CC BY
13
небольшом холме рядом с «кристальным ручьем», любуясь растущими вокруг цветами. Каждый цветочный лист, каждая травинка, даже каждая прожилка на них представляются ему буквами в «книге мироздания» (Welt-Buch); однако он не может перейти от этих букв к «словам», т.е. к целостному смыслу мировой книги. Ключ к нему дает простая скромная незабудка, которая преподносит герою «ясный урок, заключенный в трех словах»: «Мне подумалось <...>, что этим простым цветком Творец незабудки (ее немецкое название буквально переводится "Не забывай меня") сам говорит и тебе, и мне: "Не забывай меня!"» (цит. по: с. 369).
Созерцание природы наводит героя на мысль о послании Бога, которое заключено в «книге мироздания»; однако его смысл открывается лишь посредством размышления: герой понимает, что послание заключено в самом названии цветка. Именно синтез созерцания и размышления, зрения и мысли позволяет соединить разрозненные «буквы» природы связью (nexus), которая открывает в этих буквах «речь» Бога.
Лирика Брокеса, пользовавшаяся огромной популярностью при его жизни, очень быстро была забыта - не в последнюю очередь потому, что вдохновлявшая поэта идея «порядка», воплощенного и в устройстве абсолютистского государства, и в самом мироздании, становилась во второй половине XVIII в. все более проблематичной. Однако само его открытие, что «сила лирической речи способна соединять бытие и видимость, ясность и двусмысленность, мышление и восприятие» (с. 375), имело огромное значение для дальнейшего развития немецкой философской лирики.
А.Е. Махов
2017.04.016. АРДЕНГИ Ф. «СЛУШАТЕЛЬНИЦЫ», ИЛИ ЖЕНЩИНЫ, НАПРАВЛЯЮЩИЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ ДРУГОГО ВО ФРАНЦУЗСКИХ СКАЗКАХ XVIII ВЕКА НА ВОСТОЧНЫЙ ЛАД. ARDENGHI F. Les «auditrices» ou les femmes guidant la narration d'autrui dans les contes français à la mode orientale du XVIII siècle // TRANS-: Revue de littérature générale et comparée: [Revue électronique]. - Paris, 2017. - Mode of access: http://trans.revues.org/1468
Ключевые слова: сказка; повествование; ориентализм; рассказчица.
Итальянская исследовательница литературы XVIII в., профессор университета в Триесте, Фульвия Арденги рассматривает обращенность сказки к слушателям в качестве ключа к интерпретации этого жанра. В «1001 ночи» (1704), сборнике восточных сказок А. Галлана, Шехерезада, рассказывающая султану сказочные истории, является воплощением власти нарратива, поскольку пересоздание реальности в вымышленном дискурсе в конечном счете позволяет человеку воспринимать окружающий мир, прежде чем овладеть им и преобразить по своим потребностям. Стоит вспомнить, что Шехерезада рассказыванием сказок спасла свою жизнь и более того - смогла спасти жизнь тех женщин, которым также угрожала опасность смерти после брачной ночи.
Ф. Арденги полагает, что популярность «1001 ночи» основана не только на реакции того, кому Шехерезада рассказывает свои сказки, султана Шахрияра, но и на реакции другой женщины, присутствующей во время рассказывания. Галлан вводит в обрамляющее повествование Динарзаду, сестру Шехерезады, поручая ей роль формального адресата сказок. А. Храиби, специалист по творчеству А. Галлана, обратил внимание, что первая страница «1001 ночи» также обращена не к читателям-мужчинам, а к маркизе д'О, статс-даме герцогини Бургундской. Вводя в обрамление сборника слушательницу Динарзаду, дочь визиря, Галлан тем самым разделяет старинное убеждение, что, предлагая читателям сказки, необходимо спрятаться за фигуру умной и образованной женщины-рассказчицы, а также более обыкновенной по уму и образованности женщины-слушательницы. Однако читателям ясно, что главный адресат сказок - султан, поскольку их рассказывают для того, чтобы заставить отказаться от безумной идеи казнить жен после первой брачной ночи.
В то же время Шехерезада не обращается напрямую к султану, а он сам не адресует к ней свои просьбы. Каждое утро Шехере-заду будит сестра и убеждает продолжать свои рассказы. При этом образ Динарзады едва обрисован, ее функция - служебна. Эскизность, силуэтность героини совпадает с приемами описания персонажей в обрамляющем повествовании и в восточных, и в западных сочинениях (например, в «Декамероне» Боккаччо). Шехерезада об-
рисована иначе, и это сразу же подчеркивает, что она исполняет роль не просто рассказчицы. Она не только должна заинтересовать султана сказочными историями, но и продемонстрировать власть вымысла, заставляющую героя отвлечься от настойчивой идеи, что любая жена непременно изменяет мужу.
Литература эпохи Просвещения все более и более преодолевала нарративные пороги, чтобы придать тексту диалогическую динамику, закрепляющую прямое обращение нарратора к предполагаемому читателю, для этого часто используя повествование от первого лица, рассказ персонажа, обращенный к читателю (воображаемому - и реальному), которого приглашают вмешиваться в рассказывание. Поэтому переписывания-переделки «1001 ночи» усиливают роль читателя путем умножения персонажей из обрамленного повествования. В восточных сказках есть персонажи, роль которых исчерпывается присутствием их в повествовательной рамке: они - не адресаты этого повествования, не те, кому на самом деле предназначены сказки, но они не только сосуществуют с подлинными адресатами рассказываемых историй, но также уверенно вмешиваются в процесс наррации.
