CC BY
36
2GG9.G2.G17. ВЬЯЛА А. ГАЛАНТНАЯ ФРАНЦИЯ.
VIALA A. La France galante. - P.: Presses universitaires de France,
2GG8. - 542 p.
Исследование французского ученого А. Вьяла, профессора университета Новая Сорбонна (Paris - III), посвящено галантности как литературному и социально-культурному явлению. Галантность зарождается во Франции в середине XVII в. и, претерпевая различные видоизменения, бытует вплоть до конца XVIII в., а точнее, вплоть до Великой французской революции. Однако по сей день, отмечает ученый, галантность выступает своеобразным национальным признаком, характеризующим французов, и подразумевает «хорошие манеры, чрезвычайную вежливость, то есть этику поведения, а также любовь к искусству и к спектаклям, то есть некоторую эстетику» (с. 1G). При этом слова «галантный» и «галантность» являются частью живого языка и употребляются в литературе, живописи, музыке и кино, принадлежат как высокой, так и массовой культурам. Таким образом, предмет изучения кажется необъятным. Но А. Вьяла обращается к конкретной эпохе расцвета галантности во Франции, к тому времени, «когда Франция была галантной» (с. 16).
В Средние века встречаются два глагола с корнем gal, имеющие сходное значение: galer - «развлекаться, приятно проводить время»; galier - «смеяться, насмехаться»; а также существительное galois, galoise, которое обозначает «веселый компаньон, бон виван, любитель развлечений» и синонимичное ему galiofe, с более резким значением «распутник», «повеса». Наряду с ними бытует слово galant или gallant, обозначающее «любитель жизни», «шутник», а в сочетании gentil galant - «влюбленный» или «любовник». Иногда galant употребляется в уничижительном значении «разбойник». Далее А. Вьяла рассматривает различные употребления слова galant и однокоренных ему слов (galer, galois, galier, gualier, gualament, galantement) в «Гарагантюа и Пантагрюэле» Рабле и в «Опытах» Монтеня и приходит к выводу, что уже во второй половине XVI в. можно выделить новое значение слова -«утонченный, благородный, рыцарский», которое актуально в XVII в. Так, в «Словаре Французской академии» (1694) «галантный» толкуется как «человек порядочный, который умеет вести
себя в обществе и поддерживать приятный разговор». В словаре Фюретьера (1690) galant имеет значение «остроумный» и «грациозный». Но наиболее полное толкование слова дает Вожла в «Заметках о французском языке» (1647), где он выделяет целый набор качеств, необходимых галантному человеку: неуловимое обаяние (je-ne-sais-quoi), остроумие, способность к здравому суждению, утонченные манеры, светскость и жизнерадостность. Галантный человек, согласно Вожла, «это человек порядочный, идеально соответствующий требованиям придворного общества» (с. 33). В данном случае галантность выступает критерием социального поведения.
А. Вьяла отмечает, что можно говорить о параллельном бытовании двух значений слова galant в XVII в. Эта двойственность получает отражение в различном порядке слов в словосочетании galant + homme. Если galant homme относится к человеку светскому и достойному, то homme galant имеет значение «ветреник» и «развратник». Первое вырабатывается в XVII в., второе восходит к Средневековью. Данное деление позволяет А. Вьяла выделить два различных типа галантного дискурса, характерных для эпохи: галантность утонченную и галантность непристойную, которые сосуществуют одновременно и трудно поддаются разграничению.
