CC BY
25
вать по более поздним свидетельствам - например, по трактату Георга Филиппа Харсдёрфера «Разговорные игры дам» (1644-1649). Одна из женских языковых игр, описанных в нем, имеет ясно выраженный «алфавитный» характер: в ней предлагается к каждой букве алфавита подобрать два слова, определяющих человека, одно хвалебное, а другое - хулительное. Не представляют ли собой алфавитные ряды эпитетов из вышеупомянутой «Песенной книги Клары Хетцлерин» разгадку к точно такой же игре, которой предавались двумя веками раньше?
Игровой момент проявляется прежде всего в «свободном обращении со смыслами, которые приписываются буквам» (с. 35): средневековый реципиент «таинственных» буквенных сочетаний, по гипотезе С. Маттера, не искал единственно верное значение, заложенное в них, но играл с вариантами, свободно оперируя потенциальной многозначностью буквы (точно так же, как это сделал Эзоп в его многозначном чтении могильной надписи). Именно поэтому «серьезные», неигровые стратегии современных исследователей, пытающихся найти для буквенных загадок один «правильный» ответ, в большинстве случаев обречены на провал.
А.Е. Махов
2018.01.014. ПОЭТ, ТЕОЛОГИЯ, АВТОРИТЕТ У ДАНТЕ: НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ. (Обзор).
Ключевые слова: Данте; «Комедия»; «Пир»; юношеская лирика; 1еекпе; добродетель; христианская любовь; контаминация библейской и куртуазной образности; слава и спасение; латинские эклоги Данте; Вергилий; клирики; юриспруденция; авторитет.
Творчество Данте отличалось высокой степенью метарефлек-сии, почти все его произведения представляют собой или содержат размышления относительно роли поэта и поэзии в общей структуре мироздания, и все они, как правило, связывают поэзию с теологией.
С. Барселла (университет Фордхма, Нью-Йорк) показывает, что Данте разрабатывал идею поэзии, которую можно определить как «теологию мастерства» ^есИпе), включающую в себя Аристотелевскую этическую традицию и гармонизирующую ее с христианской теологией труда (1). В дантовской поэме за художественным творчеством не только сохраняется этическая сущность технэ,
но она дополняется новым аспектом - христианской любовью к ближнему. В эсхатологической перспективе это приводит к тому, что фигура поэта приобретает известную пассивность, автор становится писцом, лишь передающим божественные истины как можно точнее. С. Барселла дает текстуальные свидетельства этого, а кроме того видит в самом факте использования Данте-автором фигуры Данте-персонажа риторический акт, разводящий их между собой, выводящий реального Данте за пределы художественного мира, который он не порождает, а лишь передает.
Однако избрание Данте на эту роль имеет своим основанием его художественное мастерство, дар слова, подобно тому как Вергилий был избран в проводники в силу благородства его трудов и красноречия. Эстетика, таким образом, необходима для добродетели, но во вселенной Данте ее требуется дополнить благодатью. С. Барселла подчеркивает, что при этом речь не идет о непосредственной божественной инспирации, поэт становится материальным инструментом Любви, представляет собой медиирующую инстанцию между голосом Небес и произведением как artifex, видимым знаком истины.
Между тем любовь к ближнему предполагает наличие фигуры ближнего, и в этом контексте встает вопрос о воздействии произведения на аудиторию, т.е. о поэтической славе. Данте вслед за Августином осуждает славу как результат того, что поэт сумел усладить аудиторию своим мастерством. Парадоксальным образом правильная слава достигается посредством разделения автора и его труда, в этом ключе С. Барселла толкует надежду Данте на то, что «Комедия» поможет ему вернуться во Флоренцию (Флоренция для поэта, по мнению исследовательницы, выступает в качестве метафоры Небесного Иерусалима). Согласно доктрине (в частности, ап. Павлу), блаженство достижимо лишь трудами любви, и для Данте ими становится создание его поэмы. В этом смысле он выступает в качестве соработника Господа (sunergos), записывая истину под диктовку Любви. Если Аристотель привнес искусство в этику и сделал из него интеллектуальную добродетель, то Данте выстроил на этом конструкцию, включающую praxis и poeiesis, моральную и творческую добродетель (techne) в теологическую область любви к ближнему.
