CC BY
49
Встречается как «согласованный с ИЯ» перевод подобных конструкций на ЯП, так и не согласованный. В случаях несогласованного перевода конструкция gut+глагол может заменяться другим глаголом, если подходящий глагол имеется в ЯП (например, при обозначении определенных умений и навыков). В зависимости от эмоционального контекста в ЯП иногда требуется эмоциональное усиление, обусловленное особенностями культуры. Аналогичные (хотя и не тождественные) стратегии работают при переводе конструкций schlecht+глагол. В случаях несогласованного перевода в целом отмечается тенденция к усилению эмоциональной компоненты, замены умеренной оценки gut или schlecht на более эмоциональную.
А. Пинтарич подчеркивает важность понимания подобных «естественных» тенденций литературным переводчиком во время работы и постоянного его внимания к ним.
Е.В. Соколова
ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВО
2019.02.010. СОЛДАТКИНА Я.В. РУССКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН О ПЕТРОВСКОЙ ЭПОХЕ (Д.С. МЕРЕЖКОВСКИЙ, А Н. ТОЛСТОЙ, А.В. ИВАНОВ) // Русская литература XIX-XXI вв.: Метаморфозы смысла: Юб. сб. науч. тр., посвященный Н.И. Якушину и В.В. Агеносову / Под ред. Кихней Л.Г. - М.: ИМПЭ им. А С. Грибоедова, 2017. - С. 150-168.
Ключевые слова: Петр I; исторический роман; Д. С. Мережковский «Антихрист (Петр и Алексей)»; А.Н. Толстой «Петр I»; А.В. Иванов «Тобол»; евразийство; «ось Восток - Запад»; этатизм; колонизация Сибири; эволюция исторического повествования; эстетические тенденции.
Фигура Петра I, эпоха Петровских реформ на протяжении всей российской истории привлекали особое общественное внимание, вызывая полярные, остро дискуссионные оценки. В литературе ХХ-XXI вв. интерес к этой теме возрастал в периоды кризиса и смены мировоззрений и общественно-политических тенденций, требовавших обновления историко-культурной парадигмы, а также и эстетики исторического повествования.
Доктор филол. наук Я.В. Солдаткина (проф. МПГУ) в своей статье концентрирует внимание на особенностях трактовки образа Петра в русском историческом романе ХХ-ХХ1 вв. Обсуждение влияния личности Петра I на последующий ход исторических событий побуждало к осмыслению «национального менталитета», а также к анализу «геополитической оппозиции Восток - Запад, оппозиции имперское (государственническое) и индивидуальное (конфликт личности и государства)», к раскрытию «закономерностей исторического развития и вопросов о допустимости насилия во имя этого самого развития» (с. 150).
На примере толкований темы Петра автор прослеживает эволюцию принципов исторического повествования в русской литературе ХХ-ХХ1 вв. Петровская тема, ставшая одним из камней преткновения для историософской полемики западников и славянофилов в Х1Х в., затрагивалась Д.С. Мережковским в контексте его исторической трилогии «Христос и Антихрист»1. Это
произведение получило освещение в литературной критике нашего
2
времени .
Я.В. Солдаткина, со своей стороны, обращает внимание только на те аспекты, которые важны для анализа романа «Антихрист (Петр и Алексей)». Петровская эпоха рассматривается здесь «и как часть европейской истории, и в мистически-философской проекции борьбы Добра и Зла, Христа и Антихриста». При этом Россия и Петр I как ее глава рассматривались Мережковским как «наследники европейской христианской цивилизации (римской античности и итальянского Возрождения)», а не только как «участники мистериальной битвы Бога и Дьявола за человеческие души» (с. 151).
Вместе с этим, продолжает автор статьи, принципиальная для осмысления образа Петра и его деятельности «ось Восток - Запад» раскрывается в романе скорее в символическом и философском,
1 «Христос и Антихрист» - трилогия Д.С. Мережковского, в которую вошли три романа: «Смерть богов. Юлиан Отступник» (1895), «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1901) и «Антихрист. Пётр и Алексей» (1904-1905).
2 См.: Минц З.Г. О трилогии Д.С. Мережковского «Христос и Антихрист» // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. - СПб., 2004. - С. 223-241; Дефье О.В. Д. Мережковский: Преодоление декаданса (раздумья над романом о Леонардо да Винчи). - М., 1999. - 125 с.
