Результаты деятельности комсомола в деревне в 1920-е годы автор оценивает как двойственные. С одной стороны, создание автономной сети сельских организаций способствовало притоку в ВЛКСМ новых членов, число которых к 1928 г. действительно приблизилось к 2 млн, что можно рассматривать как несомненный успех. С другой - сельские активисты, лучше знавшие проблемы деревни, чем их городские соратники, оказались не в состоянии «перевоспитать» своих односельчан в том духе и в те сроки, на которые рассчитывали вышестоящие инстанции. Кризис хлебозаготовок конца 1920-х годов воспринимался как свидетельство провала проводившейся до этого политики по отношению к крестьянству, в том числе и деятельности сельских комсомольцев. Вкупе с давними антикрестьянскими предубеждениями, преобладавшими в партии и в городских организациях ВЛКСМ, это привело к тому, что на VIII съезде ВЛКСМ в 1928 г. разделение на городские и сельские организации было упразднено. Сельские активисты принимали участие во многих кампаниях периода «великого перелома», но руководящая роль в комсомольских организациях на этом этапе принадлежала уже выходцам из города.
М.М. Минц
2015.04.016. КУЛАЧКОВ ВВ. КРЕСТЬЯНСТВО ЗАПАДНОГО РЕГИОНА РОССИИ В 1920-е годы: (СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ). - Брянск: БрИТА, 2014. - 330 с.
Ключевые слова: Западный регион России; 1920-е годы; крестьянство; политика советской власти в деревне.
В монографии В.В. Кулачкова, состоящей из «Введения», трех глав и «Заключения», прослеживается реакция крестьянства Западного региона России1 на политику советской власти в деревне; рассматриваются особенности социально-этнической поляризации крестьянства; дается представление о восприятии крестьянством неоднозначных и противоречивых реалий новой экономической политики; анализируются особенности влияния со-
1 В этот период в него входили Калужская, Брянская, Смоленская и Гомельская губернии.
ветской идеологии на социокультурное развитие крестьянства Западного региона в 1920-х годах.
По мнению автора, на всем протяжении 1920-х годов социокультурная сфера жизни крестьянства испытывала влияние как традиционных, так и модернизационных тенденций развития. Неоднозначные и противоречивые реалии нэпа, пишет автор, трансформировали социальную ткань деревни. Многогранное влияние данного процесса проявлялось в самых различных формах, затрагивая практически все сферы общественной жизни.
Деревня, уставшая от силовых акций государства, со значительной долей прагматизма и скепсиса относилась к попыткам большевиков реанимировать экономику и общественные отношения. Автор солидарен с рядом исследователей, которые считают, что в 1920-е годы крестьян особенно волновали стабильность, предсказуемость и экономическая «посильность» налогового законодательства. Фискальные требования государства становились в этот период основным измерителем градуса социальных взаимоотношений.
В большинстве случаев налоговое давление государства, принудительное самообложение и «добровольная» реализация крестьянских займов вызывали негативные эмоции в крестьянской среде. В своих жалобах по поводу налогообложения крестьяне высказывали свои претензии, основанные на традиционном недоверии государственным институтам. Социальный характер налогов способствовал расслоению деревенского общества и подрывал традиционную общинную солидарность.
Поддержка советской властью бедняцких слоев, особенно активная во второй половине 1920-х годов, приводила к часто искусственному нагнетанию напряженности в социальной сфере и способствовала поляризации и радикализации массового сознания крестьян. В основной своей массе беднейшие слои деревни не отличались предприимчивостью и хозяйственностью, поэтому рассчитывать на их опору означало на практике лишь замедление развития деревни, ухудшало социальное самочувствие других категорий сельских жителей.
Практика «вбивания клина» в деревенский социум, задействование низших страт деревни в качестве просоветского базиса активно использовались во всем Западном регионе России. Разделе-
ние сельского населения на четкие классовые категории было довольно далеким от реальной жизни. Деревенский мир был богаче и многообразнее, так как был нацелен на реализацию хозяйственных интересов населения. Крестьяне имели свои представления о том, кого следует причислять к кулакам, середнякам и беднякам.
Как ни подогревала советская власть конфронтацию бедняков и кулачества, архивные документы подтверждают, что определяющую роль в хозяйственной жизни деревни играли середняки. Процесс формирования среднего класса в деревне был сложен и противоречив. С одной стороны, существовала тенденция количественного увеличения слоя среднего крестьянства. С другой - количественные изменения не были равнозначны качественным, так как слой середняков формировался разными и неоднородными по своему происхождению способами.
