CC BY
52
2010.02.008-024
60 -
ЛОГИКА И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
2010.02.008-024. ИСТОРИЯ ЛОГИКИ. (Сводный реферат).
2010.02.008. БАЖАНОВ В.А. О методологическом аспекте истори-ко-логических исследований // Шестые Смирновские чтения: Материалы Междунар. науч. конф., Москва, 17-19 июня 2009 г. [ред-кол.: В.А. Бочаров, Ю.В. Ивлев, Д.В. Зайцев, А.С. Карпенко, О.М. Григорьев; отв.ред. В.И. Маркин]. - М.: Современные тетради, 2009.- С. 117-119.
2010.02.009. ПУШКАРСКИЙ А.Г. О некоторых проблемах методологии историко-логических исследований // Там же. - С. 143-145.
2010.02.010. ВАСИЛЬЧЕНКО В.А. Квазисиллогизм Секста Эмпирика и буддийская логика // Там же. - С. 124-125.
2010.02.011. ЛЕМЕШЕВСКИЙ КВ. Правило Notae nota и сведен-ние модусов в силлогистике Канта // Там же. - С. 133-135.
2010.02.012. БРУСЕНЦОВ Н.П. Сущность отношения необходимого следования в силлогистике Аристотеля // Там же. - С. 123-124.
2010.02.013. БИРЮКОВ Б.В., БИРЮКОВА Л.Г. П.А. Флоренский: Попытка построения логической теории антиномичности // Там же. - С. 119-121.
2010.02.014. ПРЯДКО И.П. О логической ошибке П.А. Флоренского // Там же. - С. 141-143.
2010.02.015. ИВАНОВА И.И. Индуктивные рассуждения в логике эпикурейцев // Там же. - С. 128-130.
2010.02.016. ГОРДОВА Т.В. Проблема искусственного языка в «Новом органоне» И.Г. Ламберта // Там же. - С. 125-128.
2010.02.017. СИДОРЕНКО Е.Г. Ментальный язык в исторической ретроспективе: Средневековье // Там же. - С. 145-146.
2010.02.018. ЧЕРНОСКУТОВА Л.Б., ЧЕРНОСКУТОВ Ю.Ю. «Элементы логики» Ричарда Уэтли и особенности британской логической традиции // Там же. - С. 148-150.
2010.02.019. ОРЛОВА А.Г. Временные высказывания в модальной теории Оккама // Там же. - С. 140-141.
2010.02.020. КУЗИЧЕВА З А. Август де Морган // Там же. -С. 132-133.
2010.02.021. МИКИРТУМОВ И.Б., ЧЕРНОСКУТОВ Ю.Ю. Готтлоб Фреге и Бенно Керри // Там же. - С. 138-140.
2010.02.022. МАНУЙЛОВ В.Г. Логика «немецкого конструктивизма» // Там же. - С. 136-138.
2010.02.023. KHOMENKO I. Kyiv Theoretical Academy (1819-1920) Там же. - С. 146-148.
2010.02.024. КРУШИНСКИЙ А.А. Китайская концепция логики человеческого действия // Там же. - С. 130-132.
В реферате по материалам «Шестых Смирновских чтений по логике: Международной научной конференции» нашли отражение проблемы методологии историко-логических исследований; история логики, начиная от Аристотеля и заканчивая Г. Фреге; а также вопросы развития логики в России, Китае, вопросы специфики буддийской логической традиции.
Проблемы методологии историко-логических исследований
В. А. Бажанов (008) отмечает, что отправной точкой истори-ко-логического исследования является совершенно определенное понимание природы логики. Так, если логику определять как науку о законах и формах правильного мышления, то придется признать абсолютистскую интерпретацию историко-логических проблем. При этом множественность логических систем и их возникновение оказывается на периферии анализа. Релятивистская интерпретация предполагает следующее определение логики. «Логика - это наука о приемлемых рациональных способах рассуждений, которая занимается анализом способов рассуждений и может задавать те новые способы рассуждений, допускаемые (считающихся приемлемыми) в силу или иных соображений» (008, с. 117-118).
