CC BY
244
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ
2013.02.001. ИГГЕРС Г., ВАН Э. ГЛОБАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ / При участии Мукерджи С.; пер. с англ. - М.: Канон+, 2012. - 432 с.
Ключевые слова: XVIII - начало XXIв., развитие исторической науки, современная историография.
В книге известного историка и историографа Г. Иггерса (почетный профессор истории в Университете штата Нью-Йорк в Буффало, США) и Э. Вана (профессор истории Университета Роу-эна, США)1 рассматривается развитие исторической науки в странах Европы и Азии в XVIII - начале XXI в. По мнению Г. Иггерса и Э. Вана, в этот период историографии перестают быть изолированными и начинают взаимодействовать.
В предисловии «Глобализация, модернизация и мировая историография» редактор русского издания М. Кукарцева отмечает, что авторы создают «своего рода карту сходств и отличий западного и незападного стиля исторического мышления и историописа-ния» (с. 8).
Во введении Г. Иггерс и Э. Ван поясняют, что для структурирования исследования они выбрали два понятия - глобализация и модернизация. Различного рода обмены (культурные, торговые и т.п.) начались еще в ранней древности. Но в эпоху великих географических и научных открытий XV-XVI вв. процесс глобализации приобрел другую форму и прошел с той поры три фазы.
1 Iggers G., Wang E. A global history of modern historiography. - Harlow; N.Y.: Pearson Longman, 2008. - 436 p.
Первая фаза - появление мировой капиталистической рыночной экономики и начало западной колонизации. «В этот период основными целями Запада были не столько страны Восточной Азии или части мусульманского мира типа Персии и Османской империи, имевшие устойчивые политические структуры, древние цивилизации и действующие экономические системы, сколько те регионы мира, которые были менее способны защитить себя, например обе Америки, Тропическая Африка, Юго-Восточная Азия, Океания и в некоторой степени Индийский полуостров» (с. 26).
Вторая фаза начинается в XVIII в., когда, по словам авторов, нарушается политическое, экономическое, военное и цивилизаци-онное равновесие. Европейцы считают цивилизации Востока (Китай, арабский мир) неполноценными. Незападный мир заимствует идеи, технологии и вооружение для защиты своей автономии и культуры. Европейские историки занимаются в этот период историей родных стран и стран Европы, а специальные исследования восточных культур не интегрированы в картину всеобщей истории.
Третья фаза началась после Второй мировой войны и распада колониальной системы. «Главное влияние глобализации проявилось в экономической сфере - появился финансовый капитализм, практически не знающий национальных границ» (с. 28). Историки с новым интересом изучают другие регионы, отказавшись от европоцентризма и признав равноценность других культур.
Второе основополагающее понятие - модернизация, под этим авторы подразумевают разрыв с «традиционными способами мышления, формами политической, экономической и социальной организации» (с. 32). Модернизация - это возникновение научного мышления и науки в современном виде; политические революции XVIII в. и провозглашение идеи национального суверенитета; процесс индустриализации.
В первой главе «Мировые историографические традиции: XVIII век» кратко обрисованы основные характеристики исторической науки в странах Запада и Востока.
В Европе эпохи Просвещения религиозное мышление сменяется научным, секуляризируется историческая наука и историопи-сание. Историки больше внимания уделяют критическому анализу источников. На смену библейской хронологии приходит концепция линейного времени. Ослабевает интерес к всеобщей истории, исто-
рики занимаются европоцентричными идеями прогресса и изучением национальных историй.
Началом исламского историописания Г. Иггерс и Э. Ван считают 622 г. - переселение пророка Мухаммеда из Мекки в Медину. К концу X в. оформляются основные жанры историографии: сира (жизнеописание пророка), табакат (в основном просопография), тарих (хроники, хронография). Начало XVIII в. сопровождается упадком мусульманской историографии, вызванным европейскими завоеваниями.
