CC BY
44
2009.04.021-022
- 61
АФРИКА. БЛИЖНИЙ И СРЕДНИЙ ВОСТОК
ВЛАСТЬ
2009.04.021-022. ТУРЕЦКАЯ РЕСПУБЛИКА: ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИСЛАМ В СВЕТСКОМ ГОСУДАРСТВЕ.
2009.04.021. TAÇPINAR О. The Old Turks' revolt. When radical secularism endangers democracy // Foreign affairs. - N.Y., 2008. - Vol. 86, N 6. - P. 114-130.
2009.04.022. JENKINS G. Continuity and change: prospects for civil-military relations in Turkey // Intern. affairs. - L., 2007. - Vol. 83, N 2. - P.339-355.
О.Ташпынар (профессор Национального военного колледжа, США) обращает внимание на то, что в Турции сегодня исламисты и секуляристы как будто поменялись местами: «Партия справедливости и развития (ПСР) и ее сторонники все больше ориентируются на Запад и глобализацию, в то время как военные и кемалистский истеблишмент стали большими изоляционистами и националистами и демонстрируют обиду на Европу и Соединенные Штаты». Перед Турцией встает реальная проблема «сохранить действующую демократию, удалив военных из политики». Задача представляется чрезвычайно сложной, однако «на карту поставлен самый многообещающий демократический эксперимент мусульманского мира» (021, с. 116).
По мнению автора, идеология современных кемалистов, влиятельную часть которых составляет генералитет, зиждется на двух основных принципах. Первый - это «радикальный секуля-ризм», суть которого состоит в абсолютизации светского государства. В свое время на формирование взглядов турецких реформаторов исключительное влияние оказали идеи французской революции, в особенности антиклерикальная традиция лаицизма (laïcité). «В Турции, как и во Франции, религия стала символом контррево-
люционности и оппозиции республике. Поборники французского laïcité и их эквивалент, кемалисты со своим laiklik... увлеклись вытеснением религии из публичной сферы. Для них (кемалистов. -Реф.) laiklik была некой разграничительной линией между просвещенным и обскурантистским, прогрессивным и консервативным, современным и традиционным» (021, с. 118). К тому же идеология лаицизма прекрасно сочеталась с османской традицией верховенства государства над религией. «Когда в Османской империи ислам и raison d'état вступали в противоречие, султаны делали выбор в пользу государства» (021, с. 119). Кемалисты, осознавая, что полное искоренение ислама конрпродуктивно, формально провозгласили принцип отделения религии от государства, но в то же время постарались установить контроль над религиозной деятельностью путем включения клириков в состав государственной бюрократии. Официальный ислам представлен в современной Турции Управлением по делам религии, в функции которого входят кадровые вопросы (в частности, назначение имамов на должности в мечети, выплата им жалованья), а также контроль по всей стране над содержанием пятничных проповедей.
Вторым важнейшим принципом кемалистской идеологии является «ассимиляторский национализм» (021, с. 119). В отличие от османской элиты, кемалисты не были космополитами и отрицали возможность создания полиэтничного государства. Под «турецкой идентичностью» они подразумевали общность нации, языка и территории. Претворение в жизнь идеи «ассимиляторского национализма» натолкнулось на жесткое сопротивление со стороны религиозных консерваторов и курдов, в особенности в юго-восточных районах Турции. До того, как новая власть утвердилась окончательно, кемалистам в 20-х годах XX в. пришлось силой оружия подавить более десяти курдских мятежей, вспыхивавших под религиозными лозунгами. Именно тогда армия впервые выступила спасительницей республики, что дало основание генералам считать себя главными блюстителями принципов секуляризма и национализма.
В период холодной войны Турция, осуществив переход к многопартийной системе, сделала первые шаги на пути освоения демократии. Главной внешней угрозой этого времени был коммунизм, и основная борьба в стране переместилась в сферу идеологии, выразившись в противостоянии «правых» и «левых». Секуля-
ризм и национализм, как идеологические установки, понемногу стали терять свою политическую актуальность. То же самое, на первый взгляд, относилось к исламу и курдскому национализму, не грозившим, казалось бы, серьезными проблемами. Однако курдский национализм и мусульманское диссидентство не исчезли, но видоизменились. «Курдское сопротивление возродилось в форме классовой борьбы и нашло свое место в рамках крепнувшего турецкого социалистического движения; политический ислам объединил свои силы с консервативными антикоммунистическими политическими партиями» (021, с. 120).
