CC BY
18
«за оказание услуг ненадлежащего качества». В настоящее время 42% акций «Сонатель» контролируются Франс Телеком, государством - только 9% (с. 124).
По мнению автора, либерализация рынка связи в Сенегале может считаться приемлемым успехом развития рыночных отношений в этой сфере, а также может служить одной из основ дальнейшего экономического развития страны.
В.С. Олишевко
ВЛАСТЬ
2012.01.007-017. МАССОВЫЕ НАРОДНЫЕ
АНТИПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ В АРАБСКИХ СТРАНАХ В 2011 г.: ПРИЧИНЫ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ.
2012.01.007. OTTAWAY M. The Middle east in transition - to what? // Insight Turkey. - Ankara, 2011. - Vol. 13, N 2. - P. 1-8.
2012.01.008. BAYAT A. Arab revolts: Islamists aren't coming! // Ibid. -P. 9-14.
2012.01.009. HASHEMI N. The Arab revolution of 2011: Reflections on religion and politics // Ibid. - P. 15-21.
2012.01.010. DEDE A Y. The Arab uprisings: Debating the Turkish model? // Ibid. - P. 23-32.
2012.01.011. JOHNSTONE S., MAZO J. Global warming and the Arab spring. - Survival. - L., 2011. - Vol. 53, N 2. - P. 11-17.
2012.01.012. FAKHRO E., HOKAYEM E. Waking the Arabs // Ibid. -P. 21-29.
2012.01.013. AL SHAREKH, ALANOUD. Reform and rebirth in the Middle East // Ibid. - P. 51-60.
2012.01.014. GOLDSTONE J.A. Understanding revolutions 2011: Weakness and resiliece in Middle Eastern autocracies // Foreign affairs. -N.Y., 2011. - Vol. 90, N 3. - P. 8-16.
2012.01.015. SHEHATA D. The fall of the pharaoh: How Hosni Mubarak's reign came to an end // Ibid. - P. 26-32.
2012.01.016. HAMID SHADI. The rise of the islamists: How islamists will change politics, and vice versa // Ibid. - P. 40-47.
2012.01.017. DORAN M.S. The Heirs of Nassez: Who benefit from the second Arab revolution? // Ibid. - P. 17-25.
Марина Оттавей (Директор ближневосточной программы фонда Карнеги по проблемам международного мира) (007) считает, что массовые антиправительственные выступления во многих арабских странах с начала 2011 г., приведшие к отставке президентов-ветеранов в Тунисе и Египте, вызвавшие гражданскую войну в Ливии, поставившие на грань краха режим президента Салеха в Йемене и создавшие напряженную политическую ситуацию во многих других арабских странах, необратимо изменили политическое лицо Арабского региона, десятилетия находившегося в летаргическом состоянии. Даже те арабские режимы, которые еще не затронуты народными волнениями, в основном монархические, принимают срочные меры по укреплению своих позиций, объявляя о политических реформах, провозглашая беспрецедентные экономические меры по поддержке населения и укрепляя службы безопасности.
М. Оттавей не называет нынешние события в арабском мире «революциями», поскольку они пока не привели к полной замене правящей элиты и фундаментальным изменениям социально-экономического порядка. Однако необратимые изменения налицо. «Арабская улица заявила громко и ясно: правительства не могут не считаться со своими гражданами и смотреть на них как на послушных, апатичных и легко манипулируемых людей. Арабское общество начинает осознавать свои права и - что особенно важно - обнаруживает, что имеет также и власть» (007, с. 3).
Причины протестов во всех арабских странах сходны: преобладание молодежи в демографической структуре населения (лица в возрасте 15-24 лет составляют более трети всего населения), что делает весьма трудным делом предоставление им образовательных возможностей и рабочих мест, в которых они нуждаются; высокая безработица, особенно среди молодежи; высокий уровень бедности, за исключением богатых нефтепроизводящих стран; авторитарная и коррумпированная власть. Неолиберальные реформы, проведенные в большинстве арабских стран, обострили ситуацию, приведя к росту разрыва между условиями жизни богатых и большинства населения.
Во всех странах протесты были инициированы и поддерживались молодежными сетями, в отсутствие организованных структур и признанного лидерства. Однако политический исход этих
массовых выступлений будет определяться появлением лидеров и организаций, а также тем, как смогут правящие режимы приспособиться к новым реалиям и какую политику они будут проводить. Хотя причины протестов в арабских странах сходны, их результаты в каждой из стран будут зависеть от конкретной политической борьбы в данной стране. Эта борьба преимущественно носит внутренний характер, но другие страны будут пытаться влиять на ее исход. По всей вероятности, они будут скорее поддерживать ограниченные реформы, проводимые сверху, чем глубокие и менее предсказуемые преобразования, требуемые снизу.
