CC BY
59
четырех лет до ее начала. Существует также мнение, согласно которому эскалации конфликта в Южной Осетии способствовала позиция Республиканской партии США в период подготовки президентских выборов 2008 г.
Русско-грузинская война продемонстрировала столкновение масштабных «геополитических пластов» в Евразии, когда несколько региональных объединений и стран, «прежде всего Россия и атлантическое сообщество, выступили друг против друга» (с. 607). Несмотря на российскую критику двойных стандартов в политике западных стран, Россия успешно применила ту же тактику в войне с Грузией. Автор связывает такие действия с представлениями о Россия как о «великой державе», так и не изжитыми до сих пор представителями российской властной элиты.
О. В. Бабенко
Страны Европы
2013.02.019. МИРОНОВ В В. АВСТРО-ВЕНГЕРСКАЯ АРМИЯ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: РАЗРУШЕНИЕ ОПЛОТА ГАБСБУРГСКОЙ МОНАРХИИ. - Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г. Р. Державина, 2011. - 409 с.
Ключевые слова: Первая мировая война, Габсбургская монархия, австро-венгерская армия.
В монографии рассматриваются основные формы неповиновения и протеста военнослужащих австро-венгерской армии в 1914-1918 гг., комплекс законодательных, цензурных и медицинских мероприятий, осуществленных военно-политическим руководством Габсбургской монархии. Работа состоит из введения, четырех глав и заключения. Источниковую базу монографии составили документы из Венского военного архива (Австрия), а также ряд материалов трофейного происхождения, хранящихся в российских архивах.
В. В. Миронов отмечает, что в 1990-х годах в отечественной историографии сложилось самостоятельное научное направление, представители которого сосредоточили свое внимание на «человеческом измерении военных конфликтов» (цит. по: с. 13). В монографии реализуется проект системного анализа основных форм
солдатского протеста и вызванной ими реакции репрессивного государственного аппарата. И как признается сам автор, за колонками сухих цифр, полученных в результате обработки статистических данных, «мы стремились... увидеть "маленького человека" с его представлениями, ожиданиями, заботами и тревогами на фронте» (с. 11).
В первой главе исследуется офицерский корпус и рядовой состав австро-венгерской армии. В официальной пропаганде с первых дней войны начала складываться легенда о товарищеских отношениях между офицерами и солдатами как массовом явлении. В действительности жизнь солдат и офицеров протекала изолированно друг от друга. Кадровые офицеры сводили к минимуму неслужебные контакты с рядовым составом. К такому поведению их обязывали жесткие корпоративные нормы, строго запрещавшие тесное общение с представителями низших социальных слоев под страхом проведения разбирательства в офицерском суде чести. Чувство армейской солидарности значительно подрывали несопоставимые нормы продовольственного снабжения, а также повседневная практика телесных наказаний за малейшие провинности, выступавшая явным анахронизмом на фоне характерного для первого десятилетия ХХ в. развития демократических прав и свобод.
Первая мировая война кардинально изменила существовавшие в обществе ценностные ориентиры. В целом система ценностных представлений фронтовиков, сложившаяся в условиях мирного времени, не выдержала испытания войной, свидетельствует автор. Резкая девальвация ценности человеческой жизни, связанная с выработавшейся привычкой к насилию, привела в итоге к формированию модели поведения, в которой главное место занимала психология «фронтовой исключительности» по отношению к оставшемуся в тылу гражданскому населению (с. 46).
Нестабильное психологическое состояние военнослужащих усилило их внимание к народной религиозности. Распространение на фронте различных суеверий было связано с поиском иррационального объяснения происходившей на глазах военнослужащих массовой гибели сослуживцев. Война привнесла элементы нетерпимости и экстремизма в семейные отношения. Автор также отмечает, что постоянно висевшая над военнослужащими угроза собствен-
ной гибели способствовала незаметному притуплению инстинкта самосохранения, что неизбежно приводило к личной трагедии.
