CC BY
16
АФРИКА. БЛИЖНИЙ И СРЕДНИЙ ВОСТОК
ВЛАСТЬ
2016.04.003-006. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР В АФРИКЕ. The social contract in Africa / Ed. by S. Osha. - Braamfontein: Africa inst. of South Africa, 2014. - 182 p.
From the cont. :
2016.04.003. OSHA S. Introduction // The social contract in Africa / Ed. by S. Osha. - Braamfontein: Africa inst. of South Africa, 2014. - P. 1-4.
2016.04.004. NDLOVU-GATSHENI S.J. What is beyond discourses of African subjectivity // The social contract in Africa / Ed. by S. Osha. -Braamfontein: Africa inst. of South Africa, 2014. - P. 111-130.
2016.04.005. ASUMAH S.N. African relational democracy: refraiming diversity, economic development and society-centered governance for the twenty-first century // The social contract in Africa / Ed. by S. Osha. -Braamfontein: Africa inst. of South Africa, 2014. - P. 33-51.
2016.04.006. THIPANYANE T. Arab spring: implications for South Africa and Swaziland // The social contract in Africa / Ed. by S. Osha. -Braamfontein: Africa inst. of South Africa, 2014. - P. 77-92.
Ключевые слова: Африка; общественный договор; африканская субъектность; «арабская весна»; Свазиленд; ЮАР.
Редактор данного сборника Санья Оша (Ин-т экономических исследований инноваций в Технологическом университете в Претории, ЮАР; сотрудник Центра африканских исследований в Лейдене, Нидерланды) (003) отмечает, что события «арабской весны» стимулировали появление этого сборника. Демократические процессы в Африке зачастую изучаются и трактуются как инициируемые и определяемые исключительно государством. Оша считает, что сле-
дует отказаться от такого подхода и исходить из постулата, что народ является источником суверенности.
Общественные договоры, которые составляют основу для формальных политических систем, должны постоянно обновляться и обсуждаться, чтобы укреплять легитимность государства. Когда государство не ведет такого необходимого диалога с обществом, то происходит разрыв между ним и обществом, а это порождает широкое недовольство, а иногда насилие и хаос, как это произошло в Северной Африке в 2011 г.
Понятие политической сферы не может определяться только сверху, государством. В Африке, как и в других регионах мира, общественные движения и институты гражданского общества являются неотъемлемой частью политической сферы.
Ослабление роли государства, массивная информализация производительных секторов, криминализация государственных бюрократий, растущая детерриториализация подрывают легитимность государства во многих частях Африки. Можно утверждать, констатирует Оша, что «наиболее преобразующие политические процессы в Африке происходят вне сферы государственных структур» (003, с. 2).
С. Ндлову-Гатшени (руководитель исследовательского института в университете Южной Африки, Претория) (004) призывает «переосмыслить сущность современного мира и считать важнейшей задачей формирование африканской субъектности, потому что капитализм находится в кризисе. Современная цивилизация (modernity) создала современные проблемы (среди них бедность, неравенство, расизм, миграции, терроризм, оружие массового уничтожения, геноцид и др.), которые не имеют современного решения... Африканцы должны сформулировать реальные и устойчивые альтернативы евро-американской эпистемологии, которая вознесла Европу (и США) в центр мира, одновременно периферизируя и ставя в подчиненное, зависимое положение Африку... Настоятельно необходимо искать альтернативы капитализму, и не в его рамках» (004, с. 114). В европейском общественном дискурсе Африка представлялась антитезой Европе и ее народы характеризовались как ущербные, не имеющие истории, письменности и цивилизации. Такое представление об Африке служило идеологическим обоснованием империализма и колониализма, которые характери-
зовались как цивилизирующая миссия Европы. Колониальное насилие эвфемистически называлось умиротворением. Такую идеологию, политику и практику европейского колониализма Эдвард Саид определил как ориентализм. «Ориентализм - это стиль мышления, основанный на онтологическом и эпистемологическом различии между Востоком и Западом. Ориентализм - западный стиль доминирования и установления своей власти над Востоком» (004, с. 118).