Независимо от того, какой путь развития изберут различные страны, политические изменения будут продолжаться. Несомненно, будут откаты, но стагнация, преобладавшая в последние десятилетия, не вернется. «Арабским странам предстоит длинный путь к демократии. По всей вероятности, доминирующей политической формой на Ближнем Востоке станут электоральные демократии и полуавторитарные режимы. Вне зависимости от будущего политического устройства арабским странам придется столкнуться с теми же трудными экономическими и демографическими проблемами, которые породили протесты» (007, с. 8).
Асеф Байат (Иллинойский университет, Урбана-Шампейн, США) (008) отмечает, что события в арабском мире вызвали на Западе опасения и страх и воспринимаются как новая волна исламских революций на Ближнем Востоке по типу иранской 1979 г. Идея исламской революции в Египте подпитывалась из четырех источников. Во-первых, режим Мубарака стремился запугать западных союзников и предотвратить их поддержку протестующего населения. Во-вторых, израильское руководство хотело сохранить автократический режим в Египте. Чтобы скомпрометировать демократический посыл египетской революции, Израиль характеризует ее как исламскую и инспирируемую Ираном. В-третьих, один из лидеров «Аль-Каиды» египтянин Айман ал-Завахири заявлял, что египетская революция вдохновляется идеей исламского джихада. В-четвертых, простые люди озабочены возможностью повторения исламской революции в арабском мире.
Однако, утверждает Байат, все эти страхи и опасения необоснованны. Египетская революция принципиально отличается от иранской. Последняя была исламская и антиимпериалистическая.
Ее целью было создание исламского государства. Во главе иранской революции стоял харизматический лидер - аятолла Хомейни, поддерживаемый разветвленной сетью шиитских религиозных институтов. Исламская революция в Иране открыла новую эру исламизма, который доминирует на Ближнем Востоке и в мусульманском мире уже более двух десятилетий.
В отличие от иранской революции, египетское восстание является секулярным, демократическим и мирным движением, сходным с демократическими революциями в Восточной Европе в 1990-х годах. Оно не является ни националистическим, ни антиимпериалистическим. Оно не носит религиозного характера. Отражая весьма разнородный состав участников, его руководство является коллективным и состоит из разнообразных политических и гражданских организаций с различной религиозной, светской и политической ориентациями. На многочисленных митингах не было религиозных лозунгов.
Конечно, исламские организации, и прежде всего «Братья-мусульмане», участвовали в движении, но только как один сегмент в очень широкой и разнородной коалиции, и не руководили этим движением. «Братья-мусульмане» в последнее десятилетие переживают идеологический кризис. Идут острые дискуссии между «старой гвардией» и «молодыми» лидерами. В то время как старые лидеры придерживаются прежнего лозунга - «Ислам - решение всех проблем», молодые люди видят модель исламского управления в деятельности турецкой партии Справедливости и развитии (ПСР), т.е. они разделяют современное понятие демократии. Ряд молодых лидеров, такие как Абдель Монейм, За'афарани, Эссам ал-Эриан, оставили ряды «Братьев-мусульман» и образовали новую партию Свободы и справедливости для участия в будущих парламентских выборах.
Изменения в политике и идеологии религиозных организаций не ограничиваются «Братьями-мусульманами». Радикальная исламистская группа ал-Гама а ал-Исламийа, провозгласившая своей целью установление в Египте исламского государства в конце 1990-х годов, объявила о прекращении вооруженной борьбы, осудила насилие и радикальный исламизм и приняла решение действовать как политическая партия в рамках правовой системы Египта.
Однако правительство не разрешило ей создать партию. Сегодня эта группа планирует сформировать новую политическую партию.
Еще раньше Хизбул-Васат откололась от «Братьев-мусульман» и избрала другую политическую линию: принятие современной демократии, признание религиозного и идеологического плюрализма, поддержка вовлечения женщин в общественно-политическую деятельность. В созданную партию «Васат» (<^а8аЪ>) не только допускаются христиане-копты, но христианский активист Рафник Хабиб является ключевым идеологом этой партии.
Не только в Египте, но и во всем регионе, утверждает А. Байат, происходят изменения в политической роли религии. В нынешних восстаниях в Тунисе, Йемене, Сирии и Ливии религиозная окраска отсутствует. Ключевые требования этих восстаний -установление демократического правления в арабском мире. Байат полагает, что «Ближний Восток вступает в новую эру, в которой исламизм, подорванный кризисом легитимности из-за игнорирования и нарушения демократических прав народа, уступает место другим типам религиозной политики, которая серьезно считается с демократией и в то же время поддерживает религиозные чувства в обществе. Возникает постисламистский Ближний Восток, где преобладают народные движении, носящие постнациональный, постидеологический, секулярный и демократический характер. Зеленое движение в Иране, революция в Тунисе, восстание в Египте, а также многие политические выступления в Иордании, Йемене, Алжире и Ливии являются народными движениями этой постисламистской эры. Они стремятся добиться социальной справедливости, достоинства и демократического управления, которое может защитить фундаментальные права граждан» (008, с. 13-14).
