CC BY
29
косвенной основы мн. числа, одновременно выполняющим и функцию и суф. мн. числа в косвенных падежных формах.
Ряд суффиксов андийского и аварского языков имеет общно-стные характеристики, которые позволяют говорить об их генетическом единстве. Так, из простых суффиксов, анд. -ол (-ал) соответствует авар, -ал; анд. -ул - авар, -ул; анд. -ил - авар. --и). Кроме них, отмечается единство анд. -б- - авар, -би; анд. -о, -а- - авар, -и-; анд. -д-, авар. -ду (л), анд. -л, авар. (-а) л. Из сложных суффиксов -анд. -бил // -обил - ав. -би // -аби; анд. -дул - ав. -дул; анд. -добил -ав. -заби ^ даби.
М.Е. Алексеев
2013.01.034. ГАНИЕВА Ф.А. ДИАЛЕКТЫ И ГОВОРЫ САМУР-СКОГО НАРЕЧИЯ ЛЕЗГИНСКОГО ЯЗЫКА: (Мазинский и гутум-ский диалекты, мичахский и смугульский говоры) / Ин-т яз., литры и искусства им. Г. Цадасы ДНЦ РАН. - Махачкала, 2011. -470 с.
Книга представляет собой последовательное описание фонетических, морфологических, словообразовательных и лексических особенностей мазинского и гутумского диалектов, мичахского и смугульского говоров лезгинского языка. Помимо разделов, посвященных названным дилектным единицам, книга содержит введение и приложения (образцы диалектной речи).
Введение посвящено обзору работ по лезгинской диалектологии. Как здесь отмечается, «при современном состоянии изученности диалектной системы лезгинского языка все же еще остаются населенные пункты, особенно в горной зоне Ахтынского района, которые требуют дополнительного внимания. Здесь речь идет либо об относительно слабо изученных, либо о вовсе неисследованных лезгинских диалектах и говорах, изучение которых должно и может поставить лезгинский язык в число наиболее изученных в диалектологическом отношении горских дагестанских языков» (с. 3).
В разделе «Мазинский диалект» анализируется речь селения Маза (Мацар), расположенного высоко на правой стороне реки Ах-тычай в 24 км от районного центра селения Ахты.
До последнего времени мазинский диалект квалифицировался как составная часть фийского (смешанного) говора. По мнению автора, «мазинский диалект обнаруживает довольно резкие расхо-
ждения и свои собственные черты, коррелирующие с другими отдаленными диалектами, которые дают возможность считать речь этого селения самостоятельным диалектом, а совокупность общих релевантных признаков позволяет отнести его к самурскому наречию» (с. 17).
В области фонетики мазинский диалект отличается наличием гласного заднего ряда верхнего подъема [ы], который отмечен также в диалектных единицах самурского наречия и некоторых говорах кубинского наречия: быза «кислый напиток», ццыры «кислый», гыман «подозрение», дарых «скучный», къылых «позади», ц1ымжид «восемнадцать», к1ык1ац1 «яйцо», рывын «стать терпким», ср. лит. буза, ццуру, гиман, дарих, кьулухъ, ц1емуьжуьд, ккакка, рувун. Редко встречается лабиальный звук заднего ряда среднего подъема [о]: кког «петля», ппог «бок, реберная часть», къилов гун «точить», сорух «метель», йок1 «топор», хулов «скалка» ср. лит. ккваг, таге, къилав, саврух, йак1в, к1ар. Отмечен и его ум-ляутизированный коррелят [оь] в соседстве с губными и лабиализованными согласными, а также в заимствованиях с тем же звуком в основе.
Основной отличительной особенностью мазинского консонантизма является наличие в нем отсутствующих во всех остальных лезгинских диалектах, кроме фийского, дентолабиализованных
г о О тО О О Оп
звуков [ч , чч , ч1, ж , ш , хь ].
Отмечая морфологические особенности мазинского диалекта, автор приводит примеры нарушения гармонии гласных, характерной для литературного лезгинского языка и диалектов приобразо-вании множественного числа: къуьл «пшеница» > къуьл-ар (лит. къуьл-ер), гъаьр «слюна» > гъаьр-ар (лит. гьер-ер) и т.п.
Автор обращает внимание и на словообразовательную роль аффикса множественности -ар в мазинском диалекте.