Несмотря на демократизацию, Турция периода холодной войны оставалась политически нестабильной страной. Всякий раз, когда республике угрожала опасность, в роли спасителей наследия кемализма выступали военные. Они трижды (в 1960, 1971 и 1980 гг.) смещали гражданские правительства, но оставались у власти ровно столько времени, сколько требовалось для восстановления законности и порядка. Итогом переворота 1960 г. стало отстранение от власти Демократической партии, представлявшей анатолийскую периферию. В ходе путчей 1971 и 1980 гг. и периодов военного правления было жесточайшим образом подавлено курдское и левое движение. При этом попытка генералов ликвидировать очаги инакомыслия имела прямо противоположный результат. Так, жесткие репрессивные действия против курдов привели к тому, что Рабочая партия Курдистана (РПК), возникшая как организация маоистского толка, в 1984 г. ступила на путь террористической деятельности под сепаратистскими лозунгами.
Когда власти решились несколько расширить сферу деятельности контролируемого государством ислама, они были убеждены, что это необходимо в целях деполитизации экстремистски настроенной молодежи. Был увеличен бюджет Управления по делам религии, в стране выросло количество медресе, в программу начальной и средней школы в обязательном порядке были введены уроки религии. Однако, создавая единый турецко-исламский антикоммунистический фронт, кемалисты к моменту окончания холодной войны непреднамеренно увеличили, причем довольно значительно, количество симпатизировавшей политическому исламу молодежи. Таким образом, в начале 90-х годов XX в. Турецкая Республика как будто снова оказалась в ситуации первых десятилетий своего су-
ществования. Она столкнулась с двойной опасностью: политическим исламом и курдским терроризмом. Ответ Анкары, несмотря на радикально изменившийся внешнеполитический контекст, был выдержан в классическом кемалистском духе, а именно - подавление и категорический отказ от компромиссов. В итоге последнее десятилетие XX в. стало для Турции временем дорого обошедшейся войны против курдских сепаратистов1, политического противостояния секуляристов и исламистов, хаоса в экономике и системной коррупции.
К середине 90-х годов XX в. влияние исламистов, представленных в политике Партией благоденствия (ПБ), выросло настолько, что на муниципальных выборах 1994 г. они почти повсеместно одержали победу и, что особенно важно, их представители заняли кресла мэров в Стамбуле и Анкаре. В следующем году ПБ добилась успеха на парламентских выборах, и это позволило ей сформировать коалиционное правительство. Стремясь не допустить дальнейшего укрепления политических позиций исламистов, военные 28 февраля 1997 г. совершили «бескровный переворот», заставив кабинет ПБ уйти в отставку. И снова, как и в 80-х годах прошлого века, генералы, подавляя оппозицию, добились прямо противоположного результата. Поражение исламистского движения привело к переоценке ценностей в его рядах, к расколу и, как следствие, к формированию нового направления, представленного более молодым поколением политиков. Такие прагматичные лидеры, как Т. Эрдоган и А. Гюль, на тот момент уже имели достаточный опыт политической деятельности. Определив «запретные зоны» турецкого секуляризма, буквально на руинах ПБ они создали исламскую партию нового типа, умеренно консервативную Партию справедливости и развития (ПСР). Партия нашла опору среди окрепшей в результате экономической политики 80-х годов мелкой и средней анатолийской буржуазии. Поддержка анатолийского бизнеса стала для ПСР ключевым фактором, позволившим отбросить исламистское прошлое и называть себя ориентированной на рыночные отношения, прозападной консервативной демократической партией.
1 «В период с 1984 по 1999 г. в ходе военных действий погибло 40 тыс. человек, и только на военные нужды было потрачено 120 млрд. долл.» (021, с. 122).