Возникшие в ходе национально-освободительного движения различные идеологии негритюд, панафриканизм, африканская личность, африканский социализм, африканский гуманизм, черное сознание, африканский ренессанс - были направлены против коло-ниалистских представлений об Африке. Они являлись «проектами свободы и восстановления утраченных онтологий» (004, с. 119).
Однако достижение независимости не привело к полной реализации надежд на преодоление колониального прошлого.
Многочисленные глобальные структуры, установленные Западом в течение его 450-летнего мирового господства, не исчезли с юридической и политической деколонизацией периферии за последние 50 лет. «Мы продолжаем жить в условиях доминирования той же самой матрицы колониальной власти. В результате политической деколонизации мы перешли из периода глобального колониализма в период глобальной колониальности» (004, с. 125).
Глобальная колониальность отличается от колониализма, но тесно связана с ним. При колониализме политическая и экономическая власть полностью принадлежит имперскому государству. В условиях глобальной колониальности африканские государства обрели формальную независимость. Африка и африканцы ныне не характеризуются как лишенные цивилизации, истории и письменности, но африканская суъектность по-прежнему трактуется как ущербная. Теперь утверждается, что в Африке отсутствуют развитие, демократия и права человека. В рамках дискурса развития, как и раньше, Африке не дозволяется разрабатывать свои собственные экономические, социальные и культурные модели, несоответствующие глобальным имперским проектам Запада и его идеологическим устремлениям.
Глобальная колониальность поддерживается невидимыми матрицами власти: контроль Запада над экономикой, властными
структурами, производством знаний и субъектностью. «Эти невидимые матрицы власти и сегодня по-прежнему воспроизводят асимметричные властные отношения, при которых сохраняется евро-американская гегемония, а Африка борется за преодоление третьемирской идентичности... Колониальность свидетельствует о продолжении колониальных отношений после завершения эпохи колониализма... Асимметричные властные отношения между евро-американским миром и Африкой сохраняются и усиливаются» (004, с. 125, 126). С зарождением современной цивилизации и эпохи Просвещения Европа и Америка подавались Африке и миру как образцы прогресса и развития. Однако такие реалии, как работорговля, колониализм и апартеид, приведшие к слаборазвитости Африки свидетельствуют о лицемерии и двойных стандартах евро-американского мира.
Сегодня западные политики сумели увлечь некоторых африканских лидеров идеей, что возможно взаимовыгодное партнерство между Африкой и Западом. Отражением этого стало создание проекта Новое партнерство для африканского развития.
Однако, констатирует Ндлову-Гатшени, подлинная взаимозависимость и партнерство в современном мире пока отсутствуют. По-прежнему существуют империи и империализм, которые угнетают народы и государства и несут им страдание, разорение и смерть. Возобновившийся в мире острый интерес к африканским природным ресурсам несет Африке опасность снова стать жертвой внешних имперских планов.
Ндлову-Гатшени считает, что «Африка должна отказаться от нынешнего благодушного отношения к империи, по-прежнему руководствующейся той же самой старой логикой накопления капитала и максимизации прибылей. Дискурсы демократии и прав человека являются "мягкими" имперскими технологиями подчинения» (004, с. 126).
Ныне, когда современную цивилизацию поразил финансовый кризис, у Африки есть хороший шанс попытаться найти свой самостоятельный путь развития, основанный на собственных социальных реалиях, а не на заимствовании чужого опыта.
Неспособность Европы и Америки предсказать наступление финансового кризиса указывает на то, что евро-американская эпистемология, которая преподносится как научная, истинная, объек-
тивная и универсальная, является ограниченной и подвергается сегодня сомнениям.
Изменение климата и связанный с этим рост природных катастроф также указывают на ограниченность евро-американской эпистемологии и опасности капиталистической эксплуатации природы и людей.