Расцвет галантности и галантной литературы приходится на середину XVII в., при этом центральную роль в появлении данного феномена играет салон госпожи де Рамбулье, в котором собирались виднейшие литераторы своего времени: Шаплен, Конрар, Го-до, Корнель, Ге де Бальзак. Центральной фигурой кружка выступал Венсен де Вуатюр, прославившийся остроумием и изящной манерой выражения. Но, по мнению А. Вьяла, истинной точкой отсчета данного литературного движения следует считать 1655 г., год появления «Рассуждения» П. Пелиссона, написанного в качестве предисловия к посмертному изданию «Сочинений» Ж.Ф. Саразена. Пелиссон представляет следующее за Вуатюром поколение галантных литераторов, принадлежит к кружку м-ль де Скюдери и является автором «Сборника галантных пьес в стихах и прозе». В своем «Рассуждении» Пелиссон строит следующую преемственность: Бальзак - Вуатюр - Саразен - и он сам Пелиссон, один из представителей галантности как явления художественного, так и социального, которое подразумевает определенный тип общественного поведения.
Следуя делению Пелиссона, А. Вьяла рассматривает галантность сначала как явление изящной словесности. Он выделяет следующие жанры галантной литературы. Во-первых, галантное письмо, которое отличало не только остроумие и радостный тон, но и определенный формальный признак: смешение прозы и поэзии. Во-вторых, малые поэтические жанры, такие как мадригал, эпиграмма, сонет, триолет, баллада, рондо (галантные поэты возрождают некоторые жанры средневековой литературы). В-третьих, жанр беседы и диалога, которые дают литературный пример светского общения. Наконец, к галантным произведениям относятся загадки, максимы, небольшие рассказы. Малые жанры могут органично входить в более крупные жанровые образования, а образцом галантной прозы следует считать романы м-ль де Скюдери и «Любовь Психеи и Купидона» Лафонтена. Как отмечает А. Вьяла, галантную литературу отличают также особые стилистические черты: условные имена высокой литературы заменяются на имена реальных людей; возвышенный язык сентиментального романа употребляется в игровом контексте, где эмфаза соседствует с юмором. Галантные писатели отдают предпочтение среднему стилю, отказываясь как от слишком серьезного стиля эпоса, так и от низкого стиля народной литературы. Критерием стиля выступают, с одной стороны, ясность, мера и разум, а с другой стороны, грация, нежность и деликатность выражения.
Особое внимание А. Вьяла уделяет театру Мольера, который в своих комедиях-балетах выступает как галантный комедиограф, а в высокой комедии обращается к явлению галантности как предмету изображения. Так, в «Мещанине во дворянстве» или в «Смешных жеманницах» высмеивается не галантная модель поведения, но ложная галантность, выступающая подражанием настоящей. В «Мизантропе» представлены также две крайности: с одной стороны, Селимена и маркизы-фаты, которые придают значение лишь красивой форме, а с другой - Альцест, антимодель галантного поведения. Золотую середину представляют Филинт и Элианта. В целом, замечает исследователь, эпоха расцвета классицизма в театре совпадает с расцветом галантного театра, пример которого дает не только творчество Мольера, но и пьесы Тома Корнеля, Кино, Расина, в «Андромахе» которого выведен галантный Пирр, а в «Британике» - галантный Нерон. Оба персонажа действуют не ра-
ди славы или власти, но ради того, чтобы понравиться даме - это сближает их с персонажами галантно-героического романа.
Главенство галантной модели устанавливается не только в литературе, но и в придворном обществе эпохи Людовика XIV. Галантность, с точки зрения А. Вьяла, обретает статус официальной идеологии, король рассматривается как образец галантного человека, а его двор - как модель галантного общества. Апофеоз представляют галантные празднества, вереницу которых открывают «Удовольствия очарованного острова, галантные и великолепные празднества, устроенные королем в Версале 7 мая 1664 г.» Конные состязания, балеты, спектакли, лотереи, фейерверки - целая неделя веселья и развлечений, посвященных прекрасным дамам. Праздник имел не только культурное, но и политическое значение, поскольку «общество удовольствий», по свидетельству самого Людовика XIV, представляло наилучший фермент для объединения в рамках политического режима («Мемуары»). При этом король исполнял на празднике главную роль, воплощая модель галантного поведения и являясь безусловным предметом обожания своих подданных.
