Гёте присоединяется здесь к платоновской критике письменного слова (в диалоге «Федр»), которое, по мнению Сократа, беззащитно, не способно за себя постоять; однако аргумент гетевской критики иной: письменное слово неустранимо многозначно (что, в отличие от Гёте, признали бы достоинством постмодернистские литературоведы), и лишь интонация устной речи придает слову его истинный единственный смысл.
Критика письменной формы существования поэзии сопровождается у Гёте критикой театральной зрелищности: Шекспир, как утверждается в статье «Шекспир - и нет конца!» (1814-1815), создавал свои творения «не для телесных глаз», но для «внутреннего чувства», более ясного, чем физическое зрение. Герои его драм -идеи, образы, представления - должны представать в воображении слушателя, а не перед глазами зрителя.
А.Е. Махов
2018.02.022. БОЙЛ Н. ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ПРОИЗОШЛО В «ИЗБИРАТЕЛЬНОМ СРОДСТВЕ» ГЁТЕ.
BOYLE N. What really happens in «Die Wahlverwandtschaften» // The German quarterly. - Philadelphia, 2016. - Vol. 89, N 3. - P. 298-313.
Ключевые слова: дата; ребенок; соседские дети; подсказки и ключи в романе.
Николас Бойл (Кембриджский университет) обращает внимание на то, что в романе Гёте «Избирательное сродство» (1809) акцентировано различие между тем, что персонажи думают и говорят, и тем, что «происходит на самом деле» - в художественной реальности произведения. По мнению исследователя, прочтение романа должно быть основано на предположении, что в нем происходят конкретные события, хотя мы узнаем о них только со слов героев или рассказчика и факты подаются нам в их интерпретации. В этом контексте он анализирует три ключевых аспекта романа Гёте: время и место действия, вставную новеллу «Соседские дети» и образ необычного ребенка, не похожего на своих законных родителей.
Н. Бойл отмечает, что единственное эксплицитное указание на время событий - это апрельский полдень, когда и начинается действие. В дальнейшем в романе находит отражение смена сезо-
нов, хотя названия месяцев не упоминаются. События охватывают 18 месяцев - с апреля одного года и до осени другого, но какой именно это год, остается неизвестным. По мнению Н. Бойла, данный вопрос можно разрешить, опираясь на подсказки, оставленные в тексте самим Гёте. Исследователь приходит к выводу, что действие разворачивается в 1806 и 1807 гг. Один из ключей - высказанное Оттилией в дневнике желание послушать Александра фон Гумбольдта и поговорить с ним о его путешествии в тропики. Гумбольдт не возвращался из своих экспедиций по Южной и Центральной Америке до 1804 г. и не представлял свои открытия публике до 1805 г. Роман Гёте начал писать в 1808 г., и, следовательно, события, в нем описанные, приходятся на годы, непосредственно следующие за 1804 г.
Второй ключ - война, на которую отправился Эдуард через несколько месяцев после начала действия, разразилась то ли поздним летом, то ли ранней осенью. Война продлилась всю зиму и закончилась весной или летом следующего года. В Европе на период 1804-1808 гг. пришлись две осенние кампании Наполеона: против Австрии в 1805 г. и против Пруссии и России в 1806-1807 гг. Продолжительность второй компании наводит на мысль, что именно в ней принимал участие Эдуард. Выбрать между двумя кампаниями позволяет третий «ключ»: мимолетное замечание рассказчика, что весна второго года «später, aber auch rascher und freudiger als gewöhnlich» («Наступила весна, более поздняя, но зато более дружная и радостная, чем обычно», - здесь и далее пер. А. Федорова). И действительно, весна 1807 г., в отличие от 1806 г., была невероятно поздней: в мае Балтийское море все еще покрывал лед - и это не могло не остаться в памяти Гёте. Следовательно, можно заключить, что основные события романа происходят с весны 1806 по осень 1807 г.
Н. Бойл пытается установить предположительные дни рождения некоторых героев романа. Гёте описывает теплую летнюю ночь при убывающей луне, «выманившую Эдуарда на прогулку» через два дня после дня рождения Шарлотты. А в день рождения Оттилии луна освещает дорогу и лицо встреченного героями нищего, и, стало быть, этот момент приходится на вторую или третью четверть лунного месяца. Теплая летняя ночь в Германии может быть только в период с июля по сентябрь. Июнь для этого слишком
раннее время, а сентябрь - слишком позднее: нам известно, что отъезд Эдуарда приходится на ближайшие дни после завершения павильона и вскоре после «конца ягодного и вишневого периода» («Die Beeren - und Kirschenzeit ging zu Ende»), и значит, совершился в середине или конце августа. Таким образом, скорее всего, день рождения Оттилии в августе, а Шарлотты - в июле. Ориентируясь на календарь 1806 г., можно установить дни, когда луна была именно такой, какой она описывается в романе. Читатель получает две даты: день рождения Оттилии - не позже 6 августа, а Шарлотты - не позже 12 июля (соответственно, Эдуард гуляет под луной 14 июля).