Надер Хашими (Школа международных исследований Дж. Корбела, Денверский университет, США) (009) характеризует историческую и современную роль религии в политической жизни арабо-мусульманского мира.
Существует ошибочная тенденция считать западный исторический опыт универсальным. После столетий религиозных войн, многовековой борьбы церкви и государства за верховенство, длительной борьбы за религиозную терпимость, опыта Ренессанса и Просвещения на Западе был достигнут широкий демократический и секулярный консенсус о роли и месте религии в политической
жизни. В арабо-мусульманском мире история и наследие отношений между религией и государством были качественно иными. Большинство историков едины в том, что в досовременную эпоху мусульманские общества были более толерантны к религиозному плюрализму, чем западные. Религия здесь скорее ограничивала политическую тиранию, чем была источником конфликтов и раскола.
Постколониальный опыт секулярного авторитаризма отождествлялся арабским населением с политическими репрессиями, диктатурой, непотизмом и коррупцией и оказал решающее влияние на восприятие отношений между религией и государством. В этих условиях поворот к исламу как альтернативному источнику политических поисков был вполне логичен.
«Сегодня религия в мусульманском мире рассматривается значительной частью населения не как союзник деспотизма и причина социального конфликта, но как возможный агент стабильности, предсказуемости и как ограничитель политической власти. Это частично объясняет, почему требования усиления роли религии в политике имеют поддержку в различных частях арабо-мусульман-ского мира, хотя не в тех странах, где исламисты уже у власти» (009, с. 20).
Кроме того, постоянная поддержка Западом авторитарных арабских режимов вызывает у большинства арабов неприятие западной демократии и связанной с ней западной формы секуляризации.
Что же касается роста на Западе опасения усиления влияния исламистских партий в связи с нынешними революциями в арабских странах, то Хашими утверждает, что основная причина «связана не с тем, что исламистские партии отвергают либерально-демократические ценности, но с вызовом, который они бросают долгосрочным западным геополитическим интересам на Ближнем Востоке, прежде всего Израилю и прозападным режимам на Аравийском полуострове» (009, с. 16-17).
Революции в арабских странах 2011 г. Хашими определяет как демократические, поскольку их главная цель - «заменить правление элиты народным суверенитетом» (009, с. 15) и восстановить достоинство граждан, попираемое и унижаемое в годы господства коррумпированных авторитарных режимов.
Эти революции впервые дают возможность населению открыто и демократично провести диалог с участием исламских пар-
тий о роли религии в политике арабо-мусульманского мира и «обсудить разграничение между мечетью и государством» (009, с. 21). Это будет нелегкий и противоречивый процесс, но от его исхода будет зависеть будущая политическая стабильность на Ближнем Востоке.
Алпер Деде (университет Зирве, Газиантеп, Турция) (010) рассматривает вопрос о применимости турецкой модели развития в процессе перехода к демократии в арабских странах, открытом нынешними массовыми антиправительственными выступлениями. Речь идет о модели, возникшей в связи с приходом к власти в Турции исламской Партии справедливости и развития (ПСР). Ее социальной и экономической основой стали консервативные капиталисты - выходцы из традиционных, консервативных городов центральной Анатолии, сумевшие укрепить свои экономические позиции, воспользовавшись либеральными реформами, проводимыми президентом Т. Озалом.
В отличие от революционного и насильственного исламизма, влиятельного на Ближнем Востоке, турецкий исламизм был весьма умеренным, гражданским и массовым. Он действовал в границах относительно хорошо функционирующей демократии, усвоившей в значительной степени демократическую и гражданскую культуру. Другая особенность турецких исламистов состоит в том, что они были рыночно ориентированными. Экономические успехи были не идеологией, а движущей силой. Завоевав прочные позиции на европейском рынке, турецкие предприниматели стремятся закрепиться на рынках Ближнего Востока и Северной Африки, что способствует усилению Турции как региональной державы и ее мягкому влиянию в регионе. «Процесс демократизации Турции, ее экономические успехи, популярность лидера ПСР Эрдогана в арабском мире из-за ее позиции по палестинскому вопросу, постепенного дистанцирования от Израиля и культурно-религиозной близости АКП народам региона содействовали ее привлекательности (как примера) среди населения Ближнего Востока» (010, с. 28).
Трудность применения турецкой модели в арабском мире, во-первых, связана с уникальностью турецкого пути к демократии. В отличие от большинства арабских стран, в Турции процесс демократизации был постепенным, что позволило турецким политикам
(включая исламистов) приобрести опыт, который стал частью коллективной политической памяти Турции.
Во-вторых, арабские исламисты более воинственны, у них нет опыта парламентской деятельности.
Арабским странам будет нелегко трансформировать свою стагнирующую этатистскую экономику и найти свой собственный путь к экономическому успеху.
