CC BY
80ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРАКТИКИ
СОЦИАЛЬНЫЙ ПОРТРЕТ ПРАВОНАРУШИТЕЛЕЙ В АВСТРО-ВЕНГЕРСКОЙ АРМИИ
ВО ВРЕМЯ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (НА МАТЕРИАЛЕ ЗЕМЕЛЬ ВЕНГЕРСКОЙ КОРОНЫ)
МИРОНОВ Владимир Валерьевич
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой всеобщей истории, e-mail: mironov.vladimir@hotmail.com
В статье реконструируется социальный портрет правонарушителей в австро-венгерской армии во время Первой мировой войны. На основе анализа данных статистики выявлены национальные, конфессиональные, социально-профессиональные, возрастные и образовательные параметры правонарушителей.
Ключевые слова: Австро-Венгрия, Первая мировая война, австро-венгерская армия, национальный вопрос в Австро-Венгрии, формы протеста военнослужащих, военное судопроизводство.
Во время Первой мировой войны вооруженные силы вовлеченных в нее противоборствующих сторон были охвачены стихийными (скоординированными) акциями пассивного (активного) протеста против драконовских военных порядков [1]. Военнослужащие выражали свое возмущение произволом командного состава, тяжелыми бытовыми условиями, скудным питанием, голодом и лишениями оставшихся в тылу родственников с помощью разнообразных форм солдатского протеста: дезертирства, умышленного членовредительства, нарушения служебной субординации и др. [2]. В австро-венгерской армии, помимо указанных причин девиантного поведения, сохранял актуальность национальный вопрос, остро вставший накануне Первой мировой войны. Во время так называемого мобилизационного кризиса (осень 1912 г.) отмечались случаи открытого неповино-
вения военнослужащих распоряжениям военно-политического руководства Австро-Венгрии [3].
В настоящей статье предпринята попытка анализа статистических данных, касающихся территориально-национальной и конфессиональной принадлежности, возрастной структуры, образовательного уровня, имущественного положения, гражданского состояния и социально-профессионального состава правонарушителей в австро-венгерской армии во время Первой мировой войны. Основным источником указанных сведений послужили анкетные данные девиантов, приобщенные к материалам военного судопроизводства Австро-Венгрии. Они хранятся в Государственном архиве Австрии (г. Вена).
Целесообразность территориального ограничения нашего исследования землями венгерской короны оправдана тем, что, по данным статистики 1915 г., мадьяры и представители иных наций Королевства играли одну из ведущих ролей в составе имперской армии. Так, из каждой тысячи рядовых на долю мадьяр приходилось 233 человека, а словаков - 36 человек [4]. В современной российской историографии подчеркивается, что около половины всех мобилизованных в Австро-Венгрии во время Первой мировой войны приходилось на подданных Королевства, составляя в количественном исчислении 3,8 млн [5].
Нашим исследованием было охвачено 706 военнослужащих. Из них на долю уроженцев земель венгерской короны (без Хорватии-Славонии) приходилось 367 человек (52%). По своему статусу в армейской иерархии 592 военнослужащих принадлежали к рядовому составу. Представители Венгрии составляли среди них 263 человека (44%). К категории «младших командиров» относились 32 военнослужащих, из которых 12 человек (37%) проживали до войны на территории Королевства. Среди унтер-офицеров, насчитывавших 61 военнослужащего, уроженцами земель венгерской короны являлись 16 человек (26%). 2 человека (0,7%) рекрутировались из вольноопределяющихся и кандидатов в командиры, которым по истечении испытательного срока предстояло производство в офицерское звание. В 12-ти случаях установить воинский ранг правонарушителей не удалось.
Подавляющее большинство девиантов представляли «общую» армию (355 человек, или 96%), а в национальных венгерских вооруженных силах (гонвед) служили 12 человек (4%). 70% военнослужащих, мобилизованных в течение 1915-1916 гг., были уроженцами Венгрии, что объяснялось в первую очередь проведением в 1915 г. дополнительного рекрутского набора [6, s. 289].
