CC BY
15монизировать правовые концепции, поскольку существующие правовые механизмы предусматривают включение международного права во внутренний правопорядок. Правовое государство в результате усиливается за счет концептуальной связи между национальными и международными сферами права.
Защита прав человека в Европейском союзе усилилась и в результате принятия Хартии основных прав и свобод ЕС, имеющей обязательную юридическую силу для государств - членов ЕС и ставшей составной частью Лиссабонского договора. Хартия способствует концептуальной гармонизации на национальном и наднациональном уровнях и предоставляет некоторые возможности для интерпретации гарантий, которые не закреплены в конституциях стран Союза (с. 775).
В результате, по мнению автора, можно констатировать, что в Европейском союзе существует функциональное вертикальное единство конституционных правопорядков на трех уровнях, а именно на национальном уровне, на уровне Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и на уровне Хартии основных прав и свобод Союза.
В заключение автор еще раз подчеркивает, что «правовое государство образует фундамент и апогей конституционного правопорядка, центр основных ценностей государства - демократии и защиты индивида. Это «горизонтальное функциональное единство». Концепция государства, «открытого» для Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, гармонизирует с национальными ценностями. Наднациональный механизм Хартии об основных правах Европейского союза инкорпорируется во внутренний правопорядок. Правовое государство включает во внешнем своем значении эти феномены, которые приводят к «вертикальному функциональному единству» ценностей (с. 776). _
В. В. Маклаков
2017.01.031. МАШНИЦКИ Е. КОНТРОЛЬ КОНСТИТУЦИОННОСТИ ИНСТРУМЕНТОВ, ИМПЛЕМЕНТИРУЮЩИХ ВТОРИЧНОЕ ПРАВО ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА.
МА8МСК1 I Коп1хо1а кош!у1;ису.|по8а 1ш1гитеп1;о'№ 1тр1етеп1:иуа-сусИ рга^ю росИо^е Шй Europejskiej // Раш1-№о 1 Рга-№о. -2015. - N 6. - 8. 67-81.
Ключевые слова: Польша; имплементация права ЕС; конституционный контроль; вторичное право; Хартия основных прав человека и гражданина.
Автор статьи Е. Машницки - магистр Варшавского университета - подчеркивает, что законы и распоряжения, имплементи-рующие вторичное право ЕС, признаются польским Конституционным трибуналом нормативными актами, являющимися объектом деятельности исключительно национального законодателя. На основании этого они подлежат полному конституционному контролю. Однако на фоне опыта работы конституционных судов иных государств - членов Евросоюза и с учетом позиции Суда ЕС возникает сомнение в том, содержат ли имплементирующие инструменты нормы исключительно национальных источников права и не должны ли они занять специальное место в системе источников права. Если законы и распоряжения имплементационного характера по своей сути являются носителями норм права ЕС, то возникает вопрос: не должны ли конституционные суды учитывать их специальный статус на этапе принятия решения об их соответствии национальной Конституции. Иными словами, при контроле таких инструментов конституционные суды принимают решение о конституционной сущности вторичного права.
Проблемы имплементации вторичного права ЕС относятся к числу ключевых в обеспечении эффективности права ЕС. Автор рассматривает такие ситуации, в которых имплементационные инструменты ограничиваются воспроизводством содержания актов вторичного права, хотя учитывает и те акты, которые оставляют за государствами - членами Евросоюза определенное поле имплемен-тационной свободы. Он считает, что имплементация вторичного права ЕС происходит также в процессе вынесения судебных и административных решений и, в том числе, охватывает контроль соответствия с национальными конституциями.
В польском конституционном праве обосновано, что одна из основных черт закона - его самостоятельность. Это означает, что для принятия закона не нужны какие-либо специальные дополнительные правомочия. В связи с этим Е. Машницки ставит вопрос о том, является ли имплементационный закон в полной мере самостоятельным актом? Ведь задача такого акта - перенос вторичного права, а источник норм - предписания ЕС, а не внутринациональ-
ные. Следовательно, национальный законодатель связан нормами ЕС и в отношении их целей, сроков переноса в законодательство стран-участников, а иногда и обязанностью применять соответствующие меры. Требования, сформулированные группами интересов, озвучиваются на уровне ЕС, а не на национальном уровне, а потому нормы права, перенесенные с помощью имплементацион-ных инструментов, нельзя считать нормами национального права. Автор отмечает, что некоторые специалисты полагают, что предписания директив ЕС являются предписаниями национального права только с учетом их формы, но материально они относятся к праву Европейского союза (А. Бартошевич). Он ссылается также на К. Мика, по мнению которого имплементация, понимаемая как совокупность формально-правовых действий, связанных с постановлением права, содержит перенос норм троякого вида. Первый -имплементированные нормы, выражающие материальную волю европейского законодателя; второй - нормы, обязывающие провести имплементацию, которые состоят из предписаний как национальных, так и ЕС и определяют санкции и последствия ненадлежащей имплементации; третий - имплементирующие нормы, которые представляют собой носитель имплементируемых норм, а поэтому содержат национальные предписания, принятые с целью исполнения вторичного права (с. 68).
