CC BY
218
Раздел «Из истории философской и религиозной мысли» составили: статьи «Глубже, чем политика: Публицистика матери Марии (Скобцовой) в газете "Дни"» (Н.В. Ликвинцева); «Краткий источниковедческий очерк о русской масонской критической прозе в эмиграции: Тематические и жанровые особенности» (К. Пьералли: Мачерата, Италия); «Письма Г.В. Флоровского П.П. Сувчинскому (1922-1923)» (предисл., подгот. текста и коммент. О.Т. Ермишина); «Альбом-дневник путешествия Юлии Николаевны Рейтлингер из Ташкента в Москву и Ленинград в мае 1959 г.» (предисл., подгот. текста и коммент. Н.П. Белевцевой).
В ежегоднике также помещены разделы: «Из истории российского зарубежья», «Научное зарубежье», «Хроника» и «In mem-oriam». Завершает издание список «Об авторах».
Т.Г. Гришина
2013.03.033. РЫБАКОВА М. ТЕМНОТА ОТСУТСТВИЯ И ТЕМНОТА СНА: УРОК ЛЮБВИ В РАССКАЗЕ В. НАБОКОВА «СЕСТРЫ ВЕЙН».
RYBAKOVA M. Darkness of absence and darkness of sleep: A love lesson in Nabokov's «The Vane sisters» // Toronto Slavic quaterly. -Toronto, 2012. - N 42. - P. 60-73. - Mode of access: http://www. utoronto.ca/tsq/42/rybakova_42.pdf
Рассказ В. Набокова «Сестры Вейн», написанный по-английски в 1951 г., был отклонен редакторами «Нью-Йоркера», американского еженедельника, на страницах которого не раз появлялись произведения писателя. Рассказ вызывал недоумение, и Набокову пришлось в письме редактору давать некоторые разъяснения по поводу своего замысла, в частности - указать ключ к расшифровке финального предложения рассказа. Увидевший свет лишь в 1959 г. один из самых загадочных рассказов Набокова -предмет статьи филолога и писательницы Марии Рыбаковой (ун-т Сан-Диего, Калифорния, США).
«Сестры Вейн» - история об анонимном рассказчике, который не понимает знаков, посылаемых ему из потустороннего мира духами двух умерших сестер. У читателя, однако, есть ключ. По-
следнее предложение рассказа, как пояснил Набоков, представляет собой акростих: первые буквы слов складываются во фразу «Сосульки от Цинтии а счетчик от меня Сивилла»1. Загадочна не только эта фраза, загадочен рассказ в целом, являя собой одну из наиболее ярких манифестаций потаенного письма Набокова - манеры скрывать за полупрозрачным поверхностным слоем повествования его глубинный смысл.
Анонимный рассказчик - главный герой произведения - случайно встречает своего бывшего коллегу Д., сообщающего ему о смерти Цинтии, давней знакомой рассказчика и старшей сестре Сивиллы, которой рассказчик преподавал французскую литературу и которая покончила с собой из-за несчастного романа с женатым Д. С самого начала рассказчик сообщает, что мог бы никогда не встретиться с Д. и не узнать о смерти Цинтии, если бы не вереница случайностей, завладевшая его вниманием: сверкающие и тающие на солнце сосульки, особый ритм капели, стремление увидеть тени падающих капель. Любопытство приводит героя к дому, в котором жил когда-то его коллега Д., и именно тут сбывается, наконец, его желание: он видит тень - «как бы точку восклицательного знака, покинувшую свое обыкновенное место» и скользнувшую вниз на миг раньше самой капли. Еще через некоторое время и уже в другом месте собственно и происходит встреча.
Было замечено, что имя Сивиллы Вейн, пришедшее из романа «Портрет Дориана Грея» О. Уайльда, вводит тему эстетизма и презрения ко всему, находящемуся за пределами искусства. Кроме того, оно вызывает ассоциации с античными сивиллами - безумными прорицательницами. Пророчица Сивилла упомянута и в известном средневековом латинском гимне о Судном дне «Dies irae, dies illa...». Эта устанавливаемая связь имени Сивиллы с Судным днем и мирами иными, подчеркивает М. Рыбакова, будет особенно важна в финале рассказа. Имя старшей сестры Цинтии вызывает ассоциации с возлюбленной римского поэта Проперция: в одном из его стихотворений появляется призрак уже умершей Цинтии, упрекающей поэта за то, что забыл свою любовь. Она сетует на то, что
1 Здесь и далее цитаты из рассказа Набокова даны в переводе Г. Барабтарло.
Проперций, несмотря на всю ее любовь к нему, не рыдал на ее могиле, не остался верен памяти о ней.
Когда рассказчик вспоминает, как показывал Цинтии предсмертную записку Сивиллы, которой завершалось ее классное сочинение по французской литературе, читателя в первый раз поражает его безразличие и бесчувствие: он указывает убитой горем сестре на грамматические ошибки Сивиллы. Цинтия сразу же после смерти сестры перебирается в Нью-Йорк, куда уезжает и рассказчик, и они начинают довольно часто встречаться, хотя в этих встречах нет ничего эротического: рассказчик, напротив, сообщает, что у Цинтии три любовника.
Цинтия начинает посылать Д. странные посылки, как будто бы от умершей Сивиллы: фотографии могилы, свои срезанные волосы, неотличимые от Сивиллиных, чучело скунса. Только перечитав рассказ, можно заметить, отмечает исследовательница, что этот эпизод предвещает финал, где обе сестры отправляют свои послания уже рассказчику, который так и не осознает, что является своего рода двойником Д.
