CC BY
8
тельного предпочтения, четвертая песня отражает характерный для эпохи конфликт между этическим и эстетическим подходами к языческой культуре, а также разрешение этого конфликта посредством литературы. Она представляет собой барочный, не примиряющий противоположные стороны синтез, который предполагает не эстетизирующее сглаживание актуальных культурных дихотомий, но эстетическую рефлексию о них» (2, с. 122).
Е.В. Лозинская
2015.02.017. ЛЕТЕЛЬЕ Б. БИБЛИОТЕКА ШЕХЕРЕЗАДЫ: ИССЛЕДОВАНИЕ СМЕРТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ.
LETELIER B. La bibliothèque de Shéhérazade: Enquête sur les lectures assassines // Fabula LHT (Littérature. Histoire. Théorie). Revue électronique. - 2014. - N 13. - Mode of access: http://www.fabula.org/ lht/13/letellier.html
Ключевые слова: чтение; сказка; библиотека; рассказчик.
Профессор университета в Реюньоне, специалист по сравнительному литературоведению и арабской литературе Бенедикт Ле-телье обратился в статье к анализу читательской и литературоведческой судьбы сборника арабских сказок «Тысяча и одной ночь», изданных А. Галаном в 1704-1717 г.
Не будь Шехерезада жертвой тирана Шахрияра, не старайся она рассказывать как можно увлекательнее, чтобы избежать казни, возможно, никому бы не пришло в голову пополнять ее воображаемую библиотеку сказочных историй. Со времени истории правителя, обесчещенного своей женой, можно сказать, что литература значительно обогатилась рассказами о преступлениях. По мнению Б. Летелье, Х.Л. Борхес (в эссе «Переводчики "Тысячи и одной ночи"») и А. Килито (в книге «Расскажите мне сон»1) стремятся понять, почему истории об убийствах составляют столь живое содержание литературы. Что происходит с речью, когда для спасения необходимо совершить убийство? Может ли книга «Тысяча и одна ночь», не имеющая одного автора, насчитывающая множество версий, держаться на одной идее - попытке бесконечным рассказыванием избежать смерти?
1 Kilito A. Dites-moi le songe. - Arles: Actes sud, 2010.
«Тысяча и одна ночь» - фрагментарный текст, полный пробелов и дополнений, он глубоко укоренен в коллективном сознании и частично присутствует в сознании индивидуальном, не принадлежа никому в отдельности, его невозможно прочесть целиком. В книге А. Килито «Расскажите мне сон» (жанр которой автор статьи затрудняется четко определить) описан незавершенный, открытый, способный быть продолженным поиск «реального читателя». Читательское любопытство, которое проявляется в интересе к «Тысяча и одной ночи», указывает на тех реальных читателей, которые заранее виновны в предательстве или убийстве, утверждает А. Килито.
В первой части диссертации ученика А. Килито, Исмаила Камло, посвященной «Второму безумию Шахрияра» (ее описывает А. Килито в своей книге), дан анализ тех своеобразных дополнений к «Тысяча и одной ночи», которые принадлежат Э. По («Тысяча вторая сказка Шехерезады») и Т. Готье («Тысяча вторая ночь»). Эти писатели оказываются «более кровожадными», нежели Шах-рияр, поскольку у них Шехерезада в конце концов казнена, а всякий читатель рассматривается как правитель-тиран. При встрече Шехерезады с Т. Готье (она появляется у него, когда истекли все 1001 ночи и иссякают ее рассказы, чтобы он помог найти очередную историю, достойную рассказывания в 1002 ночь), писатель заявляет ей, что Шахрияр похож на современных читателей: как только их перестают забавлять сочинения кого-либо, они его забывают, а это равнозначно казни, поскольку не менее жестоко.
Диктуя Шехерезаде историю для 1002 ночи, Т. Готье становится новым автором сказки, превращая восточную рассказчицу только в копиистку, переводчицу. К тому же в библиотеку Шехере-зады он прибавляет западную сказку, не похожую на остальные истории, сталкивает арабское сказочное повествование с системой интеллектуального знания, основанного, по мнению автора статьи, на номинализме. Не получив новых известий о восточной сказительнице после ее визита, он предполагает, что Шахрияр все же отрубил ей голову. Однако такой конец маловероятен: трудно поверить, что мудрая Шехерезада, сумевшая 1001 ночь увлекать своими рассказами шаха, знающая его вкусы, рискнет разрушить очарованье восточных историй и разбудить гнев Шахрияра. Возникает подозрение, что Т. Готье не прочел до конца сборник сказок.