Новый импульс ПСР получила в связи с возобновлением переговоров о вступлении Турции в ЕС. Эрдоган, отдававший себе отчет в том, что политическая либерализация будет способствовать консолидации вокруг партии различных сил, разумно поместил требования ЕС, касающиеся демократизации, во главу повестки дня. Таким образом, он одновременно решил две задачи. Во-первых, «заручился поддержкой бизнес-сообщества, либеральной интеллигенции и прагматичного среднего класса». Во-вторых, «что особенно важно, приобрел законный статус в глазах твердых секуляристов из числа военных», так как членство в ЕС «было главной деталью образа по-настоящему вестернизированной Турции, какой ее видел Ататюрк» (021, с. 124).
В период пребывания у власти ПСР предприняла шаги по приведению законодательства в соответствие с европейскими нормами. Партия также показала своим сторонникам, значительную часть которых составляют наименее обеспеченные слои населения, что готова заниматься решением социальных проблем. Медицинские услуги и кредиты на жилье стали более доступными, увеличились размеры грантов для студентов, была улучшена инфраструктура беднейших городских районов. Одновременно произошли позитивные перемены в отношении прав национальных и религиозных меньшинств.
Экономическая политика ПСР, осуществлявшаяся в соответствии с рекомендациями стабилизационной программы МВФ, позволила преодолеть последствия кризиса 2001 г. С 2002 по 2007 г. турецкая экономика ежегодно показывала рост в 7,5%. Снижение инфляции и налоговых ставок привели к росту внутреннего потребления, а наведение порядка в сфере приватизации вызвало небывалый приток иностранных инвестиций. Размер дохода на душу населения увеличился с 2,8 тыс. долл. в 2001 г. до 5 тыс. долл. в 2007 г., что превышает аналогичные показатели некоторых новых членов ЕС (021, с. 124).
Успехи, достигнутые в период пребывания у власти, усилили позиции партии, о чем свидетельствовали результаты июльских парламентских выборов 2007 г., когда ПСР набрала 47% голосов (против 34% в 2002 г.). Это была скорее не победа ислама над се-куляризмом, а победа новой демократической, рыночной и интег-
рированной в мировое хозяйство модели над прежней - авторитарной, этатистской и изоляционистской.
Достигнутые успехи тем не менее не изменили характера отношений ПСР с турецкими кемалистами, которые подозревают правительство в осуществлении некой «тайной программы». Чаще всего на эту тему высказываются генералы, считающие, что активное претворение в жизнь условий, выдвинутых ЕС, необходимо Эрдогану и его соратникам прежде всего для уменьшения политического влияния военных и полного избавления от наследия кема-лизма. С начала нового века Турция уже дважды оказывалась перед угрозой вмешательства армии. Так, в 2004 г. едва удалось предотвратить переворот, на котором настаивали противники вступления в ЕС из числа влиятельных военных. Последние были недовольны готовностью кабинета ПСР идти на уступки по проблеме Кипра1.
Очередную опасную ситуацию, возникшую в 2007 г., турецкие средства массовой информации назвали «электронным путчем» («е-соир»). На этот раз возмущение генералитета вызвало выдвижение кандидатуры А. Гюля, ближайшего соратника Т. Эрдогана, на пост президента Турции. Когда после второго тура голосования победа Гюля была практически предрешена (согласно Конституции, в третьем туре достаточно набрать простое большинство), руководство турецкой армии выступило на своем вебсайте с предупреждением. В нем говорилось, что «в случае необходимости турецкие вооруженные силы без колебаний и ясно выразят свою позицию и выступят как абсолютные защитники секуляризма» (021, с. 115). Переворот удалось предотвратить в результате решения Конституционного суда, аннулировавшего результаты второго тура. Таким образом, был сохранен имидж Турции как демократической страны.
Запад, и в особенности США, исходя из собственных интересов на Ближнем Востоке, по-своему оценивают противостояние ПСР и военных, что косвенным образом влияет на соотношение сил не в пользу демократии. Например, в апреле 2007 г. Соединен-
1 Автор отмечает, что «для ПСР чрезвычайно удачным оказалось то обстоятельство, что на посту главы Генерального штаба с 2002 по 2006 г. находился Хильми Озкок, генерал, глубоко убежденный в главенстве гражданской власти над армией; считается, что именно он смог сдержать сторонников твердой линии» (021, с. 125).
