CC BY
73
ща Самосдельского городища»; А.М. Губайдуллин «О некоторых параллелях в военно-инженерном деле Волжской Болгарии и Древней Руси»; С.И. Валиулина «Международные связи раннего Казанского ханства по материалам Торецкого поселения»; А. Г. Ситдиков «Торговля Казанского ханства (XV-XVI вв.)»). В сборнике помещен ряд работ, исследующих вопросы антропологии жителей Поволжья в средневековую эпоху - К. А. Руденко «О необычных захоронениях на Остолоповском селище X-XII вв. в Татарстане»; Д. И. Гатаулина «Антропологическая характеристика останков людей из раскопа XVIII (2007) Остолоповского селища»; И.Р. Газим-зянов «Средневековое население Казани по краниологическим данным (истоки и этапы формирования антропологического облика)»; В.В. Куфтерин «Посткраниальная антропология средневекового населения Алексеевского городища (г. Саратов): Предварительные данные». Завершает сборник эссе болгарской исследовательницы Х. Милчевой, посвященное древнейшим стадиям булгарской кочевнической культуры.
О.Л. Александри
ЭТНОЛОГИЯ И ФИЗИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
2011.04.037. КИРИЕНКО ВВ. БЕЛОРУССКАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ: ИСТОКИ, СОВРЕМЕННОСТЬ, ПЕРСПЕКТИВЫ. - Гомель: ГГУ им. П. О. Сухого, 2009. - 319 с.
Ключевые слова: постсоветское пространство, реэтниза-ция, белорусская ментальность.
В.В. Кириенко, доктор социологических наук, сотрудник Гомельского государственного университета им. П. О. Сухого, около двух десятилетий занимается изучением менталитета славян. Под его руководством проведено пять международных конференций «Менталитет славян и интеграционные процессы: Истоки, современность, перспективы». Работа состоит из введения, пяти глав и заключения.
Во введении автор привлекает внимание к тому, что процессы реэтнизации постсоветского пространства были определены не только объективными причинами, но и субъективными факторами:
острым стремлением политической, экономической, культурной этнонацональных элит к собственному самоутверждению и реализации целей, не всегда совпадающих с коренными интересами народов. Практика общественного реформирования показала, что на первых этапах построения государственности большинство политиков апеллировали как к реальным, так и мифическим историко-культурным, этнонациональным корням. С помощью государственных институтов пытаются корректировать, а то и просто формировать нужную «легенду» национальной истории, подвергая осознанному либо неосознанному воздействию базовые социокультурные ценности, трансформируя естественные этнонацио-нальные различия в межэтническое противостояние.
В первой главе «Методология и методика исследования менталитета» анализируется использование этой сложной категории как инструмента междисциплинарного изучения социально-гуманитарных процессов в понятийных аппаратах культурологов, психологов, социологов, политологов, философов, историков, экономистов, правоведов. Так, представители культурологического направления рассматривают менталитет как совокупность представлений, воззрений, «чувствований» общностей людей определенной эпохи, географической области и социальной среды, оказывающих влияние на исторические и социокультурные процессы. Социологическое направление исследует ментальность как исторически обусловленные социальные настроения, установки и стереотипы, сложившиеся в определенных исторических условиях.
Эмпирической базой работы стали данные социологических исследований, выполненных под руководством автора в 2003 г. в Гомельской и Гродненской областях Беларуси. Всего было опрошено 1511 респондентов. Культура и менталитет жителей Гомельской области формировались в условиях интенсивного взаимодействия белорусского этноса с восточнославянскими -великорусским и украинским, тогда как менталитет жителей Гродненской области формировался в условиях интенсивного взаимодействия с западнославянским (польским) и балтскими (литовским и латышским) этносами. Сопоставление ментальных самооценок у носителей юго-восточной и северо-западной культур Беларуси позволило зафиксировать как общебелорусские, так и различающиеся региональные ментальные характеристики (с. 64). Кроме того, были
сформированы подвыборки в приграничных с Беларусью Брянской области (Россия) - 587 человек, Черниговской и Киевской областях (Украина) - 523 человека, Люблинском и Бяло-Подлясском воеводствах (Польша) - 415 человек.
