CC BY
6
2017.04.002. ВЬЯЛА А. СПОРЫ И ЛЕГИТИМАЦИЯ: КОГДА ПРИЗРАК СМЕРТИ ЛИТЕРАТУРЫ НЕ ДАЕТ ПОКОЯ ДЕБАТАМ О НЕЙ.
VIALA A. Querelles et légitimations. Quand le spectre de la mort de la littérature hante les débats // Carnets: [Revue électronique]. - Porto, 2017. - N 9. - Mode of access: http://carnets.revues.org/1995
Ключевые слова: литературный канон; легитимация; художественная ценность; релятивность.
История становления литературного канона во Франции отмечена двумя напряженными эстетическими спорами - в первой половине XVIII в. и в начале 2000-х годов. Автор статьи, Ален Вьяла, рассматривает эти эпизоды литературной истории как кризисные, а потому - показательные для определения кардинальных проблем эволюции художественной культуры, в том числе и ее социально-политического содержания.
Когда в 1738 г. аббат д'Оливе, член Французской академии, опубликовал «Заметки о грамматике у Расина», стилистический комментарий к расиновским трагедиям, он уделил внимание «небольшим погрешностям стиля, в них содержащимся». Автора этой «Заметки» резко атаковал другой литератор, аббат Дефонтен, дав своему труду сенсационный заголовок - «Отмщенный Расин». Если Оливе выражал академическую позицию, считал необходимым выпускать серию знаменитых авторов с критическими комментариями, фиксирующим их недостатки, то Дефонтен, не отвергая саму идею классического канона, полагал, что Оливе трижды ошибается: он предлагает поэтическую модель в качестве обучающей молодых прозаиков; видит ошибки там, где речь должна идти о поэтических вольностях; считает себя способным судить гений Расина. Потому книга Оливе «опасна для вольностей французского Парнаса». Данный спор имел, по мнению А. Вьяла, очень большое значение для понимания и оценки классических французских писателей, он знаменовал самый акт рождения идеи литературной классики.
Смерть этой идеи автор статьи относит к 2000 г. В марте того года газета «Монд» опубликовала заметки двух лицейских преподавателей. Одна называлась «Мы убиваем самое литературу!», вторая - «Против отмены сочинения». Последовала немедленная реакция со стороны Ассоциации преподавателей французского языка,
после чего развязалась длившаяся несколько лет дискуссия в газетах, на радио, на митингах возле Сорбонны и т.п. Спор шел о программах обучения литературе: на одном полюсе были «республиканцы», сторонники изучения национального наследия и традиционного сочинения, на другом - «педагоги», желающие нововведений. То есть это был аналог споров о классике в XVIII столетии.
Оба эпизода продемонстрировали очевидные различия литературных этапов, к которым они принадлежали, однако в то же время их можно связать между собой, поскольку в обоих случаях речь шла о легитимации литературы. Оба раза сталкивались позиции, имеющие отношение к программам обучения литературе. Первый спор возник в тот момент, когда эти программы только складывались, второй - тогда, когда все молодые французы ходили в школу и изучали литературные произведения. Но в обоих случаях речь шла об опасности возникшей ситуации, стороны обменивались обоюдными упреками в «убийстве литературы» и использовали трагический словарь.
Предметом спора в обоих случаях было определение того, что такое легитимная (признанная классической) литература. И в 1738, и в 2002 г. утверждали, что канонические авторы - это те, кто признан во всем мире. По ним существует consensus omnium. На самом деле, утверждает А. Вьяла, под кажущимся всеобщим согласием скрываются важные разногласия. Так, для Оливе всеми признанные авторы - только поэты, Дефонтен перечисляет прозаиков: Пелиссон, Фланье, Бюсси, Буур, Флери и Верто. Оливе не включает в круг классических расиновских трагедий его раннюю пьесу - «Фиваида», считает ее только пробой пера, а Дефонтен упрекает его за это. Сам Дефонтен называет признанными писателями Флери и Верто, но сегодня они известны разве что узким специалистам. А в 2002 г. спор идет о том, могут ли войти в корпус легитимных современные писатели, не отделенные от читателей большой временной дистанцией, участники актуального литературного процесса, а не только авторы, отделенные от читателей десятилетиями и столетиями. То есть состав литературного Пантеона -это постоянный предмет обсуждения, а стабильное согласие по поводу легитимной литературы - иллюзия. Все критики солидарны в том, что цель художественного канона - дать «модели правильного
мышления и изъяснения» (это слова Оливе, но так же думают и в 2000-е годы). «Республиканцы» защищают сочинение, а «новаторы-педагоги» считают, что это - форма закрепощения, «в жизни мы не практикуем сочинение», нужны иные жанры.
При этом художественные ценности отсылают к социальным процессам демократизации и шире - к политическому содержанию этих процессов. Так, главная цель Оливе в 1738 г. была связана с необходимостью снабдить Францию классиками литературы, поскольку у Италии уже были писатели-классики. Через 250 лет «республиканцев» волнует проблема интеграции иммигрантов (даже тех, кто рожден во Франции, но родом из Северной Африки, например), они уверены, что обучение молодежи латинскому и греческому языкам откроет и укрепит в ней понимание единства средиземноморской культуры. Очевидно, что при всем различии историко-культурных контекстов сохраняется тот факт, что легитимная литература появляется с учетом политической функции: либо она укрепляет идентичность, либо оказывается полезным фактором интеграции.