При анализе регионального происхождения и национальной принадлежности правонарушителей (выборка - 357 человек) бросается в глаза, что 60% подследственных представляли венгерскую «половину» Габсбургской монархии (без Хорватии-Славонии). Среди них численно преобладали мадьяры, составлявшие 214 человек (60%). Вторые позиции занимали румыны, которые насчитывали 63 человека (18%). На долю немцев, проживавших главным образом в Трансильванском Зибенбюргене, падает 39 девиантов (11%). За ними следуют воеводинские сербы (24 человека, или 7%), евреи (10 человек, или 3%) и словаки (6 человек, или 1%). Один человек представлял хорватскую нацию. В 10 случаях выяснить национальную принадлежность правонарушителей не удалось. По мнению зарубежных исследователей, широкое представительство венгров среди правонарушителей могло быть связано с двумя причинами. Во-первых, они как жители равнинных районов могли испытывать большие трудности в адаптации к условиям горной войны. Второе объяснение заключается в том, что венгры, вопреки традиционному причислению их к разряду господствующих наций, нередко считали себя незаслуженно дискриминируемыми по отношению к другим народам Габсбургской империи, прежде всего к чехам и австрийским немцам [7]. При этом необходимо учитывать, что данная этническая группа включала так называемых «статистических мадьяр», первоначально имевших другую национальность, но при проведении переписи населения 1910 г. причисленных к ним из-за различных причин: ассимиляционных устремлений, напряженного национального климата и прямого вмешательства венгерских чиновников в ее результаты [8].
В этой связи следует учесть два обстоятельства. В то время когда активно включавшиеся в капиталистическое развитие
страны народы (немцы, словаки и евреи) по преимуществу выбирали путь добровольной ассимиляции с господствовавшим мадьярским этносом, твердо державшиеся своих религиозных традиций и главным образом крестьянского образа жизни румыны, сербы и русины сохранили свою национальную идентичность [9, s. 336]. Их попытки добиться во время Первой мировой войны более точного указания национальной принадлежности отличившихся в боях воинских частей вызвали единодушный протест влиятельных политиков и прессы, стоявших на платформе «единой венгерской нации» [10].
Что касается конфессионального состава правонарушителей (выборка - 357 человек), то в нем численно преобладали военнослужащие католического вероисповедания, насчитывавшие во всех национальных группах 176 человек (49%). С различными течениями в протестантизме, главным образом с кальвинизмом и лютеранством, идентифицировали себя 59 человек (17%). Православие исповедовали 57 человек (16%). К униатской церкви принадлежали 55 человек (15%). В иудейской конфессии состояли 10 человек (3%). Конфессиональную принадлежность 10 военнослужащих установить не удалось. Бросается в глаза, что конфессиональное представительство обнаруживает тесную взаимосвязь с теми или иными этносами Венгрии. Так, полученная нами цифра в 77% католиков среди мадьярского населения в целом соответствует данным переписи 1910 г., согласно которым в католической церкви состояли 58,7% представителей указанной этнической группы. Обостренным конфессиональным чувством отличались воеводинские сербы, у которых оно было неразделимо с этническим самосознанием. Религиозная принадлежность венгерских немцев была генетически связана как с протестантским вероисповеданием первой волны осевших в Зибенбюргене колонистов, так и с католицизмом переселившихся только в XVIII в. швабов [9, s. 340-341].
Разумеется, приведенные данные о религиозном составе венгерских дезертиров нельзя интерпретировать как свидетельство конфессиональной замкнутости в рамках армейского коллектива. В начале XX в. границы между конфессиями стали подвижными, резко увеличилось количество переходов из одно-
го вероисповедания в другое. Так, в первое десятилетие XX в. в лоно католической церкви из других конфессий влились 12000 новых прихожан. Другим важным показателем, характеризующим состояние межконфессиональных отношений в предвоенной Венгрии, служат смешанные браки, составлявшие накануне Первой мировой войны 13% от общего количества бракосочетаний. Говоря о конфессиональных противоречиях как потенциальном источнике национальных конфликтов, венгерский исследователь П. Ханак категорически не согласен с преувеличением их роли. По его мнению, они были способны внести раскол лишь в ряды высших слоев общества, слабо влияя на поведение широких народных масс, давно живших в ситуации межконфессионального смешения [9, s. 341].
Территориальное распределение подследственных по комитетам Венгрии обнаруживает, несмотря на очевидный перевес уроженцев столичного округа Пешт, включая г. Будапешт, весомое представительство административных единиц северозападной (Верхней Венгрии), южной и юго-восточной частей Королевства со смешанным мадьяро-сербским (словацким, румынским, немецким) населением. Относительно высокая доля представителей южной и юго-восточной Венгрии среди девиантов (98 человек, или 32%) объяснялась первоочередной мобилизацией призывных возрастов из районов Венгрии с преимущественно сельскохозяйственным населением. Военные действия привели к резкой активизации центробежных сил. По сведениям, заимствованным из румынских источников, уже в 1915 г. 10 тысяч перебравшихся под защиту Бухареста трансильванских румын были готовы сражаться против Австро-Венгрии [11].
