CC BY
56
Список литературы
1. Барселла С. Писец и скульптор: Искусство поэзии и теология произведения в «Комедии» Данте.
Barsella S. The scriba and the sculptor: Art of poetry and theology of work in Dante's Commedia // Dante studies. - Cambridge, 2013. - Vol. 131, N 1. - P. 5-24.
2. Баролини Т. Поэзия теологии и теология поэзии от дантовских «Rime» до «Рая».
Barolini T. La poesia della teologia e la teologia della poesia dalle Rime di Dante al Paradiso // Il mondo errante: Dante fra letteratura, eresia e storia. - Spoleto, 2013. -P. 537-545.
3. Комбс-Шиллинг Дж. Титир в Лимбе: Образы автора в «Эклогах» Данте. Combs-Schilling J. Tityrus in Limbo: Figures of the author in Dante's Eclogues // Dante studies. - Cambridge, 2015. - Vol. 133, N 1. - P. 1-26.
4. Майнини Л. Юридический фундамент романского автора: К прочтению зачина и метафоры «Пира».
Mainini L. Il fondamento giuridico dell'auctor romanzo. Per leggere l'incipit e la metafora del Convivio // Dante studies. - Cambridge, 2015. - Vol. 133, N 1. -P. 98-121.
5. Хартли Дж.К. Слава и прославление в «Комедии» Данте: Вопрос об XI песне «Чистилища».
Hartley J.C. Fame and glory in Dante's Commedia : Problematizing Purgatorio XI // MHRA Working papers in the humanities. - Cambridge, 2013. - N 8. - P. 19-29.
Е.В. Лозинская
2018.01.015. ДАНТОВСКИЙ ВЕРГИЛИЙ: НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ. (Обзор).
Ключевые слова: Данте; «Комедия»; Вергилий; телепатия; одежда; души в загробном мире; отступления; поэтический авторитет; Фульгенций; «Энеида»; Беатриче.
Вергилий - один из ключевых персонажей «Комедии», и нюансы этого образа могут многое поведать о мировоззрении самого Данте, о структуре и проблематике его текста. Конечно, эпизоды с участием Вергилия неоднократно комментировались и подвергались «тщательному прочтению», однако до сих пор некоторые вопросы не получили окончательного решения. Один из них: «Был ли Вергилий телепатом, мог ли он "читать" содержимое сознания Данте?» Большинство комментаторов склоняются к утвердительному ответу, однако среди тех, кто выбирает более осторожную
точку зрения (прозрения Вергилия объясняются его способностью к логическим умозаключениям), имеется один из наиболее авторитетных современных дантологов Р. Холландер, и его подход поддерживают и другие экзегеты «Комедии» (например, М. Муза). Томас Рэндалл (Пекинский университет) придерживается мнения, что Вергилий действительно телепат, но сама проблема не сводится к истолкованию отдельных эпизодов, а заслуживает комплексного рассмотрения, в котором можно выделить три аспекта.
Во-первых, исследователь выявляет философские основания для своего интерпретативного решения. Телепатия - одна из разновидностей коммуникативных способностей, поэтому он подробно анализирует различные типы коммуникации в потустороннем мире и показывает, что они составляют континуум, а не систему четких оппозиций: в аду находятся существа и души, в разной степени не способные к членораздельной речи, вынужденные пользоваться разнообразными невербальными методами (языки огня, знаки и т.п.); в «Рае» блаженные души, напротив, дар речи имеют, но не всегда в ней нуждаются, они передают свои чувства интенсивностью свечения и формой света, непосредственно улавливают мысли друг друга и смертных (что соответствует томистскому учению о природе ангелов), более того, иногда они способны прозревать еще не помысленное, как это делает Беатриче по отношению к Данте.
По параметру коммуникативных способностей персонажи «Комедии» образуют своего рода scala naturae (от Миноса до ангелов), при этом со множеством градаций - согласно принципу: «Natura non saltum facit». И особый интерес поэта вызывают лими-нальные случаи - персонажи, стоящие на границах между родами, имеющие в себе нечто от высшей по сравнению с ними ступени, хотя и не принадлежащие к ней полностью. Здесь есть своя логика, поскольку человек в средневековых представлениях - существо лиминальное, балансирующее между материальным и духовным. В этом плане Вергилий - хороший пример: не будучи блаженной душой, он обладает необычайным даром коммуникации, вербальная одаренность Вергилия для Беатриче - аргумент, чтобы поручить ему сопутствовать Данте, и в целом - это постоянно повторяющаяся характеристика персонажа.