Исследование по истории логики должно органически сочетать интерналистский и экстерналистский подходы, каждый из которых эффективен в преследовании определенных целей. Историк логики изначально фактически занимает позицию презентизма, но искусство историка науки состоит в его способности в контексте
презентистских установок воплотить в процессе исследования принципы антикваризма, которые только и позволяют оценить меру поступательности или революционности того или иного научного достижения, выявить то новое, что достигнуто по сравнению с предшественниками. Таким образом, речь идет о механизмах реконструкции реального исторического процесса.
Реконструкция может осуществляться в духе прескрипти-визма или же дескриптивизма. Первый предполагает жесткие схемы, с помощью которых препарируется историческая реальность. Но зато на поверхность исследования извлекаются более четкие и определенные закономерности развития этих идей. Дескриптивизм стремится воссоздать «истинную» историю. Здесь закономерности развития идей затушевываются, зато более рельефно могут быть прослежены детали реального исследования.
В результате любого историко-научного исследования возникает некий образ науки. Он может и предшествовать исследованию. «Однако историко-логическое исследование в собственном смысле этого слова может считаться успешным лишь тогда, когда такого рода образ претерпевает изменения: он становится более полным, либо же - своего рода революция в историко-научном смысле - существенно перестраивается» (008, с. 118).
А.Г. Пушкарский (009), обращаясь к проблемам методологии историко-логических исследований, также считает, что реконструкция истории логики зависит от того понимания логики, которое мы закладываем в основу нашего исследования. Автор подчеркивает трудности с определением логики, «неуловимость» ее предмета, что приводит к неудовлетворительным или даже противоречивым определениям.
Главная трудность, с точки зрения Пушкарского, состоит в том, что «история развития логики принадлежит как истории науки, так и истории философии» (009, с. 144). Поэтому наиболее эффективным будет синтетический подход.
В понимании предмета логики, которое закладывается в основу историко-логического исследования, существенны не только отрефлектированный взгляд на основания логики, но и часто эмоциональное отношение к логическим приемам и структурам. Наиболее подходящим кандидатом на роль такого понятия представляется «образ логики». «Предмет, состав и роль логики - это три
переменные, которые определяют образ логики, а тем самым, будучи опрокинуты в прошлое, определяют историю логики. Таким образом, образ логики, который диктует отбор исторического материала и его философскую интерпретацию, позволяет с несколько иной точки зрения обосновать синтетический подход к методологии истории логики» (009, с. 144). Синтетический подход, ко всему прочему, позволяет понять, почему «логические концепции не сменяли друг друга, а сосуществовали в различные исторические эпохи, и в той или иной мере сосуществуют и сегодня» (009, с. 145).
Вопросы силлогистики
Вопросы силлогистики по-прежнему остаются актуальными как в теоретическом плане, так и в историческом. В статье В. А. Васильченко (010) подымается вопрос об истоках силлогистики Секста Эмпирика. Анализ трудов последнего и некоторых текстов махаянского буддизма позволяет, считает автор, предположить существование суггестивных связей между античным скептицизмом и буддийской философией. Кроме того известно о путешествии в Индию основателя скептицизма Пиррона. В пользу этих связей говорят следующие факты. А.М. Френкиан отмечает, что оборот «нет дыма без огня» встречается у Секста четыре раза, и, «нам неизвестно, чтобы оно существовало у других греческих авторов», при том, что «в Индии формула "нет дыма без огня" - одна из наиболее популярных и распространенных философем» (цит. по: с. 124).
Кроме того, между силлогизмами Секста и будийского логика Дигнаги можно обнаружить следующие параллели. 1. Силлогизм Секста основан на употреблении единичного термина, чего нет у Аристотеля. Что касается буддийского силлогизма, то он неизменно имеет единичную меньшую посылку. 2. Критика Секстом перипатетических силлогизмов связана с употреблением их в форме энтиммем, что совершенно совпадает с такой же полемикой между буддийскими логиками и логиками ньяя. «Таким образом, можно предположить, что последовательная коррекция аристотелевского силлогизма со стороны индийской логики привела к такому видоизменению силлогизма у Секста, которое можно считать его новой редакцией» (010, с. 125).
