CC BY
39
2011.02.003-004. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ В АВСТРАЛИИ. (Сводный реферат).
2011.02.003. БОНЖОРНО Ф. «Настоящая официальная история» и недовольные ей: Австралийская политическая история и вызовы социальной истории.
BONGIORNO F. «Real solemn history» and its discontents: Australian political history and the challenge of social history // Australian j. of polit. and hist. - Brisbane, 2010. - Vol. 56, N 1. - P. 6-20.
2011.02.004. МЕРФИ К. Феминизм и политическая история. MURPHY K. Feminism and political history // Ibid. - P. 21-37.
Ключевые слова: Австралия, историография, политическая история, социальная история, феминизм, гендерная история, рабочая история.
Реферируемые статьи анализируют состояние политической истории в Австралии. Авторы показывают ее взаимоотношения с социальной и гендерной историей, а также влияние феминизма. Они подчеркивают сложность ситуации. Политические историки, в массе своей, неохотно воспринимают новации. В работах других специалистов, посвященных политической истории, чаще и плодотворнее раскрываются новые темы и применяются новые методы и теории.
Ф. Бонжорно (Кингз-колледж, Великобритания) описывает специфические отношения между политической и социальной историей, сложившиеся во второй половине XX - начале XXI в. Политические историки долгое время придерживались подходов XIX в.: изучали национальное государство и международные отношения; утверждали, что «история - это прошлое политики», а «политика - сегодняшняя история»; наделяли официальные архивы привилегированным статусом; историю рассматривали как «научный» рассказ о прошлом, фактически сведенный к изучению проблем власти.
В 1970-1980-е годы «история снизу» изменила традиционную политическую историю, предложив новые подходы, источники и темы. Молодые историки, обратившись к изучению расовых и гендерных отношений, иммиграции, медицины и здоровья, сексуальности, отдыха, работы и спорта, отвернулись от старых предметов: парламентаризма, политических лидеров, организаций и идео-
логий. На какое-то время политическая история стала прибежищем журналистов и политологов, не обращавших внимания на изменения в исторической науке.
Недавнее возрождение политической истории стимулируется достижениями социальной истории. Началось изучение «снизу» истории социальных и политических движений, жизни партийных лидеров среднего уровня и рядовых членов партий. Историки стали использовать понятие «пространство», учитывая влияние местного или регионального фактора, имея в виду место проведения политических акций: улицы, залы собраний, пабы, парки.
Оформление «новой социальной истории» в Австралии, продолжает Ф. Бонжорно, происходило по-разному в разных частях страны. Например, в Брисбене группа историков использовала термин «нация» как стержень исследования при изучении феноменов власти и эксплуатации; в Мельбурне часть историков, под влиянием антропологии и этнографии, стали заниматься «новой культурной историей», другие обратились к локальной и семейной истории. В ряде других университетов появились работы, посвященные истории сельской жизни, раннему колониальному периоду, гендер-ным отношениям.
Что касается отношений между политической и социальной историей, то Ф. Бонжорно пишет: социальная история никогда не короновалась, а политическая история никогда не исчезала без следа. Время от времени политические историки пытались установить связи между моделями социальной жизни и формами политики, а социальные историки искали в сфере политики объяснения стабильности и изменений в структуре отношений локальных сообществ. «Все же существовало убеждение, что было что-то, называемое "традиционной" историей, то есть "старомодное" изучение политических элит и институтов; и что-то, называемое "новая история", объединение более захватывающих и важных тем, формирующих современное понимание австралийской историографии» (003, с. 13).