Таблица 1
Возрастная структура правонарушителей в австро-венгерской армии (выборка -363 человек). 1915-1918 гг.
Годы рождения Количество в абсолютных цифрах %
1897 35 10
1894 25 7
1899 24 7
1896 24 7
Годы рождения Количество в абсолютных цифрах %
1892 23 6
1898 23 6
1895 18 5
1890 18 5
1887 18 5
1893 17 5
Остальные 138 38
Источник: OStA - KA - Bestand MGA.
Анализ демографической структуры девиантов показывает, что среди них преобладали представители молодых возрастов, подлежавших призыву на действительную военную службу (табл. 1). Максимальная величина зарегистрирована среди родившихся в 1897 г. По всей видимости, речь идет о молодых солдатах, тяжело переживавших вынужденную разлуку с родителями, не сумев полностью адаптироваться к распорядку армейской службы. Вместе с тем, из таблицы видно, что в контингенте правонарушителей были широко представлены военнослужащие, призванные из запаса. Особенно это касается резервистов 1892 г. р., которые по своей численности лишь немногим уступали более молодым возрастам. Главную причину выявленного феномена, по нашему мнению, следует видеть в том, что, военнослужащие указанной возрастной группы влились в состав регулярной армии накануне Первой мировой войны.
Скрупулезный анализ гражданского состояния правонарушителей в целом подтверждает существующее в зарубежной научной литературе мнение о них как преимущественно молодых и не успевших обзавестись собственными семьями людях [12]. Одна из главных причин, помимо явного превалирования молодых рекрутов в составе призывного контингента, коренилась в карательных санкциях австрийского государства, угрожавшего, в частности, дезертирам конфискацией имущества и прекращением выплаты социального пособия их близким родственникам [13]. Направленные на борьбу с дезертирством репрессивные мероприятия изначально не могли тяжело сказаться на материальном положении молодых, неженатых и не владев-
ших собственным имуществом военнослужащих. В количественном отношении холостыми были 139 (55%), а женатыми 112 - (44%) правонарушителей. Остальные 4 человека (1%) относились к вдовцам и разведенным.
Таблица 2
Образовательный уровень правонарушителей в австро-венгерской армии (выборка - 256 человек). 1915-1918 гг.
образовательный уровень грамот- ный негра- мотный начальная школа средняя школа гим- назия учи- лище
национальность
мадьяры 34 14 105 5 5 2
румыны 9 22 14 - - -
немцы 10 1 20 3 2 2
евреи - - 2 1 2 3
словаки 3 - 3 - - -
хорваты - - 1 - - -
Итого 56 37 145 9 9 7
Источник: OStA - KA - Bestand MGA.
Образовательный уровень девиантов четко корреспондирует с их национальной принадлежностью. По данным статистики 1910 г., 78% мадьяр посещали начальную школу, а у словаков и немцев количество получивших элементарные знания было равным, составляя 75%. Самой малограмотной национальной группой Венгрии были румыны, из которых лишь 45% умели читать и писать [14]. Из таблицы 2 видно, что порог начального образования смогли преодолеть 25 человек (10%), принадлежавших к трем национальным группам. Среди военнослужащих, получивших среднее и среднее специальное образование, дезертирами числились всего 17 человек (8%), в то время как количество других девиантов, имевших указанный образовательный уровень, составляло 10 человек (18%). Обращает на себя внимание заметное представительство евреев среди выпускников гимназий и профессиональных училищ. Падающее на дезертиров-румын максимальное количество неграмотных в целом соответствует данным довоенной статистики, согласно которым за рам-
ками системы школьного образования оставались от 66,8 до 72,2% представителей данного этноса [9, s. 344].
Анализ социально-профессиональной структуры правонарушителей показывает, что она отражала в основных чертах хозяйственную специфику регионов дуалистической монархии, находившихся на разных стадиях индустриального развития. Так, род занятий 158 девиантов (60%), проживавших до войны на территории Королевства, был связан с сельским хозяйством, что указывает на переходный характер экономики земель короны св. Иштвана, вступивших после заключения дуалистического соглашения на путь ускоренной индустриализации. Наши выводы адекватно отражают особенности экономической структуры земель венгерской короны, где доля аграрного сектора в 1910 г. составляла 62% [9, s. 397].