Тогда для чего он решил расправиться с рассказчицей и добавить энную историю в ее библиотеку? Возможно, это компенсирует в его воображении отсутствие в сборнике «Тысяча и одна ночь» эпилога, но ни один из предложенных разными писателями финалов не достоин зачина этой книги, полагает Б. Летелье.
Читатели-убийцы (те, кто предполагает, что Шехерезада была казнена Шахрияром, несмотря на увлекательность ее историй) движимы нарциссической претензией, заставляющей их предать забвению ту часть текста, которую они сочли неудовлетворительной. Такова точка зрения Камло, но Килито судит более осторожно, чем его ученик. Интерес арабских интеллектуалов к сборнику арабских сказок не был более активным, чем в Европе. Хотя успех «Тысяча и одной ночи» А. Галана на Западе стимулировал внимание к ним арабов в ХХ столетии, но этому предшествовали десять веков забвения. В отличие от западных читателей-«убийц», восточные читатели, скорее, могут быть названы слепцами и молчальниками. Впору задаться вопросом, обязательно ли реальные читатели «Ночей» оказываются убийцами, ведь первый читатель сказок -это сама Шехерезада.
В «Тысяче второй сказке Шехерезады» Э. По не отнимает у Шехерезады ее статус рассказчицы. Напротив, он описывает ее как любительницу чтения, знакомую с политическими сочинениями Маккьявелли задолго до ее встречи с Шахрияром и замужества. При этом имя итальянского писателя стерто в каталоге библиотеки Шехерезады, чтобы не вызвать подозрение мужа в учености жены. Э. По предполагает, что дочь визиря Шехерезада - ученая дама Востока, она разбирается в политике, «в ней самой дремлет Шах-рияр». До сих пор никто не исследовал влияние «Государя» Маккь-явелли на появившиеся в начале XVIII в. галановские сказки «Тысяча и одной ночи», замечает Б. Летелье. Тому есть причина: ведь Шехерезада не могла прочесть труд, не переведенный на арабский язык. Однако арабские переделки сборника также полны политической и этической проблематики. Автор диссертации - И. Камло -находит возможным предположить, что рассказчица догадалась о содержании трактата «Государь», поскольку попыталась в течение 1001 ночи знакомить Шахрияра с историями о последствиях поступков тиранов. Причем, как говорит сама героиня, рассказанные ею истории «уже были записаны».
В одной из сказок, рассказанной Шехерезадой, «История Ат-тафа», можно обнаружить загадочную сцену: Гарун-аль-Рашид раскрывает наугад книгу, над которой он и плачет, и смеется, и требует найти ему человека, который знает все содержание этой книги и может ее объяснить. Аналог этой сцены можно найти в Ветхом Завете, в начале Книги Даниила. Возникает вопрос, могла ли быть в библиотеке Шехерезады Библия. Позволяет ли библиотека Шехерезады догадаться читателям, какие книги в нее входили? Почему рассказчица не называет имен авторов историй? Это заставляет считать, что и Шехерезада - читатель-убийца, поскольку она предает забвению имена сочинителей.
По мнению А. Килито, материальность сказок «Ночей» - это форма читательского сознания, а не конкретного присутствия текстов, внешних по отношению к читателю. Возникает магическая связь между содержанием сказок и положением читающего, «Тысяча и одна ночь» отсылает каждого из читателей к нему самому, а библиотека Шехерезады - метафора, но не памяти, а сознания читателя. Читатель - единственный властитель в царстве литературы, он неизбежно выступает и творцом, и убийцей.
А. Килито ставит в своей книге вопрос, в какой мере читатель пишет (сочиняет) то, что он читает. Но если читатель выступает автором, возражает Б. Летелье, он должен всегда знать содержание еще не прочитанной книги, может рассуждать о ней и интерпретировать ее.
На самом деле, пишет в заключение автор статьи, Шехереза-да рассказывает безо всякой опоры на письменные тексты и не пользуется никакой библиотекой. Книга «Тысяча и одна ночь» оказывается шире, чем теоретические рассуждения о ней, никто не может дополнить текст этого сборника без того, чтобы не нарушить или изменить его целостность.
Н.Т. Пахсарьян