чем в конкретно-историческом аспекте. По убеждению писателя, Петр и Алексей, «оба они, и беглый навигатор, и беглый цесаревич, смутно чувствовали, что та Европа, которую вводил Петр в Россию -цифирь, навигация, фортификация - еще не вся Европа и даже не самое главное в ней; что у настоящей Европы есть высшая правда, которой царь не знает. А без этой правды, со всеми науками - вместо старого московского варварства будет лишь новое петербургское хамство. Не обращался ли к ней, к этой вольности благой, и сам царевич, призывая Европу рассудить его с отцом?»1
Тему искусственно «нависшей над Россией Европы», противоположной русскому народному естеству, подхватил Б. А. Пильняк в романе «Голый год» (1921), осмысляя проблему Восток - Запад через популярную в революционный период мифологию скифства и отрицание реформ Петра I как извращающих исконные народные традиции. Автор монографии отмечает, что образ Петра I, созданный Б. Пильняком, «достаточно органично вписывался в революционный контекст, провоцировал сопоставления между потрясениями петровской эпохи - и эпохи революционной» (с. 152).
Параллель «петровские преобразования - революционное переустройство социума» получила свое вершинное развитие в романе А.Н. Толстого «Петр Первый» (1929-1945, не окончен). Роману предшествовал созданный в традициях Д.С. Мережковского рассказ «День Петра» (1918), но затем писатель предложил собственную трактовку петровской темы. «Современная гуманитаристика рассматривает роман "Петр Первый" в контексте концепции этатизма (государственничества), свойственной позднему творчеству А.Н. Толстого2, предполагающей построение этико-эстетической системы текста вокруг образа государства как носителя идеи высшего блага, той цели, во имя которой личность... совершает жертвы и подвиги» (там же).
С точки зрения Я.В. Солдаткиной, роман Толстого решает и конкретные социально-культурные задачи, проводя недвусмысленные сближения между эпохой Петра I и советской действительно-
1 Мережковский Д.С. Антихрист (Петр и Алексей) // Мережковский Д.С. Собр. соч.: В 4 т. - М., 1990. - Т. 2. - С. 548.
2 См.: Варламов А.Н. Алексей Толстой: Красный шут. - М., 2006. - 592 с. -(Жизнь замечательных людей); Лынова Е.П. Эстетика державности в прозе А.Н. Толстого: Дис. ... канд. филол. наук. - Армавир, 2006.
стью (попытки модернизации экономики, эпохальные стройки, появившиеся социальные лифты и т.д.). Петр у Толстого представлен «подлинным героем своего времени, спасшим страну от затяжного кризиса». В его фигуре «просматривается некий символизм, но... совсем иного рода, чем в романе Мережковского». Там Петр был «частью мистериальной битвы Христа и Антихриста, у Толстого ... он - культурный герой, близкий мифологии соцреализма»1.
В толстовском романе «историческое тесно переплетено с идеологическим, а концепция исторического развития. является не менее условной и символической, чем у Мережковского, поскольку основывается не на анализе реальных исторических закономерностей, но на умозрительных марксистских и социалистических постулатах» (с. 153). Писатель достигает «адаптации исторического нарратива с историософской проблематикой», умело «дозируя архаизмы и намеренно отказываясь от стилизации», чтобы соответствовать «советскому массовому читателю» и «нейтральному стилю» (там же).
На протяжении второй половины ХХ в. петровская эпоха в русской литературе осмыслялась в традициях А.Н. Толстого; об этом свидетельствуют такие масштабные исторические повествования, прославляющие петровские свершения, как «Каменный пояс» Е.А. Фёдорова (1940-1952), «Россия молодая» (1952) Ю.П. Германа.
Потребность в пересмотре фигуры Петра I и оценок его деятельности была продиктована «перестройкой» и культурной ситуацией 1990-х годов. По мнению Я.Г. Солдаткиной, эту функцию во многом выполнил роман Д.А. Гранина «Вечера с Петром Первым» (2000). По словам писателя, он «заставлял себя искать, вынашивал свой подход к Петру и его эпохе»2. Роман отразил социокультурные тенденции эпохи с ее установкой на интерес к «скрытым фактам», к «историческим портретам», к «пересмотру концепции истории и взаимоотношения государства и личности» (с. 154).
В первые десятилетия XXI в. историческая тематика оказалась тем общим началом, которое объединяло поиски художественных путей и научных подходов к осмыслению новых тенденций
1 Кларк К. Советский роман: История как ритуал. - Екатеринбург, 2002. -
262 с.
2 Гранин Д., Оскоцкий В. Чему учит история. // Вопр. лит. - М., 2001. -№ 3. - С. 176-204.