Во-вторых, Т. Рэндалл в очередной раз подвергает тщательному прочтению те несколько эпизодов «Комедии», где речь идет о
чем-то вроде телепатии, но сравнивает при этом версии и аргументацию различных комментаторов: он признает, что сцены с Фари-натой (Ад, 10.16-18), с Герионом (Ад, 16.121-122), с Загребалами (Ад, 23.25-28) все же допускают двоякое истолкование. Однако видение «1ет1па Ьа1Ьа» (Чист., 19.52-60), интерпретированное на фоне отрывков из «Ада» (Ад, 8.124-130; 9.7-8), где Вергилию приписана способность к дальновидению, аналогичная имеющейся у блаженных, хоть и более слабая, однозначно свидетельствует о том, что Вергилий - телепат.
В-третьих, автор статьи исследует сюжетно-нарративные аспекты телепатии Вергилия. Откуда тот взял эту способность? С одной стороны, Данте как автор имеет право просто приписать своему персонажу такой дар (в конце концов, Алигьери снабжает проклятые души пророческими талантами - вопреки церковной доктрине). С другой стороны, Вергилий мог получить временную возможность туманно прозревать божественный интеллект и уже через него - мысли Данте-персонажа. Возможно, именно в таком даре и заключается то неопределенное «содействие», которое обещала ему Беатриче в самом начале.
Зачем Данте-автору нужна телепатия у Вергилия? Для начала это позволяет поэту избегать неловких повторений, неизбежных при пересказе героем своих снов, видений и мыслей проводнику. Кроме того, общение без слов дает возможность Данте-персонажу выдерживать молчание, подобающее смертному при пребывании в загробном мире. И наконец, телепатия делает Вергилия, при всей его греховности, исключительным человеком. «Данте-поэт успешно отграничивает Вергилия от других душ, которые встречаются им на пути в течение первых двух этапов путешествия» (3, с. 135). «Вергилия следует рассматривать как существо особого рода, не принадлежащее полностью области обычной человечности и вместе с тем не покидающее окончательно ее пределы» (3, с. 136).
Тема исключительности Вергилия на фоне других людей затрагивается и в другой статье Т. Рэнделла, где он пытается ответить на вопрос, заданный ему студенткой: «А был ли дантовский Вергилий одет или обнажен?» Обнаженность - типичное состояние души после смерти: это утверждается в Св. Писании (Иов, 1:21), а католическая доктрина рассматривает подобное как один из элементов наказания грешников. Данте неоднократно эксплицитно
указывает, что грешники в Аду обнажены (Ад, 3.65, 16.34-36, 18.25, 20.52-54, 30.25) - за редкими исключениями, когда специфический род одеяния становится одним из инструментов воздаяния. Местопребывание Вергилия - Лимб (формально - Ад), но про наличие или отсутствие одежды на своем проводнике Данте ни разу сообщает читателю. Т. Рэндалл постарался разобраться в этом вопросе, опираясь на текстуальные свидетельства и на средневековый иллюстративный материал.
Прежде всего следует учитывать тот факт, что тела грешников - на самом деле не тела, а тени (ombre), своего рода голограммы, проецируемые душами, видимости тел (Чист., 25.88-108), и, собственно, одежде на этих телах неоткуда появиться (спроециро-ваться). Про одежду насельников Чистилища (и Лимба) нигде ничего эксплицитно не говорится, хотя одеяния ангелов, присутствующих на горе, упоминаются (Чист., 8.28-29; 12.88). Т. Рэндалл предполагает также, что, например, эротические коннотации, связанные с Мательдой (Чист., 28.40-76), косвенно свидетельствуют, что она, пребывая в Чистилище, обнажена. Блаженные души в Раю изображаются поэтом как огни, факелы, световые фигуры, так что вопрос об их одежде не встает, но в некоторых случаях Данте следует библейской традиции белых одеяний (Рай, 30.129).