50 правонарушителей (19%) представляли рабочий класс, выходцы из которого были заняты до войны на промышленных предприятиях и объектах инфраструктуры. Удельный вес рабочей «аристократии» относительно невелик, составляя 2 человека (4%), трудившихся до мобилизации в типографском деле. Разумеется, форсированная социально-экономическая модернизация в землях венгерской короны не могла привести к полному исчезновению ремесленного сектора производства. В нем были заняты 30 человек (12%) девиантов. В сфере обслуживания трудились до призыва на военную службу 2 правонарушителя (4%). Среди преступников было только три представителя высшего общества (1%), один из которых до войны являлся крупным коммерсантом с миллионным состоянием.
Обращает на себя внимание, что в своей основной массе правонарушители происходили из пролетарских слоев деревни, не владевших земельной собственностью. С началом всеобщей мобилизации 1914 г. венгерское правительство обещало призванным на военную службу крестьянам приемлемое для всех сторон решение аграрного вопроса. Надежда на получение земельного участка от государства как справедливой награды за честно выполненный воинский долг служила серьезным стимулом, подпитывавшим патриотизм сельского населения Венгрии [6, s. 296].
Примерно половина земельной собственности девиантов падала на карликовые хозяйства, площадь которых колебалась от 1 до 12 кадастровых моргенов. Судя по данным статистики 1910 г., к категории мелких собственников относились 8 владельцев земельных наделов. Важно отдавать отчет в том, что уровень социальной дифференциации венгерского крестьянства характеризовался не только размером земельной собственности, но и другими показателями, включающими в том числе поголовье скота, наличие орудий труда и сельскохозяйственных машин. С учетом того, что в протоколах допросов обвинявшихся в дезертирстве военнослужащих значатся лишь сведения о площади земельных участков, говорить о зажиточном характере крестьянских хозяйств размером от 20 до 60 кадастровых моргенов, составляющих другую половину общей площади земельных владений в нашей выборке, можно весьма условно.
Наконец, необходимо принять во внимание то обстоятельство, что верно истолковать уровень социальной дифференциации венгерского крестьянства представляется возможным лишь с учетом таких факторов, как географическое положение того или иного региона, степень развитости его транспортной системы, характер рыночной конъюнктуры. Довоенные экономисты выделяли на географической карте Королевства семь больших регионов: Трансданубия, Западная Верхняя Венгрия с малой низменностью, Междуречье между Дунаем и Тисой, Банат и Затисье, причем три последних назывались Великой венгерской низменностью, Северо-восточная Верхняя Венгрия и Зибенбюр-ген. Расчетной единицей налогообложения крестьянских хозяйств в Венгрии служил такой показатель, как размер чистого дохода на один кадастровый морген. Его величина колебалась в зависимости от региона, составляя максимум в Банате, где уровень доходности крестьянских хозяйств достигал 8,9 крон [9, s. 399]. На уровне доходности крестьянских хозяйств негативно сказывались такие вызванные Первой мировой войной явления, как остро ощущавшая нехватка рабочих рук в связи с мобилизацией военнообязанного населения и практиковавшиеся властями реквизиции поголовья скота и сельскохозяйственных продуктов [15].
Таким образом, можно констатировать, что приносившие наибольший доход своим владельцам хозяйства находились в Южной Венгрии, совпадая с компактными районами расселения сербского национального меньшинства. Другая трудность при характеристике имущественного положения происходивших из сельской местности дезертиров связана с тем, что в протоколах допросов в графе «имущество» могла быть указана денежная сумма, которой располагали подследственные. В нашем случае речь идет о денежных суммах размерами 1400, 3000, 6000, 10000, и дважды в 1200 и в 15000 крон. По подсчетам довоенных экономистов годовой доход крестьянской семьи, состоявшей из пяти человек и обрабатывавшей земельный участок площадью в 6 га, составлял около 1000 крон. С учетом уплаты налогов и стоимости воспроизводства, жизненный стандарт мелких собственников в деревне был сопоставим с уровнем городского квалифицированного рабочего [9, s. 404]. Вместе с тем, необходимо учитывать то обстоятельство, что речь идет о доходах крестьянских семей, исчислявшихся в довоенной валюте Австро-Венгрии. Индекс государственных цен на продукты питания в расчете на рабочую семью из пяти человек возрастал в Венгрии во время Первой мировой войны следующим образом: июль 1914 г. - 100%; 1914-1915 гг. - 147,3%, 1915-1916 гг. -244,1%; 1916-1917 гг. - 346,4%; 1917-1918 гг. - 439,1%; 1918 (июль-октябрь) - 561,3% [16]. А с учетом того, что большинство изученных нами уголовных дел по обвинению в дезертирстве падают на 1917-1918 гг., можно с уверенностью утверждать, что принадлежавшие правонарушителям денежные суммы были «съедены» прогрессировавшей инфляцией.