В первые месяцы войны австрийские военнослужащие полностью разделяли созданные официальной пропагандой стереотипы и оценки, отказывающие противнику в принадлежности к человеческой цивилизации. Переход боевых действий в стадию позиционного противостояния способствовал существенному ослаблению враждебности за счет отчетливо осознававшегося фронтовиками сходства своего положения с жизненными условиями военнослужащих противника. Принадлежность к христианской религии фронтовиков обеих сторон вела к постепенному размыванию образа врага, сформированного официальной пропагандой.
Вторая глава рассматривает режим чрезвычайного положения в Австро-Венгрии и на оккупированных территориях. Чрезвычайное законодательство, вступившее в силу в Австро-Венгрии накануне Первой мировой войны, не имело аналогов в западноевропейской истории, констатирует В.В. Миронов. Отправление правосудия военными трибуналами постоянно находилось под жестким контролем командных инстанций, следивших не столько за соблюдением буквы закона, сколько за обеспечением широко понимавшихся армейских интересов. Практика внесудебных расправ в прифронтовых районах, санкционированная чрезвычайными органами, приобрела огромные размеры. Тщательно отслеживая общественные настроения, военно-политическое руководство придавало огромное значение своевременному выявлению случаев государственной измены и шпионажа. На первой план выходила четкая градация лояльности подданных Габсбургской империи, приобретавшая выраженный национальный оттенок. Автор подробно рассматривает вступившие в силу с началом войны чрезвычайные декреты, направленные на расширение сферы полномочий военной юрисдикции.
Анализируя деятельность цензурного аппарата, предназначенного следить за соблюдением норм чрезвычайного законодательства, автор отмечает, что Первая мировая война внесла серьезные коррективы в информационную политику правящих кругов Австро-Венгрии, сосредоточивших в своих руках цензурный контроль. Постепенное ослабление военной цензурой своей «железной хватки» привело к мощному выбросу информации, дискредитировавшей политический режим Габсбургской монархии и беспрепят-
ственно распространявшейся вышедшей из-под жесткой опеки национальной прессой (с. 96).
Особая роль в ряду цензурных мероприятий отводилась перлюстрации почтовой корреспонденции военнослужащих. Перлюстрация почтовой корреспонденции солдат и офицеров действующей армии имела своей главной целью предотвратить разглашение военных сведений, попутно пресекая нередко содержавшуюся в частной переписке критику армейских и государственных порядков. Однако военнослужащим, проявлявшим недюжинную изобретательность, порой удавалось успешно миновать цензурное «сито».
Во время Первой мировой войны австрийский оккупационный контроль был установлен (полностью или частично) на территории ряда государств Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европы. Оккупационная администрация принимала различные формы, в зависимости от местной специфики. «В Черногории, Царстве Польском и в Северной Италии она была организована под непосредственным контролем военных, в то время как в Сербии наравне с военными структурами управленческие функции осуществлялись австрийскими и венгерскими гражданскими органами» (с. 98-99).
В третьей главе рассмотрено дезертирство как социально-политический феномен. При анализе регионального происхождения и национальной принадлежности дезертиров автор отмечает, что 52% военнослужащих, оказавшихся под следствием, представляли венгерскую часть Габсбургской монархии (Транслейтанию), включая пользовавшуюся ограниченной автономией Хорватию-Славонию (с. 122).
Анализ социально-профессиональной принадлежности дезертиров показывает, что она отражала в основных чертах хозяйственную специфику регионов дуалистической монархии, находившихся на разных стадиях индустриального развития. Род занятий 64% дезертиров, проживавших до войны на территории королевства, был связан с сельским хозяйством (с. 129). В своей основной массе правонарушители происходили из пролетарских слоев деревни, не владевших земельной собственностью. 11% дезертиров представляли рабочий класс, выходцы из которого были заняты до войны на промышленных предприятиях и объектах инфраструктуры (с. 132).