Индийская историография к XVIII в. прошла три фазы: первая фаза - индуистская - началась с арийских вторжений и длилась до XIII в., сакральным и литературным языком был санскрит; вторая фаза - времен мусульманского правления - создавалась в основном на персидском языке; третья фаза - периода британского колониального правления, основной язык исследований - английский.
Историография Китая практически с момента возникновения находилась в руках императорских чиновников, что наложило отпечаток на характер исторического мышления, отмечают авторы. Хотя, конечно, были историки, не состоявшие на государственной службе. Самыми значительными историками имперского Китая авторы называют Конфуция, считавшего, что написание истории необходимо для установления норм общественно-политического порядка, и Сыма Цяня, основателя жанра анналов-жизнеописаний, ставших впоследствии стандартной формой исторического исследования в синтоистском мире. В XVIII - начале XIX в. в Китае, Японии, Корее развиваются новые исторические стратегии. Историки начинают использовать методы критического анализа текстов и поддерживать идеи доказательности знания, возникают школы доказательного знания.
Во второй главе «Наступление национализма и националистическая история: Запад, Ближний Восток и Индия в XIX в.» рассматриваются новые подходы к изучению истории. В странах Европы на смену идеям Просвещения пришли идеи романтизма и национализма, возникли представления о нации как основной движущей силе истории. Авторы отмечают, что «непосредственной реакцией историков во время и сразу после революционных событий (во Франции. - Реф.) было неприятие идеалов Просвещения, вдохновивших эту революцию. Революция рассматривалась как
отрицание истории, как неудачная и навязчивая идея строительства общества на новых рациональных основаниях» (с. 89).
Европейские историки начинают активно изучать средневековые источники, которые они рассматривают как основу для создания национальных историй. Первенство в этом принадлежит итальянскому ученому Людовико Муратори, который еще в начале XVIII в. стал публиковать средневековые материалы. За небольшим исключением историки перестают создавать общие истории Европы, предпочитая истории отдельных стран. В XIX в. национальные истории особенно активно развивались немецкими и французскими учеными.
В мусульманских странах, например в Египте, растет интерес к доисламским временам. Турецкие, сирийские, тунисские историки начинают изучать доисламскую древность, рассматривая время ислама как один из периодов истории. Появляются работы, написанные в новой, «западной» манере, применяются критический и аналитический методы.
В Индии тоже возникает интерес к далекой древности, временам до мусульманского завоевания страны. Развивается рационалистическая историография, написанная на местных языках, использующая рационалистические критерии исторической репрезентации.
В главе «Академическая история и формирование исторической профессии в XIX в.: Трансформация исторических исследований на Западе и в Восточной Азии» авторы рассматривают три исторические парадигмы - позитивизм, ранкеанство, марксизм - и их влияние на историческую науку. По мнению Г. Иггерса и Э. Вана, эти столь разные научные концепции имеют схожие черты: утверждение своей строгой научности и независимости от старых философских и метафизических основ; обоснование идеи прогресса (исключение составила школа Ранке); рассмотрение истории как единого процесса, достигающего своей цели на Западе; деление народов и наций на исторические и неисторические; выделение в мировой истории таких категорий, как люди/массы/классы исторические (играющие активную роль) и неисторические. «И все три направления оправдывали экспансию Запада в незападный мир и его эксплуатацию» (с. 150).
В этот период историческая наука профессионализируется, научная жизнь концентрируется в университетах и научно-иссле-
довательских учреждениях. Важной вехой авторы считают основание в 1810 г. Берлинского университета, в стенах которого соединилось изучение и преподавание истории, что стало образцом сначала для Германии, а потом распространилось и на другие страны. История становится академической дисциплиной, появляются профессиональные ассоциации и издания, формируются профессиональные сообщества. Г. Иггерс и Э. Ван отмечают заметный рост национализма в науке, повышенный интерес к политической, военной и дипломатической истории.
