн, к примеру, с сожалением вспоминает тогдашние настроения: «Война! Мы предчувствовали ее наступление как очищение, освобождение, связывали с ней огромные надежды. Об этом тогда говорили поэты, только об этом» (цит. по: с. 22). Война метафорически соответствовала интенсивности чувства, которое взращивал и культивировал экспрессионизм. Но когда метафора развернула
собственную реальность, открылось тотальное отрицание довоенной жизни, включая и сам экспрессионизм. Его абстрактные формы оказались теперь чересчур двусмысленными и податливыми, а вызванные к жизни перемены - искаженными. Действительное насилие предстало куда более зрелищным, чем лихорадка эмоций, хотя оба вида боли оказались равно невыразимыми.
Как показывает Ю. Харари, когда чувство лежит в основе правды, внимание жертвы никогда не может быть сосредоточено на объективной оценке важности и опасности ситуации. Попытки отразить в искусстве экстремальные эмоции продолжались и в послевоенном искусстве, хотя насилие из внутреннего опыта теперь казалось ничтожным по сравнению с реальными масштабами разрушений. В атмосфере послевоенной реакции произошла перебалансировка между реализмом и символизмом, и «смысл» получил укоренение в определенном времени и пространстве.
Экспрессионизм континентальной Европы оказал влияние и на английскую литературу. Так, Т.С. Элиот (1888-1965) и Д.Г. Лоу-ренс (1885-1930) были хорошо знакомы с немецким авангардистским искусством еще до 1914 г., впитали его импульсы, стремления и методы. Застав довоенный расцвет движения, они продолжали примыкать к нему и в ситуации послевоенной реакции. Как и многие другие, они пытались привязывать смыслы к узнаваемой материальной реальности. В главе «Экспрессионистский страх Т.С. Элиота» исследовательница прослеживает путь англо-американского поэта, лауреата Нобелевской премии по литературе (1948), от экспрессионизма к постэкспрессионизму, а в следующей -«"Влюбленные женщины" Д.Г. Лоуренса и мужчины на войне» -аналогичное развитие в творчестве последнего. Различие между «Любовной песнью Альфреда Пруфрока» Т.С. Элиота и его же «Бесплодной землей», как и различие между «Радугой» Д.Г. Лоуренса и его «Влюбленными женщинами», хорошо иллюстрирует разницу между экспрессионистской двойственностью и модернистской неопределенностью.
Дж. Джойс писал роман «Улисс» в Цюрихе во время Первой мировой войны, переплавляя в нем в том числе актуальные явления политического насилия в Ирландии в пределы одного дублинского дня 16 июня 1904 г. Как и Лоуренс, Джойс избегает в «Улиссе» прямых упоминаний о войне, однако реагирует на нее
«радикально неопределенным смешением крайнего реализма с крайним же символизмом» (с. 23). Т.С. Элиот, в частности, сразу опознал историческую актуальность «Улисса», оценив его как прорыв «в деле превращении современного мира в мир, годный для искусства» (там же), привлек внимание к нарушению Джойсом нарративных конвенций реализма, как и символизма, и к выбранному писателем способу выстраивать параллелизм между прошлым и настоящим.
Сходную стратегию в европейской литературе и живописи того времени обнаружил немецкий историк искусства Франц Ро. Подчеркивая различие между предвоенным и послевоенным искусством, Ро окрестил новое движение «постэкспрессионизмом» и «магическим реализмом», связав его с напряжением между объектом и духом. Это движение было известно в Германии под названием «новая объективность», подчеркивающим сосредоточенность творцов скорее на материальной реальности, чем на указанной двойственности. В четвертой главе («"Улисс": миф как метод и магический реализм») автор книги вскрывает параллели между особенностями романа Джойса, о которых говорит Т.С. Элиот, и характеристиками послевоенного немецкого искусства, выделенными Францем Ро.
Подобно тому как европейский экспрессионизм повлиял на Т.С. Элиота и Д.Г. Лоуренса, «Улисс», в свою очередь, оказал сильное воздействие на современников и потомков. Среди немецких авторов Дж. Векслер выделяет Альфреда Дёблина (1878-1957) и Гюнтера Грасса (1927-2015), а из «постколониальных» писателей ХХ в. - Г Г. Маркеса (1927-2014) и Салмана Рушди (р. 1947).