По мнению Ф. Бонжорно, ситуация в политической истории заметно оживилась в последние десятилетия. Он связывает это с тремя событиями: в 1991 г. отмечалось столетие Лейбористской партии, в 1994 г. - пятидесятилетие Либеральной партии; в 2001 г. -столетие образования федерации, а в нескольких штатах - 150-летие ответственного правительства. Эта полоса юбилеев возродила
интерес к политическому прошлому. Правительство финансировало некоторые исследования по политической истории и конституционализму. Еще одним источником интереса к теме гражданства и к истории политических идей стал референдум о введении республиканской формы правления. Со временем, продолжает автор, «лингвистический поворот», «новая культурная история» и подходы в стиле М. Фуко к проблеме власти как управления вдохнули новую жизнь в политическую историю, ученые обратились к политическому символизму и дискурсу.
Таким образом, появление «политической истории снизу» стало индикатором, обозначившим иной подход к сфере политического, к изучению повседневной жизни тех, кто был ее субъектами и объектами. Например, в работе Р. Мерки «Создание Лейбористской партии в Новом Южном Уэльсе 1880-1890-е»1 представлено альтернативное видение процесса возникновения капитализма и создания Лейбористской партии в Новом Южном Уэльсе. Автор исследовал структуру занятости, тарифы заработной платы, рабочее время, безработицу и неполную занятость. Наряду с этим он по-новому рассмотрел роль колониального государства и развитие тред-юнионизма, показал, каким образом политическая и промышленная активность рабочих связана с колониальным капитализмом.
Эта работа, пишет Ф. Бонжорно, стала новаторской, соединив социальную, рабочую и политическую историю. Но, продолжает он, социальная история практически не повлияла на изучение истории Либеральной партии, фокус исследований по-прежнему сосредоточен на ее лидерах, а не на рядовых членах. Мало внимания уделяется фундаментальному аспекту демократического процесса - избирательным кампаниям. Историки не рассматривают их символическое значение, ритуалы. Некоторые особенности проведения голосования, внешний вид избирательных бюллетеней практически не изучается, пишет автор. «Все еще ждет объяснения роль алкоголя и насилия в колониальных выборах; мы почти ничего не знаем о том, как развитие железных дорог и телефонов, автомобилей и самолетов, радио, телевидения, электронной почты и Интернета повлияло на политическую репрезентацию и кампании» (003, с. 17).
1 Markey R. The making of the Labor party in New South Wales 1880-1900. -Kensington, 1988. - 327 p.
Есть и положительные моменты, например изучение партии «снизу». В работе С. Макинтайра «Красные»1, посвященной истории Коммунистической партии Австралии, использованы дневники и автобиографии, а также интервью и другие методы устной истории. Автору удалось показать, что члены компартии рассматривают коммунизм как способ жизни. Он использовал их «живой политический язык и театральность их радикальных представлений... как существенную часть объяснения исторического значения и развития австралийского коммунизма» (003, с. 18).
Подводя итоги, Ф. Бонжорно пишет, что, несмотря на недавнее возрождение, австралийская политическая история продолжает оставаться не столь методологически изощренной, как другие субдисциплины. Если и достигнуты какие-то новшества, то они скорее связаны с «лингвистическим поворотом», ассоциирующимся с «новой культурной историей».
В статье К. Мерфи (Университет Монаш, Австралия) рассматривается влияние гендерной истории на политическую историю. С конца 1980-х годов феминистски настроенные ученые стали настаивать на признании гендерного фактора в политическом дискурсе и политической науке, благодаря чему был внесен существенный вклад в развитие таких важных тем, как политическая культура, массовые протесты, национализм, национальная идентичность и национальное строительство, гражданство, государство, государственная политика. Феминистские историки с большим искусством исследовали связи между политикой и культурой, открывали способы взаимодействия между разными сферами активности -«публичной» мужской и женской «частной». Однако, пишет К. Мерфи, влияние феминизма на политическую историю, в узком смысле этого слова, было гораздо менее значимым. «В то время как феминистские ученые принимали интенсивное участие в работе, обогатившей понимание политики и политической истории, они часто делали это за пределами традиционного поля политической истории и не были признаны в качестве "политических историков" отчасти из-за междисциплинарности феминистских исследований» (004, с. 21).