Особенно часто это касается персонажей-женщин, подхватывающих функцию Динарзады из «1001 ночи». В то же время они не ограничиваются только тем, что помогают начать рассказывать, а сами берут слово от первого лица. Они не включены в беседу, не имеют на это права, но все же вмешиваются в нее, иногда даже берут верх над официальными адресатами сказок или развязывают диспут о выслушанных сказочных историях.
Ф. Арденги анализирует пять произведений XVIII в: «Тер-нинку» и «Четыре факардина» (1730) А. Гамильтона, «1001 нелепость» (1742) Ж. Казота, «Софу» (1742) Кребийона-сына и «Белую птицу» (1748) Дидро, чтобы проследить в них пути трансформации пары «рассказчик - слушатель».
А. Гамильтон был широко известен современникам не только «Мемуарами графа де Граммона» (1713), но и сказками, отнюдь не подражающими А. Галлану, а скорее пародирующими эту традицию восточных сказок. В начале «Тернинки» нарочито подчеркнута связь с «1001 ночью»: читатель оказывается в супружеской спальне, где Шехерезада завершает сказку 999 ночи. Султан отправляется на Совет, а Динарзада, пользуясь случаем, просит по-
зволения рассказать свою сказку. В отличие от галлановской фабулы, где султан решает помиловать и Шехерезаду и других женщин, которых более не будет казнить, здесь он просит в ответ принца Требизонда рассказать свою сказку. Во время его повествования Динарзада вмешивается, что вызывает гнев султана. В этом произведении А. Гамильтона, как и в «Четырех факардинах», сначала Динарзада резко отказывается от роли новой сказительницы, она снова вынуждена слушать историю, адресатом которой не является, но потом протестует, прерывая беседу своими репликами. Героиня как бы выполняет роль потенциального читателя, которому может надоесть длинное повествование, а потому разбавляет его ироническими перебивками. Во второй части «Четырех факарди-нов», переведенной и продолженной английским писателем М.Г. Льюисом, автором знаменитого «Монаха», подобная ситуация сохраняется, лишь еще больше подчеркивается ироничность ситуации: Динарзада - любовница принца Требизонда, длинный рассказ оттягивает свидание с ним, поэтому героиня не выдерживает и вмешивается в рассказ.
Скука, которую может испытывать читатель, обращаясь к чтению длинной вереницы сказочных историй, прямо отмечена уже в подзаголовке «1001 нелепости» Ж. Казота. Подзаголовок произведения - «Сказки, чтобы заснуть стоя», а место издания обозначено словом «Baillons» (Зевнем). Ж. Казот, таким образом, смеется не над восточным содержанием сказок, а над манерой рассказывания, высмеивает эффект, производимый на слушателя подобными историями. Он как будто использует прием, характерный для арабских сказок, где их рассказывает женщина женщине, и поначалу выводит на сцену баронессу, которая наносит визит некоей маркизе. Но эти персонажи не образуют простую пару рассказчица - слушательница, в повествование входит еще один персонаж -аббат ***, он-то и берет на себя роль сказителя. Причем баронесса просит аббата рассказать сказки для ее подруги, поскольку маркизу мучит бессонница. Сказки, таким образом, оказываются не средством развлечения, а совсем наоборот. Ту же идею рекомендовать сказки как средство от бессонницы подхватывает и Дидро в «Белой птице». Одновременно реплики Мирзозы, героини этой сказки, позволяют выяснить основные черты жанровой поэтики восточной сказки.
Каковы же причины перемены функции сказки от «текста, который развлекает и удерживает внимание публики» к «тексту, от которого на ходу засыпают»?
Сказки, от которых ожидают эффекта снотворного, вовсе не превращаются из волшебных историй в философские трактаты, где слушательницы-женщины должны стараться не перебивать рассказчика. Их цель - показать, что в любом случае сказка не должна скатываться в банальность. Подобное стремление ощущалось и в обрамлениях уже упомянутых сочинений, оно сохраняется и в «Софе» Кребийона-сына. Султану в этом произведении (а заодно и реальному читателю) напоминают, что, когда рассказывают сказку, необходим не просто слушатель, но тот, кто хочет слушать, даже если рассказываемая история невероятна.
Во французских сборниках сказок на восточный лад стереотипы рамочного повествования происходят из устной традиции. Фигура женщины-рассказчицы, как и женщины-слушательницы, не являющейся официальным адресатом сказки, сохраняется от сборника А. Галлана до конца XVIII в. Но вмешательство слушательниц сказок в процесс их рассказывания растет, и это является, по мнению Ф. Арденги, средством замедлить превращение восточной сказки в жанр тривиальной литературы. Трансформация привычной схемы «рассказчик - слушатель», представленной в сборнике А. Галлана «1001 ночь», позволяет сделать французскую «восточную сказку» необходимым компонентом развития философской мысли XVIII в.
Н.Т. Пахсарьян
ЛИТЕРАТУРА XIX в.
Русская литература
2017.04.017. СОИНА О С., САБИРОВ В.Ш. РУССКИЙ МИР В ВОЗЗРЕНИЯХ ДОСТОЕВСКОГО. - М.: Флинта, 2015. - 312 с.
Ключевые слова: Ф.М. Достоевский; русский мир; «духовный реализм»; падшее сердце; философия; религия; «Братья Карамазовы»; «Преступление и наказание».
Авторы эссе, вошедших в реферируемую книгу, - доктора философских наук О.С. Соина и В.Ш. Сабиров (Новосибирск),