Статья Теодолинды Баролини (Колумбийский университет, Нью-Йорк) раскрывает особенность технэ Данте, показывая про-
цесс формирования альфы и омеги его стиля: способности выразить божественные истины при помощи светских, куртуазных, эротических выражений (2). Она анализирует раннее поэтическое творчество Алигьери, демонстрируя, что уже в юношеских стихах можно найти характерные образы и стилистические приемы из этой области. Так, одним из них является контаминация образов библейских и куртуазных. В сонете «O voi che per la via d'Amore passate» исследовательница выявляет текстуальную отсылку к Ие-рем. 1:12., построенную вокруг мотива пути. В нем также впервые появляются в теологизирующем контексте куртуазные концепты leggiadro (благородный, изысканный, полный грации) и baldanza (радость и уверенность любовника при взаимной любви). В канцоне «Poscia ch 'Amor» делается уже отчетливая попытка объединить куртуазные и религиозные ценности: эти термины используются аналогично тому, как потом это будет сделано в «Рае», где они войдут в описание архангела Гавриила (Рай, 32.109-111).
Т. Баролини обнаруживает в ранних стихах первые теологические толкования имени Беатриче и куртуазного термина «m'indonna», но особое внимание она уделяет сонету «Guido, i' vorrei che tu e Lapo ed io», посвященному дружбе, которая рассматривается как одна из форм любви. В сонете она представлена как состояние абсолютной взаимной душевной прозрачности друг для друга (аналог понимания Беатриче души Данте), сверхъестественного единства и гармонии между душами.
В канцоне «La dispietata mente che pur mira» долг Господа по отношению к людям уподобляется долгу возлюбленной по отношению к любящему. Донна должна позаботиться о сердце, в котором запечатлен ее образ, - так же, как Господь заботится о нас, потому что видит в нас свой собственный образ. «Данте радикально трансформировал старый сицилийский топос в теологическом направлении, благодаря именно этой аналогии. В конце "Рая" образ Донны, запечатленной в сердце любящего, станет образом человечества, запечатленным в "сердце" Троицы, т.е. нашим образом, запечатленным во Христе» (2, с. 544).
В статье Дж.К. Хартли (Оксфордский университет) подробно рассматривается одна из тем, затронутых С. Барселлой, - место славы в системе ценностей Данте (5). Данте ожидает небесного вознаграждения за свои земные страдания. Но как это сочетается с
тем, что стремление к славе с христианской точки зрения является грехом? Данте прилагал серьезные усилия к конструированию своего образа как Автора (Auctor)1, что не слишком соответствует его собственным идеям о презрении к земной славе и стремлении лишь к небесному прославлению. В этом плане автор статьи следует концепции Т. Баролини, которая показала, что существует зазор между провозглашаемыми Данте тезисами и его практикой2. Данте «хочет не столько прославиться и спастись, сколько прославиться, несмотря на спасение» (5, с. 20).