Конституция Республики Польша не содержит непосредственных отсылок к праву Евросоюза. Только на основе абз. 3 ст. 91 можно утверждать, что вторичное право имеет приоритет по сравнению с национальными законами. Не решает этой проблемы и ст. 87 Конституции, которая содержит каталог источников права, не выделяя имплементационных законов и распоряжений. В связи с этим автор статьи считает, что место имплементационных инструментов в польской правовой системе следует четко указать. Это приобретает особое значение в случаях возникновения потенциальных коллизий между имплементационными нормами и национальными предписаниями наивысшего по иерархии источников права уровня. Соответственно, по его мнению, решение этой проблемы связано с решением вопроса о том, управомочены ли конституционные суды к принятию решений о соответствии вторичного права национальной Конституции. И именно этот вопрос наиболее оживленно обсуждается учеными в последнее время. Так,
одно из решений Конституционного трибунала Польши от 16 ноября 2011 г. широко комментируется представителями доктрины. В этом решении Трибунал отступил от ранее сформированной позиции о возможности конституционного контроля вторичного права, по которой предметом контроля должно было быть исполнительное распоряжение, реализующее общую политику рыболовства в рамках ЕС. Трибунал указывал, что отсутствие полномочий не позволяет ему выносить решения по делам о соответствии актов вторичного права Конституции (с. 70). Позже Трибунал аргументировал свою возможность самостоятельного конституционного контроля вторичного права с помощью не только предписаний Конституции Польши, но и ссылок на судебную практику Суда ЕС. По мнению Трибунала, конституционные суды на основе доктрины Foto-Frost управомочены осуществлять конституционный контроль вторичного права.
Автор анализирует проблематику конституционного контроля вторичного права на основе решений Суда ЕС начиная с 1987 г., а также решения австрийского Конституционного трибунала, чешского Конституционного суда, Конституционного совета Франции и др. (с. 73).
В решении Конституционного трибунала Польши от 13 октября 2010 г. предметом контроля явилась допустимость предоставления полномочий на выдачу распоряжений, характеризующихся бланкетностью. По обжалуемой норме министр по делам рыболовства мог путем принятия распоряжений определять место первой продажи и время разгрузки добытой рыбной продукции, способы которых требуют усиленной охраны с точки зрения сохранения водных биоресурсов и обеспечения их устойчивой эксплуатации и надежности оборота. Эта норма имела целью импле-ментацию требований, содержащихся в Распоряжении № 2371/2002 Совета ЕС по вопросам охраны рыбных ресурсов. Конституционный трибунал Польши подтвердил свои полномочия на конституционный контроль и в решении от 30 июля 2014 г. относительно предоставления телекоммуникационных данных в связи с переносом Директивы 2006/24/ЕС Европейского парламента и Совета по делам о задержке генерированных либо переработанных данных в связи с оказанием общедоступных услуг электронной связи либо предоставлением публичных сетей связи (с. 74).
Конституционный трибунал отмечает, что неконституционность имплементационных инструментов не отменяет обязанностей, лежащих на государстве - члене ЕС. Автор указывает, что перспектива восприятия до сего времени достаточно последовательных позиций Конституционного трибунала рождает вопросы. Само решение о неконституционности национальных инструментов, имеющих своей целью исполнение права ЕС, не влияет тем не менее на значение актов вторичного права. На национальных органах по-прежнему лежит обязанность не только переноса, но и им-плементации, связанной со сферой применения права (с. 75). В связи с этим автор ссылается и на практику французского Конституционного Совета, который считает, что исходным пунктом для национальных конституционных судов остаются Конституции, в силу которых обязывает право ЕС. Отсюда следует, что и имплемента-ция директив является конституционной обязанностью (с. 76).