К первому склонению в мазинском диалекте относятся те же самые по семантике и структуре имена существительные, что и в литературном языке. В преобладающем большинстве случаев это имена на согласный исход, а также многосложные слова, образованные посредством аффикса -вал и неодносложные слова, имеющие структурные и семантические связи с масдаром, эргатив которых оформляется вокалической флексией -и, -а, -э (е), -у, -уь. Выбор флексии эргатива зависит от огласовки слова, если оно од-
носложное, а также от семантики и морфемной структуры, если оно многосложное [Гайдаров 1982].
Отличия деклинационной системы мазинского диалекта заключаются в сокращении числа типов и серий склонения, а также в своеобразии маркировки падежей.
Характерной особенностью мазинского диалекта (вместе с гелхенским говором и фийским диалектом) является совпадение в целом ряде слов форм эргатива и местного IV покоя (т.е. в мазин-ском диалекте преобладают существительных второго типа склонения над именами первого типа склонения): фиккирзи «мысль» -лит. эрг. фиккирди, местн. фиккирда.
Наличие аффикса эргатива -зи (лит. -ди) служит основанием для отнесения мазинского диалекта к самурскому наречию. Согласный н в конце слова и слога ослабляется, назализуя предыдущий гласный звук, или полностью отпадает. В последнем случае родительный падеж совпадает по форме с эргативом: к1арас «полено» > к1арас-зи (эрг. и род. п.) (лит. к/арас-ди), ппарча «ткань» > ппарча-зи (эрг. и род. п.) (лит. парча-ди); Айалзи (< айалзин) гафа-рыз йаб гумир «Не обращай внимания на разговоры ребенка»; Ч°ун бази (< бубазин) багъза ацукьнавай «Мы сидели в саду отца».
Местный падеж I со значением «у, около чего-либо и движения именно по такому направлению» в мазинском выражается характерным для диалектов самурского наречия показателем -г (в литературном языке -в): вах «сестра» > эрг. вах-а > мест. I вах-а-г (лит. вах-а-в).
Местный II со значением «нахождения за чем-либо и движения именно по такому направлению» в мазинском диалекте образуется от эргатива посредством аффикса -х, как и в остальных диалектах самурского наречия.
Исходный I. В образовании данного падежа в мазинском диалекте повторяется особенность, характерная для диалектов са-мурского и кюринского наречий. Основой для образования этого падежа становится не характерный для диалектных единиц самур-ского наречия местный I с маркером -г, а местный I с аффиксом -в, свойственный литературному языку и диалектам кюринского наречия: цал «стена» > мест. I цлаг > исх. I цлава, ср. лит. цал > цлав > цлавай; ччил «земля» > мест. I ччилиг > исх. I ччилива, ср. лит. ччил > ччилив > ччиливай.
В диалекте отмечается и факт полного отсутствия направительных падежей, функции которых выполняют соответствующие падежи покоя.
Далее в книге характеризуется диалектное словообразование, в том числе аффиксация, словосложение и повторы:
хккат1ун), хкъуч1ун «отстраниться» (лит. хккеч1ун), хкъудун «спасать» (лит. хккудун), хкьун «трогать, касаться» (лит. хк1ун).
К производным в мазинском диалекте относятся также глаголы, в которых в окаменелом виде сохранились показатели грамматического класса целиком или в виде опорного гласного перед корневым элементом.
Из глагольной морфологии характерной особенностью диалекта называется аналитическое образование императива - сочетанием основы знаменательного глагола с повелительной формы вспомогательного глагола авун «делать» - айа. Морфема запретительного наклонения в диалекте, как и в других диалектах самур-ского наречия, может занимать место в начале и конце слова. В первом случае он расщепляется на две части: на ма (ме, ми) и -р, при этом характер гласного первой части зависит от характера гласного основы: иттиз «идти» > иттимир // меттир, уьнез «кушать» > минер, гуз «дать» > магур.
Среди лексических диалектизмов выделяются слова, отсутствующие в литературном языке и за редкими исключениями и в других диалектах: агъварар «ковровый станок», аккадарун «прыгать», аччуч1ун «садиться (о ткани при стирке)», аьхкъуьткун «распарывать», базар эрте «понедельник», баск1ун «серп (для травы)» и т.д.