Активизация отношений между европейскими и азиатскими странами, естественно, сказалась на характере историописания. В Китае два выдающихся историка и писателя Гун Цзычжэнь и Вэй Юань, обеспокоенные ростом западного влияния, вновь подняли вопрос о необходимости развития знания о государственном управлении и возродили интерес к древней истории. Эти историки пытались выявить в конфуцианской традиции элементы, помогающие понять происходящие перемены и справиться с ними. Историю они рассматривали как источник мудрости для решения проблем современности.
В Японии периода Мэйдзи модернизация страны вызвала повышенный интерес к институтам и культуре Запада, в частности, была полностью реформирована система образования. В 1869 г. была воссоздана Историческая служба, продолжавшая традиции ди-настийного историописания, обязанностью которой стало написание национальной истории. Историческая наука профессионализируется: в 1877 г. создаются Токийский университет, в состав которого вошла Историческая служба, Японская историческая ассоциация, начал издаваться профессиональный исторический журнал.
В четвертой главе «Мировые войны и историописание: Кризис историзма и современная историография» авторы рассматривают изменения традиционной историографии в Европе и США. Первая половина XX в., две мировые войны, по мнению Г. Иггерса и Э. Вана, вызвали рост разочарования в демократии и современной цивилизации. Философы (А. Бергсон, М. Хайдеггер, О. Шпенглер) отвергали прогресс, критиковали идеи Просвещения и рациональное мышление. Ф. Ницше и В. Парето, М. Хайдеггер и Т.С. Элиот писали, что современное им общество утратило чувство общности,
а восставшие массы разрушили культурные ценности (Х. Ортега-и-Гассет).
Но несмотря на это, история развивается и обновляется. В США возникают новые направления: народная история (Ч. и М. Бирд), интеллектуальная история (Дж. Х. Робинсон, К. Беккер и др.). В Великобритании в тесной взаимосвязи развивается социальная и экономическая истории (Р. Тоуни, Э. Пауэр). Марксистская историография, отмечают Г. Иггерс и Э. Ван, играет важную роль не только в СССР, но и в странах Европы, возникает так называемый «западный марксизм» (Г. Лукач, А. Грамши). Во Франции представители Школы «Анналов» (Л. Февр, М. Блок) существенно изменяют представления об экономической и социальной истории.
В пятой главе «Притягательность националистической истории: Исторические исследования на Ближнем Востоке и в Азии в XX в.» Г. Иггерс и Э. Ван показывают, как развивалось национальное историописание и как проходила дальнейшая профессионализация исторических исследований. В период правления Кемаля Ататюрка турецкая историография заметно изменилась. Строительство государства и формирование нации требовало переосмыслить историческое прошлое таким образом, чтобы подчеркнуть не исламские аспекты, выделить достижения турецкой цивилизации. Историки сформулировали «турецкий исторический тезис»: 1) турецкая история древнее османской истории; 2) турки - представители белой расы (брахицефалический тип); 3) турки принесли цивилизацию в Анатолию, Ирак, Египет, районы Эгейского моря.
В Египте продолжался процесс профессионализации истории: основывается Египетская ассоциация исторических исследований, начинают издаваться профессиональные журналы, история становится академической дисциплиной. Профессиональные историки тщательно изучают источники и создают работы, написанные простым арабским языком.
В Китае в рамках проекта «Национальные исследования» шла работа по собиранию и критическому пересмотру исторических и литературных источников. Одной из целей этого проекта было определение фальсифицированных и фальшивых текстов.
В Японии большое влияние на развитие историографии оказал историк Цуда Сокити, ставший лидером эмпирической и критической историографии. Задачей историка он считал не только
критику источников, но стремление «обнаружить и раскрыть "национальный дух" и его проявления в различные временные периоды» (с. 246). Его сторонники, объединившись с представителями социально-экономической, фольклорной и других научных школ, стали изучать культурную традицию своей страны и простого народа, а не только элит, как было прежде.