Исходя из этих общих соображений, следовало бы считать, что Вергилий одежды не имеет, хотя прямо об этом не сказано. Есть ли косвенные свидетельства, подкрепляющие ту или иную точку зрения? В Аду предводитель Загребал задается при виде Вергилия вопросом: «Кто сюда приближается?» (Ад, 21.78), принимая того за одну из осужденных душ. Но если Вергилий одет, то демону не составило бы труда понять уже издалека, что перед ним - отнюдь не очередной грешник. Еще один довод за отсутствие одеяний: Вергилий, как и все души, не отбрасывает тени (Чист., 3.1921), что при наличии одеяния невозможно, если не предположить наличие какой-то особой, проницаемой для света разновидности, а Данте принято восхвалять за реалистическую обоснованность деталей.
Тем не менее иллюстрации в манускриптах, в основном отвечая концепции обнаженности грешников, предпочитают изображать жителей Лимба одетыми, да и современные читатели «Комедии» вряд ли могут представить себе Вергилия раздетым, что во
многом обусловлено подчеркнутым уважением к нему самого поэта. Противоречит ли такое представление логике текста? Т. Рэн-далл ставит под сомнение вышеприведенный аргумент о том, что Вергилия путают с грешной душой по причине его обнаженности, указывая на сцены, где и в самом Данте узнают «живую душу» отнюдь не по причине наличия на нем одеяний, хотя именно оно должно в первую очередь привлекать внимание. В Чистилище это нередко происходит из-за того, что Данте отбрасывает тень (Чист., 2.67-68, 5.27, 23.112-14). Но даже если предположить, что там души все-таки одеты, то и в Аду далеко не все его обитатели издалека признают в Данте живого человека. За осужденную душу его принимают поначалу Несс и Хирон (Ад, 12.62-63 и 80-81), лицемеры сознают в нем живого лишь по наличию пульса («работе горла» -Ад, 23.88-90), Мухаммед, алхимики, мастер Адам тоже не могут сразу увидеть в нем принадлежность к миру живых, а некоторые не могут в подобное поверить, даже после явно указывающих на этот факт реплик Данте, например Гвидо да Монтефельтро (Ад, 27.25) или Бокка дельи Альбати (Ад, 32.91-96).
Получается, что одежда не имеет большого значения для характеристики двух путников и восприятия их окружающими. Это позволяет поэту соблюдать принцип varietas в ситуациях контакта с душами умерших, рисовать разнообразные сцены узнавания живого человека в собеседнике, подчиняя «логическую согласованность драматическому эффекту» (4, с. 9). Вместе с тем такая непоследовательность (с точки зрения «реализма») представляет собой своего рода прием умолчания: «намеренное невнимание» к наличию одежды у Вергилия дает возможность разграничить обитателей Чистилища с Лимбом и насельников Ада, не уподоблять первые две категории реальным грешникам - вопреки указаниям доктрины, но и не противореча ей напрямую. Данте оставляет на откуп читателям решение о том, воображать им Вергилия одетым или раздетым, и на самом деле, как свидетельствуют иллюстрации в манускриптах и рецептивные реакции аудитории, добивается нужного ему результата.
Мэтью Коллинз (Гарвардский университет) обращается к не менее популярной, чем вопрос о телепатии Вергилия, загадке: «Первая терцина XXI песни "Ада" стала предметом не завершившихся ничем определенным спекуляций относительно того, о чем
пилигрим и Вергилий говорили при переходе с моста на мост от четвертой к пятой пазухе восьмого круга» (2)1. Однако исследователь предлагает обратить внимание не на предполагаемое содержание разговора, а на смысл дантовского умолчания, приобретающего особое значение ввиду того, что это один из тех двух случаев, когда Данте эксплицитно упоминает в тексте название своего труда. Причина, по которой тема беседы «в сей Комедии не будет воспета», заключается в переосмыслении авторитета Вергилия, акцентировании его несовершенства и ошибок. От признания Вергилия своим учителем и Автором (Ад, 1.85) Данте переходит к идее, что сам он как поэт и вымышленное «я» имеет авторитет больший, чем языческие поэты2.