Однако «успех турецкой модели убеждает, что демократия может функционировать в мусульманской стране и что консервативные мусульмане могут быть демократами, активно защищающими демократию, экономический рост, права и свободы. Независимо от того, полностью ли соответствует она условиям арабского мира или нет, она может вдохновлять этот регион. Кроме того, при рассмотрении имеющего хождение в западных академических кругах и средствах массовой информации аргумента об "отсутствии демократии на Ближнем Востоке" турецкая модель становится весьма значимой, поскольку она доказывает, что распространенный тезис о "несовместимости ислама с демократией" ошибочен» (010, с. 31).
Сара Джонстоун и Джеффри Мазо (сотрудники Международного института стратегических исследований, Лондон) (011) указывают на резкий скачок мировых продовольственных цен в начале 2011 г., вызванный неблагоприятными погодными условиями (засухой, дождями, пыльными бурями) в странах - экспортерах продовольствия в 2010 г. как один из факторов, приведших к массовым антиправительственным выступлениям в арабских странах. Авторы связывают эти природные катаклизмы с глобальным потеплением.
Ввиду засухи Россия - крупнейший поставщик зерна Египту и другим арабским странам - в августе 2010 г. ввела эмбарго на экспорт пшеницы, ржи и ячменя. Согласно данным Международного зернового совета, Египет за второе полугодие 2010 г. получил только 1,6 млн. т российского зерна по сравнению с 2,8 млн. т за тот же период в 2009 г., т.е. почти наполовину меньше. Из-за нехватки зерна цена бушеля пшеницы на мировом рынке в феврале 2011 г. возросла более чем в два раза - с 4 до 8,50 долл. (011, с. 12). Следует иметь в виду, что в национальном балансе продовольствия стран Ближнего Востока и Северной Африки импорт составляет 25-50% (011, с. 13).
В Египте во второй половине 2010 - начале 2011 г. цены на продовольствие возросли на 20%, а на некоторые товары, например помидоры - в 10 раз. Египетские семьи в среднем тратят на покупку продовольственных товаров 40% своих доходов (011, с. 14).
Вместе с тем международные и местные эксперты подчеркивают, что рост продовольственных цен является лишь «отягчающим фактором», но не главной причиной нынешних массовых народных протестов. Заместитель директора по науке в Египетском центре экономических исследований в Каире Омнеа Хелми утверждает, что события в Египте «это не только хлебный бунт, но борьба за справедливость, демократию, равенство, политическую свободу» (011, с. 13, 14).
С. Джонстоун и Дж. Мазо считают, что «глобальное потепление, возможно, не было причиной Арабской Весны, но оно, вероятно, ускорило ее наступление» (011, с. 16). Они предупреждают, что молодым демократиям со слабыми институтами может оказаться труднее справляться с базовыми проблемами, чем режимам, которые они заменяют, и они будут более уязвимы в случае массовых народных протестов в будущем.
Элхам Фахро и Эмиль Хокаим (Международный институт стратегических исследований, Лондон) (012) констатируют, что к началу марта 2011 г. в 16 из 22 государств Арабской лиги происходили различного типа политические волнения. «После десятилетий политической стагнации и склеротического лидерства Великое Арабское пробуждение... глубоко трансформировало арабскую политику» (012, с. 6, 21, 22).
Традиционно на арабской политической сцене доминировало государство в образе правящей партии, бюрократии и сил безопасности. В качестве оппозиции выступали исламистские движения. Теперь многое меняется. В Тунисе рабочее движение возглавило революционный процесс. В Египте молодежные группы (одни, связанные с политическими партиями, другие - новые и независимые) составляли костяк протестного движения. Кроме того, новые группы по всему Ближнему Востоку, используя современные информационные технологии и социальные сети, смогли организоваться вне мечети или предприятий.
Политический успех гражданского общества заставляет меняться исламистские движения. «Ан-Нахда» в Тунисе и «Братья-
мусульмане» в Египте уже понимают, что арабские общества более не хотят исламского правления и что им пора адаптироваться к новым условиям и менять свою идеологию, стратегию и тактику. Исламистские движения становятся более разнородными. Молодежное крыло «Братьев-мусульман» в Египте сформировало свою собственную Партию свободы и справедливости. Ее лидер Саад ал-Кататни заявил, что он сторонник турецкого политического эксперимента, имея в виду деятельность исламской партии Справедливости и развития (АКП). Либеральные «Братья-мусульмане» создали свою партию - «Васат».
Переходный период характеризуется крайней изменчивостью, часто хаотичностью и неопределенностью. Поэтому пока политические перспективы неясны. Правительства будут делать все, чтобы стабилизировать ситуацию и устранить причины протестов. Открытым остается вопрос, насколько долго смогут сохранить свою активность новые социальные группы и объединения и смогут ли они выдвинуть компетентных лидеров. Если это не произойдет, то политическое будущее будут решать уже устоявшиеся партии и силы, включая исламистские движения.