В независимой Индии история стала важнейшим национальным проектом, «утверждая как национальный суверенитет, так и автономию индийской точки зрения» (с. 269). В исторической науке, финансируемой государством, выделилось два направления. Первое направление было связано с националистическим движением, которое стали называть «борьбой за свободу», и в его рамках исследовалось движение за независимость, индийское национальное самосознание. Второе направление представляло собой в основном биографические исследования. Начало положило архивирование работ и речей М. Ганди, а потом таких национальных героев, как Валлабхаи Патель и Б.Р. Амбедкар. Еще одно направление финансировалось в основном частными институтами. Его целью было создание многотомной всеобщей истории Индии, начиная с древнейших времен и заканчивая XX в. «Являясь националистическими историографиями, все три проекта были по природе своей агиографическими» (с. 270).
В последних трех главах авторы рассматривают состояние исторической науки во второй половине XX в. По мнению Г. Иггер-са и Э. Вана, период 1945-1960-х годов характеризуется очередными усилиями по превращению истории в строгую науку, опирающуюся на аналитические методы. Например, в США историки стали применять социально-научные подходы к историческим исследованиям: принципы аналитической философии (К. Гемпель, К. Поппер); количественные методы «клиометрии» (Р. Фогель, Д. Норт).
С 1970-х годов в исторической науке усиливается интерес к истории незападных стран. Обновлению ориенталистских исследований способствовала книга профессора английской литературы Колумбийского ун-та Э. Саида «Ориентализм», в которой показана политическая составляющая изучения истории Востока западными учеными. «Он утверждал, что британский и французский научный ориентализм... не изображал Восток реалистично, таким, какой он
есть на самом деле, но создавал или, лучше сказать, придумывал образ, служивший определенным политическим целям» (с. 315). Вызов, брошенный автором, сложившимся стереотипам изучения был с энтузиазмом встречен на Западе и на Востоке и стимулировал новые интерпретации истории стран Востока и Азии.
Индийский историк Ранаджит Гуха, главный редактор журнала «Subaltern studies», предложил изучать зависимые слои населения, низшие касты, крестьян, всех тех, кого игнорировала традиционная элитарно ориентированная индийская историография. Термин «subaltern», давший имя журналу, а потому и целому научному направлению, заимствован им из работы А. Грамши «Заметки по итальянской истории». Последователи постколониального направления (subaltern studies) нашлись и в США, и в странах Европы. Г. Иггерс и Э. Ван подчеркивают неоднородность специалистов этого направления. Часть историков, находясь под сильным влиянием постмодернистского дискурса, призвала отказаться не только от «традиции западного Просвещения, но и от возможности реалистического исторического исследования» (с. 319). Но другая часть специалистов, хотя и критиковала европоцентристские исторические построения, настаивала на том, что «написание истории требует работы с источниками, отражающими реальное прошлое» (там же).
В европейской и американской историографии этого периода также происходят знаменательные события, существенно изменившие представления о природе исторического знания и его познавательных функциях. Речь идет о лингвистическом повороте, инициированном структуралистами, постструктуралистами, постмодернистами. «Теоретики постструктурализма и постмодернизма рассматривали язык как автономную систему, независимую от реальности, но фактически конструирующую ее» (с. 339). Эта точка зрения была частично принята историками, они признали важную роль языка в процессе сотворения истории и формировании исторического сознания, пишут Г. Иггерс и Э. Ван, но отрицали, что язык может создать реальность. В русле лингвистического поворота такие историки, как К. Скиннер, Д. Покок, «двигаясь от традиционной истории идей к анализу политического дискурса, задали новое направление интеллектуальной истории» (там же).
С 1970-х годов в странах Восточной и Юго-Восточной Азии возрождается национальная историография. Г. Иггерс и Э. Ван отмечают общие характерные черты «азиатской историографии»: историческая наука выступает одним из способов поддержки национального престижа и самооценки; по-прежнему сильны традиции коллективного официального историописания под эгидой государства (например, китайский проект по созданию многотомной истории династии Цин).