Вергилий к этому моменту уже показал себя не совсем надежным вожатым, когда, например, не мог преодолеть ворота Дита без сторонней помощи, за что испытал приступ стыда (Ад, 8.118119). И надо сказать, что Данте напоминает своему вождю об этом провале (Ад, 14.43-46), в своей похвале ему указывая одновременно на ограниченность его возможностей в практическом плане. В ХХ-ХХ1 песнях снижение авторитета Вергилия происходит и в куда более важной - вербальной - сфере. Так, среди предсказателей в четвертой пазухе, увидев Манто, Вергилий пускается в пространное отступление о своей родине Мантуе (Ад, 20.58-99), противоречащее некоторым фактам из «Энеиды». И Данте отвечает ему с явственной иронией: «Учитель, знаю - безупречно / Правдив твой сказ, как головней остылой / Всем небрегу, что ему поперечно» (Ад, 20.100-102), - противопоставляя тем самым исторического Вергилия Вергилию-персонажу. Далее Вергилий повествует о встретившихся им грешниках и, видимо, продолжает это делать в том же стиле при переходе с моста на мост, но Данте не только опускает его речь, но и намеренно сообщает нам, что опустил ее, делая тем самым этот жест фактом своего собственного текста, для которого сказанное «не имеет значения». До настоящего момента Вергилий-персонаж порождает существенную часть текста Данте, но здесь Алигьери впервые отчетливо дает понять, что это проис-
1 Так с моста на мост, говоря о разном, / Что в сей Комедии не будет воспето, / Мы шли... (здесь и далее пер. А. Илюшина).
2
Ascoli A. Dante and the making of the modern author. - Cambridge, 2008. -
P. 4.
ходит лишь в некоторых пределах - и он, Данте, напротив, способен манипулировать словами великого римского поэта. На самом деле, как отмечает исследователь, это не первый случай: нечто похожее происходит в девятой песне (Ад, 10.23), где Вергилий-персонаж противоречит реальному Вергилию, однако там это не сопровождается Дантовской метарефлексией. Момент колебания между внутритекстовыми персонажами и реальными фигурами исторических поэтов, по мнению М. Коллинза, чрезвычайно важен. Не только выдуманный Вергилий пускается в отступления, которые игнорирует Данте-персонаж, удерживающий текст на исходном предмете, но и творение исторического Вергилия оказывается пересмотренным Данте-поэтом. Выдуманный Вергилий практически отвергает текст исторического, воплощая дантовскую атаку на истинность языческих текстов как таковых1, что составляет поворотный пункт в отношениях между Данте и Вергилием.
М. Коллинз дополняет свои соображения вертикальными параллелями с ХХ-ХХ1 песнями «Чистилища» и «Рая». В двадцатой песне «Чистилища» Вергилий не произносит ни слова, а только следует за Данте (а не наоборот!), и в следующей песне появляется еще один поэт - Стаций, которого как бы порождает молчание Вергилия. По словам Данте, от Вергилия, через его языческое сочинение, Стаций воспринял провозвестие прихода христианства, но и сам Стаций - только ступень на дантовском пути к тому, чтобы утвердить себя как еще более великого автора.
В двадцатой песне «Рая» Данте превозносит над Вергилием его собственное порождение - поэта Рифея (Энеида, 2.426-428), «помещая того среди блаженных душ и превращая из погибшего воина в воплощение глубокой теологической тайны» (Рай, 20.6272, 118-129). Таким образом, Вергилий привел к спасению Стация, и, даже более того, спасен был Рифей, в то время как создавший его автор осужден на пребывание в Лимбе. «То, что великий римский поэт не может достичь высот, доступных его собственным читателям и персонажам, предполагает переворот в ориентирах на аукториальном уровне: Данте наконец оказывается далеко впереди
'Hollander R. Dante's misreadings of the Aeneid in Inferno 20 // The poetry of allusion: Virgil and Ovid in Dante's Commedia / Ed. by Jacoff R., Schnapp J.T. - Stanford, 1991. - P. 81.
Вергилия», в своем тексте определяя судьбу творчества своего бывшего вождя.
В статье С. Белломо (1) также поднимается вопрос о соотношении исторического и вымышленного Вергилиев. Анализ использованных выражений в сцене встречи с римским поэтом (Ад, 1.6187) позволяет выявить некоторую мифологичность его образа - отклонения от исторической правды в дате рождения или указание на ломбардские корни поэта служат внесению аллегорических оттенков в его образ и установлению связи с Данте, опирающейся на общность языка «si», который, по версии Данте, использует и Вергилий.