Народные волнения не перестроили радикально арабское государство. Всесильное государство всегда высоко ценилось в арабском мире. Несмотря на упадок государства, выхолащивание его роли в результате либеральных реформ, утрату им национальных целей и рост коррумпированности правящей бюрократии, что являлось одной из главных причин народных протестов, многие арабы по-прежнему ожидают, что национальные правительства предоставят им базовые социальные услуги и жилье, дадут работу, стабилизируют цены, будут регулировать экономику и обеспечат социальную справедливость. Арабское население требует усиления роли государства и эффективности его деятельности.
В конечном счете, считают авторы, «многое будет зависеть от типа нового лидерства. Арабы склонны поддерживать харизматических популистов, которые сначала мобилизуют и направляют народ, но позднее часто ошибаются в курсе внешней политики, управлении и экономических делах. Недопущение этой тенденции будет иметь важное значение для обеспечения плавного перехода к демократии. Широкая народная поддержка парламентской, а не президентской системы, более склонной к авторитарному уклону,
предполагает, что уроки 60-летнего авторитарного правления усвоены. Успех Великого Арабского Пробуждения будет определяться тем, удастся ли преобразовать революционную энергию в более легитимные и эффективные политические процессы и институты» (012, с. 28-29).
Аланауд ал-Шарех (специальный корреспондент по Ближнему Востоку Международного института стратегических исследований, Лондон) (013) среди причин, вызвавших антиправительственные волнения, выделяет экономическую стагнацию и низкие доходы населения на фоне высокой инфляции. Безработица в регионе составляет в среднем 10%, в Тунисе - 14, Ливии - 30, в Йемене и палестинских территориях - 35% (013, с. 52, 53). Ситуация усугубляется высоким демографическим ростом. В Египте широко разрекламированная политика «открытого рынка» не смогла остановить падения жизненного уровня населения; никаких реформ, которые смогли бы осуществить реальный экономический рост, проведено не было. В связи с волнениями в Тунисе и Египте власти богатых нефтедобывающих стран Персидского залива увеличили натуральные и денежные субсидии населению, но о каких-либо политических реформах объявлено не было.
Ал-Шарех считает, что «просто свержение существующих режимов без активной новой политики по снижению роста населения и проведению реальных экономических реформ не решит проблем, стоящих перед странами региона. Нынешние субсидии в долгосрочном плане нежизнеспособны. Они могут привести к банкротству государства. Даже в богатых нефтедобывающих странах эти меры рассматриваются как временные, чтобы погасить широкое гражданское недовольство» (013, с. 55).
В нынешней сложной политической ситуации в исламистском регионе партии и движения и прежде всего «Братья-мусульмане» остаются наиболее организованными, прочно связанными с населением и политически гибкими игроками на политической сцене арабского мира, поэтому с ними нельзя не считаться, прогнозируя политическое будущее региона. Без сомнения, они постараются воспользоваться возможностями, открывшимися в связи с нынешним хаосом. Но это необязательно предвещает исламистский «апокалипсис». Турецкий президент Р. Эрдоган и его исламская Партия справедливости и развития имеет многих приверженцев среди
«Братьев-мусульман». «Успехи Турции в управлении быстрым демографическим и экономическим ростом, проведении независимой внешней политики и предоставлении возможностей исламистским партиям в рамках секулярной демократической системы делает ее потенциальной моделью для арабского политического возрождения» (013, с. 59).
Дж.А. Голдстоун (Школа публичной политики в университете Дж. Мейсона, Фейрфакс, Вирджиния, США) (014) называет массовые антиправительственные выступления в арабских странах в 2011 г. революциями, направленными против коррумпированных автократических режимов, которые он определяет как «султанские» диктатуры. Это режимы, в которых национальный лидер расширяет личную власть за счет формальных институтов. Главная цель этих режимов - укрепление личной власти. Сохраняются некоторые формальные институты демократии - выборы, политические партии, парламент, конституция, но режим личной власти находится над ними, контролирует их и управляет с помощью небольшой группы верных правителю людей, назначаемых на ключевые посты. Нуждаясь в ресурсах, чтобы содержать патронажную машину, правители способствуют экономическому развитию путем индустриализации и товарного экспорта, развивают систему образования. Однако основные выгоды от экономического развития минуют большинство населения и сосредоточиваются в руках правящей верхушки, состоящей из семьи правителя и приближенных к ней чиновников и бизнесменов. Например, состояние семьи Мубарака оценивается в 40-70 млрд. долл., а состояния 39 чиновников и бизнесменов, близких к сыну Мубарака Гамалю, составляют в среднем свыше 1 млрд. долл. (014, с. 11). На другом полюсе - быстрорастущее и урбанизирующееся население Ближнего Востока, которое страдает от низких зарплат и роста продовольственных цен. По данным ФАО, в 2010 г. цены выросли на 32% (014, с. 12).