Итак, социальный портрет типичного правонарушителя, рекрутированного из земель венгерской короны, выглядел следующим образом: по преимуществу мадьяр, уроженец сельской местности, получивший начальное образование, малоимущий и занятый в аграрном секторе экономики. Демографический профиль девиантов характеризуют относительно молодой возраст и во многом обусловленное им холостое гражданское состояние.
ЛИТЕРАТУРА
1. Lipp A. Meinungslenkung im Krieg. Kriegserfahrungen deutscher Soldaten und ihre Deutung 1914-1918. Gottingen, 2003.
2. Jahr C. Gewohnliche Soldaten. Desertion und Deserteure im deut-schen und britischen Heer 1914-1918. Gottingen, 1998.
3. Stergar R. Fragen der Militarwesen in der slowenischen Politik 1867-1914 // Osterreichische Osthefte. Zeitschrift fur Ost-Mittel und Su-dosteuropaforschung. Jg. 46. 2004. H. 3. S. 415-416.
4. Plaschka R.G., Haselsteiner H, Suppan A. Innere Front. Militaras-sistenz, Widerstand und Umsturz in der Donaumonarchie 1918. Wien, 1974. Bd. 1. S. 35.
5. Сенявская Е.С. Союзники Германии в мировых войнах в сознании российской армии и общества // Вопросы истории. 2006. № 11. С. 92.
6. Balla T. Die ungarischen Soldaten der osterreichisch-ungarischen Monarchie im Ersten Weltkrieg // Mitteilungen des Osterreichischen Staats-archivs. Jg. 51. (2004).
7. Nussgruber J. Die osterreichische Militargerichtsbarkeit im Ersten Weltkrieg. Desertion in den Militargerichtsakten am Beispiel der Isonzoar-meen. Wien, 2003. S. 61.
8. Osovsky S. Slowakei // Brennpunkt Mitteleuropa. Minderheiten im Kreuzfeuer des Nationalismus / Hsg. von V. Heuberger, A. Suppan und E. Vyslonzil. Wien, 1996. S. 217.
9. Hanak P. Ungam in der Donaumonarchie. Probleme der burgerli-chen Umgestaltung eines Vielvolkerstaates. Budapest, 1984.
10. Spann G. Zensur in Osterreich wahrend des 1.Weltkrieges 19141918. Wien, 1972. S. 318-319.
11. Яси О. Распад Габсбургской монархии / пер. с англ. Якименко О.А.; Айрапетов А.Г. ст., коммент. М., 2011. С. 35.
12. Leben im Krieg. Die Tiroler „Heimatfront“ im Ersten Weltkrieg / Hsg. von O.Uberegger und M. Rettenwander Bozen, 2004. S. 214.
13. Миронов В.В. Законодательные аспекты борьбы с дезертирством в Австро-Венгрии // Обозреватель - Observer. 2011. № 7. С. 118-122.
14. Cornwall M. The Undermining of Austria-Hungary: the battle for hearts and minds. Basingstoke - London - N. Y., 2000. P. 300.
15. Romsics I. Weltkrieg, Revolutionen, Trianon (1914-1920) // Ge-schichte Ungams/ Hsg. von I. G. Toth. Budapest, 2005. S. 603.
16. Госиоровский М. История словацкого рабочего движения. 1848-1918. М., 1958. С. 88.
SOCIAL PORTRAIT OF OFFENDERS IN THE AUSTRO-HUNGARIAN ARMY DURING THE WORLD WAR I (BASED ON THE HUNGARIAN CROWN LANDS)
Mironov Vladimir V., Head of the Department of World History of the Institute for Humanitarian and Social Education, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, professor, Doctor of Historical Sciences.
This article reconstructs the social portrait of offenders in the Austro-Hungarian army during the First World War. Based on analysis of statistics identified national, religious, social, professional, age and educational settings offenders.
Key words: Austria-Hungary, World War I, the Austro- Hungarian army, the national question in the Austro-Hungarian Empire, a form of protest military, military justice.