Обратив внимание на динамику литературного канона, А. Вьяла предлагает говорить, скорее, не о легитимности, а о легитимации. Легитимность - результат легитимации, постоянно оспариваемый и меняющийся. Легитимация - процесс постоянного спора, столкновения мнений, легитимность - установившееся соотношение сил в этом столкновении в определенный момент времени. Автор статьи вспоминает слова П. Бурдье о том, что литературное поле соткано из сражений за «монополию литературной легитимности, за власть, позволяющую дать легитимное определение легитимной литературы»1.
Если обратиться к конкретным историко-культурным обстоятельствам споров XVIII и начала XXI в., то и здесь можно увидеть сходство: спор Дефонтена с Оливе (сторонником Вольтера) неотрывен от его конфликта с Вольтером, автором стихотворных трагедий (отсюда - акцент на легитимации прозы); в 2000-е преподаватели древних языков беспокоятся по поводу закрытия классов, а директора издательств волнуются из-за падения книжных продаж. И в том и в другом случае речь идет о защите культурного
1 Bourdieu P. Les règles de l'art. - Paris, 1992. - P. 311.
престижа Франции, национальной идентичности и социальной репродукции.
Парадокс литературной легитимности состоит в том, что корпус канонических сочинений всегда является результатом консенсуса, но никогда не определен окончательно. Легитимность писателя считается критерием его высокой художественной ценности, однако невозможно сказать, в чем эта ценность заключается. Когда мы имеем дело с объектами культуры, то понимаем, что судим о них с точки зрения вкуса, а не по объективным свойствам этих предметов, что речь идет не о правильном или ошибочном, а об относительно обоснованном суждении. Даже в случае, если ценность какого-либо произведения признана, существует consensus omnium, отдающий должное высоким качествам автора и его сочинения, мы все равно убеждаемся, что такой консенсус - оптическая иллюзия. К тому же такие произведения проходят длительный процесс легитимации, переживают и этапы неприятия и лишь в конечном счете оцениваются по справедливости.
Но большей частью канонический корпус имеет относительный, туманно-мистический характер: существуют тексты, потенциально способные войти в круг классики, и разные группы, участвующие в дискуссиях о легитимности, стараются включить в него какие-то из этих произведений, исходя из своих интересов. В приведенном примере из 1738 г. Дефонтен настаивал на равенстве Пе-лиссона и Расина. Расин сохранил свой статус классика, Пеллиссон -нет, очевидно, поэзия Расина несла в себе что-то такое, чего не было у Пелиссона. Но, возможно, Пелиссон был необходим для становления прозы, был полезен в процессе обучения прозаическому письму.
Кроме того, некоторые тексты нуждаются в более длительном бытовании, чем другие, чтобы пробудить к себе интерес читателей, начать доставлять удовольствие от чтения. При этом их роль как моделей для письма может не соответствовать уровню читательского любопытства к ним. Легитимность для них существует в модусе чтения.
Таким образом, по мнению А. Вьяла, есть по крайней мере три сценария легитимации литературного произведения. Первый указывает на то, что существуют ценности, явно заслуживающие признания, произведения, воплощающие абсолютно прекрасное,
которые медленно, постепенно, но добиваются всеобщего консенсуса по поводу их классичности. Второй связан с произведениями, составляющими корпус легитимной культуры в силу потребности тех или иных общественных сил, и их легитимность очевидно относительна. Третий сценарий можно назвать сценарием абсолютного релятивизма: в спорах о литературе сталкиваются социальные и политические силы, каждая по-своему определяет, что такое культурная легитимность в соответствии с собственными социально-политическими потребностями. Причем эти силы черпают из того же культурного резервуара, в котором находятся произведения, ставшие классическими по первым двум сценариям, но они определяют ценность исключительно по внешним критериям.
Н.Т. Пахсарьян
2017.04.003. АРНОТТ Л. ЭПОС И ЖАНР: ПЕРЕСЕКАЯ МЕДИАЛЬНЫЕ ГРАНИЦЫ.
ARNOTT L. Epic and genre: Beyond the boundaries of media // Comparative literature. - Eugene, 2016. - Vol. 68, N 4. - P. 351-369.
Ключевые слова: эпическая поэма; трансмедиальность; теория жанра; дискурсивные жанры; миф; эпос.
«Конвенциональное представление об эпике как истории героя, похожего на Гильгамеша или Ахилла, делает этот жанр, казалось бы, устаревшим и неактуальным. Однако в последние годы возрос интерес к произведениям, которые принято расценивать как своего рода "эпические" - пусть в несколько поверхностном, бытовом смысле слова» (с. 351). В основном это явление связано с «масскультурной эпикой», существующей в новых медиальных контекстах (фильмы, видео-игры, комиксы и т.п.). Отсюда следует необходимость в создании «более нюансированного, исторически обоснованного и трансмедиального представления об эпике, которое позволит рассмотреть, как эта разновидность культурной продукции находит воплощение в разнообразных и неожиданных социальных контекстах, а не только в привычном для нас» (с. 352), -утверждает Люк Арнотт (Университет Западного Онтарио, Канада).
Л. Арнотт дает краткий обзор суждений об эпике в европейской поэтике и литературоведении, акцентируя важные для его собственной концепции аспекты различных теорий. «На протяже-