Однако, подчеркивает А. Вьяла, галантность как модель поведения подразумевает как минимум два компонента: внешний, эстетический, и внутренний, этический. В качества галантного человека входят не только вежливость, обаяние, остроумие, красноречие, искусство нравиться дамам, быть приятным в обществе, умение одеваться со вкусом (то есть хорошие манеры), но также великодушие, щедрость, скромность, самообладание, честность, естественность поведения (то есть безупречные нравы). В целом, по определению шевалье де Мере, «галантный человек - это человек порядочный (honnête homme), только несколько более светский» («Беседы», 1668), и все его силы направлены на то, чтобы завоевать любовь окружающих. Особым его достоинством являются оптимизм и жизнелюбие: он отказывается рассматривать мир как юдоль скорби и печали и исповедует философию гуманистического гедонизма. Любовь также обретает для него свои радости, и тело играет немаловажную роль в любовном чувстве. При этом в галантной модели поведения нет места похоти или сладострастию: их умеряет скромность. Галантность подразумевает эротизм, а эротизм, по мнению А. Вьяла, «отдает первенство рассудку, дабы сделать более утонченным и одухотворенным телесное удовольствие»
(с. 154). Меняет свой статус в любовных отношениях женщина. Из объекта вожделения, из жертвы она превращается в полноценного партнера, который «участвует в диалоге между полами» (с. 155). Отношения между влюбленными строятся на уважении, которое трудно и долго завоевывается, поэтому само наслаждение постоянно откладывается во времени. Удовольствие доставляет не результат, но процесс развития чувства. Беседа, любовная записка, стихи или рассказы, посвященные даме, - вот непременное оружие галантного влюбленного.
Но несмотря на все достоинства, отмечает А. Вьяла, в галантной модели поведения было много неоднозначного. Одну из крайностей феномена представляла прециозность, которая во главу угла ставила остроту ума, изысканность языка, но отказывалась от основного - радостного отношения к жизни. Однако желание нравиться окружающим могло обернуться кокетством, а стремление к удовольствиям - привести к распущенности нравов, то есть к галантности непристойной. Этому аспекту проблемы посвящена глава книги, в которой речь идет о двух авторах второй половины века: Бюсси-Рабютене и Куртиле де Сандра. Первый известен современному читателю как автор «Любовной истории галлов» (1660), «Карты страны легкомыслия» (1654), второй - как автор «Мемуаров графа де Рошфора» (1688) и «Мемуаров д'Артаньяна» (1700). И Бюсси, и Куртиль де Сандра в своих произведениях дают пример галантности в галльском духе, где за видимой утонченностью любовных отношений скрывается чувственность, а деликатность стиля маскирует соленые шутки в духе Рабле. Как и в галантном романе, в произведениях Бюсси и Куртиля де Сандра используются фиктивные имена, за которыми легко угадываются современники, в них выводятся представители высшей аристократии, а иногда и члены королевской семьи, что превращает их в политической акт оппозиции королевской власти. При этом если Бюсси не ожидал, что его роман обретет небывалую популярность и вызовет целую серию скандальных подражаний, то Куртиль де Сандра как профессиональный литератор сознательно пишет свои произведения, рассчитывая на скандал. Таким образом, формируется новое направление в галантной литературе, которое А. Вьяла называет непристойным или либертинным (с. 213) и к которому следует также отнести «Занимательные истории» Таллемана де
Рео, «Сказки» Лафонтена, романы П.-К. Блебуа или «Плохо подобранный альков» Ш. Сореля.