В «Комедии» присутствует эксплицитное напряжение между идеями поэта и его тягой к земной славе. В этом контексте заслуживает внимательного анализа монолог Одеризи (Чист., 9.91-117), в особенности его вербальное оформление. Дж.К. Хартли показывает, опираясь на текстуальные пересечение между словами Оде-ризи и тем, как сам Данте говорит о своем труде, что скорее можно говорить о его понимании себя не как «Божия писца» (scriba Dei), а как кузнеца родной речи (fabbro del parlar materno - Чист., 26. 117). В связи с этим она рассматривает высказывания упомянутых в «Комедии» поэтов, писавших на вольгаре, и выявляет комплексность отношения к ним Данте. С одной стороны, концепция славы, предложенная Гвидо (Чист., 26), предполагает, что существует различие между теми, кто добился славы заслуженно, и теми, кто получил ее незаслуженно. С другой - сам факт использования воль-гаре составляет изначальный изъян труда, поэтому, казалось бы, и «Комедия» должна быть забыта. Однако для Данте это не совсем так, именно его роль как создателя поэтического народного языка лежит в основе его надежд на посмертную славу. Этот язык нельзя расценивать как испорченный, поскольку он служит созданию совершенно иной, чем у Гвидо, поэзии в жанре teodia - божественной песни. При этом Дж.К. Хартли предостерегает против теологизи-рующего прочтения этой идеи: традиционное уподобление Данте скромному псалмопевцу Давиду упускает из вида как раз то, что Царь Давид был отнюдь не скромным певцом, а весьма гордым человеком. Творчество во славу Божию и творчество ради признания у Данте имеют единую форму, но не сливаются. Желание спасения
1 Ascoli A. Dante and the making of a modern author. - Cambridge, 2008.
2 Barolini T. The undivine Comedy: Detheologizing Dante. - Princeton, 1992.
и желание славы не дополняют друг друга, а находятся в противоречии.
Дж. Комбс-Шиллинг (университет шт. Огайо) анализирует последние творения Алигьери - латинские эклоги - в контексте конструирования им своего образа как поэта (3). Эклоги сопротивляются включению в идеализированную биографию Данте, которую мы привыкли воссоздавать на основе «Комедии». Они представляют собой радикальный отход от ее поэтики: Данте отказывается от космических масштабов своего главного труда, заменяя их на пасторальный локус; он прячет себя как автора за фигурой Титира; будучи все так же заворожен авторитетом Вергилия, он ориентируется не на «Энеиду», а на «Буколики»; собеседник поэта - не кто-нибудь масштаба апостола Иоанна, а его современник - Джованни дель Верджилио; Данте впервые после трактата «О народном красноречии» пишет о себе в третьем лице.
Между тем эклоги в некоторых отношениях более близки к «Комедии», чем это представляется на первый взгляд. В них отсутствует привычный автоэкзегетический аппарат: подобно «Комедии», они сами комментируют себя. Зачин первой из них вполне созвучен поэтике «Комедии» и совмещает пасторальный пейзаж с космическим движением небес над ним, вопреки традиции ограничивать буколический поэтический взгляд замкнутым и небольшим пространством. Данте использует для своей пасторали возвышенный стилистический регистр, и таким образом эклоги не столько противопоставляются «Комедии», сколько представляют собой синтез высокого и низкого, эпического и пасторального, вступая с ней в своего рода жанровый диалог.
В обеих эклогах Данте говорит о будущем. В «Комедии» он выключил себя из земного течения времени, а здесь возвращается обратно - уже хотя бы потому, что его собеседник - современник ему. Однако характерен выбор второго персонажа - это один из критиков «Комедии». Введение его в художественный мир под именем Мопса, по мнению автора статьи, для Данте становится способом контроля над Джованни. Во-первых, выбирая ему имя, Данте контролирует сеть связанных с ним интертекстуальных аллюзий, во-вторых, он фактически помещает критика «Комедии» внутрь нее (пасторальный пейзаж первой эклоги очень сильно напоминает гору Чистилища).
Исследователь находит множество отсылок к Вергилию в образе самого Титира. Сеть вергилианских интертекстов свидетельствует о том, что эклоги - не только последний долг чести Вергилию, они - ключевая глава в увлечении Данте римским поэтом. И в ней Вергилий обретает новое место упокоения: если Вергилий и Данте накладываются друг на друга в фигуре Титира, то его вхождение в этот пасторальный Лимб представляет собой важнейшее отличие от «Комедии», в которой Вергилий остается в аду.