Образовательный уровень дезертиров был очень низким. Максимальное количество неграмотных приходится на дезертиров-румын, что в целом соответствует данным довоенной статистики, согласно которой за рамками системы школьного образования оставались до 72,2% представителей данного этноса (с. 133-134). Что касается семейного положения, то дезертирами являлись преимущественно молодые, не успевшие обзавестись собственными семьями люди.
Подавляющее число правонарушителей до совершения ими тягчайшего воинского преступления были приписаны к различным пехотным частям. Самый многочисленный отряд правонарушителей составили поступившие на военную службу в 1915 г. Под мобилизацию указанного года попали призывники, которым едва исполнилось восемнадцать лет. Причиной тому, указывает автор, служил быстро исчерпывающийся запас обученных военных кадров из-за тяжелых потерь в личном составе, понесенных австро-венгерской армией к концу 1914 г. (с. 140).
Феномен дезертирства обнаруживает многообразие форм мотивов и причин. Особого упоминания заслуживают массово совершавшиеся военнослужащими просрочки отпусков и уход из расположения воинской части в тыл. Переход на сторону противника представлял собой крайне рискованное предприятие, на которое решались только самые отчаянные. Основными причинами просрочек отпусков, как правило, выступали тяжелое материальное положение родственников и необходимость проведения срочных полевых работ. В основе мотиваций перебежчиков могли лежать страх перед наказанием, голод и в меньшей степени проявление национального протеста по отношению к Габсбургской империи. При этом автор подчеркивает, что в силу официального характера информация о преступлениях военнослужащих «просеивалась через фильтр корпоративных интересов армии и свойственных ей стереотипов мышления» (с. 202). Другая сложность в определении мотивов и причин дезертирства состоит в интерпретации показаний обвиняемых и свидетелей. В силу этого бесперспективно искать в аргументации подследственных политически мотивированные действия. Попавшие под следствие военнослужащие стремились оправдать свои поступки «безобидными» в политическом плане мотивациями: семейными обстоятельствами, недостатками снабжения
на фронте, желанием сменить воинскую часть, конфликтами с офицерами и сослуживцами.
Автор констатирует, что армейские верхи отчетливо осознавали, что жестокие репрессии способствовали значительному ослаблению боевой мощи армии, порождая сложно решаемую в условиях ограниченности людских ресурсов кадровую проблему. Данным обстоятельством во многом объясняется относительно несуровый характер наказаний, налагавшихся на дезертиров военным трибуналом. По-настоящему бескомпромиссным военное правосудие было по отношению к перебежчикам и совершившим государственную измену во вражеском плену.
В четвертой главе рассматриваются иные формы протеста и неповиновения военнослужащих, таивших в себе серьезную угрозу стабильному функционированию вооруженных сил Габсбургской монархии в условиях войны. К таковым относятся нарушение субординации и мятежи, «отказники»-запасники, по тем или иным причинам проигнорировавшие приказ о призыве на воинскую службу, и пр. На основе изученных данных статистики автор заключает, что в социальном облике правонарушителей прослеживается четкая дифференциация. Если среди военнослужащих, обвинявшихся в нарушении должностной субординации и в мятеже, были широко представлены рабочие и эпизодически служащие, то среди умышленно причинявших вред собственному здоровью фигурировали только лица, принадлежавшие к пролетарским слоям сельского общества, преимущественно венгерское сельское население. В социальном облике «уклонистов» наблюдалось относительное преобладание профессий, связанных с ремесленно-промышленным трудом.
В своем большинстве правонарушители представляли молодое поколение, не владеющее каким-либо имуществом и имеющее за своими плечами начальное образование. Образовательный уровень «иных» девиантов был несопоставимо выше, нежели дезертиров. В первую очередь это относится к военнослужащим мадьярской и немецкой национальности (присутствуют закончившие средние и среднеспециальные учебные заведения).