Неоднозначно галантность воспринимается также в литературной полемике второй половины века, занимая особое место в споре о «Древних и Новых». А. Вьяла выделяет три этапа в данном процессе. Изначально галантные авторы провозглашают себя как наследники древнеримской «вежественности» (urbanitas) и заявляют о своем стремлении следовать античным образцам («Рассуждение» Пелиссона). Однако уже в «Поэтическом искусстве» (1674) Буало утверждает, что галантная литература далеко отстоит от античных идеалов и осуждает современную манеру изображения античных героев: «Не волокита Брут, Катон не мелкий фат». Наконец, в «Параллели между древними и новыми» (1697) Шарль Перро восхваляет утонченный и остроумный стиль Вуатюра, Сара-зена, Бенсерада и «сотни других» и называет их представителями «новой литературы», которые во многом превосходят древние образцы. Таким образом, галантная литература к концу века неразрывно связывается с современностью (modernité), воплощая «изящную» словесность, противопоставленную ученой словесности педантов и моралистов. Как отмечает А. Вьяла, здесь сталкиваются два типа культуры: культура размышления и созерцания, с одной стороны, и с другой - культура созидания и развлечения, «которая мечтает сделать даже размышление приятным и созерцание, приносящим удовольствие» (с. 247).
Наконец, особое недовольство галантность вызывает у представителей церкви. Стремление к удовольствиям и развлечениям совершенно не вписывается в рамки христианской догмы, которая провозглашает жизнь человеческую лишь как шаг на пути к жизни вечной и рассматривает ее как акт искупления первородного греха. Поэтому начиная с 1674 г., то есть эпохи, когда Людовик XIV обращается к религии, галантная модель поведения теряет свои позиции. Примерно в это же время (в конце 70-х годов) меняется отношение к галантности и в литературе. Галантная любовь не столько доставляет радость, сколько причиняет страдания, не учитывая всю сложность и глубину человеческих взаимоотношений. Как отличить любовь от галантного приключения? На этот вопрос не может ответить, в частности, героиня госпожи де Лафайет в романе «Прин-
цесса Клевская» (примечательно, что роман имеет подзаголовок «галантная новелла») и выбирает путь отречения и добродетели.
Вместе с тем, подчеркивает А. Вьяла, галантность не исчезает, но получает еще большее распространение, вульгаризуется, обретая характер моды. Последняя четверть века отмечена появлением большого числа так называемых «галантных академий», которые строятся по модели кружка м-ль де Скюдери; продолжают жить галантные праздники, обретая особую популярность среди аристократов и богатой буржуазии; особым средством продвижения галантности становится пресса. С этой точки зрения, характерно появление журнала «Галантный Меркурий», издаваемого Доно де Визе с 1672 г, который имеет форму светской и литературной хроники, печатает галантную поэзию, песенки, загадки. Издание пользуется большой популярностью, особенно среди женской аудитории, в нем работают как заслуженные мастера слова (например, Т. Корнель), так и многообещающие молодые авторы (Фонте-нель). Существует «Галантный Меркурий» вплоть до 1724 г.
В то же время галантность находит себе место в новых жанрах, как литературных (например, в галантной сказке Катрины Бернар, Шарля Перро, госпожи д'Онуа), так и музыкально-изобразительных. К последним относится опера, которая воплощает, с точки зрения А. Вьяла, «триумф галантной эстетики» (с. 299) и которой он посвящает целую главу своей книги (гл. 10). Появление данного жанра исследователь относит к середине XVII в. и связывает с расцветом галантных празднеств в Версале. Балеты и комедии-балеты являются излюбленным развлечением короля, который принимает непосредственное участие в представлениях. Лучшие композиторы (Люлли) и писатели (Мольер, Бенсерад, Кино) вовлечены в создание пьес, в которых сочетаются пение, танцы, диалоги. Популярность данного жанра (А. Вьяла предлагает называть его обобщенно «лирическим» театром) такова, что в 1669 г. создается королевская Академия музыки и танцев, которую после аббата Перрена возглавил Люлли и на которую была возложена постановка музыкальных спектаклей. Опера выводила на сцену галантных влюбленных, при этом сама форма произведения, объединяющая различные искусства, соответствовала идеалам галантной эстетики.