Цинтия имеет некоторую связь с потусторонним миром: она страстно увлечена спиритизмом. Рассказчик - рационалист, поздний продукт эпохи Просвещения (недаром Набоков сделал его преподавателем французской литературы). Высокомерное отношение рассказчика к сфере потустороннего - верный знак того, что его голос не следует смешивать с голосом автора: для самого Набокова все, что связано с мирами иными, чрезвычайно важно.
Рассказчик со свойственной ему иронией описывает спиритический сеанс у Цинтии. Он, как кажется, не понимает, что явившийся дух Оскара Уальда «французской скороговоркой» обращается именно к нему: ведь не следует забывать, что в «Портрете Дориана Грея» героиня по имени Сивилла Вейн умирает от холодности к ней Дориана. Не понимает он и того, что дух Льва Толстого, говорящий что-то о «фигурах на досках» (т.е. о шахматах), имеет в виду, что любовь, как и война - не игра.
Разрыв между рассказчиком и Цинтией происходит вскоре после посещения спиритического сеанса, приглашение на который имело со стороны Цинтии характер метафорического приглашения к любви. Рассказчик посылает письмо Цинтии, в котором подтрунивает над ее гостями. Получив в ответ от Цинтии гневную отпо-
ведь и обвинения в том, что он - «сухарь и лицемер» и замечает только внешнюю сторону явлений, только личины людей, он порывает с ней отношения.
В самом деле, поверхностность и эстетство героя очевидны. Так, в открывающем рассказ описании зимней улицы терпение читателя испытывается пошлой вычурностью стиля («темноглавые фигуры из мертвого снега», «дрожащий блеск оживших проточных ручьев»), который заметно контрастирует с общим прозаическим тоном повествования («мясистые крылья ноздрей», обкусанные и нечистые ногти Цинтии, «покрытое шрамами от кожной болезни» лицо Сивиллы). Рассказчик очень восприимчив к красоте, даже если это - красота мусорного ведра, непритязательная гофрировка которого напоминает ему каннелюрную отделку колонн, но он может заметить лишь красоту, лежащую на поверхности, легко доступную незаинтересованному, безразличному взгляду. Показательно, что описывая Сивиллу и глядя на нее «трезво», рассказчик замечает лишь изъяны ее внешности и макияжа, в то время как увиденная глазами Цинтии, она предстает как «мечтательная юная красавица с безукоризненным лицом». Малопривлекательной в его описании выглядит и Цинтия, однако ее живопись он характеризует как «чудесную» и «радостную», с «изумительно выписанными подробностями». Основная проблема рассказчика в том, что художественный талант Цинтии он воспринимает отдельно от нее как женщины и не способен понять талант как проявление ее души.
Название самой ценимой рассказчиком картины Цинтии -«Вид сквозь ветровое стекло» вызывает ассоциации со словами «сквозь тусклое стекло» из Первого послания к коринфянам апостола Павла (13), в котором говорится о любви и о жизни после смерти - двух центральных для рассказа, по мнению М. Рыбаковой, темах. Заключенный в тиски своего поверхностного восприятия (видящий все сквозь мутное стекло), герой не видит истинной красоты окружающих его людей.
Только в финале, приближаясь к своему дому, рассказчик начинает осознавать одиночество. Он нервничает, принимается читать сонеты Шекспира, проверяя, не образуют ли первые буквы строчек какого-либо тайного слова, но не замечает при этом, что шекспировские сонеты - произведения о любви. Он ощущает присутствие призрака Цинтии и забывается сном лишь на рассвете, но и сон «весь
как-то был полон Цинтией». Он пытается проанализировать свой сон, «перечитать» его по диагонали, сверху вниз - чтобы уловить в нем какой-то намек, который, как он полагает, должен в нем быть.
Только вновь перечитав рассказ и расшифровав его последний абзац, подчеркивает исследовательница, можно понять, что и сосульки, и ритм капели - все это послания из небытия от сестер Вейн, которые хотят указать герою на то, что его холодность по отношению к Цинтии аналогична бесчувственности Д. к Сивилле: оба повинны в смерти сестер. Но это не только укор: посылая тайные знаки из царства теней, сестры хотят показать эгоистичному и поверхностному интеллектуалу, что подлинный смысл явлений открывается лишь при свете любви. Цинтия посылает ему сверкающие на солнце и тающие сосульки, как бы говоря, что холодный, без любви и заинтересованного участия взгляд лишь скользит по поверхности. Ритм же капели - «счетчик» - послан Сивиллой, Сивиллой Судного дня, чтобы напомнить, что дни нашей жизни сочтены и что за все придется держать ответ.
Т.Г. Юрченко
Зарубежная литература
2013.03.034. АМЕРИКАНСКИЙ РОМАН ВО ВРЕМЕНА ТЕРРОРА: «СРЕДНИЙ ПОЛ» ДЖЕФФРИ ЕВГЕНИДИСА. (Сводный реферат).
1. КОЭН С. Роман в эпоху террора: «Средний пол», история и современная американская фантастика.
COHEN S. The novel in a time of terror: Middlesex, history, and contemporary American fiction // Twentieth century literature. - Hempstead: Hofstra univ. press, 2007. - Vol. 53, N 3. - Р. 371-393.
2. АТАНАССАКИС Я. «Американская девочка, которой я когда-то был»: Психосоматическая травма и история в романе Джеффри Ев-генидиса «Средний пол».
ATHANASSAKIS Y. «The American girl I had once been»: Psychosomatic trauma and history in Jeffrey Eugenides' Middlesex // European journal of American culture. - Bristol: Intellect limited, 2011. - Vol. 30, N 3. - P. 217-230.
Профессор Миссурийского университета Сэмуэль Коэн рассматривает роман Джеффри Евгенидиса «Средний пол» (Middlesex,