Средний правонарушитель, по свидетельству автора, принадлежал в подавляющем большинстве к рядовому составу пехотной части. Четко прослеживается зависимость между воинским чином
и характером правонарушения. Показательно в этом отношении полное отсутствие офицеров и незначительное количество унтер-офицеров среди военнослужащих, которым инкриминировалось неисполнение приказа о призыве и умышленное членовредительство, тогда как представители комсостава были широко представлены в группе обвинявшихся в нарушении должностной субординации и в мятеже.
Автор обращает внимание на то, что сдвиги в умонастроениях военнослужащих привели к «обвалу» патриотических ценностей. Для многонациональной Австро-Венгерской империи участие в Первой мировой войне обернулось государственной катастрофой.
Анализ солдатских выступлений свидетельствует о том, что в них следует разграничивать конструктивный и деструктивный компоненты. В первом случае вставшие на защиту полагавшихся им прав военнослужащие не помышляли о насильственном изменении государственной системы управления. Деструктивный компонент солдатских волнений был обусловлен в первую очередь политическими убеждениями военнослужащих, открыто протестовавших против Габсбургской администрации. Приведенные автором данные показывают, что среди правонарушителей находились представители не только так называемых «угнетаемых наций», но и «титульных» этносов - австрийских немцев и венгров.
Источниковый материал свидетельствует о том, что основанием для подозрений части военнослужащих в «политической неблагонадежности» служило порой их членство в различных политических партиях. Особое внимание обращалось военным командованием на недопустимость распространения социалистической пропаганды и агитации среди подчиненных. Еще до войны социал-демократия устойчиво ассоциировалась в сознании военных верхов с враждебным династии политическим течением.
Автор отмечает, что в последние годы заметно возрос интерес к влиянию Октябрьской революции на внутриполитическое развитие Центральной и Восточной Европы. Он останавливается на этом вопросе, отмечая, что набравшее оборот с осени 1917 г. взаимодействие иностранных военнопленных с советскими государственными органами было поставлено под угрозу новой конъюнктурой 1918 г.: Брестский мир инициировал взаимную репатриацию военнопленных и интернированных, поставившую на повестку дня
для военно-политического руководства Габсбургской монархии проблему выявления и нейтрализации возвращающихся из России австро-венгерских подданных, зараженных «бациллой большевизма» (с. 328). По официальным данным, до 18 октября 1918 г. в Австро-Венгрию из России прибыли 670 508 военнослужащих, немалая часть которых вернулась самовольно, минуя созданные командованием транзитные лагеря (с. 329). «Вмести с ними в воинские части хлынула широкая революционная пропаганда, павшая на благодатную почву системного социально-экономического кризиса» (с. 333-334).
В заключение автор отмечает, что феномен «военного неповиновения» наглядно продемонстрировал наличие «болевых точек» в отношениях между государством и гражданским обществом, угрожавших самому существованию Габсбургской монархии (с. 376). Заметная аполитичность представителей сельского социума Венгрии, составивших подавляющее большинство дивиантов, обусловила довольно низкий по сравнению с другими западноевропейскими армиями уровень их гражданско-правового сознания.
И.Е. Эман
2013.02.020. СНАЙДЕР Т. ОКРОВАВЛЕННЫЕ ЗЕМЛИ. ЕВРОПА МЕЖДУ ГИТЛЕРОМ И СТАЛИНЫМ.
SNYDER T. Bloodlands. Europa zwischen Hitler und Stalin. - München: Beck, 2011. - 523 S.
Ключевые слова: тоталитарные режимы Европы, Сталин, Гитлер, политика террора, Вторая мировая война.
Книга американского историка Тимоти Снайдера, профессора Йельского университета в США и постоянного научного сотрудника Венского института наук о человеке, посвященная кровопролитным событиям в восточной части Европы в 1930-1940-е годы, вышла на 20 языках (в данном реферате используется ее немецкое издание).
Монография основана на широчайшем круге привлеченной литературы на разных языках (с. 468-498) и на использованных в этой литературе материалах из государственных архивов России (АВП РФ, ГАРФ), национальных и частных архивов ФРГ, Украины, Польши, Великобритании, США (с. 467).
