CC BY
18
ре ХХ в. Эта гротескность состоит в том, что никакого реализма в соцреализме нет, а имеется ясный уклон к классицизму жанров и композиции, выбор героев и этической аксиологии» (2, с. 212).
Проза Платонова, не совпадая ни с «литературой факта» русского авангардизма, ни с псевдоматериализмом соцреализма, перекликается вместе с тем с поэтикой «новой вещественности» - направления, развивавшегося в литературе, изобразительном искусстве и кинематографии немецкой и нидерландской культур второй половины 1920-х годов: «... именно "холодное", отстраненное наблюдение сближает Платонова с этим направлением; однако в платоновской прозе в большенстве случаев дистанцированное описание чередуется, а иногда даже связывается с глубоким состраданием рассказчика к персонажам» (там же).
Обращаясь к драматургии писателя, Р. Грюбель указывает на ее сходство с русским (Д. Хармс) и европейским (Э. Ионеско, С. Беккет) абсурдизмом. В частности, рассматривается пьеса «Ноев ковчег», где больше половины названных действующих лиц не появляется и даже не упоминается на сцене (в том числе Чарли Чаплин, Бернард Шоу, Альберт Эйнштейн, международная проститутка Ивонна, председатель колхоза «Арарат» Симонян и др.).
Творчество Платонова, подводит итог Р. Грюбель, включает в себя установку на действительность в духе чеховского реализма и магическую мифопоэтику русского модернизма, присущую авангардизму претензию на новаторство и социальные упования социалистического реализма, черты «новой вещественности» и элементы абсурдизма. Создавая свою собственную эстетику и поэтику, писатель вел диалог со своим временам, и этот творческий разговор включал, кроме русской, и европейскую культуру.
Т.Г. Юрченко
Русское зарубежье
2013.03.032. ЕЖЕГОДНИК ДОМА РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ ИМЕНИ АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА, 2011 / Отв. ред. Гриценко Н.Ф. - М.: Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына, 2011. - 720 с.
Ежегодник открывается статьей-воспоминанием Ж. Нива (Женева) «Мой русский Париж», в которой он пишет, что его рус-
ские собеседники «студенческого и взрослого времени» были белоэмигрантами первой волны, «беглецами второй волны (ди-пи) или просто русскими европейцами» (с. 12). Ж. Нива встречался с Б. Зайцевым, Г. Адамовичем, В. Набоковым, А. Бахрахом, З. Шаховской, Ю. Иваском, Н. Берберовой, А. Кусиковым, С. Маковским, В. Лосским, В. Вейдле, Б. Шлёцером, М. Слонимом, В. Варшавским, В. Андреевым и др. Еще одна «глава» русского Парижа связана для него с эмигрантами третьей волны: В. Максимовым, В. Некрасовым, М. Розановой, А. Синявским.
В разделе «Научные встречи» опубликована часть материалов научной конференции к 140-летию со дня рождения И.А. Бунина, проходившей в Доме русского зарубежья в октябре 2010 г. Это - четые статьи-доклада, в двух из них исследователи обращаются к переломному времени в жизни и сознании писателя - между Россией и эмиграцией. А.В. Бакунцев в статье «Лекция И.А. Бунина "Великий дурман" и ее роль в личной и творческой судьбе писателя» отмечает отсутствие научной литературы об этой работе писателя. Основу его исследования составили дневники и письма И. А. и В. Н. Буниных, публикации в одесской печати периода Гражданской войны и другие материалы историко-литературного, ис-торико-биографического характера.
Лекция «Великий дурман» была прочитана Буниным дважды -8 (21) сентября и 20 сентября (3 октября) 1919 г. - в Новороссийском ун-те Одессы и произвела на слушателей ошеломляющее впечатление. Подготовка печатной версии - в виде книги или брошюры - была поручена одесскому издательству на паях «Русская культура», но по неизвестной причине «Великий дурман» так и не был издан. Однако в печати бунинская лекция в конце концов появилась - не целиком, а в виде небольшого цикла из четырех статей под общим заглавием «Из "Великого дурмана"» в одесских газетах «Южное слово» и «Родное слово» в ноябре 1919 - январе 1920 г., а затем не раз по отдельности цикл перепечатывался в разных эмигрантских изданиях. Опубликованные фрагменты «Великого дурмана» являются единственными источниками текста бунинской лекции, так как ее рукопись бесследно исчезла.