ные Штаты, в отличие от ЕС, немедленно осудившего «электронный путч», избегали выражать свое отношение к событиям, и лишь по истечение пяти дней солидаризировались с позицией ЕС. По мнению автора, подобная проволочка говорит о том, что Вашингтон допускал возможность реального переворота и не хотел рисковать своими отношениями с турецким генералитетом. Возможно также, что примирительная позиция в отношении Генерального штаба была связана со стремлением держать турецкую армию подальше от Иракского Курдистана, единственной относительно стабильной части Ирака.
В заключение автор пишет, что Соединенным Штатам и ЕС следовало бы больше помогать турецкой демократии, ибо ставки в игре чрезвычайно высоки. Турция - не только самая продвинутая демократия мусульманского мира, но и соседка Ирана, Ирака и Сирии. К тому же она граничит с Арменией и Грузией и служит своего рода «энергетическим коридором», по которому богатые запасы нефти и газа из Каспия и Центральной Азии идут на Запад. «Демократическая и прозападная Турция во главе с ПСР могла бы оказывать стабилизирующее влияние на Ирак, по-прежнему быть полезной в Афганистане и служить примером для остального мусульманского мира. Турция обиженная, страна сторонников авто-ритатизма и националистов, по всем направлениям поведет себя прямо противоположным образом. В более общем смысле, успех турецкого эксперимента по синтезу ислама, секуляризма и либеральной демократии мог бы послужить упреком аргументу о "столкновении цивилизаций"» (021, с. 130).
Г. Дженкинс (Международный институт стратегических исследований, Великобритания) отмечает, что само по себе противостояние защитников секуляризма и тех, кто представляет для него угрозу, является неким постоянным элементом внутренней жизни Турции, однако характер этого противостояния постоянно меняется.
На фоне истории военных переворотов, случавшихся в стране во второй половине XX в. с периодичностью примерно раз в десятилетие, особенно заметно, что обязанности главного хранителя идеологического наследия Ататюрка стремится сохранить за собой высшее армейское руководство. В глазах значительной части населения, воспитывавшегося с 1923 г. в уважении к доосманскому победоносному военному прошлому, в духе «формирования нации-
армии» (022, с. 340), такая роль генералитета вполне соответствует исторической традиции. Что касается самих военных, то для них дело не сводится лишь к декларациям. Претензии армейской верхушки на исключительное право охранять принципы кемализма имеют под собой вполне реальное юридическое обоснование.
Еще в 1935 г., когда в Турции существовала однопартийная система, был принят Закон внутренней службы турецкой армии № 2771. В ст. 34 данного документа говорилось о том, что долгом турецких вооруженных сил является защита отечества и Турецкой Республики. Временное понижение статуса армии и ее руководства произошло в процессе перехода страны к многопартийному режи-му1 и затем в период пребывания у власти Демократической партии. Конституция 1961 г., принятая после первого военного переворота, де-юре вернула Генеральному штабу престиж и де-факто повысила его автономию, подчинив его непосредственно премьер-министру. С этого времени по протоколу начальник Генштаба стал четвертым по значимости высшим должностным лицом в стране после президента, премьера и спикера парламента. В Конституции 1961 г. было прописано важное решение - создание Совета национальной безопасности (СНБ), консультативного органа при правительстве, призванного стать инструментом влияния армейского руководства на внутреннюю и внешнюю политику2. В январе 1961 г. был принят Закон внутренней службы турецких вооруженных сил № 211. Статья 35 данного закона полностью повторяла ст. 34 Закона № 2771 от 1935 г.
Через два года после путча 1980 г. возникла необходимость в изменении Основного закона. В соответствии со ст. 118 Конституции 1982 г. статус СНБ был повышен. Совет стал больше, чем кон-
1 В мае 1949 г. Генштаб был подчинен Министерству безопасности. -Прим. реф.
2 СНБ, по положению, должен собираться один раз в месяц. Председательствует на собраниях Совета президент. В состав Совета входят: премьер-министр, министры иностранных и внутренних дел, министр безопасности, начальник Генерального штаба, три командующих видами вооруженных сил и командующий военной жандармерией. До 2004 г. на должности генерального секретаря СНБ находился действующий генерал или адмирал. В аппарате СНБ, изначально насчитывавшем около 400 сотрудников, доминировали отставные или состоящие на действительной службе военные. - Прим. реф.