Недовольство населения вызывает и рост безработицы, особенно среди молодежи - наиболее быстрорастущего сегмента арабского населения. В 2009 г. этот показатель составлял в регионе 23%. Среди образованной молодежи безработица была еще выше. В Египте выпускники колледжей имели в 10 раз меньше шансов найти работу по сравнению с теми, кто имел лишь начальное обра-
зование (014, с. 12). Не случайно, что молодежь стала движущей силой нынешней арабской революции, а ее символом стало самосожжение 26-летнего тунисского уличного торговца Мохаммеда Буазизи, у которого полиция конфисковала тележку с фруктами, а местные власти отказались рассмотреть его жалобу.
Революция - это только начало длительного и нелегкого пути к демократии. В Тунисе и Египте, где мощные мирные народные протесты привели к свержению правителей-диктаторов, предстоят новые выборы и острые дискуссии о характере будущего политического устройства и направлении внутренней и внешней политики. В этих странах консерваторы, популисты, исламисты и реформаторы-модернизаторы ведут активную борьбу за власть. Как только закончится постреволюционная эйфория, начнутся противоречия и расколы внутри оппозиции. Самый большой риск, с которым могут столкнуться Тунис и Египет, - это попытки контрреволюции со стороны консервативных военных. Такой поворот событий ослабит новые демократии и отвлечет их от необходимых реформ. Кроме того, они могут спровоцировать радикальную реакцию. Другая угроза ближневосточной демократии - возобновление войны между палестинцами и Израилем или Египтом и Израилем. «Какой бы ни был финальный исход, революции изменили политическую карту Ближнего Востока: правлению султанов приходит конец» (014, с. 16).
Что касается роли США и других западных стран в постреволюционной ситуации в арабском мире, то Голдстоун отмечает, что длительная поддержка автократических режимов лишила их доверия арабского населения. Он предостерегает Запад от поддержки тех или иных групп и попыток повлиять на исход выборов. Это вызовет обратную реакцию. Революционеры ожидают от внешнего мира моральной поддержки демократического процесса, готовности принять все группы, которые играют по демократическим правилам, и позитивного ответа на любые просьбы о техническом содействии в создании демократических институтов.
Дина Шихата (старший научный сотрудник Центра геополитических и стратегических исследований Ал-Ахрам, Каир) (015) считает, что падение режима Мубарака в Египте - результат действия трех факторов: роста коррупции и экономического расслоения,
отчуждения молодежи; манипуляций парламентских выборов в 2010 г. и раскола элиты по вопросу о преемнике Мубарака.
В начале 1990-х годов правительство Мубарака в связи с угрозой экономического кризиса из-за непомерного внешнего долга вынуждено было заключить с Мировым банком соглашение о проведении структурных реформ. В следующие два десятилетия египетское правительство сокращало социальные расходы, либерализовало торговлю, товарные цены и процентные ставки, приостановило гарантированную занятость выпускникам университетов в госсекторе, приватизировало многие госпредприятия, приостановило субсидирование многих товаров. В результате этой либерализации наиболее пострадали фабричные рабочие, безземельные крестьяне, госслужащие, предприниматели, работающие на внутренний рынок, молодежь. Большинство населения маргинализировалось, в то время как правящая элита и новая бизнес-элита беспрецедентно процветали. Наиболее высокий уровень безработицы был среди молодежи, особенно среди молодых людей, имеющих среднее и высшее образование (до 95% в 2006 г.) (015, с. 28).
Используя социальные сети, молодежь стала создавать свои объединения и выступать с собственными протестами или в поддержку других оппозиционных групп.
На парламентских выборах в 2010 г. правительство прибегло к грубым нарушениям и массовым манипуляциям, чтобы не допустить представительства оппозиции в парламенте и обеспечить абсолютное большинство правящей Национально-демократической партии. НДП получила 97% мест, что вызвало недовольство всех оппозиционных партий и движений. Победа на парламентских выборах - это лишь часть более широкого плана правящего режима -обеспечить передачу власти от Мубарака его сыну Гамалю на президентских выборах в 2011 г. Это не устраивало не только оппозицию, но и многие влиятельные фракции военных и бюрократии. В стране нарастало напряжение.
Молодежные организации 25 января 2011 г. начали массовые акции протеста, к которым впоследствии присоединились и другие оппозиционные силы - исламисты, секуляристы, либералы и левые. Созданная Коалиция молодежи 25 января выдвинула следующие требования: отставка Мубарака, отмена чрезвычайного положения, введенного в 1981 г., освобождение политических заключенных,
роспуск парламента, назначение правительства независимых технократов, разработка новой конституции и наказание ответственных за насилие в отношении протестующих. После трехнедельных протестов военные перед лицом всенародного гражданского неповиновения 12 февраля 2011 г. поддержали законные требования народа и отстранили Мубарака от власти.