По мнению А.В. Бакунцева, писатель как бы «растворил» ее в текстах других своих публицистических произведений, написанных уже в эмиграции: «Самогонка и шампанское» (1921), «Страна
неограниченных возможностей» (1921), «Инония и Китеж» (1925), отдельные части «Записной книжки» (1920-1930), речь «Миссия русской эмиграции» (1924), но главным образом - «Окаянные дни» (1925-1935). Связь «Великого дурмана» с этими произведениями -«не только в общности проблематики и пафоса, но и в явных, порой дословных совпадениях» (с. 19).
«Великий дурман» обозначил новый этап в личной и творческой биографии Бунина. Однако «переломность» этого этапа, полагает А. В. Бакунцев, носила не только литературно-прагматический и психологический, но еще и общественно-политический характер. Своей лекцией писатель открыто заявил о своих нравственных принципах и политических предпочтениях: о «великой русской революции», о роли в ней интеллигенции и русского народа как приверженец «белой идеи», трактуемой как «некий нравственный, а не партийный принцип» (с. 25, 29).
Сопоставив «Великий дурман» с дневниковыми записями Бунина за 1917 г., автор статьи приходит к выводу, что весь текст лекции был построен на соединении «в одной, часто небольшой по объему текстовой единице изначально документальных элементов, их художественной организации и придания им публицистического (политического) звучания», что доказывает идейное и генетическое родство «Великого дурмана» с «Окаянными днями», которые также являются произведением особого рода, обладающим ярко выраженными документальными, публицистическими и художественными чертами (с. 38-39).
Т.В. Марченко в статье «"...Мало бунинской атмосферы, нужна и блоковская": Поэма А.А. Блока "Двенадцать" в художественном сознании И.А. Бунина» отмечает, что А. Блок откликался на страницах «Золотого руна» на лирику Бунина дважды1, с перерывом в один год. В первой рецензии (1907) Блок не выразил восторгов от бунинской поэзии, но все же нашел в ней те положительные качества, о которых сказал несколько приветливых слов. Лишь стихам Бунина о русской природе Блок не отказал в «мысли»,
1 Блок А. О лирике // Золотое руно. - М., 1907. - № 6. - С. 45-47; Блок А. Стихи Бунина // Там же. - М., 1908. - № 10. - С. 48-50.
«раздумье». Ему неинтересны лирические медитации Бунина, менторская завершенность любой поэтической мысли, превращение поэтических находок в глянцевые картинки. В другой рецензии, ставшей редкостным образцом литературной критики без оглядки на лица и звания, Блок яростно набросился на новые стихи Бунина и не просто подверг их уничижительной критике, но и отказывал автору в праве вообще называться поэтом. Рецензия Блока «хотя и написана в очевидном раздражении, но касается исключительно стихосложения, соотношения содержания и формы в лирике», поэтому вступить в теоретическую полемику с поэтом «Бунину было явно не под силу» (с. 47). Обида осталась на всю жизнь. Всегда стремившийся к исключительной словесной точности и ясности, Бунин не оценил и не открыл для себя поэзии символизма, осмеивая всех его представителей от Бальмонта и Брюсова до Белого и Блока. Ослепительное новаторство Блока, его постоянное движение, развитие, неизменное достижение новых вершин в русской поэзии и создание очевидных шедевров «не могло не задевать Бунина, которому всю радость от собственного творчества и собственных успехов отравляла почти несмываемая печать эпигонства, поставленная при его литературном дебюте» (с. 48).