Исследовательница видит роман А. Дёблина «Берлин, Алек-сандерплац» (1929) на пересечении британской и германской культурных реакций на Первую мировую войну и в главе пятой своей книги исследует путь развития мировой литературы от «Улисса» и «Берлин, Александерплац» к магическому реализму второй половины ХХ столетия, показывая, что текст А. Дёблина дал Гюнтеру Грассу модель, воплощенную в «Жестяном барабане» (1959), в дальнейшем, в свою очередь, послужившем моделью для «Детей полуночи» (1981) Салмана Рушди. Г.Г. Маркес же подтвердил своим творчеством огромную значимость «Улисса» для всей латиноамериканской литературы. Выявленная преемствен-
ность показывает, что в поисках разрешения проблемы «риторического отчаяния» крупнейшие авторы мировой литературы ХХ в. нередко «обращались друг к другу».
И хотя уже Первая мировая война получила название «холо-кост» («holocaust»1), этим термином (с прописной буквы) стали впоследствии обозначать геноцид евреев во время Второй мировой войны. «Исследования Холокоста» («Holocaust Studies») конца ХХ -начала ХХ1 в. вывели нацистские лагеря смерти в центр дискуссий, в том числе о репрезентируемости и репрезентации зверства. Одним из первых на это «минное поле» (с. 25) вступил немецкий писатель В.Г. Зебальд (1944-2001), писавший о жертвах Холокоста, и глава «Как писать о Холокосте» («How to write about Holocaust») показывает, какими путями пытался он подступиться к главной проблеме столетия в последнем своем романе «Аустерлиц» (2001).
По мнению автора книги, Зебальд как будто исходит из того, что вещи несут в себе больше подлинного смысла, чем свидетельства вовлеченных или нарративы писателей, кем бы они ни были. Причем в противовес иронической или символической анимиза-ции объектов в магическом реализме Зебальд в этом убеждении совершенно серьезен. И идет еще дальше, чем Г. Грасс: позволяет вещам действовать, конструируя персонажей и повествование так, словно речь идет о механизмах, отдельные части которых взаимозаменяемы.
В.Г. Зебальд критикует Г. Грасса за неудачи в изображении «еврейского опыта» Второй мировой войны. Сам он в «Аустерлице» обращается за «голосом жертв» к текстам Х.Г. Адлера, бывшего узника концлагеря «Терезинштадт», автора документального отчета об этом нацистском лагере смерти, но еще и писателя, написавшего о том времени романную трилогию.
В первом романе его трилогии, «Панорама», ощущается, по мнению Дж. Векслер, глубокое влияние «Портрета художника в юности» Джеймса Джойса: там показано, как символические формы могут репрезентировать реальные исторические события и как не могут. В последнем же романе трилогии - «Стена» - Х.Г. Адлер доводит до предела логику Ю. Харари: его нарратор дисквалифи-
1 Cobb H. Paths of glory. - N.Y., 2010. - P. 65.
цирует переживших Холокост в качестве свидетелей, признаваясь знакомому: «Я не знаю, пережил ли я вправду все это. Я ведь не умер там, поэтому я не знаю... Только мертвые были там, ведь только они там остались. Остальные только шли мимо»1.
Творчество Гюнтера Грасса, В.Г. Зебальда и Х.Г. Адлера в их взаимосвязанности представляется исследовательнице кульминацией всех линий развития проблематики риторического отчаяния, выявленных у других писателей. Поиски нематериального смысла, начатые символизмом, представляются завершенными: для Зебальда никакой нарратив не может заслуживать большего доверия, чем объекты материальной реальности. Вещи выступают «контейнерами» смыслов, будучи осмыслены как «вещественные доказательства», а не как символы.
Логическим завершением секуляризованного века Джойс Векслер считает атаку террористов на башни-близнецы нью-йоркского Центра мировой торговли 11 сентября 2001 г.: прежде всего потому, что мгновенной (хотя и недолговечной) реакцией американского общества стало единение. Ответ общества впервые за долгое время оказался согласованным, на какое-то время избавив от тотального ощущения неопределенности.
Е.В. Соколова
ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВО
2020.02.010. ИСТОРИОГРАФИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В РОССИИ: Исследования и публикации архивных материалов / отв. ред., сост. Московская Д.С. - М.: ИМЛИ РАН, 2018. - 560 с.
Ключевые слова: Гражданская война; воспоминания; крестьянство; герой Гражданской войны; воспитание молодежи; фильм «Чапаев»; А.Н. Толстой; Нестор Махно; документы и материалы; архив; мемуары; В.В. Шульгин; А.А. Саксаганская; И.А. Киреев; Н.П. Анциферов; Л. Арагон.
В сборнике документов вводятся в научный оборот архивные материалы Отдела рукописей, Архива А.М. Горького ИМЛИ РАН и РГАСПИ, посвященные героям и событиям Гражданской
1 Adler H.G. The wall / Transl. by Filkins P. - N.Y., 2014. - P. 186.