Примененная методика позволила построить интрамодель белорусского ментального автопортрета (белорусы о белорусах) и экстрамодели ментальных портретов русского, украинца, поляка, литовца, немца и американца, а также модели ментальных портретов белорусов в представлении русских, украинских и польских респондентов.
Во второй главе «Базовые детерминанты генезиса белорусского этноса и менталитета белорусов» в качестве основных факторов этих сложных процессов автор выделяет природно-географи-ческие условия, этноконфессиональные и геополитические обстоятельства, социокультурные и производственно-хозяйственные особенности.
Ментальной идентичности белорусов посвящена третья глава. Автор начинает ее с ретроспективной реконструкции ментального портрета белоруса XIX столетия. Для этого периода характерна территориальная неопределенность Беларуси. За присоединенными к России в результате разделов Польши территориями закрепилось название Западного (Северо-Западного) края. Название «Белоруссия» использовали, главным образом, российские этнографы и филологи. Сложность этнонациональной идентификации белорусов в значительной степени определялась тем, что этот вопрос был актуализирован не столько самим белорусским населением, сколько его соседями - Польшей и Россией. «Реальность была таковой, что спустя столетия после включения белорусских земель в состав Российской империи интеграционные процессы в сфере культуры вообще, а в языковой сфере в частности, осуществлялись в минимальной степени. Если в городах и местечках Витебской и Могилевской губерний уже получили распространение русская культура и русский язык, то в Виленской, Гродненской и Минской губерниях по-прежнему доминирующей культурой была польская культура, а бытовым языком был польский» (с.145). Базовые ментальные характеристики формировались, в первую очередь, суровыми условиями жизни. В качестве важнейшей черты белорусов
второй половины XIX в. этнографы выделяют трудолюбие, хотя точнее это качество следовало бы назвать привычкой к труду.
Важнейшей чертой белорусов, сформированной жизнью в экстремальных природных условиях, была толерантность, настроенность на поиск компромисса, а не на противопоставление человека социуму и природе. Эта установка действовала и в отношении иноэтничных соседей.
Для ментального автопортрета современных белорусов по-прежнему преимущественными остаются такие социально-духовные и традиционные, коллективистские характеристики как гостеприимство, трудолюбие, сердечность в отношениях между людьми, толерантность, коллективизм, уважение традиций. Рационально-деятельностные и либеральные, индивидуалистические ценности присущи им в меньшей степени.
Первый тип характеристик является преобладающим и у других восточнославянских народов, в отличие от ментальных характеристик поляков, литовцев, немцев и американцев с их более развитыми рациональными и либеральными эгоцентристскими ценностями.
Тенденция ослабления коллективистских ценностей прослеживается и у современных белорусов. Автор расценивает ее как защитную реакцию на чрезмерное вмешательство государства в повседневные, личные дела индивидов, на уравнительную систему распределения результатов коллективного труда. Вместе с тем способ обеспечения личной свободы современные белорусы видят не в противоборстве с другими, а вместе с другими, внутри коллектива. «Белорусская модель достижения личной свободы и независимости не вписывается не только в североамериканскую, но и в западноевропейскую модель. С определенными оговорками можно утверждать, что наиболее близким аналогом белорусской модели... может служить японская модель» (с. 193-194).
Один из важнейших компонентов этнонационального менталитета, связанный со спецификой ощущения времени, анализируется в главе «Временной темпоритм менталитета белорусов». Автор противопоставляет присущее современной западной цивилизации рациональное линейное восприятие времени и восточную цикличную модель ощущения времени, которая, являясь продуктом архаических аграрных культур, детерминирована природным модусом хо-
зяйственной крестьянской деятельности и характеризуется устойчиво повторяющимися циклами: суточными, лунными, годовыми и т.д. Переход от одной модели к другой у белорусов еще далек от завершения, несмотря на исторический имперский опыт восприятия европейских ценностей, а затем и советское «догоняющее» развитие.