Имя Блока часто мелькало в публицистике Бунина в неизменно негативном контексте. Г. В. Адамович в письме писателю от 7 января 1950 г. «тонко играет на художественных амбициях Бунина, намекая, что тот не слышит "верности тона", "вчитывается", а не "вслушивается" в "музыку" блоковской поэзии, т.е., видя внешнюю порой "невнятность" и "безвкусие", не способен проникнуть сквозь них в суть подлинной поэзии» (с. 49). Ответные письма Бунина не уцелели. В эмиграции он почти не писал стихов, зато обогащал свою «музыкальную» прозу многими формальными приемами лирики.
Сильным «болевым шоком» стала для Бунина поэма Блока «Двенадцать», датированная январем 1918 г., когда начинаются записи Бунина в «Окаянных днях». Мысли писателя заняты ею неотступно, что прорывается в его одесских записях, особенно когда речь заходит «про грабежи и погромы». Полемический отпор образам блоковских «Двенадцати» остается для него по-прежнему актуальным и в Париже. Неприятие поэмы, которую он прочитал как апофеоз большевизма, было полным и бесповоротным. Для Бу-
нина история России была однозначно связана только с ее прошлым. «Окаянные дни» - особый публицистический дневник. Постепенно в общем тоне негодования, ярости, «бешенства» прорывается лирическое уныние, и «становится ясно, что писатель отпевает Россию. Финал "Окаянных дней" - это заупокойная лития, переход в иные миры: Россия перестала существовать. Бунин отправляется в изгнание» (с. 57).
Последними словами «Окаянных дней» стало упоминание о том «венчике», который на Руси, обряжая покойников, кладут на лоб (обычно это бумажная лента с молитвой). В «венчике» шел в финале «Двенадцати» - с «кровавым флагом» - Иисус Христос. Бунинская «погребальная молитва» по погибшей и отпетой России невольно соотносится с финалом поэмы Блока. Через три года после «Двенадцати» Бунин написал рассказ «Преображение». Место и время действия рассказа, отмечает автор статьи, выбрано не случайно, а в противопоставлении «Двенадцати» Блока. Это подтверждает и запоздалый бунинский комментарий к поэме Блока, неожиданно включенный в мемуарный очерк «Третий Толстой» (1949).
Две статьи раздела посвящены восприятию и интерпретации творчества Бунина в эмигрантской критике. Т.Г. Петрова в статье «Рецепция творчества И.А. Бунина в критическом сознании русского зарубежья: (По страницам газеты "Последние новости")» выявляет и рассматривает отзывы литературной критики о произведениях писателя, регулярно появлявшиеся в ведущей ежедневной газете «Последние новости» за весь период ее издания: с 1920 по 1940 г. Автор статьи выявила свыше ста таких отзывов - их библиография дается в приложении «Газета "Последние новости" об И.А. Бунине». Литературные критики, выступавшие на страницах газеты «Последние новости» (Г. Адамович, З. Гиппиус, М. Цетлин, Н. Минский, Г. Иванов, М. Алданов, А. Даманская, М. Осоргин, В. Вейдле, Л. Зуров, П. Милюков, А. Седых, Р. Словцов, И. Демидов, М. Бенедиктов и др.) рассмотрели практически все выходившие в зарубежье прозаические произведения Бунина, «сделав акцент на эстетическом критерии взамен социологического подхода дореволюционной народнической критики» (с. 111).
В статье «И.А. Бунин и Д.П. Святополк-Мирский: Полемика, идеология, контекст» М.В. Ефимов (Выборг) выявляет парадок-
сальность оценок творчества Бунина Мирским. В 1920-е писатель для него - это прочитанная страница истории России и русской литературы. Однако принципиальной, по мысли М.В. Ефимова, является не идеологическая окраска высказываний критика о Бунине (пункт, особо подчеркиваемый самим писателем) - с учетом идейной эволюции Мирского, а попытка критика выстроить свой канон русской литературы. Еще в 1922 г. Мирский утверждал, что «не только старая толстовская традиция вымерла, но и чеховская погибла бесславно»1. В 1926 г. для него Бунин сродни Гончарову, а в оценке 1931 г. «занимает место сразу вслед за Горьким», являясь самым видным представителем «"старой школы" в своем поколе-нии»2. Заочная жесткая полемика Мирского и Бунина середины 1920-х годов оборвалась с отъездом Мирского в СССР.