Л. Майнини (Римский университет La Sapienza) исследует процесс оформления дантовского авторитета (auctoritas) и склоняется к мнению, что ключевым моментом стал переход от поэтического auctoritas «Новой жизни» к более универсальному, преимущественно философскому, «Пира» (4). Для Данте это означало возможность предоставить в распоряжение некоторой коллективной общности собственный гений и собственные знания1. Автор статьи анализирует этот более поздний вариант auctoritas посредством выявления в дискурсе «Пира» множества образов и тем, принадлежащих к области юриспруденции и политики. По его мнению, именно это юридическое измерение обеспечило переход от старого типа auctoritas к новому, обосновав новый тип дискурсив-ности. В зачине «Пира» появляются важнейшие темы - конструируется новый тип аудитории и определяются знания, которые поэт этой аудитории предоставляет. Оба концепта - коллективная общность и знания - принадлежат к определенной традиции, нашедшей выражение в антропологии клириков, выявлении их места и роли в общественной системе. Л. Майнини подвергает тщательному прочтению зачин «Пира», основанный на заглавной метафоре разделения трапезы как совместного участия. В основе конструирования этого нового типа auctoritas, связанного с вольгаре, лежат тем не менее латинские источники, и в первую очередь «Decretum Gratiani» и «Summa decretorum» Руфина. Используя их лексику и образность, Данте создает фигуру «нового клирика», лишенного недостатков, вызванных исключительно латинской образованностью.
1 Picone M. La teoria dell'auctoritas nella Vita nova // Tenzone. - Madrid, 2005. -N 6. - P. 173.
Список литературы
1. Барселла С. Писец и скульптор: Искусство поэзии и теология произведения в «Комедии» Данте.
Barsella S. The scriba and the sculptor: Art of poetry and theology of work in Dante's Commedia // Dante studies. - Cambridge, 2013. - Vol. 131, N 1. - P. 5-24.
2. Баролини Т. Поэзия теологии и теология поэзии от дантовских «Rime» до «Рая».
Barolini T. La poesia della teologia e la teologia della poesia dalle Rime di Dante al Paradiso // Il mondo errante: Dante fra letteratura, eresia e storia. - Spoleto, 2013. -P. 537-545.
3. Комбс-Шиллинг Дж. Титир в Лимбе: Образы автора в «Эклогах» Данте. Combs-Schilling J. Tityrus in Limbo: Figures of the author in Dante's Eclogues // Dante studies. - Cambridge, 2015. - Vol. 133, N 1. - P. 1-26.
4. Майнини Л. Юридический фундамент романского автора: К прочтению зачина и метафоры «Пира».
Mainini L. Il fondamento giuridico dell'auctor romanzo. Per leggere l'incipit e la metafora del Convivio // Dante studies. - Cambridge, 2015. - Vol. 133, N 1. -P. 98-121.
5. Хартли Дж.К. Слава и прославление в «Комедии» Данте: Вопрос об XI песне «Чистилища».
Hartley J.C. Fame and glory in Dante's Commedia : Problematizing Purgatorio XI // MHRA Working papers in the humanities. - Cambridge, 2013. - N 8. - P. 19-29.
Е.В. Лозинская
2018.01.015. ДАНТОВСКИЙ ВЕРГИЛИЙ: НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ. (Обзор).
Ключевые слова: Данте; «Комедия»; Вергилий; телепатия; одежда; души в загробном мире; отступления; поэтический авторитет; Фульгенций; «Энеида»; Беатриче.
Вергилий - один из ключевых персонажей «Комедии», и нюансы этого образа могут многое поведать о мировоззрении самого Данте, о структуре и проблематике его текста. Конечно, эпизоды с участием Вергилия неоднократно комментировались и подвергались «тщательному прочтению», однако до сих пор некоторые вопросы не получили окончательного решения. Один из них: «Был ли Вергилий телепатом, мог ли он "читать" содержимое сознания Данте?» Большинство комментаторов склоняются к утвердительному ответу, однако среди тех, кто выбирает более осторожную