Данные социологического исследования показывают, что белорусские респонденты зафиксировали сразу несколько «рекордов». Среди них чаще всего фиксируется стремление к медленным, постепенным общественным изменениям. Соседи также считают, что белорусы обладают самым медленным темпоритмом. Таким образом, белорусы и по самоопределению, и по определениям других этносов оказались максимально нагруженными славянской неспешностью. Белорусы в минимальной степени зафиксировали у себя ментальные характеристики, имеющие «плотное» содержание времени (точность и аккуратность, стремление к быстрым радикальным общественным изменениям, предприимчивость и расчетливость, соревновательность и конкурентоспособность). В максимальной степени им присущи характеристики с «размытым» содержанием времени, но «плотным» содержанием сопричастности, взаимодеятельности (гостеприимство, сострадание, мечтательность) (с. 238-239). Обратное соотношение этих ментальных характеристик белорусы приписывают немцам.
Сформированная естественными природно-аграрными условиями восточнославянская аритмичность ощущения времени в значительной степени сохраняется у белорусов и в современных условиях урбанистического образа жизни. Формирование собственной социально-культурной модели времени не исключает сохранение в ней архаических циклических элементов, как, например, в японской модели, что само по себе не является препятствием для высокого уровня технологического развития общества.
В заключительной главе «Векторы социокультурной и геополитической ориентации Беларуси» анализируются интеграционные процессы страны по культурно-цивилизационной оси «Восток -Запад». Хотя советский период несомненно был длительным этапом мощных и всесторонних восточнославянских интеграционных процессов, постсоветское развитие свидетельствует о том, что каждая нация вырабатывает свою модель общественного обустройства.
Преимущественное развитие Беларуси по восточному вектору не исключает ее продвижение, как и России и Украины, в сторону Запада. Существует потребность в освоении современных западных технологий, западноевропейских рынков. Наличие непосредственной границы с государствами Евросоюза, неудовлетворенность уровнем собственных рационально-деятельных ментальных характеристик обусловливает движение Беларуси по западному вектору. Таким образом, вместо уходящей в историю примитивной одно-векторной ориентации Беларусь объективно поставлена в условия сложного поливекторного развития - и на Восток, и на Запад, и в поисках неиспользованного собственного потенциала - к самой себе (с. 257). В силу геополитического расположения Беларуси, ее принадлежности к двум культурам - восточной и западной, она объективно поставлена в условия выполнения роли важнейшего звена в интеграционном процессе между европейскими Востоком и Западом.
Т.Б. Уварова
2011.04.038. ДЕ ЛАЗАРИ А. ПОЛЬСКИЕ И РУССКИЕ ПРОБЛЕМЫ С РУССКОСТЬЮ.
ББ ЬА7АШ А. Ро^Ые 1 гге^Ые ргоЫешу ъ гго^к^сщ. - Бо^: Wydaw. ш^. L6dъkiego, 2009. - 248 8.
Ключевые слова: польская ментальность, русская менталь-ность, самоидентичность русских и поляков.
Книга известного лодзинского историка д-ра А. де Лазари посвящена особенностям польской и русской ментальности. Автор пишет о самоидентичности русских и поляков с позиции представителя древнего греко-венецианского рода де Лазари ^е ЬаъайМе Ьаъъап). Его предок Димитриос де Лазари в 1780 г. попал на военную службу в Российскую империю, в Крым, где положил начало русской ветви де Лазари, а потомки Димитриоса участвовали в разделе Польши. В 1919 г. его правнук Константы, благодаря наличию польских документов и знанию языка, обосновался в Польше, в Лодзи. Автор книги Анджей де Лазари называет себя последним представителем «русских» де Лазари, но при этом считает себя поляком, «так как национальность определяется культурой, на которой человек воспитывается, а не генами» (с. 16).