Следующий раздел посвящен речи жителей селения Гутум.
В гутумском диалекте отмечается звук [ы], но всего лишь в двух словах: ц1ыд «два», к!ырк!ыр «коник (деталь мельницы)». Это, по мнению автора, позволяет выделить речь сел. Гутум в самостоятельный диалект, примыкающий к самурскому наречию. Отмечается частое употребление умляутизированного гласного переднего ряда [оь] -как в исконных, так и в заимствованных словах. В диалекте встречаются и долгие гласные. Как демонстрируют материалы гутумского диалекта, чаще всего долгими здесь выступают гласные[а], [о], [оь], [у], что является результатом фонетических изменений (в конце падежных и в середине глагольных форм).
Яркой особенностью гутумского диалекта автор считает наращение в анлауте целого ряда глаголов и глагольных форм гласных [у, уь, и, а]. Возможно, заключает автор, диалектные слова с начальными гласными сохранили древние формы.
Консонантная система гутумского диалекта в основном аналогична консонантизму лезгинского литературного языка.
На уровне морфологии в гутумском диалекте почти во всех грамматических категориях обнаруживаются остатки окаменелых классных показателей в анлауте, утерянных литературным языком и другими диалектами. Обнаруживаются интересные случаи замещения заимствованных из персидского и тюркских языков словообразовательных аффиксов -бан и -чи исконным аффиксом.
Особенностями вокалической системы обусловлено обилие формантов множественности в диалекте (ср., например, аффиксы -оьр, -аьр, -ер, -ир, -уьр, -дар).
В диалекте насчитывается 11 падежей - 4 основных и 7 пространственных (функции отсутствующих направительных падежей и здесь стали выполнять местные падежи покоя). Здесь также отсутствуют местный падеж покоя II серии с морфом -хъ, местный удаления II серии с морфом -а (графически -ай) и местный падеж посредства II серии с аффиксом -ди.
В глагольной системе гутумского диалекта обнаруживаются редкие формы причастий, нехарактерных для других диалектов лезгинского языка: Хери (лит. гъидай) шеъ авач зуз «Мне нечего нести» (букв. «несущий»); Фесек галаз къуьри (лит. къведай) хуну-баз йенге луда «Сопровождающую (в дом жениха) женщину называют енге»; Уьлаьр (лит. недай) вахт жезава «Наступает время приема пищи» (букв. «(пищу) принимающее, кушающее время»).
Из специфической диалектной лексики в книге приведены муьшт «кулак», ццийаг «подмети», кьейокь «замолчи», ч/уькь «выжми (белье)», меччуьгъуьр «не ходи», т/ип/ил «капля», кип хьун «подвинуться вплотную», къизмарламиш хьун «покраснеть (лицо)», хъуьгъуьн «красить», муьх «белая глина», уьгъуьн «ударить», бац/ар «галушки», баск/ун «серп (для травы)», ппоькь «жук», ухлов «скалка», йуд «желчь», к/аьп «мочевой пузырь» и др (среди них и фонетические варианты слов литературного языка). Ряд простых слов литературного языка в диалекте передается составными словами.
В книге приведены также группы отраслевой лексики: названия животных (в том числе и термины, свзанные с животноводством); названия растений; бытовая лексика; лексика, связанная с анатомией и физиологией человека и др. Завершает раздел обзор синтаксических особенностей.
Следующий раздел («Мичахский говор») посвящен речи жителей трех сел Мичах, Хал и Лга.
Заключительный раздел содержит обзор особенностей сму-гульского говор (в его отличии от ахтынского диалекта), т.е. речи селения Смугул. В области консонантизма здесь замена свистящих аффрикат [ц] и [ц/], характерных для литературного языка и диалектов кюринского наречия, шипящими аффрикатами Однако в отличие от ахтынского диалекта в ряде слов говора свистящая аффриката [ц] сохраняется, не заменяясь шипящей аффрикатой [ч]: ццвал «шов» (лит. ццвал, ахтын. ччвал), ццуьл «сноп» (лит. ццуьл, ахтын. ччул), ццур «хлев» (лит. ццур, ахтын. ччур). Такая же картина наблюдается и в отношении звонкого спиранта [з].
М.Е. Алексеев