Однако, подчеркивает Шихата, революция не привела к полному изменению режима, «основные его структуры - военные и бюрократия - сохраняют твердый контроль над страной и в состоянии диктовать ход событий в переходный период» (015, с. 31-32).
Возможны два сценария. Первый включает быстрые парламентские и президентские выборы. Этот вариант поддерживают военные и «Братья-мусульмане», но отвергает большинство групп, принимавших активное участие в революции. Он выгоден правящей НДП и «Братьям-мусульманам» - двум политическим организациям, имеющим прочные сети и базы поддержки. Если бы эти выборы состоялись быстро, то скорее всего власть разделили бы НДП (или ее новая инкарнация) и «Братья-мусульмане», оставив в меньшинстве молодежные группы, являвшиеся движущей силой революции.
Второй сценарий предполагает назначение президентского совета из трех человек (одного военного и двух гражданских лиц) и формирование нового технократического правительства. Следующий шаг - президентские выборы и выборы в ассамблею, которая должна разработать проект новой конституции. До этих выборов президентский совет должен отменить все ограничения на создание политических партий, общественных организаций и деятельность СМИ. Парламентские выборы должны состояться после принятия новой конституции и создания новых партий. На этот переходный процесс потребуется один-два года. Такой план был предложен М. Эл-Барадеи, бывшим президентом МАГАТЭ, вернувшимся в Египет в 2010 г., и поддержан многими молодежными организациями.
«Существуют опасения, что если первый сценарий возобладает, то демократическая революция потерпит поражение, и старый режим (в новом обличье) возродится. В случае реализации второго сценария различные группы, которые были движущей силой революции, будут иметь время организоваться в жизнеспособные по-
литические партии, и только это сможет произвести подлинные демократические изменения» (015, с. 32).
Какой из сценариев будет осуществлен, «зависит от того, смогут ли революционные силы остаться едиными и организованными, или отдельные группы, такие, как "Братья-мусульмане", заключат сепаратную сделку с военными» (015, с. 27).
Шади Хамид (директор исследований в отделении института Брукингса в Дохе, Катар) (016) размышляет о роли исламистов в политической и геополитической жизни Ближнего Востока после народных революций в регионе. «Если на волне народных революций сформируются подлинно демократические правительства, они, вероятно, будут включать значительное представительство исламистов» (016, с. 40).
Хотя исламистские группы разделяют сходную идеологию, ее конкретное политическое воплощение отличается в зависимости от особенностей ситуации в той или иной стране и региональной геополитики, а также зависит от того, находятся ли исламисты в оппозиции или включены в правительство или законодательные органы.
Будучи в оппозиции исламистские группы занимают более жесткую позицию в отношении правящего режима и по геополитическим вопросам. Когда они включены в политический процесс, они проявляют прагматизм и умеренность и склонны к компромиссам. В последние годы многие исламистские группы и движения, включая и египетских «Братьев-мусульман», постепенно смягчают свои политические платформы, отказываясь от резко выраженных исламистских лозунгов. Например, вместо призыва к созданию «Исламского государства» «Братья-мусульмане» начали говорить о создании «гражданского демократического государства с исламским лицом», подразумевая свою приверженность к разделению мечети и государства (но не религии и политики). Египетские «Братья-мусульмане» и «Нахда» в Тунисе заявляют, что не стремятся к завоеванию большинства в будущем парламенте, а хотели бы стать партнерами в правительстве национального единства. Со-бхи Салех, единственный представитель «Братьев-мусульман» на недавно созданном конституционном комитете в Египте, в интервью «Уолл-стрит джорнал» заявил, что его организации «весьма близка турецкая модель», подразумевая под этим, что «Братья-
мусульмане» эволюционируют в более прагматическом, умеренном направлении (016, с. 46).
Прогнозируя геополитическую ситуацию в регионе, Ш. Хамид считает, что противодействие гегемонии США и Израиля в регионе усилится из-за массовых настроений. Лидер иорданских «Братьев-мусульман» прямо заявляет: «США должны серьезно пересмотреть свою политику в регионе, так как народ более не будет подчиняться их диктату» (016, с. 46).
Египетские и ливийские «Братья-мусульмане», а также тунисская «Нахда» отказываются признать право Израиля на существование и призывают к освобождению всей исторической Палестины. Они также считают «Хамас» законной силой сопротивления.
Если арабо-израильский конфликт обострится или разразится новая война, ближневосточные правительства - исламистские или нет - займут под сильным народным давлением однозначную жесткую позицию поддержки палестинского народа.
«Демократическая волна, охватившая регион, вынесла исламистов на авансцену политической жизни. В ближайшем будущем арабскому миру предстоит длительный эксперимент по исламистской интеграции. Нравится или нет, США и остальному международному сообществу придется научиться иметь дело с исламистами» (016, с. 47).