Культурный поворот 1970-1980-х годов инициировал более широкое понимание культурной истории. Историки стали изучать историю повседневности и так называемую «историю снизу» - историю беднейших и низших классов, историю женщин. С 1980-х годов в историописании все больше внимания уделяется гендеру, расе, национальности, классу. Причем интерес к этим темам проявляют историки Западной Европы, Латинской Америки, Индии, Восточной Азии, Ближнего Востока, но особенно США. В рамках истории женщин поднимаются вопросы, связанные с сексуальной, в том числе и маскулинной, идентичностью, работорговлей и сексуальными аспектами рабства. Причем эти темы рассматриваются в транснациональной и глобальной перспективе (с. 400-401).
В мусульманских странах наряду с «европейскими» историческими направлениями: историей женщин, этнических меньшинств, новой культурной историей и т.п. - продолжается развитие исламской историографии. Историки снова обратились к изучению исламского прошлого, рассматривая ислам как основу национальной идентичности. Г. Иггерс и Э. Ван отмечают, что, учитывая интенсивность борьбы против колониального и империалистического наследия, мусульманские историки больше, чем их коллеги на Западе, «склонны позволять идеологическому и политическому давлению влиять на свою работу» (с. 390).
Г. Иггерс и Э. Ван выделяют пять основных направлений историописания, развившихся с конца XX в.: 1) продолжается культурно-лингвистический поворот, положивший начало «новой культурной истории»; 2) беспрецедентная, по словам авторов, экспансия феминистской и гендерной истории; 3) новый союз между историческими и социальными науками в условиях постмодернизма; 4) новые направления, заданные постколониальными исследо-
ваниями; 5) подъем всемирной истории и отличной от нее истории глобализации (с. 394-395).
Подводя итоги исследованию, Г. Иггерс и Э. Ван отмечают, что перед историописанием в XXI в. встают новые задачи. Современный этап глобализации требует новых исторических методов и подходов, использующих аналитические методы общественных наук, учитывающих конфликты и вызовы современного мира.
Ю.В. Дунаева
2013.02.002. ВАСИЛЬЕВ Ю.А. ТЕОРИЯ И МЕТОДЫ В РУССКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ШКОЛЕ. - М.: Либроком, 2012. - 271 с.
Ключевые слова: конец XIX- начало XXв., русская историческая школа, теория и методология.
В книге д. ист. н., профессора Московского гуманитарного университета, действительного члена Академии гуманитарных наук Ю.А. Васильева рассматриваются аспекты теории и методологии истории, определившие новаторский характер русской исторической школы в конце XIX - начале XX в. Книга состоит из введения, четырех разделов и заключения.
Ю.А. Васильев проводит четкое разделение между двумя зачастую взаимозаменяемыми определениями: «русская школа» и «русская историческая школа». «Русская школа» («École russe») -это более узкий термин, предложенный Ж. Жоресом в конце XIX в. Основателями «русской школы» традиционно считают трех выдающихся историков: Н.И. Кареева, М.М. Ковалевского, И.В. Лу-чицкого, специалистов по истории стран Западной Европы. Эти русские историки создали новаторские исследования по дореволюционной (имеется в виду Французская революция 1789 г.) аграрной истории Франции. Их работы по теории и философии истории, социологии высоко оценены отечественными и зарубежными учеными. «Русская школа» просуществовала с конца 1860-х до начала 1930-х годов. В ходе процесса Промпартии и борьбы с буржуазными историками Запада в СССР в конце 1920-х - начале 1930-х годов школа была разгромлена, а работы ее представителей не переиздавались до последних десятилетий XX в.
Ю.А. Васильев подробно разбирает теорию истории Н.И. Кареева (1850-1931), отмечая своеобразие его подхода. «Он [Н.И. Ка-