в общественно-историческом сознании1. От истории героев и общественных формаций современная историография развивается в сторону исследования частной жизни индивидуального сознания, ценности личного опыта. Иллюстрацией к сказанному Я.Г. Солдаткина считает художественную реконструкцию петровской эпохи, представленную в романе А. В. Иванова «Тобол. Много званных» (2017). Его текст, созданный сначала как киносценарий, по мнению некоторых критиков, имеет трансмедийную природу2. Однако, по убеждению автора статьи, в случае с «Тоболом» А. Иванов идет в русле новаций, апробированных А.Н. Толстым: «И сама масштабная эпическая форма... и его адресация массовому читателю, и динамизм повествования, и принцип раскрытия героев в поступках, в жестах... и дозированная точность исторических деталей, и отсутствие языковой стилизации. - все это может быть атрибутировано как черты исторического романа толстовского типа» (с. 155).
В идеологическом и символическом плане А. Иванов наследует паттерны, ранее сложившиеся в художественном решении петровской темы, по-своему преобразовывая их. Внутренний сюжет книги организует воля Петра, сдвинувшая Россию с места и поставившая ее в центр геополитических процессов Евразии. «Если Мережковского и Толстого больше интересовали европейские проблемы России, и образ Петра I рассматривался в ряду европейских правителей (Юлиан Отступник, Карл XII, Август Саксонский), то фокус романа "Тобол" обращен на Восток, в Азию - и Петру противопоставлены китайский император Сюань-Е, степные кочевники джунгары и другие фигуры азиатского мира» (с. 156).
В романе «Тобол» вновь ставится значимая для А. Иванова задача переосмысления истории колонизации русскими Сибири, «заставляя задуматься о насильственной христианизации региона, о потребительском отношении к его природным богатствам и порабощении его коренных жителей» (с. 156). Более того (подчеркивает
1 См.: Пушкарева Н.Л. «История повседневности» как направление исторических исследований // Перспективы [Электронный ресурс]. - Режим доступа: ИА^/^^^регерекНуу. тЮрпп1рЬр?ГО=50280
2 См.: Кузнецов С., Куприянов Б. Трехмерная модель чтения // Горький [Электронный ресурс]. - Режим доступа: М1р8:/^огку.те<Иа/соп1ех1:/1:геЬтегпауа-то<!е1-сМетуа /; Нестеров В. Пеплум великих побед // Горький [Электронный ресурс]. - Режим доступа: ЬА^/^огку.те&аЛ^е^^/рерЫт-уеНкШ-роЪе!!/
Я.Г. Солдаткина), «Тобол» вписывается в модное сейчас направление постколониальной прозы и культурологических исследований, которые предлагают пересмотреть традиционные оценки «варваров» и «колонизаторов».
Руководствуясь этими соображениями, А. Иванов «сделал свой историософский выбор скорее в пользу Востока, Азии как основы империи, показывая, что как раз на Востоке Россия может гораздо более продуктивно сотрудничать и развиваться, расширять территории и обогащать свою культуру - и не только в сторону Европы движется стронутый с места реформами Петра фрегат России. В какой-то степени Иванов не только развивает концепцию евразийства, но и восстанавливает историческую справедливость, восполняя за счет сибирского контекста историю петровской эпохи» (с. 157).
В романе «Петр Первый» А.Н. Толстой достаточно подробно исследовал феномен «новых людей», «птенцов гнезда Петрова»: тех предприимчивых пассионариев, которые взлетели вверх по социальной лестнице благодаря собственным талантам. А. В. Иванов выдвигает своих «птенцов» и вполне в духе современной «истории повседневности» перемещает акцент с царя Петра и его ближайших сподвижников на создание масштабного портрета эпохи перемен, романа-пеплума (в кинематографическом значении термина), со множеством действующих лиц, наделенных пассионарными качествами, соответствующими грандиозной эпохе перемен. Роман «Тобол» характерен для современного исторического подхода, когда повседневность как объект изучения заменяет собой исследование деятельности исторических персон (с. 158).
«В целом, мы можем сказать, что роман о Петре Великом наглядно отражает эволюцию исторического повествования за последние сто лет: от мистериально-историософской проблематики в сторону массового читателя и более понятных геополитических и социокультурных аспектов, от символизма к визуализации, динамизму и кинематографизму, неизменно оставаясь при этом востребованным как у читателей, так и у серьезных исторических писателей и мыслителей» (с. 168), - обобщает Я.В. Солдаткина.
А.А. Ревякина