Выбор именно этих дней отражает характерный для Гёте интерес к юбилеям и памятным датам; при этом его привлекали совпадения общественных и частных дат. Как известно, 14 июля - это годовщина французской революции, которую Гёте не мог оставить без внимания, но и 12 июля 1806 г. имело непосредственное политическое значение для всей Германии, как день основания Рейнского союза. А 6 августа 1806 г. Франц II объявил о сложении с себя титула и полномочий императора Священной Римской империи. Н. Бойл делает вывод, что дни рождения Оттилии и Шарлотты отмечают начало и конец предсмертной агонии империи.
День рождения Эдуарда приходится на дни, когда «начали бушевать осенние ветры». Б. Бушендорф раскопал многочисленные следы иконографии Сатурна в романе1 и установил, что Эдуард родился в день экзальтации Сатурна, как его называют в астрологии. Бушендорф, однако, не заметил, что 14 октября 1806 г. был также неизгладимо отпечатан в памяти Гёте и его современников и соотечественников - это день битвы при Йене и Ауэрштедте. Таким образом, заключает Н. Бойл, «Избирательное сродство» содержит множество конкретных отсылок к месту и времени действия, образующих скрытую структуру.
Вставная новелла «Соседские дети» (главное действующее лицо которой - капитан), по мнению Н. Бойла, полностью интегрирована в структуру романа. Она открывает читателю возможность для более близкого знакомства с капитаном - его жизненными об-
1 Buschendorf B. Goethes mythische Denkform. Zur Ikonographie der «Wahlverwandtschaften». - Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1986. - P. 150.
стоятельствами и моральными принципами (в частности, мы узнаем, что у него уже был опыт, сходный с настоящим адюльтером). Однако в целом не очень понятно, чем завершается изложенная в новелле история. Удалось ли капитану спасти подругу детства? Получили ли они благословение? Была ли разорвана предыдущая помолвка девушки? Почему сейчас капитан не женат? Более того, Гёте подчеркивает литературность новеллы, в начале следующей главы акцентируя неоднозначность соотношения между реальностью и повествованием о нем: «Рассказчик сделал паузу или, вернее, уже закончил повествование...» («Der Erzählende machte eine Pause oder hatte vielmehr schon geendigt»). Но была ли это только пауза или конец речи? Было ли рассказано еще о чем-то?
Однако новелла подтверждает то, что уже известно из основного сюжета: для романа важно соотношение между реальным и символическим. Существует связь между капитаном и водой, обладающая эротическими коннотациями, что необходимо учитывать при анализе образа «странного ребенка» Шарлотты.
В одиннадцатой главе первой части описывается, как Шарлотта и Эдуард провели вместе ночь, плодом которой стал родившийся у Шарлотты сын, обладавший необычными чертами. Особенности внешности младенца принято объяснять тем, что, предаваясь любви, супруги думали не друг о друге, а о своих возлюбленных. Эта интерпретация основана на том, что Эдуард сказал Оттилии во время встречи у озера после года разлуки. По его словам, ребенок был зачат в тот момент, когда все его мысли были только об Оттилии, а Шарлотта мечтала о капитане, и поэтому он имеет черты лица не своих родителей: его глаза точь-в-точь как у Оттилии; остальная часть лица принадлежит капитану, и чем старше становится ребенок, тем сильнее это проявляется. Здесь следует обратить внимание на два момента. Как ни странно, Эдуарду стали известны мечты Шарлотты во время зачатия ребенка. Хотя, конечно, его версия совпадает с тем, что сообщил о мыслях супругов повествователь в 11 главе первой части, остается неясно, почему персонаж говорит об этом с такой уверенностью. Возможно, для Эдуарда это просто удобная гипотеза, прелюдия к новым попыткам соблазнения Оттилии, которые незамедлительно последуют. Еще более значимо то, что это единственное место в романе, где четко указывается, от кого рожден ребенок - физически, но оно исходит
из уст персонажа и нигде не подтверждается нарратором. Главным вопросом остается: чей же это ребенок на самом деле? Н. Бойл подмечает, что, похоже, сам Гёте как будто хочет сказать нам, что истинный отец ребенка - капитан.