сультативным органом, так как правительству вменялось в обязанность уделять его решениям «приоритетное внимание» (022, с. 344). В 1983 г. был принят Закон № 2945 о СНБ, по которому генеральный секретарь получал неограниченный доступ к документам гражданских ведомств для наблюдения за реализацией решений Совета. Влияние военных не ограничивалось лишь рамками СНБ. Их представители были включены в состав таких структур, как Совет по высшему образованию и Высший совет по радиовещанию и телевидению. Военные судьи были также представлены в судах национальной безопасности. Наконец, на самом высоком уровне начальник Генштаба во время еженедельных личных встреч мог в случае необходимости довести позицию военных по тому или иному вопросу до сведения и премьер-министра, и президента. Таким образом, после серии государственных переворотов руководство армии, осознавая, насколько прямое военное правление вредит престижу турецких вооруженных сил, сумело создать систему, «в которой Генеральный штаб мог использовать многочисленные институциональные и неформальные механизмы для гарантии удержания политики правительства в приемлемых рамках» (022, с. 342).
Такая система контроля относительно успешно функционировала до конца 80-х годов XX в., но с началом 90-х годов стала заметно слабеть. Настоящим шоком для турецких генералов стало формирование в июне 1996 г. коалиционного правительства, в состав которого вошла исламистская Партия благоденствия (ПБ). В конце 1996 г. высокопоставленные представители вооруженных сил выступили с официальными заявлениями о том, что принцип секуляризма находится под угрозой. Генштаб всеми силами стремился избежать прямого захвата власти армией. Секретариат СНБ совместно с рабочей группой Генштаба разработал и передал на утверждение правительству заведомо неприемлемый для ПБ список антиисламистских мероприятий. Сумев остаться за сценой, военные добились развала коалиции. В июне 1997 г. правительство ушло в отставку. А в январе 1998 г. решением Конституционного суда ПБ была распущена.
Несмотря на то что военным удалось одержать победу над исламистами, именно в конце 90-х годов XX в. началась реорганизация сложившейся системы контроля. В 1999 г. правительство, которое фактически оказалось у власти благодаря активной пози-
ции генералитета, стало постепенно сокращать институциональные рычаги влияния армейского руководства. В июне из состава судов безопасности были выведены военные судьи. В октябре 2001 г. в ст. 118 Основного закона было внесено изменение, повышающее долю гражданских лиц в СНБ за счет включения в его состав министра юстиции и нескольких заместителей премьер-министра. Одновременно была снижена степень важности рекомендаций СНБ для Совета министров. Они стали носить не «приоритетный», а «уведомительный» характер.
Еще более решительные изменения наступили в 2003 г. Должность генерального секретаря СНБ теперь стала доступной гражданским лицам. Генсек СНБ лишился права неограниченного доступа к документам гражданских ведомств для контроля за исполнением решений Совета. Число сотрудников аппарата СНБ было сокращено на четверть, а кадровый состав изменился в сторону увеличения количества гражданских служащих. «Пожалуй, наиболее важным было то, что заседания СНБ стали происходить не ежемесячно, а один раз в два месяца; это затруднило Генеральному штабу использование СНБ в качестве инструмента постоянного давления. Примечательно также, что в период проведения июльских реформ 2003 г. во главе Турции снова находилось исламистское правительство, хотя оно было сформировано более умеренной Партией справедливости и развития (ПСР) под руководством Таййыпа Эрдогана, бывшего мэра Стамбула от ПБ» (022, с. 347).
Стремительным ростом своей популярности ПСР, по мнению автора, отчасти обязана исключительно счастливому стечению обстоятельств. С одной стороны, в 2001 г. Турция столкнулась с тяжелейшей рецессией, равной которой не было в течение предыдущих 50 лет. Действующее правительство оказалось неспособно справиться с кризисной ситуацией и было вынуждено уйти в отставку. На досрочных выборах в ноябре 2002 г. ПСР смогла одержать внушительную победу1, выступив в качестве новой политической силы на фоне разочарования избирателей в большинстве прежних политических партий. С другой стороны, дальнейшие ус-
1 «ПСР получила 34,3% голосов, что дало ей 363 места. Еще одной партией, представленной в парламенте, была левоцентристская Республиканская народная партия (РНП), получившая 178 мест благодаря 19,4% голосов. Оставшиеся
9 мест достались независимым» (022, с. 347).