Эта ситуация создает возможности для разработки альтернативных систем знания и альтернативного проекта развития мира, в котором плюрализм знаний, выработанных различными цивилизациями, будет обогащать опыт человечества и успешно решать кризисные проблемы.
Африка, если она стремится преодолеть колониальность, должна задуматься над тем, как эффективно использовать собственные исследовательские проекты по решению местных проблем, а не полагаться на знания, приходящие извне, которые не подходят к африканским реалиям.
В этом контексте африканские правительства должны отказаться от использования западных консультантов по проблемам управления и развития экономики и привлекать и ценить местных специалистов.
Африканские высшие учебные заведения должны руководствоваться африканскими ценностями и готовить уверенных в себе африканских ученых и специалистов, которые не являлись бы копиями европейцев и американцев. Школы и университеты должны играть ведущую роль в разрушении колониальных представлений об африканцах как ущербных людях. Максима настоящего момента, по мнению Длову-Гатшени, состоит а следующем: «африканец, познай самого себя вне дискурса Другого. В борьбе за подлинное освобождение африканцы должны полагаться на самих себя и быть собственными освободителями» (004, с. 127).
С. Асумах (руководитель кафедры африканских исследований в государственном Нью-Йорском университете) (005) утверждает, что демократический проект в Африке постоянно сталкивается с проблемами, потому что западная процедурная демократия в социально-культурном отношении не соответствует традиционным местным культурам. Автор считает, что в условиях широкого этнического и культурного разнообразия в Африке необходима демократия отношений (relational democracy), основанная на централь-
ной роли гражданского общества. В этой форме демократии все этнические группы активно и постоянно, а не только в период выборов, участвуют в политическом процессе, контролируя своих представителей во властных структурах, исходя из постулата, что народ является сувереном и источником власти. Поэтому избранная власть должна выражать и реализовывать интересы народа, а не свои собственные.
Однако эта идея пока не стала нормой для африканских лидеров. Демократический эксперимент в Тропической Африке создал четыре группы государств.
1. Немногие страны с развивающейся национальной экономикой и активным процессом демократических экспериментов. Но они не преодолели пока стадию «взлета», чтобы считаться полноценными демократиями (Бенин, Ботсвана, Буркина-Фасо, Гана, Маврикий, Острова Зеленого Мыса, Сан Томе и Принсипи и ЮАР).
2. Государства, которые проводят многопартийные выборы и умеренные реформы экономики (Малави, Мозамбик, Нигерия, Танзания, Уганда).
3. Страны, которые перестраивают свои экономики, но не осуществляют демократические реформы (Бурунди, Гамбия, Руанда, Эфиопия).
4. Страны, которые имеют расстроенную экономику, а демократические реформы практически не проводятся. В некоторых из них у власти стоят грабительские режимы, а другие находятся на грани распада государства (Демократическая республика Конго, Сомали, Судан, Сьерра-Леоне, Экваториальная Гвинея).
Большинство африканских государств сохраняют этацентри-стскую модель, в которой государство действует как независимый актор и обращает свои собственные предпочтения в публичную политику и конкретные программы, чтобы избежать межэтнических конфликтов. Государство считает себя отцом нации и не привлекает к сотрудничеству гражданское общество.
Этническое и культурное разнообразие Африки не используется государством в качестве жизнеспособной платформы для ин-ституирования и развития демократии. Более того, эти различия рассматриваются как недостатки. В этом контексте эти различия становятся контрпродуктивными для построения демократических институтов.
Тем не менее демократический проект становится доминирующей темой африканской политики. Недавние революции в Египте, Тунисе, Алжире, Ливии и других странах Северной Африки и Ближнего Востока свидетельствуют, что народ требует участия в делах своих стран и не желает оставлять управление в руках немногочисленных элит и грабительских режимов, требуя их отстранения от власти.