В разделе «О литературном наследии» Н.А. Егорова обращается «К истории одного автографа Аркадия Аверченко»; «Поэтические особенности творчества Ирины Кнорринг: К вопросу о периодизации» рассматривает В.А. Соколова. В центре внимания Е.Н. Проскуриной находится «Кинематографичность и театральность романа И.В. Одоевцевой "Зеркало"». Два материала связаны с эпистолярным наследием: «"Я решил остаться свободным писателем...": О письмах И.С. Шмелёва Ю.А. Кутыриной» (О.К. Зем-лякова, В.В. Леонидов) и «". Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения": Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944-1957)» (предисл., подгот. текста и коммент. О.А. Коростелё-ва). В разделе также представлен материал «Писатель и папарацци: Итальянские интервью Владимира Набокова» (предисл., подгот. текста и примеч. Н.Г. Мельникова; пер. с итал. Е.В. Лозинской и А. Ю. Магадовой). Он включает три интервью: Клаудио Горльер «Фехтование с Набоковым», Гаэтано Тумьяти «Еще одна Лолита, господин Набоков?» и Констанцо Константини «Встреча в Монтрё с автором "Лолиты"».
1 Святополк-Мирский Д.П. Поэты и Россия: Ст., рец., портреты, некрологи. -СПб.: Алетейя, 2002. - С. 61.
2 Там же. - С. 208-209.
Раздел «Из истории философской и религиозной мысли» составили: статьи «Глубже, чем политика: Публицистика матери Марии (Скобцовой) в газете "Дни"» (Н.В. Ликвинцева); «Краткий источниковедческий очерк о русской масонской критической прозе в эмиграции: Тематические и жанровые особенности» (К. Пьералли: Мачерата, Италия); «Письма Г.В. Флоровского П.П. Сувчинскому (1922-1923)» (предисл., подгот. текста и коммент. О.Т. Ермишина); «Альбом-дневник путешествия Юлии Николаевны Рейтлингер из Ташкента в Москву и Ленинград в мае 1959 г.» (предисл., подгот. текста и коммент. Н.П. Белевцевой).
В ежегоднике также помещены разделы: «Из истории российского зарубежья», «Научное зарубежье», «Хроника» и «In mem-oriam». Завершает издание список «Об авторах».
Т.Г. Гришина
2013.03.033. РЫБАКОВА М. ТЕМНОТА ОТСУТСТВИЯ И ТЕМНОТА СНА: УРОК ЛЮБВИ В РАССКАЗЕ В. НАБОКОВА «СЕСТРЫ ВЕЙН».
RYBAKOVA M. Darkness of absence and darkness of sleep: A love lesson in Nabokov's «The Vane sisters» // Toronto Slavic quaterly. -Toronto, 2012. - N 42. - P. 60-73. - Mode of access: http://www. utoronto.ca/tsq/42/rybakova_42.pdf
Рассказ В. Набокова «Сестры Вейн», написанный по-английски в 1951 г., был отклонен редакторами «Нью-Йоркера», американского еженедельника, на страницах которого не раз появлялись произведения писателя. Рассказ вызывал недоумение, и Набокову пришлось в письме редактору давать некоторые разъяснения по поводу своего замысла, в частности - указать ключ к расшифровке финального предложения рассказа. Увидевший свет лишь в 1959 г. один из самых загадочных рассказов Набокова -предмет статьи филолога и писательницы Марии Рыбаковой (ун-т Сан-Диего, Калифорния, США).
«Сестры Вейн» - история об анонимном рассказчике, который не понимает знаков, посылаемых ему из потустороннего мира духами двух умерших сестер. У читателя, однако, есть ключ. По-