пехи ПСР опять-таки связаны с тем, что ей повезло оказаться у власти в момент, когда страна начала понемногу выходить из экономического кризиса.
В турецком Генштабе были встревожены победой ПСР, несмотря на то что в ходе избирательной кампании она всячески подчеркивала свою приверженность секуляризму и упирала на то, что является «мусульманско-демократической», а не исламистской партией. Генералы не восприняли всерьез подобную декларацию. Однако, если бы даже ПСР демонстративно угрожала светским устоям, пространство для маневра у военных было ограниченным. Состав парламента, в котором большинство депутатов представляли ПСР, в отличие от ситуации 1997 г., не давал возможности сформировать альтернативное правительство. У Генштаба также определенно не было желания устанавливать прямое военное правление. В результате проведенных ранее реформ способность военных влиять на правительство, используя различные формальные и неформальные рычаги, была существенно ограничена. Кроме того, на первых порах Генштабу было трудно даже апеллировать к общественному мнению. ПСР пришла к власти, в том числе, и на волне популярности идеи вступления в ЕС, поддерживаемой 70% населения, и правительство Эрдогана активно продолжило начатые предшественниками реформы, направленные на демократизацию внутренней жизни. В обстоятельствах, когда ЕС требовал установить гражданский контроль над армией, любые открытые попытки влиять на политические процессы посредством резких публичных заявлений, могли бы, как минимум, вызвать недовольство в Брюсселе, затормозив процесс переговоров, что негативным образом сказалось бы на общественном престиже Генштаба.
В связи со снижением роли СНБ единственной возможностью доводить точку зрения армейского руководства до сведения первых лиц государства оставалась еженедельная личная встреча с ними начальника Генштаба. В 2002 г. этот пост занял генерал Хильми Озкок. Его назначению предшествовали долгие дебаты в высшем армейском руководстве. Озкок большую часть времени служил за пределами Анкары, в том числе за рубежом в структурах НАТО, «что ставило под вопрос его способность хорошо ориентироваться в хитросплетениях местной политики и функционировании государственной машины». Кроме того, было известно, что
Озкок «благочестивый мусульманин, хотя никто не мог сказать, насколько велика его набожность и может ли это повлиять на его долг защищать принцип секуляризма» (022, с. 348).
Новый начальник Генштаба сразу дал понять, что не намерен вступать в конфронтацию с правительством ПСР. Его еженедельные встречи с премьер-министром стали проходить один на один (в то время как предшественников всегда сопровождал младший офицер, обязанностью которого было ведение протокола). «Хотя Озкок уверял командный состав, что постоянно предупреждает Эр-догана о необходимости уважать принцип секуляризма, ему не верили. На самом деле, когда бы Озкок и Эрдоган ни появлялись на публике вместе, было видно, что между ними установились непринужденные, гармоничные отношения. Хотя мало кто допускал, что он поддерживает отказ от принципа секуляризма, многие в Генштабе боялись того, что, как религиозный человек, он не понимает опасности, исходящей от ПСР» (022, с. 351). Позиция главы Генштаба разочаровала не только его коллег-генералов, но и офицерский корпус в целом. В армии не понимали, почему Озкок отошел от твердой лини в отношении правительства. Чувствуя за собой опору, заместители главы Генштаба стали в нарушение субординации позволять себе делать резкие публичные заявления от имени вооруженных сил.
Противостояние Генштаба и ПСР особенно обострялось по тем проблемам, которые, с точки зрения военных, олицетворяли наступление ислама и бросали вызов устоям светского государства: по поводу проведения реформы образования в целях облегчения доступа в университеты выпускникам религиозных учебных заведений, а также по поводу отмены запрета на ношение студентками мусульманских платков. Для ПСР решение данных проблем имело принципиальное значение. Это была как раз та часть предвыборной программы, которая позволила привлечь на сторону партии многочисленные голоса консервативных избирателей. Когда ПСР, ободренная убедительной победой на муниципальных выборах, вновь внесла весной 2004 г. на рассмотрение парламента пакет предложений по реформе образования, даже Озкок счел необходимым немедленно отреагировать на это. Стремительность его реакции и
жесткость тона испугали правительство, и вопрос о реформе образования был отложен1.