Асумах предлагает осуществить «сознательную, целенаправленную интеграцию африканских культур и практик в исключительно европейскую колониальную модель, которая оказалась неэффективной в Африке. Этот интегративный подход может помочь африканским лидерам создать политические системы, построенные на амальгаме африканской "самости" и европейского "Другого" для эффективного управления и сохранения африканского достоинства» (005, с. 47).
Асумах считает, что построение консолидированной демократии в Африке можно начать с переоценки института вождества и переосмысления роли вождей в современных политических системах. Вожди могут служить связующим звеном между народом и политической властью. Если их роль будет институализирована, то их политический авторитет не будет оспариваться.
Следует также трансформировать широко распространенные в Африке патрон-клиентские отношения таким образом, чтобы наделить клиентов правом смещать патронов, если те не оказывают им адекватные услуги. Национально-локальную систему патрон-клиентских отношений нужно преобразовать с тем, чтобы разветвленная система коммуникаций могла усилить политическое участие.
Среди западных институтов и ценностей, которые имеют хороший шанс эффективно работать в альянсе с африканскими традиционными политическими институтами и укреплять демократию, Асумах называет развитую экономику, правление большинства, транспарентность, отчетность, консенсус, систему сдержек и противовесов, независимый парламент, партийное правительство, плюрализм. В частности, транспарентность, по мнению автора, поможет противостоять взяточничеству и коррупции, кумовству и непотизму, широко распространенным в Африке.
Судьба демократического проекта в Африке, подчеркивает Асумах, будет зависеть от самих африканцев. «Пока африканцы не захотят создать новые демократические модели, которые будут соединять разнообразие местных политических культур с лучшими западными демократическими ценностями и практиками, чтобы развивать и укреплять демократию, выработать новый экономический курс, направленный на улучшение условий жизни людей, демократический проект в Африке будет отдан во власть пораженческой политики и действий грабительских режимов в ущерб самой демократии, что может оказаться гибельным для континента в ХХ1 в.» (005, с. 33-34).
Целисо Типаньян (бывший сотрудник комиссии по правам человека ЮАР) (006) исследует влияние событий «арабской весны» на политическую ситуацию в ЮАР и Свазиленде.
Сравнительный анализ политических и социоэкономических условий, которые привели к восстаниям в Тунисе и Египте, с аналогичными показателями в ЮАР и Свазиленде показывает, что последние две страны имеют даже большие проблемы.
В политическом отношении основное различие между ЮАР и Свазилендом состоит в том, что ЮАР создает основы демократии, в то время как в Свазиленде существует абсолютная монархия, проводящая репрессивный и автократический курс в отношении любых попыток демократических реформ.
Согласно индексу человеческого развития, составляемого Программой развития ООН и основанного на таких показателях, как продолжительность жизни, развитие системы образования и здравоохранения, уровень жизни населения, Свазиленд занимал 140 место в мире, ЮАР - 123, Египет - 113, Тунис - 94 в 2011 г.
Свазиленд и ЮАР имели более высокие уровни бедности населения, чем Египет и Тунис. В Свазиленде в 2012 г. 69,2% населения жили ниже национального уровня бедности, в ЮАР - 23%, в Тунисе в 2000-2009 гг. только 3,8%, в Египте - 22% соответственно.
Доля населения, живущего менее чем на 1,25 долл. в день (показатель крайней бедности), в Свазиленде составляла 62,9%, в ЮАР - 17,4%, в Тунисе - 2,6%, в Египте - 2%.
Коэффициент Джини, показывающий степень неравенства доходов, был самым высоким в ЮАР - 57,8 и в Свазиленде - 50,7,
в то время как в Египте он равнялся 32,1, а в Тунисе - 40,8 (006, с. 82).
Уровень безработицы в Свазиленде и в ЮАР был существенно выше, чем в Египте и Тунисе. В 2010 г. в ЮАР он составлял 23,9%, а в Свазиленде - 29%, в то время как в Египте и Тунисе он равнялся в 2011 г. 12,2% и 16% соответственно.