Все эти подсказки относительно того, что же «на самом деле происходит» в «Избирательном сродстве», настолько изобильны и согласованы между собой, что их нельзя игнорировать по невнимательности или случайности. Они - часть последовательной авторской стратегии, создающей два повествовательных слоя. Первый -это слой интерпретаций, иногда достоверных, иногда фантастических, вводящих в заблуждение или ведущих к самообману; второй - слой реальности, о которой можно строить догадки, но невозможно иметь точное знание. Н. Бойл считает, что текст оставляет открытой возможность того, что ребенок был зачат не через два дня после дня рождения Шарлотты, а вечером в день рождения Оттилии, когда капитан и Шарлотта остались наедине. Окончательное решение этого вопроса невозможно, поскольку в тексте не называется дата рождения ребенка. Н. Бойл находит два слабых указания на то, что младенец появился на свет в мае, а, стало быть, зачат в августе и является сыном капитана: в ноябре Шарлотта еще страдает от утренней тошноты; приход весны и «jener shonen Zeit» («это прекрасное время»), видимо, имеют место через месяц, а не через два после рождения мальчика. К тому же он назван Отто, а день соответствующего святого приходится на 7 мая. Тем не менее в романе отсутствует эксплицитное прояснение вопроса об отце ребенка.
Если задать вопрос, почему Гёте выбрал такую тонкую и сложную форму повествования, то можно дать несколько возможных ответов. Во-первых, автору было необходимо придерживаться существующих норм морали: в 1809 г. невозможно было прямыми словами рассказать историю, затрагивающую темы адюльтера, саморазрушения и тому подобного, к тому же символически связанную с темой разрушения империи. Второй ответ более глубокий: все главные герои романа обманывают себя, дают себе и другим ложные объяснения того, что они делают. Гёте воздерживается от того, чтобы дать исчерпывающее объяснение происходящему, поскольку у самих персонажей такого объяснения нет, они пойманы в сети обмана, самообмана и саморазрушения. Наконец, можно при-
дать этому тезису общефилософскую значимость: «Людям суждено жить в мутном и переменчивом море интерпретаций, и только иногда оно позволяет мельком взглянуть на морское дно, т.е. на то, что действительно происходит в царстве реальных вещей как таковых» (с. 311).
Д.Р. Абрамова
2018.02.023. ГАЙТ М. МОРЕХОД. ПУТЕШЕСТВИЕ С СЭМЮ-ЭЛЕМ ТЕЙЛОРОМ КОЛЬРИДЖЕМ.
GUITE M. Mariner. A voyage with Samuel Taylor Coleridge. - L.: Hodder and Stoughton, 2017. - 470 p.
Ключевые слова: английский романтизм; С. Т. Кольридж; У. Вордсворт; провидческая поэма; творчество и судьба.
Малколм Гайт (р. 1957), британский поэт, литературовед, теолог, англиканский священник (Кембриджский университет), сделал литературное открытие о роли в жизни и творчестве С.Т. Кольриджа «Поэмы о старом моряке» (1797-1799), считающейся «основополагающей» для английского романтизма. В результате этого открытия исследователь фактически написал новую биографию поэта. Поэма начинается с надежд и радостных настроений, но роковая ошибка человека приводит его к одиночеству, тоске, погружению во мрак, а затем к возрождению веры и призвания - так же развивалась и жизнь С.Т. Кольриджа. По мнению М. Гайта, подлинное содержание трудной одиссеи старого моряка, совершившего «космическое преступление» - убийство альбатроса, который провел его корабль через антарктические льды и туман, т.е. от падения до искупления, - это физические, духовные, психологические муки, переживаемые самим Кольриджем в течение многих лет и десятилетий после того, как он в двадцатипятилетнем возрасте написал эту поэму. М. Гайт убежден, что поэма Кольриджа была основана на мистическом знании поэтом своего будущего. Строка за строкой, символ за символом М. Гайт прослеживает соответствия между мытарствами моряка и Кольриджа.
Догадку М. Гайта подкрепляет признание, которое Кольридж сделал в своей «Biographia Literaria» (1817), опубликованной через 20 лет после первой версии «Поэмы о старом моряке». Дав определение «священной силе интуиции», Кольридж свидетельствовал о