Несмотря на то, пишет автор, что середняки в деревнях Западного региона являлись основными товаропроизводителями сельскохозяйственной продукции, когда они пытались высказывать свою позицию и противоречить представителям власти, то к их мнению не прислушивались. Зато кулаки, стремясь использовать свое экономическое влияние для усиления политического веса и доступа к рычагам местного уровня власти, обращались именно к середнякам как к союзникам. Крестьянство по-разному воспринимало центральную и местную власть. Обычными были рассуждения, вполне отвечавшие традиционному мировоззрению, что «власть-то в центре хороша, а вот здесь, на местах, работники-то плохие».
Стремление советской власти к радикальному переустройству сельской жизни вызывало усиление активности общинных институтов. По мнению автора, конкуренция сельских советов и традиционных общинных структур оказывала негативное влияние на жизнь деревни. Низовой, местный уровень деревенской власти в 1920-е годы был представлен прежде всего сельсоветами, которые и должны были осуществлять повседневное управление. Однако на эффективности их деятельности сказывался дефицит в профессиональных кадрах и неумение работать с людьми.
Поведение представителей низового уровня власти во многих случаях не могло служить примером для сельского населения. Бюрократизм и проволочки в решении повседневных вопросов, так же
как пьянство и взяточничество, негативно влияли на имидж новой власти. Парадоксы и метаморфозы постреволюционной деревенской жизни способствовали формированию новых типажей управленцев - малограмотных, но хитрых, активно проявивших себя в годы гражданской войны и «военного коммунизма», но плохо понимавших реалии нэпа (с. 161). Неудивительно, полагает автор, что проводимые через них мероприятия советской власти носили характер «кампанейщины или штурмовщины» (с. 161, 165).
Наряду с социально-имущественными различиями важную роль в формировании социокультурного климата в деревне играли особенности национального состава. В Западном регионе России 1920-х годов к национальным меньшинствам относились латыши, немцы, евреи и другие национальности. Русское население являлось преобладающим. В большинстве случаев особой напряженности между русским населением и национальными меньшинствами не наблюдалось. Как правило, национальные меньшинства проживали обособленно, особенно не смешиваясь с русским населением (с. 47). Однако были случаи антисемитизма и социокультурных противоречий, вызванные разницей как в материально-хозяйственном положении, так и в уровне культуры русского населения и представителей национальных меньшинств (с. 64).
Наиболее активно и последовательно в 1920-е годы среди национальных меньшинств проводилась антирелигиозная пропаганда, однако не всегда успешно. Как и среди русского населения, велась работа по повышению культурного и образовательного уровня национальных меньшинств, которая выражалась в открытии школ, изб-читален, различных кружков, возможности получения и продолжения образования на более высоком уровне. В целом же, полагает автор, многолетние традиции были явно сильнее, и поверхностное вмешательство не могло изменить укоренившиеся повседневные практики поведения.
Одной из форм идеологического воздействия на крестьянство в 1920-е годы стало внедрение новых, советских праздников и активная агитационно-пропагандистская деятельность в самых различных формах. Однако низкая образованность основной массы крестьян и преимущественная занятость земледельческим трудом ограничивали воздействие советской идеологии.
Деревня явно ощущала свое второстепенное положение. В связи с этим нарастал абсентеизм части крестьянства, что было обусловлено сосредоточенностью на хозяйственной сфере деятельности, заботе о хлебе насущном (с. 147). И лишь молодое поколение деревни в силу возраста было более восприимчивым к радикальным планам советской власти. В итоге нарастал социокультурный конфликт между молодежью и старшим поколением, которое, как правило, критически относилось к насаждению советских ценностей в деревне.
В 1920-е годы, отмечает автор, возросла общественная роль крестьянок. Именно крестьянки были наиболее внушаемой частью деревенского населения, эмоционально откликаясь на устраиваемые праздничные мероприятия и реагируя на деревенские торжества. Однако их традиционно мало интересовали вопросы, не касающиеся семейно-хозяйственного быта деревни.
В агитационной сфере также уделялось внимание аграрной пропаганде, так как крестьянство ближе воспринимало примеры из реальной жизни, основанные на практической целесообразности. Деятельность передвижных и стационарных школ, работа изб-читален, ликвидация неграмотности, проведение «Недели крестьянина», различных сельскохозяйственных курсов, использование агропоездов расширяло кругозор крестьянства, повышало общий уровень развития, однако высокая степень идеологизированности, множество упущений и недостатки в работе вызывали нарекания сельских жителей и способствовали недовольству деревни (с. 229). Нехватка материально-финансовых ресурсов и внимательного отношения должностных лиц к крестьянам сводили к минимуму уже достигнутые результаты в этой сфере.
По мнению автора, положение крестьян Западного региона в 1920-х годах достаточно ярко выражало переходную сущность новой экономической политики. Восприятие крестьянами всего нового проходило через призму практичности и целесообразности. В результате подавляющее большинство крестьян Западного региона сохранили глубинные основы и структуры своего прежнего жизненного уклада.
В. С. Коновалов