Безработица среди молодежи, считавшаяся одним из факторов восстаний в Египте и Тунисе, в ЮАР и Свазиленде была вдвое выше, чем в Египте - 50% против 25% (006, с. 83).
Серьезные социально-экономические проблемы в ЮАР и Свазиленде задолго до событий «арабской весны» вызывали массовые протесты населения в этих странах, но они не привели к результатам, схожим с «арабской весной». Типаньян объясняет это различием целей протестов. В ЮАР и Свазиленде они не были направлены на свержение существующих правительств. Их цель была добиться более эффективной политики правительств в решении существующих проблем.
События «арабской весны» усилили протестные движения в Свазиленде и ЮАР. Реакция правительств этих стран была различной.
В Свазиленде правительство ответило на массовые протесты усилением репрессий: мирные демонстрации были разогнаны силой, марши и митинги запрещены, профсоюзы, стоявшие за многими протестами, распущены. Государство предприняло попытки воспрепятствовать использованию социальных сетей (Твиттер и Фейсбук) для организации протестов. Монархия в Свазиленде полна решимости игнорировать народные требования о значительных изменениях в стране.
Правительство ЮАР заняло иную позицию по отношению к массовым народным протестам. Оно осознает угрозу, возникшую из-за нерешенных острейших социальных проблем. Созданная правительством Комиссия национального планирования констатирует в опубликованном ею Плане развития до 2030 г., что «нынешние высокие уровни бедности вызовут социальную нестабильность, ведущую к росту популизма в политике и требованиям краткосрочных мер, которые приведут к дальнейшему напряжению и упадку. Южная Африка должна избежать такого деструктивного
цикла» (006, с. 85)1. Национальное казначейство ЮАР также предупреждает об опасности задержки в решении проблемы высокого уровня безработицы среди молодежи.
Национальная плановая комиссия сформулировала цели, которые страна должна достичь к 2030 г. - снижение крайней бедности с 39% в 2009 г. до нуля в 2030 г.; снижение уровня бедности с 27% в 2011 г. до 6% в 2030 г.; понижение коэффициента Джини. Достижение этих целей будет зависеть от успешного развития экономики и более эффективного управления государственными ресурсами; улучшения услуг здравоохранения; более широкого сотрудничества между государственным и частным секторами; более успешной борьбы с коррупцией.
Невыполнение указанных Комиссией целей и всего плана в целом, по мнению Типаньяна, «будет угрожать демократии в стране и легко может привести к восстаниям, сходным с теми, что произошли в Тунисе и Египте» (006, с. 86).
Преимуществом ЮАР, в отличие от Египта и Туниса, является наличие Африканского национального конгресса (АНК), возглавлявшего освободительное движение, его заслуги в борьбе за демократию и права человека и его роль правящей партии в решении проблем бедности, безработицы и неравенства - наследия апартеида и колониализма, что обеспечивает АНК доверие народа.
Чтобы сохранять свою ведущую роль, АНК, по убеждению Типаньяна, должен трансформироваться в эффективную политическую партию, способную управлять в интересах страны. Провал в этом отношении будет стоить АНК и стране очень дорого.
Ю.И. Комар
2016.04.007. АБУЛОФ У. НАРОД ТРЕБУЕТ СВЕРЖЕНИЯ РЕЖИМА: (ПОЗИТИВНЫЙ) НАЦИОНАЛИЗМ КАК РЕВОЛЮЦИЯ «АРАБСКОЙ ВЕСНЫ».
ABULOF U. The people want (s) to bring down the regime: (positive) nationalism as the Arab Spring's revolution // Nations a. nationalism. -Oxford, 2015. - Vol. 21, pt. 4. - P. 658-680.
1 National development plan vision 2030. - Pretoria: National planning commission, 2011. - Р. 4.