Позиции руководства турецкой армии в противостоянии с правительством явно усиливаются по мере того, как тают надежды Турции на вступление в ЕС. Проведенные опросы показали, что число сторонников европейской интеграции теперь колеблется в промежутке от 30 до 35% населения (022, с. 356). Откровенно антитурецкий настрой руководителей ведущих европейских государств был воспринят в Турции как оскорбление национального достоинства и привел к заметному усилению националистических настроений. Произошли изменения в самой армейской верхушке. После истечения четырехлетнего срока Озкока, Генштаб последовательно возглавляли его заместители, известные сторонники твердой линии генералы Бюйюканыт и Башбуг. В отличие от Озкока, на их стороне поддержка не только большинства офицеров, но и многих гражданских сторонников сохранения светского государства. Средства массовой информации стали с большим вниманием относиться к мнению высокопоставленных военных2.
В заключение автор отмечает, что профессия военного всегда пользовалась уважением в массе турецкого общества, хотя уровень этого уважения варьировался в зависимости от социальной принадлежности и конкретных обстоятельств. «Так, например, в периоды стабильности и экономического роста многие из прежних почитателей переходили в оппозицию и осуждали военных за
1 «Проект реформ был утвержден парламентом 13 мая 2004 г. Две недели спустя президент Сезер наложил не него вето на основании того, что он не совместим с принципом секуляризма, закрепленным в Конституции. По турецким законам, президент имеет право наложить вето лишь один раз. Однако ПСР не стала подавать проект на повторное рассмотрение. 3 июля 2004 г. Эрдоган с сожалением отметил, что правительство не готово рисковать» (022, с. 350).
2 За месяц до вступления Бюйюканыта в должность самый популярный в стране журнал «Темпо» поместил десятистраничный биографический материал под названием «Ястреб с сердцем голубя», выдержанный в благожелательных тонах. Церемония передачи Озкоком полномочий Бюйюканыту транслировали... в прямом эфире одиннадцать телевизионных каналов. Аналогичный резонанс получило выступление главы Генштаба на торжественном собрании в военной академии в Стамбуле.., в котором он, обратившись непосредственно к правительству, предупредил, что Генеральный штаб никогда не позволит подорвать основы светского государства (022, с. 353).
склонность к авторитаризму и категорический отказ идти на компромисс. В то же время, когда в стране возникал хаос, или кемали-стские ценности оказывались под угрозой, самые жесткие критики без тени сомнения связывали надежды на выход из кризиса именно с армией... В начале 2007 г. возникло ощущение, что Турция вступает в период длительной неопределенности на фоне снижения темпов экономического роста, подъема националистических настроений, растущей напряженности, связанной с деятельностью курдов на севере Ирака. В этой обстановке, но, что особенно важно, в отсутствии политической партии, способной конкурировать с ПСР, многие в Турции опять стали рассматривать военных не только как гарантов стабильности, но как единственную де-факто оппозицию правительству» (022, с. 354).
Н.Б. Шувалова
2009.04.023-024. ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА В ИСЛАМСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ ИРАН В 2000-Е ГОДЫ.
2009.04.023. GHEISSARI A., NASR V. The conservative consolidation in Iran // Survival. - L., 2005. - Vol. 47, N 2. - P. 175-190.
2009.04.024. KHOSROKHAVAR F. La repression des mouvements sociaux en Iran // Etudes. - P., 2008. - T. 408, N 6. - P. 729-739.
Подводя итоги политического развития Ирана в период президентства Мохаммада Хатами (1997-2005), Али Гейсари (Университет Сан-Диего, США) и Вали Наср (Высшие военно-морские курсы, Монтерей, Калифорния, США) (023) констатируют новые тенденции в группировании иранских элит, нашедшие свое выражение в приходе к власти Махмуда Ахмадинежада. При этом, по мысли авторов, эпоха Хатами в противоположность общепринятой точке зрения создала для этого прямые предпосылки. «Иранская политика в годы его пребывания на президентском посту двигалась в направлении не столько демократизации и открытости, сколько большего авторитаризма» (023, с. 175). С начала 2000-х годов руководство страны строит новые патронажные связи с населением, последовательно централизует процесс принятия решений и более эффективно использует для достижения своих целей деловые контакты и экономические рычаги. Именно в этом контексте следует понимать его линию в сфере национальной безопасности.