М.С. Доран (Нью-Йоркский университет, бывший руководитель ближневосточного направления в Совете национальной безопасности США) (017) сравнивает нынешнюю арабскую революцию с египетской революцией 1952 г. во главе с Насером и рассуждает о ее геополитических последствиях для Ближнего Востока. «Основной этос обеих революций очень схож. Тогда и теперь народ, вышедший на улицы, считал, что существующий порядок и создан, и управляется коррумпированной кликой, которая использует силу государства в своих собственных интересах» (017, с. 18). Однако существуют и очевидные различия. Во-первых, доминирующей идеологией насеровской революции был панарабизм, направленный против внешней угрозы - империализма. Сегодняшняя революционная волна инициирована внутренними причинами: требованиями работы и политического представительства. Во-вторых, политическая революция 1952 г. имела лидера - Г. А. Насера - в то
время как современные волнения пока являются синхронизированной анархией.
Нынешняя арабская революция, полагает Доран, открывает период длительной смуты. Баланс сил между обществом и государством меняется. По мере расширения участия народа в политике и уменьшения власти полицейского государства возникают и усиливаются два взаимосвязанных процесса: увеличение числа политически значимых игроков в каждом государстве и установление некоторыми из них транснациональных связей. Транснациональные движения, враждебные интересам США, такие как «Аль-Каида» и «Братья-мусульмане», найдут в новой ситуации благодатную почву для своих действий. Кроме того, считает Доран, увеличится вероятность межгосударственных конфликтов и обострится борьба за гегемонию в регионе.
Противостоящий политике США на Ближнем Востоке блок, включающий в себя Иран, Сирию и подконтрольные им организации, такие как «Хизбаллах» и «Хамас», приложит все усилия чтобы использовать новую политическую ситуацию в своих собственных интересах.
При определении своей ближневосточной политики в новых условиях США должны помнить о своих фундаментальных интересах в регионе: обеспечение бесперебойного потока нефти по стабильным и разумным ценам; блокирование распространения оружия массового уничтожения; защита ключевых союзников, особенно Израиля, Саудовской Аравии и Египта; противодействие терроризму и политическому насилию; поддержка демократических реформ в направлении укрепления порядка в регионе под эгидой США. Антиамериканский блок противодействует американским интересам практически по всем пунктам. Он надеется вырвать постмубаракский Египет из американской системы безопасности, созданной США, используя для этого египетскую толпу, которую теперь легче организовать и использовать в своих интересах. Арабо-израильский конфликт, по замыслу Тегерана и Дамаска, поможет либо подорвать египетско-израильский мирный договор и осложнить американо-египетское сотрудничество, либо просто усилит влияние «Братьев-мусульман» и аналогичных групп в Египте.
М. Доран формулирует три возможных главных принципа политической стратегии США на Ближнем Востоке с целью созда-
ния стабильного нового порядка: поддержка демократии, прагматический страновой подход и установление всеобъемлющего мира между Израилем и арабскими странами. Администрация Обамы сделала главным принципом своей ближневосточной политики арабо-израильский мирный процесс.
Как бы ни была жизненно важна для США борьба за региональную гегемонию, эта тема, подчеркивает Доран, не является центральной для народа, вышедшего с протестами на улицы арабских городов многих стран. Главные требования второй арабской революции - справедливость, человеческое достоинство, подлинная демократия. В оценке политических перспектив региона не следует забывать о местных военных, которые сейчас ушли в тень, но «могут еще сыграть решающую роль в формировании Нового Ближнего Востока» (017, с. 25).
Ю.И. Комар
2012.01.018. МАКДУГАЛ Дж. СНЫ НА ЧУЖБИНЕ, РОДИНА КАК ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ: ЯЗЫК, ОБРАЗОВАНИЕ И АРАБСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В АЛЖИРЕ.
McDOUGALL J. DREAM of exile, promise of home: language, education, and Arabism in Algeria // Intern. j. of Middle East studies. - N.Y., 2011. - Vol. 43, N 2. - P. 251-270.
Автор (Оксфорд, Великобритания) на примере Алжира рассматривает судьбы арабского национализма, пытаясь определить, в какой мере это движение - а точнее, умонастроение - можно считать действенным фактором в развитии всего региона. «Некая системообразующая апория лежит в самом основании арабского национализма: зазор между заявлениями о единстве, братстве и природной солидарности, с одной стороны, и реальными политическими целями, на службу которым все вышеперечисленное было поставлено, - с другой. Речь идет о логике давления на верхи со стороны низов и стремлении первых сдерживать это давление, о братоубийственных конфликтах, интересах тех или иных сект и о попытках конкретных режимов выжить в данных условиях» (с. 265).
Подобное применение панарабских лозунгов и идей для «местного употребления», извращающее самую их суть (ведь на деле никто ни о каком общеарабском единстве и не помышляет) часто