1 Macintyre S. The Reds. The communist party of Australia from origins to illegality. - St Leonards, 1998. - 482 p.
Именно феминизм, по мнению автора, был движущей силой новых политических акций, нового понимания политики и природы политической власти. Феминистский слоган «личное есть политическое» изменил определение сферы политического, вслед за социалистическим пониманием политики как области борьбы между трудом и капиталом. Эта трактовка затемняла повсеместную дисперсную природу власти, «политическую» сущность властных отношений во всех сферах общества, включая рабочие места, профсоюзы и семью.
К. Мерфи дает следующее определение феминистских исследований: «Это не гомогенная категория, а указание на разнообразное и развивающееся поле, охватывающее набор различных подходов и проблем и включающее вопросы расы, класса и сексуальности, которые затрагивают проблематику категории "женщина"» (004, с. 22).
Гендерные историки поставили в центр исследования специфические идеи о сексуальной дифференциации, имея в виду не только семейную и социальную историю, но и такие традиционные исторические темы, как политика, война и экономика. Использование гендера как аналитической категории показывает, что «значимость сексуальных различий часто применяется и оспаривается там, где есть борьба за власть...» (004, с. 23).
Сегодня политическая история стала охватывать «женскую тему». Создано несколько работ о женщинах-парламентариях постсуфражистского периода. Но, подчеркивает автор, эти работы написаны не историками, а специалистами в других областях знаний либо представителями неакадемической науки. Вместе с тем остается без изменений маскулинная модель исследования политики и политической истории. Большинство политических историков по-прежнему убеждены в том, что гендер - не подходящая для них категория исследования, ведь в политике доминируют мужчины. Но признание гендера в изучении институциональной политики необходимо, пишет К. Мерфи, ведь это - компонент политического дискурса. Политические акторы используют свою гендерную идентичность в политической жизни и процессах.
Автор подчеркивает характерную черту австралийской исторической науки: искусственное разделение между феминистскими исследователями и политическими историками существует и в обыденном понимании, и в академической среде. Это разделение
подкрепляется убеждением в том, что политическая история, имеющая долгую родословную, является традиционной дисциплиной, а феминистские исследования, так же как социальная история, -это отклонение в сторону. Но, несмотря на это, именно феминистские исследования стимулировали развитие политической истории, показав, что для изучения роли женщин в политике следует учитывать ее как в политическом мейнстриме, так и за пределами парламентов и партий. В последние годы были созданы работы, рассматривающие такие темы, как политическая мобильность женщин в сельской местности, роль государства в формировании и управлении семейной жизнью, отношение женщин к демократической политической теории и либерализму, гендерная природа гражданства.
В заключение К. Мерфи указывает, что феминистская и ген-дерная истории существенно расширили понимание политики и политической истории. Однако до сих пор эти три субдисциплины остаются разделенными. «Политическая история не в состоянии полностью признать женский политический опыт, существенную значимость гендерного анализа для понимания политической культуры» (004, с. 37). Феминистский подход к политической истории требует более содержательного определения того, что составляет политику, тех различных способов, при помощи которых женщины ее «делают». А гендер как перспектива исследований обогатит наиболее традиционные «мужские» темы политических исследований.
Ю.В. Дунаева
ДРЕВНИЙ МИР
2011.02.005. БОЯНОВ И. РИМСКИЕ ВЕТЕРАНЫ В НИЖНЕЙ МЁЗИИ И ФРАКИИ, (I-III вв. н.э.).
БОЯНОВ И. Римските ветерани в Долна Мизия и Тракия (I-III в.) = Boyanov I. The Roman veterans in Lower Moesia and Thrace (1 st - 3 rd century AD). - София: Авалон, 2008. - 447 с. - Библиогр.: с. 434-447.
Ключевые слова: Нижняя Мёзия и Фракия, I-III вв. н.э., римская императорская армия, ветераны армии.
В монографии доктора Илияна Боянова рассматриваются этнический состав, экономическое, социальное и семейное положение ветеранов легионов и вспомогательных частей римской импе-