Е. Машницки анализирует далее несколько решений Суда ЕС, по которым критерии, которыми должен руководствоваться Конституционный суд страны - участницы ЕС, рассматривая вопросы соответствия имплементационных средств национальным актам высшей силы, должны быть идентичными стандартам Евросоюза. Отсюда даже опосредованный контроль акта вторичного права допускается только при соблюдении двух условий. По первому из них обозначенный участником процесса национальный образец контроля находит свой нормативный аналог на уровне права ЕС, т.е. в определенной степени равнозначен ему. По второму условию национальный Конституционный суд использует в качестве основы решения соответствующие предписания первичного права. Автор статьи указывает, что это могло бы означать использование потенциала Хартии основных прав человека и гражданина. Хартия, определяя в ст. 51 сферу применения, может содержать определенные указания в отношении провозглашенной европейским законодателем модели контроля имплементационных инструментов. Для имплементационных законов надлежащим образцом контроля могут служить положения Хартии (с. 78).
Е. Машницки подчеркивает, что трудно вообразить полное единство положений Хартии основных прав и позиций конституционных судов всех государств - участников ЕС. Все-таки в каж-
дом государстве Хартия применялась бы с поправкой на национальную специфику и достижения (опыт) конституционных судов.
Автор задает вопрос: всегда ли конституционный контроль законов и распоряжений имплементационного характера должен иметь антисоюзный характер? И отмечает, что простого ответа на этот вопрос нет. Сфера компетенции конституционных судов на принятие решений о значении инструмента, имплементирующего вторичное право, порождает двойной контроль. С одной стороны, материя одного и того же регулирования подчинена интерпретации Суда ЕС. А с другой стороны, национальные решения, имеющие своей целью имплементацию вторичного права, являются предметом контроля национального Конституционного суда. Риск противоположной оценки одного и того же регулирования является, правда, как отметил Конституционный трибунал Польши, минимальным, благодаря сходству ценностей, сформулированных в Конституции и в договорах об образовании ЕС, но все же потенциальный конфликт лежит в самой основе деятельности конституционных судов.
В заключение автор указывает на дополнительные факторы, затрудняющие предупреждение и разрешение такого рода конфликтов. Одним из них является настороженность судей в отношении диктата ЕС. Кроме того, различается и практика интерпретации (толкования) тех или иных предписаний права ЕС. И анализ практики Конституционного трибунала, и толкование предписаний Конституции Польши не дают оснований для возможного ограничения компетенции польского Конституционного трибунала. «Поэтому не представляется правдоподобным наделение имплементацион-ных инструментов своеобразным конституционным иммунитетом. Однако сомнений, связанных с контролем за их конституционностью, избежать не удастся. Обязывание национального законодателя нормами ЕС, перенос вторичного права должны быть артикулированы не только в отношении их применения, но и в отношении способа решения при рассмотрении конституционности имплемен-тационных инструментов. Это, в свою очередь, порождает проблемы более системного значения, связанные с обеспечением единства применения союзного права и его унифицированной интерпретации. Специфика как национальных законов, так и распоряжений, имплементирующих вторичное право, должна найти однозначное определение не только в позиции Конституционного трибунала, но
и в соответствующих действиях национального законодателя на конституционном уровне» (с. 80).
А.А. Рёрихт
2017.01.032. ПАПРОЦКА А. ФОРМИРОВАНИЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В РЕШЕНИЯХ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА.
РЛРЯОСКЛ А. Ви^-№аше 1о78ашо8о1 еигорфЫд огсес/шСтме Europejskiego ТгуЬипа1и praw С71о-тека // Panstwo 1 prawo. -2014. - N 12. - 8. 20-37.
Ключевые слова: европейская идентичность; права человека; Европейский Суд по правам человека; доктрина оценок прав человека; формирование стандартов прав человека.
Магистр права Ада Папроцка (Варшава) начинает свою статью фразой: «Уважение прав и свобод человека является частью идентичности всех европейских государств» (с. 20). Соблюдение этих прав и свобод национальные суды считают условием сохранения идентичности государств в процессе европейской интеграции. При этом для государств - членов Совета Европы органом, который определяет стандарты охраны личности, является Европейский Суд по правам человека. Именно на его решения ориентируются национальные суды и трибуналы, он влияет и на конституционную идентичность отдельных государств. Исходя из этого, автор статьи анализирует две доктрины: доктрину оценок, направленную на учет социальных, культурных и правовых различий между государствами, и доктрину «живого / действующего» инструмента, служащую постепенному появлению единых стандартов охраны прав личности в областях, где наличествуют существенные различия между государствами.
Первая из названных доктрин была сформулирована в 1976 г. Она опирается на положение о том, что хотя в европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) приняты универсальные стандарты их охраны, государствам-участникам оставлены возможности выбора способов имплементации. Пределы такой свободы зависят от оценки конкретных обстоятельств. В случае прав, в отношении которых существуют значимые различия, Суд обосновывает применение этой