Лирический театр находит продолжение в XVIII в. в операх Кампра, Рамо, Руссо. Галантное течение в музыке представляют также Шарпантье, Филидор и Куперин, которые писали свои произведения для частных концертов, особенно популярных среди французской аристократии после 1720 г. Но наиболее наглядным выражением галантности в следующем столетии, с точки зрения, А. Вьяла, выступает не музыка, а живопись. Одним из первых обращается к изображению галантных сюжетов А. Ватто, отказываясь от традиционных исторических и мифологических тем. Галантные празднества, любовные свидания, пасторально-театральные сцены обретают у него необъяснимую нежность и очарование. Как отмечает А. Вьяла, манеру письма Ватто по праву можно назвать галантной, что «проявляется даже не в характере персонажей, но в самой ауре его картин» (с. 329).
Успех Ватто был безусловен, с ним связано появление целой школы во французской живописи XVIII в., однако существует значительное отличие между первым и вторым поколениями галантных живописцев. Несмотря на то что уже Ватто обращается к изображению обнаженного женского тела («Нимфа и Сатир», «Купание Дианы»), полного соблазна и привлекательности, у него, по выражению А. Вьяла, даже в самых смелых картинах «очарование поз и нежность красок позволяют сохранить общее ощущение пристойности нравов» (с. 355). В картинах живописцев второй половины века элемент эротики усиливается, и если Ватто только намекает, то картины Фрагонара или Буше явно говорят о неге и сла-достарстии. Такое смещение в сторону непристойной галантности характерно для XVIII в. в целом, и это объясняется несколькими причинами, в первую очередь политическими.
Людовик XV явно стремится утвердить преемственность своего царствования блестящему царствованию Людовика XIV. Галантные празднества и маскарады, по великолепию не уступающие версальским праздникам времен короля-солнца, оперы, балеты, галантные комедии составляют основное развлечение придворного общества. Но галантность превращается в фасад, в красивую форму, за которой скрывается пустота, и этот процесс отражен в литературных произведениях эпохи.
Так, противопоставление настоящей галантности и галантности видимой оказывается в центре внимания творчества Мариво.
Конфликт в его галантных комедиях, как правило, развивается на уровне языка и основан на несоответствии того, что говорится, и того, что подразумевается под словами. Галантная речь, не совпадающая с внутренним содержанием, превращается в «жаргон», а галантный влюбленный - в петиметра. В целом, понятие утонченной галантности постепенно исчезает, суть явления сводится к галантности непристойной, а слова «галантный», «галантность» все чаще употребляются в одном ряду со словами «либертен» и «ли-бертинаж». Данное семантическое смещение находит отражение в словарях. Показательно, считает А. Вьяла, что в «Философском словаре» (1764) Вольтер определяет галантного человека как дерзкого и «удачливого влюбленного» и дает выражение «подхватить галантность» (attraper une galanterie), что значит подхватить дурную болезнь.
Таким образом, во второй половине XVIII в. происходит естественное угасание галантной модели поведения. Некая двойственность, отмечает А. Вьяла, которая изначально присуща данному явлению, исчезает. В общей атмосфере погони за наслаждениями и удовольствиями, характеризующей эпоху регентства и царствования Людовика XV, актуализируется лишь второе, непристойное значение слова. Галантный король больше не воплощает идеал своих подданных, само же выражение служит для обозначения короля распутного, короля-либертена. Поэтому неудивительно, что во второй половине века галантность становится предметом резкой критики, в частности со стороны Ж.-Ж. Руссо. «Опасное соседство с либертинажем нравов, - отмечает А. Вьяла, - ускоряет исчезновение галантности» (с. 476); Французская революция выступает лишь логическим завершением естественного процесса.
Галантные произведения, приходит к выводу А. Вьяла, не вписываются в рамки ни классицистической, ни барочной литературы, что объясняет некоторую их «позабытость» исследователями-филологами. Ученый отказывается от литературных «ярлыков» и предлагает пользоваться понятиями, которые органически принадлежат эпохе, именно таким понятием и является «галантность».
Т.О. Кожанова