К.В. Лемешевский (011) анализирует работу И. Канта «Ложное мудрствование в четырех фигурах силлогизма». Работа была посвящена решению задачи сведения силлогизмов по Н-1У фигурам к силлогизмам по I фигуре. Как указал В.А. Смирнов, кантов-ская интерпретация силлогистики содержит в себе ряд особенностей. Автор отмечает, что, действительно, Кант существенным образом ограничивает способы сведения модусов - он использует только непосредственные умозаключения, среди которых выделяет обращение и противопоставление предикату. При их применении Кант вводит отрицательный термин, и для решения проблемы сведения модусов прибегает к негативной силлогистике.
Интерпретация силлогистики в формальной логике продолжает интересовать логиков. Так, Н.П. Брусенцов (012) пытается устранить искажение ее, допущенное формальной логикой. «Непарадоксальность следования в аристотелевой силлогистике обусловлена соблюденностью в ней гераклитова сосуществования противоположностей. ... Догматический, ничем не оправданный «закон исключенного третьего», несовместимый с сосуществованием противоположностей, разрушил диалектическую трехзначность логики Аристотеля, обратив ее в двухзначную, лишенную способности достоверно умозаключать» (012, с. 123).
Одна из интереснейших задач логики состоит в применении ее аппарата для анализа философских и богословских текстов. В данном случае представлено сразу два материала, посвященных П.А. Флоренскому. Б.В. Бирюков и Л.Г. Бирюкова (013) рассматривают попытку о. Павла построить логическую теорию антино-мичности. Авторы отмечают, что оставаясь в рамках рассудочной логики (а у о. Павла это была классическая логика высказываний), можно прийти к непротиворечивому представлению антиномий лишь за счет того, чтобы отнести противоречие к антецеденту выражающей антиномию импликативной формулы. Остается вопрос, как перейти от логики рассудка к логике разума?
С точки зрения авторов, «рассудочная» логика не бесполезна в богословском анализе. «Дело в том, что приняв православное вероучение - опираясь на его авторитет, - можно производить логическую экспликацию богословских утверждений. Флоренский это показал, анализируя «задачу Кэрролла» (013, с. 120). Этот же ход мысли применим и к учению об антиномичности.
И.П. Прядко (014) придерживается точки зрения, что формулы, упомянутые о. Павлом, не являются антиномичными. В них «дает о себе знать то, что в формальной логике принято называть парадоксом материальной импликации» (014, с. 142). Таким образом, Флоренский смешивает каузальные отношения и материальную импликацию.
Отдельные проблемы
Индуктивные рассуждения в логике эпикурейцев рассматривается в материале И.И. Ивановой (015). В отличие от аристотелевской логики у эпикурейцев высоко ценилась неполная индукция, аналогия. «Среди античных авторов только у эпикурейцев можно найти столь высокую оценку выводов этого типа, и только у них обнаруживается первая формулировка соответствующих правил повышения вероятности» (015, с. 129-130). Самое же главное -осознание эпикурейцами проблемы оправдания индукции.
Принципы построения искусственного языка в «Новом органоне» И.Г. Ламберта рассматриваются Т.В. Гордовой (016). По плану Ламберта, посредством искусственного языка, его формализованных правил мог быть создан инструмент познания, в какой-то степени соответствующий принципам математики. Но этот план не был реализован.
Материалы Е.Г. Сидоренко (017) посвящены представлению о месте понятия «ментальный язык» в формировании идей о соотношении языка и мышления. Понятие «ментальный язык» появляется в трудах Отцов Церкви. Августин ввел понятие «внутреннего (ментального) слова» наряду с «устным словом» и «словом письменным». Именно ментальное слово есть то, что позднее было названо ментальным концептом. Устное слово выступало как знак, обозначающий ментальное слово посредством голоса. Боэций также проводит разделение трех уровней речи. Для XII в. было характерно считать, что естественные языки различаются внешне; внутреннее же строение языков одинаково у всех народов. Это обстоятельство делает грамматику универсальной.