Исследователь останавливает внимание на том, что Данте, по его собственным словам, заимствовал у мантуанца «прекрасный стиль». Но к моменту встречи двух поэтов «Комедия» только начинается, стало быть, речь идет о других, более ранних, произведениях. Во времена Данте понятие «стиль» включало в себя в первую очередь предмет поэтического произведения, который получал подобающую ему вербальную реализацию, а Вергилий, согласно тому же отрывку «Комедии», автор именно «Энеиды». Наиболее значимыми на тот момент жизни Данте являлись «Новая жизнь», у которой в плане избранного предмета с «Энеидой» мало общего, и разрозненные лирические тексты, в том числе моральные канцоны, частично откомментированные в «Пире». С. Белломо напоминает, что поэму Вергилия Данте наверняка читал с комментарием, и одним из наиболее известных было тогда сочинение Фабия Планциа-да Фульгенция «О значении Вергилия в свете философии» («Expositio Virgilianae continentiae secundum philosophos moralis», V -нач. VI в.), морально-аллегорическая трактовка поэмы. С. Белломо показывает отчетливые интертекстуальные связи между этим трактатом и канцоной «Le dolci rime» - в обоих проводится мысль о соответствии различным возрастам человека разных добродетелей или проявлений одной добродетели. Вербальные параллели к Фульгенцию исследователь выявляет и в «Комедии». Более того, они затем получили разработку у экзегетов самой «Комедии» - например, в «Превосходном комментарии» или у Пьетро Алигьери.
С. Белломо затрагивает вопрос о структурной и смысловой роли Вергилия-персонажа и демонстрирует, что и в этом плане Данте опирается на средневековую экзегезу Вергилия, в частности
Бернарда Сильвестра (тому, например, принадлежит идея, что потусторонняя тематика подобает лишь великим поэтам). Еще один момент, присущий Средним векам и важный для понимания аллегорического аспекта образа римского поэта, - представление о том, что поэт есть метонимия его главного труда. Эта идея эксплицитно выражена у главного наставника юного Данте - Брунетто Латини в «Тезоретто», однако находит текстуальные подтверждения и в трудах самого Данте. Сопоставляя «Энеиду» и отсылающие к ней эпизоды «Комедии», исследователь обнаруживает, что Данте в своем понимании латинской поэмы использует характерно средневековые филологические приемы работы со словом. В целом можно сказать, что дантовский Вергилий крепко укоренен в существовавшей во времена Данте экзегетической и философской традиции.
Список литературы
1. Белломо С. «Так ты Вергилий?»: Но какой Вергилий?
Bellomo S. Or sé tu quel Virgilio?: Ma quale Virgilio? // L'Alighieri. - Ravenna, 2016. - Vol. 47, N 1. - P. 5-18.
2. Коллинз М. Вергилиевы отступления и «Комедия» Данте.
Collins M. Virgil's digression and Dante's Comedia // Dante notes. - Newtonville, 2016. - 7.02. - Mode of access: https://www.dantesociety.org/node/99
3. Рэндалл Т. «Природа не делает скачков»: К вопросу о телепатии Вергилия в «Комедии».
Rendall T. «Natura non saltum facit»: Virgil's telepathy in the «Commedia» reconsidered // Italica. - Menasha, 2014. - Vol. 91, N 2. - P. 125-144.
4. Рэндалл Т. Обнажен ли Вергилий: Одежда в «Комедии».
Rendall T. Is Virgil naked? Clothing in the Commedia // Quaderni d'italianistica. -Toronto, 2015. - Vol. 36, N 2. - P. 9-21.
Е.В. Лозинская
ЛИТЕРАТУРА XVI-XVIII вв.
2018.01.016. ВОЛЬПИЛАК О. МОНТЕНЬ-«ВАРВАР». КРИЗИС НЕУДОБОЧИТАЕМОСТИ «ОПЫТОВ» В XVII в. VOLPILHAC A. Montaigne le «barbare»: La crise de la lisibilité des Essais au XVIIe siècle // Fabula LHT: (Littérature. Histoire. Théorie) [Revue électronique]. - Paris, 2016. - N 16. - Mode of access: http:// www.fabula.org/lht/16/volpilhac.html