Эти положения получили дальнейшую разработку в учении модистов, которые считали, что общность грамматики обусловлена общностью логики, а общность логики - общностью мира. Тем са-
мым утверждалась структурная аналогия между устным языком, языком ментальным и внешней реальностью.
С 30-х годов XIV в. учение модистов становится объектом резкой критики. Так, номиналист У. Оккам считает, что внутренняя, ментальная речь обладает своей собственной грамматикой и ее исследование относится к логике. Таким образом, в позднее Средневековье ментальный знак становится фокусом логической семантики (017, с. 146).
В Британии критика схоластической логики носила наиболее радикальный характер. Особенности британской логической традиции рассматриваются в материале Л.Б. Черноскутовой и Ю.Ю. Черноскутова (018). «Идея логической формы как синтаксической структуры, свойства которой должны исследоваться безотносительно к конкретным терминам, которыми эта структура может быть заполнена, по крайней мере со времени "Элементов логики" Уэтли, становится вполне привычной для логика, воспитанного в британской традиции» (018, с. 149).
Временные высказывания в модальной теории Оккама анализируются А.Г. Орловой (019). С точки зрения автора, предпосылки современного развития модальной логики (а именно возможность временные высказывания трактовать как модальные) можно обнаружить в работах У. Оккама. Определять модальные операторы можно как через временную модель, когда момент приписывания модальностей и момент приписывания истинности будут расходиться, и тогда время действительно играет наиболее существенную семантическую роль. Можно определять модальности через область концептуальной непротиворечивости, исходя из логической совместимости высказываний, что открывает ряд параллельных альтернатив, со-возможных, что мы и видим в концепции Ок-кама (019, с. 141).
Представление о логических идеях А. де Моргана дает материал З.А. Кузичевой (020). Де Моргану принадлежат открытия в логике, алгебре, математическом анализе. Он ввел термин «математическая индукция». Впервые стал использовать понятие «универсум» и разбиение его каждым классом на собственно класс и его дополнение. В логике он много внимания уделял исследованию свойств логических операций и построил исчисление, ныне име-
нуемое булевой алгеброй. Исследование логических связок и отношений приводит его к идее построения алгебры отношений.
Влияние австрийской логической традиции на Г. Фреге раскрывается в статье И.Б. Микиртумова и Ю.Ю. Черноскутова (021). О том, что Фреге был знаком с работами своих австрийских коллег, говорит следующий факт. Фреге рассуждает об объеме понятий как состоящем из предметов, а не понятий; он настаивает на необходимости строго различать понятие и предмет, подпадающий под понятие. Эти особенности характерны именно для австрийской, но не немецкой логики.
Особый интерес представляет факт «заочного» контакта между Фреге и представителем школы Брентано Бенно Керри. Керри был одним из первых исследователей творчества Фреге и выступил с пространной критикой идей Фреге. На одно из его критических замечаний Фреге отозвался статьей «Понятие и предмет». Позже «за Фреге» на критику Керри ответил Б. Рассел, отметив, что критика малоосновательна.
Логике «немецкого конструктивизма» посвящен материал В.Т. Мануйлова (022). Автор анализирует методы конструирования и обоснования логических теорий с помощью стратифицированного исчисления или с помощью «формальных диалогов», строит два варианта теории БЬТ8 (эффективно-логически истинных высказываний).
Развитию логики в Киевской теоретической академии (18191920) посвящена статья И. Хоменко (023). Киевские философы создали оригинальную концепцию логики, которая представляет интерес не только с исторической точки зрения, но и с точки зрения современных тенденций развития логического знания.
А.А. Крушинский (024) представляет китайскую концепцию логики человеческого действия. Нерв всей китайской логико-методологической мысли - обсуждение проблематики альтернативности. Это случай, когда приходится выбирать между двумя несовместимыми друг с другом действиями, верифицирующими ровно одно из двух противоречащих высказываний и инициирующими ровно одно из двух равновозможных, но при этом взаимоисключающих, направлений развития событий.
Л.А. Боброва
